Качества человека, обладающего критическим мышлением

Человеку, пользующемуся критическим мышлением, свойственны следующие качества: 1. Готовность к планированию Всегда бывают студенты, которые берутся за ручку, как только задание оказывается у них на столе. Они начинают строчить ответ, еще не успев как следует подумать. Неудивительно, что их ответы зачастую представляют из себя беспорядочное нагромождение информации, имеющей лишь отдаленную связь с поставленным вопросом. Когда им задают устные вопросы, они отвечают первое, что им приходит в голову. Таким студентам необходимо научиться как-то сдерживать свою импульсивность и составлять план ответа. Им следует в общих чертах набросать в уме план ответа, прежде чем браться за ручку. Планирование — первый и очень важный невидимый шаг к критическому мышлению. Постоянно упражняясь, каждый может развить в себе привычку планировать. 2. Гибкость Рокич в своем известном труде (Rokeach, 1960) называет отличительными особенностями «ограниченного ума» отсутствие гибкости (ригидность) и догматизм. Человек с ограниченным умом негативно относится к любым новым идеям, заявляя: «Я и без этого всегда обходился». Такой консервативный подход препятствует восприятию свежих идей. В противовес этому гибкая позиция включает в себя готовность рассматривать новые варианты, пытаться сделать что-то иначе, менять свою точку зрения. Человек с открытым умом способен подождать с вынесением суждения, собирает больше информации и стремится прояснить для себя сложные вопросы. Это не означает, что все варианты одинаково хороши или что неограниченность важнее, чем здравый смысл. Это означает лишь, что критически мыслящий человек готов мыслить по-новому, пересматривать очевидное и не отступаться от задачи, пока она не будет решена. Возможно, вы будете разочарованы, если вас постигнет неудача, но если вы не сделаете даже попытки — вы обречены.(Беверли Силлз) 3. Настойчивость Барон (Baron, 1987) в прекрасном эссе, посвященном значению установок, подчеркнул, что настойчивость крайне важна для достижения успехов в учебе. С настойчивостью тесно связана готовность взяться за решение задачи, требующей напряжения ума. Некоторые люди при виде задачи, кажущейся им трудной, не делают ни малейшей попытки ее решить. Они терпят поражение уже на старте. Другие приступают к решению, но так и не доводят дело до конца. Мышление — это напряженный труд, который требует от человека терпения и настойчивости. Он может утомить вас не меньше, чем труд физический, но способен принести даже большее удовлетворение. Специалисты обнаружили, сравнивая тех учеников, у которых были проблемы с математикой, и тех, кто показывал хорошие результаты, что успехи одних и неудачи других были прямым следствием различия в установках. Учащиеся-неудачники полагали, что если им не удается решить задачу менее чем за 10 минут, она им не под силу. В отличие от них, хорошо успевавшие ученики, работая над сложными задачами, проявляли больше упорства. 4. Готовность исправлять свои ошибки Все мы время от времени ошибаемся. Думающие люди, вместо того чтобы попытаться оправдать свои ошибки, умеют их признавать и тем самым учатся на них. Прислушиваясь к мнению окружающих, они стремятся понять, в чем неправы, и найти причины ошибки. Такие люди могут признать свои стратегии действия неэффективными и отвергнуть их, выбирая новые и совершенствуя свое мышление. 5. Осознание Психологи называют это качество метапознанием, или мета-когнитивным мониторингом. Оно подразумевает наблюдение за собственными действиями при продвижении к цели. Критически мыслящие люди развивают привычку к самоосознанию собственного мыслительного процесса. 6. Поиск компромиссных решений Групповые формы деятельности являются преобладающими в современном мире. Критически мыслящему человеку необходимо обладать как хорошо развитыми коммуникативными навыками, так и умением находить решения, которые могли бы удовлетворить большинство. Без этого даже самые светлые головы не смогут воплотить свои мысли в конкретные дела. Халперн Д. — Психология критического мышления

Прочтите это, если вдруг начнете думать, что вам не везет

Считаете себя невезучим по жизни человеком? Тогда вам следует познакомиться с биографией русского поэта Афанасия Афанасьевича Фета, чтобы понять, что у вас всё не так уж плохо. Афанасий Афанасьевич Фет в 14 лет лишается дворянского титула, потому что было установлено, что христианский брак отца и матери был оформлен после его рождения. Незадолго до окончания университета надеется стать наследником 100-тысячного состояния, оставленного ему дядей. Однако деньги исчезают. После выпуска остается без средств к существованию. Из-за отсутствия средств и прямых связей с издателями его сборник стихов выходит с опозданием в 3 года. Решает вернуть дворянский титул, сделав карьеру в армии (достаточно было получить первый офицерский чин). Через год его производят в офицеры, и в том же году выходит закон, по которому дворянство можно было получить только со второго офицерского чина. Влюбляется в Марию Лазич, она отвечает ему взаимностью, однако из-за бедности обоих Фет решает расстаться с ней. Мария кончает с собой (случайно гибнет?). Через 11 лет службы, в 1856 году, незадолго до производства Фета в чин майора, выходит указ, по которому дворянство дает лишь чин полковника. Уходит в отставку, удачно женится, но творчество подвергается жесткой критике, изгоняется из журнала «Современник». Обзаводится имением, становится публицистом, однако и статьи подвергаются критике за «социальный эгоизм». В конце жизни обрел все, что желал: богатство, славу, вернул фамилию Шеншин, получил потомственное дворянство, камергерское звание и чин тайного советника. Решается на самоубийство. 21 ноября 1892 года, по дошедшим сведениям, поэт схватил стальной стилет, но его у Фета успел отнять секретарь. Тогда поэт бросился к буфету, где лежали ножи, но тут его настигла смерть от разрыва сердца.

Дефицит любви

Бывaет дефицит финaнсов, Железa дефицит — в крови, Бывaет мaло в жизни шaнсов, Но хуже — дефицит любви. Тем, кто женился по "зaлёту", Хочу скaзaть: вaш брaк не плох. “Зaлёт” подобен сaмолёту, В котором двигaтель зaглох. Тем, кто женился по привычке, Хочу открыть один секрет: Вaш брaк большой подобен спичке, В которой, прaвдa, серы нет. И быт уютливо-угрюмый Не рaзожжёт огня в крови. Поверьте мне, что дaже юмор Не лечит дефицит любви. Тем, кто женился по рaсчёту, Возможно, больше повезло И не сводя друг с другом счёты Живут они “друзьям” нaзло, Подобно вложенным бaнкнотaм: Жизнь — долгосрочный депозит. Они в любви дaвно бaнкроты - Не ощущaют дефицит. Те, кто женaт нa голом теле И только телом дорожит, Покудa нет проблем в постели, Не испытaют дефицит. Но стоит телу “рaзрыхлиться” И потерять “товaрный вид” — Зaхочется пережениться. Нaступит “телодефицит”. И чтоб семья моглa сложиться, Нaм брaки нужно создaвaть Не с тем, с кем хочется ложиться, А с тем, с кем хочется встaвaть. Эдуaрд Асaдов

Мы все — момент

Одна секунда может изменить всю твою жизнь в корне. Только представь, 7 миллиардов человек. Кто-то сейчас просыпается, кто-то только ложится спать. Кто-то только что поцеловал свою любовь впервые, кто-то сделал это в последний раз. Кто-то сейчас стоит на коленях в слезах перед больничной койкой, а кто-то плачет от счастья. Возможно, сейчас умер тот, о ком даже не вспомнят. Возможно, сейчас родился мальчик, который заставит огромные стадионы петь вместе с ним. Кого-то сейчас бросили. Кто-то стоит на краю дома. Кто-то сейчас врёт, что больше не любит, а кто-то прямо сейчас врёт в глаза человеку, который готов отдать жизнь за него, что любит его. Сейчас где-то парень пишет песню, которую будут напевать подростки спустя сотни лет. Сейчас девочка допишет стих, в строках которого каждый найдёт себя. Кто-то встречает рассвет со своей будущей женой. Кто-то уходит от парня, которого будет любить всю жизнь. Кто-то уезжает далеко, оставив свою любовь дома, а кто-то наконец-то вернулся домой, но ещё не знает, что его предали. Кто-то сейчас пьёт за любовь, а кто-то из-за любви. Кто-то сейчас мечтает под ноты пост-рока, а кто-то может мечтать только держа руку любимого человека. Наша жизнь — состоит из моментов. Каждый момент важен по своему. Поэтому цени каждый из них.

10 цитат из книг Владимира Леви

Владимир Леви (родился 18 ноября 1938) — писатель и поэт, психолог и психотерапевт, автор целого ряда книг по популярной психологии. В 1961 году Леви окончил Первый московский медицинский институт, там же аспирантуру при кафедре психиатрии, работал в Больнице имени П.П. Кащенко, был научным сотрудником Института психиатрии Минздрава РСФСР. Владимир Леви много занимался профилактикой самоубийств, стоял у истоков создания в СССР «телефона доверия». Многие книги автора переведены на европейские языки, среди них — «Искусство быть собой», «Ближе к телу» и «Охота за мыслью: заметки психиатра». Мы отобрали 10 цитат из работ знаменитого психолога. Любопытство — надежнейшее лекарство от зависти: проникнув за покров внешнего, всегда обнаруживаешь, что завидовать нечему. («Куда жить?») Пьют и от нехорошей жизни, и от хорошей, когда не знают, зачем она, — когда некуда жить. («Куда жить?») Отдых — это искусство. Отдых — работа не менее ответственная, чем сама работа, и людей, умеющих отдыхать, ровно столько же, сколько умеющих хорошо работать: оба умения всегда совпадают. («Искусство быть собой») Чтобы успешно пользоваться советами по развитию силы воли, нужна немалая сила воли. («Лекарство от лени») Лень — это инстинкт самосохранения от излишних действий. («Лекарство от лени») Кто понимает — не оценивает; а кто оценивает, не понимает. («Куда жить?») Русский человек пьёт, чтобы спросить у Бога: «Ты меня уважаешь?» («Куда жить?») Все хорошие советы уже даны. Все правила мудрости и самообладания были составлены задолго до нашей эры, и со времен Марка Аврелия к ним не прибавилось ничего существенного. То досадное обстоятельство, что до сих пор эти рецепты мало кому помогали, имеет множество причин; вот по крайней мере две из них: когда люди могут себе помочь, они часто не хотят этого. Многие бессознательно стремятся к страданию. Многим хочется оставаться детски беспомощными; когда люди искренне хотят себе помочь, воспользовавшись чьей-то подсказкой, они по большей части все равно не знают, как это сделать, ибо на всякий добрый совет нужен еще десяток — как его выполнить. («Искусство быть собой») Сентиментальные люди жестоки, добросердечные вспыльчивы, наиболее общительные наименее искренни, романтики холодны, юмористы мрачны, нытики любят жизнь, а ленивые толстяки — самые практичные и энергичные люди на свете. Если сомневаетесь, попробуйте убедиться в обратном. («Куда жить?») Хотите стать человеконенавистником? Каждый день заставляйте себя любить людей. («Искусство быть другим»)

Почему мы всё забываем: книги, фильмы и имена людей

Среди нас есть счастливчики, которые превосходно помнят фильмы, которые смотрели давно, книги, которые читали еще в школе, имена случайных знакомых и телефоны приятелей. Но большинство людей жалуются на забывчивость, пишет Джули Бек в колонке, опубликованной в The Atlantic. Литературный критик The New York Times Памела Пол читает бесчисленно много книг. Она помнит их обложки, издания и магазины, где они были куплены, но признается, что уже через несколько дней забывает содержание. И это объяснимо. «Объем памяти ограничен, — говорит канадский психолог Фария Сана, — вот в чем загвоздка». И всё, что мозг считает мусором, он выметает. Согласно кривой забывания, в первый час после изучения материала теряется до 60 % информации. Через шесть дней в памяти остается до 20 %. Как обмануть кривую? Если в запасе хотя бы два дня, психологи рекомендуют повторять изученное сразу после прочтения, через 20 минут, 8 часов и через сутки. Чтобы информация отложилась надолго, спустя две-три недели и два-три месяца нужно еще раз освежить знания. Судя по всему, в нашей дырявой памяти виноваты технологии. Как отмечает исследователь Джаред Хорват из Мельбурнского университета, мы теряем навык «копания» в памяти — ведь в наше время всё можно загуглить. Когда люди знают, что в будущем легко вернутся к информации, они теряют стимул ее запоминать, говорится в статье психологов Колумбийского университета. Кстати, по той же причине древние, включая Сократа, называли письменность «убийцей» памяти. В недавнем исследовании Хорват и его коллеги выяснили, что те, кто смотрит сериалы запоем, быстрее забывают сюжет — по сравнению со зрителями, которые смотрят по эпизоду в неделю. То же самое с книгами: прочитанное в один присест (например, в самолете) плохо запоминается. Поэтому если хотите прослыть эрудитом, читайте в несколько подходов. Кстати, Памела Пол всё-таки придумала способ запоминать книги — завела «дневник читателя». В этой книжечке, которую она назвала Бобом (Bob — book of books), критик делает выписки из прочитанных томов. Источник: Журнал «Нож»

Исторические ляпы в «Иван Васильевич меняет профессию»

Кто не знает эту весёлую комедию Леонида Гайдая? Таких среди россиян, пожалуй, нет. Мы обожаем смотреть это фильм и не устаём смеяться над весёлыми приключениями героев. В целом, обстановка тех времен передана довольно точно. Интерьеры и одежда героев переносят нас в те далёкие времена. Впрочем, есть и небольшие ошибки. Давайте изучим их детально. Жена Ивана Грозного. Мы помним, что в фильме женой царя была Марфа: «Марфа Васильевна я». Действительно, третью жену самодержца звали как раз Марфа, вот только супругой она пробыла всего пятнадцать дней. Даже, если допустить, что Бунша с Милославским прибыли именно в этот период, всё равно получается нестыковка. Марфа Васильевна серьёзно заболела сразу после свадьбы и скончалась как раз через две недели. Супруга же царя из фильма выглядит очень здоровой и цветущей. Крымский хан на Изюмском шляхе безобразничает. То, что в фильме назвали безобразничаньем на самом деле было настоящей войной. Давлет Гирей или, как ещё называют хана, Девлет Герай пытался отнять у Ивана Грозного завоеванные им Астраханское и Казанское ханство, для чего предпринял военный поход, по пути уничтожая русские города и сёла. А позднее крымский хан, объединившись с Речью Посполитой и Османской империей, и вовсе дошел до Москвы и сжег столицу. Князь Едигей. Князь из Золотой Орды, следующий за шведским послом, как мы помним по фильму, так и не попал на приём к царю. Да он и не мог этого сделать, поскольку к тому времени давно умер. Кроме того, князья Золотой Орды вряд ли считали русского царя ровней и уж точно не ждали аудиенции. «То не сильная туча затучилась». Эта песня хоть и была написана при Иване Грозном, но всё-таки немного позднее — примерно через год, если считать, что (возвращаясь к первому пункту) Бунша и Милославский попали в покои царя при Марфе Васильевне. Песню написали в честь Молодинской битвы, в которой русские войска наконец разбили армию крымского хана. Князь Милославский. Такие дворяне действительно существовали, только уже при Романовых. Дьяк Феофан никак не мог знать ни казненного, ни живого князя Милославского: в то время эта фамилия ещё не была знатной. Скипетр и держава, а их, как мы помним Бунша держит, принимая послов, стали символом царской власти значительно позже, в 17 веке при Фёдоре Иоанновиче. Правда некоторые историки с этим готовы поспорить и утверждают, что эти предметы вполне могли появиться уже при Иоанне IV. Казань брал, Астрахань брал, Ревель брал. На самом деле Ревель (нынешний Таллин) так и не был взят. Русская армия действительно осадила город, потребовав его сдать, но после нескольких месяцев сняла осаду и отступила. Так что, строго говоря, Ревель никто не брал.

Таймлапс: парень сам строит хижину

Любитель дикой природы, фотограф и автор статей для журналов о путешествиях Шон Джеймс опубликовал видео, в котором он своими руками возводит деревянный дом посреди канадской глуши. Джеймс провёл более полугода, рубя, стругая, вытёсывая и орудуя молотком — и опубликовал это строительное приключение на своём канале в YouTube, уместив весь процесс стройки в пять минут.

Иван Бунин. «Новый год»

— Послушай, сказала жена, — мне жутко. Была лунная зимняя полночь, мы ночевали на хуторе в Тамбовской губернии, по пути в Петербург с юга, и спали в детской, единственной теплой комнате во всем доме. Открыв глаза, я увидал легкий сумрак, наполненный голубоватым светом, пол, покрытий попонами, и белую лежанку. Над квадратным окном, в которое виднелся светлый снежный двор, торчала щетина соломенной крыши, серебрившаяся инеем. Было так тихо, как может быть только в поле в зимние ночи. — Ты спишь, — сказала жена недовольно, — а я задремала давеча в возке и теперь не могу... Она полулежала на большой старинной кровати у противоположной стены. Когда я подошел к ней, она заговорили веселым шепотом: — Слушай, ты не сердишься, что я разбудила тебя? Мне, правда, стало жутко немного и как-то очень хорошо. Я почувствовала, что мы с тобой, совсем одни тут, и на меня напал чисто детский страх... Она подняла голову и прислушалась. — Слышишь, как тихо? — спросила она чуть слышно. Мысленно я далеко оглянул снежные поля вокруг нас, — всюду было мертвое молчание русской зимней ночи, среди которой таинственно приближался Новый год... Так давно не ночевал я в деревне, и так давно не говорили мы с женой мирно! Я несколько раз поцеловал ее в глазa и волосы с той спокойной любовью, которая бывает только в редкие минуты, и она внезапно ответила мне порывистыми поцелуями влюбленной девушки. Потом долго прижимала мою руку к своей загоревшейся щеке. — Как хорошо! — проговорила она со вздохом и убежденно. И, помолчав, прибавила: — Да, все-таки ты единственный близкий мне человек! Ты чувствуешь, что я люблю тебя? Я пожал ее руку. — Как это случилось? — спросила она, открывая глаза. — Выходила я не любя, живем мы с тобой дурно, ты говоришь, что из-за меня ты ведешь пошлое и тяжелое существование... И однако все чаще мы чувствуем, что мы нужны друг другу. Откуда это приходит и почему только в некоторые минуты? С Новым годом, Костя! — сказала она, стараясь улыбнуться, и несколько теплых слез упало на мою руку. Положив голову на подушку, она заплакала, и, верно, слезы были приятны ей, потому что изредка она поднимала лицо, улыбалась сквозь слезы и целовала мою руку, стараясь продлить их нежностью. Я гладил ее волосы, давая понять, что я ценю и понимаю эти слезы. Я вспомнил прошлый Новый год, который мы, по обыкновению, встречали в Петербурге в кружке моих сослуживцев, хотел вспомнить позапрошлый — и не мог, и опять подумал то, что часто приходит мне в голову: годы сливаются в один, беспорядочный и однообразный, полный серых служебных дней, умственные и душевные способности слабеют, и все более неосуществимыми кажутся надежды иметь свой угол, поселиться где-нибудь в деревне или на юге, копаться с женой и детьми в виноградниках, ловить в море летом рыбу... Я вспомнил, как ровно год тому назад жена с притворной любезностью заботилась и хлопотала о каждом, кто, считаясь нашим другом, встречал с нами новогоднюю ночь, как она улыбалась некоторым из молодых гостей и предлагала загадочно-меланхолические тосты и как чужда и неприятна была мне она в тесной петербургской квартирке... — Ну, полно, Оля! — сказал я. — Дай мне платок, — тихо ответила она и по-детски, прерывисто вздохнула. — Я уже не плачу больше. Лунный свет воздушно-серебристой полосою падал на лежанку и озарял ее странною, яркой бледностью. Все остальное было в сумраке, и в нем медленно плавал дым моей папиросы. И от попон на полу, от теплой, озаренной лежанки — ото всего веяло глухой деревенской жизнью, уютностью родного дома... — Ты рада, что мы заехали сюда? — спросил я. — Ужасно, Костя, рада, ужасно! — ответила жена с порывистой искренностью. — Я думала об этом, когда ты уснул. По-моему, — сказала она уже с улыбкой, — венчаться надо бы два раза. Серьезно, какое это счастье — стать под венец сознательно, поживши, пострадавши с человеком! И непременно жить дома, в своем углу, где-нибудь подальше ото всех... «Родиться, жить и умереть в родном доме» — как говорит Мопассан! Она задумалась и опять положила голову на подушку. — Это сказал Сент-Бёв, — поправил я. — Все равно, Костя. Я, может быть, и глупая, как ты постоянно говоришь, но все-таки одна люблю тебя... Хочешь, пойдем гулять? — Гулять? Куда? — По двору. Я надену валенки, твой полушубочек... Разве ты уснешь сейчас? Через полчаса мы оделись и, улыбаясь, остановились у двери. — Ты не сердишься? — спросила жена, взяв мою руку. Она ласково заглядывала мне в глаза, и лицо ее было необыкновенно мило в эту минуту, и вся она казалась такой женственной в серой шали, которой она по-деревенски закутала голову, и в мягких валенках, делавших ее ниже ростом. Из детской мы вышли в коридор, где было темно и холодно, как в погребе, и в темноте добрались до прихожей. Потом заглянули в залу и гостиную... Скрип двери, ведущей в залу, раздался по всему дому, а из сумрака большой, пустой комнаты, как два огромных глаза, глянули на нас два высоких окна в сад. Третье было прикрыто полуразломанными ставнями. — Ау! — крикнула жена на пороге. — Не надо, — сказал я, — лучше посмотри, как там хорошо. Она притихла, и мы несмело вошли в комнату. Очень редкий и низенький сад, вернее, кустарник, раскиданный но широкой снежной поляне, был виден из окон, и одна половина его была в тени, далеко лежавшей от дома, а другая, освещенная, четко и нежно белела под звездным небом тихой зимней ночи. Кошка, неизвестно как попавшая сюда, вдруг спрыгнула с мягким стуком с подоконника и мелькнула у нас под ногами, блеснув золотисто-оранжевыми глазами. Я вздрогнул, и жена тревожным шепотом спросила меня: — Ты боялся бы здесь один? Прижимаясь друг к другу, мы прошли по зале в гостиную, к двойным стеклянным дверям на балкон. Тут еще до сих пор стояла огромная кушетка, на которой я спал, приезжая в деревню студентом. Казалось, что еще вчера были эти летние дни, когда мы всей семьей обедали на балконе... Теперь в гостиной пахло плесенью и зимней сыростью, тяжелые, промерзлые обои кусками висели со стен... Было больно и не хотелось думать о прошлом, особенно перед лицом этой прекрасной зимней ночи. Из гостиной виден был весь сад и белоснежная равнина под звездным небом, — каждый сугроб чистого, девственного снега, каждая елочка среди его белизны. — Там утонешь без лыж, — сказал я в ответ на просьбу жены пройти через сад на гумно. — А бывало, я по целым ночам сидел зимой на гумнах, в овсяных ометах... Теперь зайцы, небось, приходят к самому балкону. Оторвав большой, неуклюжий кусок обоев, висевший у двери, я бросил его в угол, и мы вернулись в прихожую и через большие бревенчатые сени вышли на морозный воздух. Там я сел на ступени крыльца, закуривая папиросу, а жена, хрустя валенками по снегу, сбежала на сугробы и подняла лицо к бледному месяцу, уже низко стоявшему над черной длинной избой, в которой спали сторож усадьбы и наш ямщик со станции. — Месяц, месяц, тебе золотые рога, а мне золотая казна! — заговорила она, кружась, как девочка, по широкому белому двору. Голос ее звонко раздался в воздухе и был так странен в тишине этой мертвой усадьбы. Кружась, она прошла до ямщицкой кибитки, черневшей в тени перед избой, и было слышно, как она бормотала на ходу: Татьяна на широкий двор В открытом платьице выходит, На месяц зеркало наводит, Но в темном зеркале одна Дрожит печальная луна... — Никогда я уж не буду гадать о суженом! — сказала она, возвращаясь к крыльцу, запыхавшись и весело дыша морозной свежестью, и села на ступени возле меня. — Ты не уснул, Костя? Можно с тобой сесть рядом, миленький, золотой мой? Большая рыжая собака медленно подошла к нам из-за крыльца, с ласковой снисходительностью виляя пушистым хвостом, и она обняла ее за широкую шею в густом меху, а собака глядела через ее голову умными вопросительными глазами и все так же равнодушно-ласково, вероятно, сама того не замечая, махала хвостом. Я тоже гладил этот густой, холодный и глянцевитый мех, глядел на бледное человеческое лицо месяца, на длинную черную избу, на сияющий снегом двор, и думал, подбадривая себя: «В самом деле, неужели уже все потеряно? Кто знает, что принесет мне этот Новый год?» — А что теперь в Петербурге? — сказала жена, поднимая голову и слегка отпихивая собаку. — О чем ты думаешь, Костя? — спросила она, приближая ко мне помолодевшее на морозе лицо. — Я думаю о том, что вот мужики никогда не встречают Нового года, и во всей России теперь все давным-давно спят... Но говорить не хотелось. Было уже холодно, в одежду пробирался мороз. Вправо от нас видно было в ворота блестящее, как золотая слюда, поле, и голая лозинка с тонкими обледеневшими ветвями, стоявшая далеко в поле, казалась сказочным стеклянным деревом. Днем я видел там остов дохлой коровы, и теперь собака вдруг насторожилась и остро приподняла уши: далеко по блестящей слюде побежало от лозинки что-то маленькое и темное, — может быть, лисица, — и в чуткой тишине долго замирало чуть уловимое, таинственное потрескивание наста. Прислушиваясь, жена спросила: — А если бы мы остались здесь? Я подумал и ответил: — А ты бы не соскучилась? И как только я сказал, мы оба почувствовали, что не могли бы выжить здесь и года. Уйти от людей, никогда не видать ничего, кроме этого снежного поля! Положим, можно заняться хозяйством... Но какое хозяйство можно завести в этих жалких остатках усадьбы, на сотне десятин земли? И теперь всюду, такие усадьбы, — на сто верст в окружности нет ни одного дома, где бы чувствовалось что-нибудь живое! А в деревнях — голод... Заснули мы крепко, а утром, прямо с постели, нужно было собираться в дорогу. Когда за стеною заскрипели полозья и около самого окна прошли по высоким сугробам лошади, запряженные гусем, жена, полусонная, грустно улыбнулась, и чувствовалось, что ей жаль покидать теплую деревенскую комнату... «Вот и Новый год! — думал я, поглядывая из скрипучей, опушенной инеем кибитки в серое поле. — Как-то мы проживем эти новые триста шестьдесят пять дней?» Но мелкий лепет бубенчиков спутывал мысли, думать о будущем было неприятно. Выглядывая из кибитки, я уже едва различал мутный серо-сизый пейзаж усадьбы, все более уменьшающийся в ровной снежной степи и постепенно сливающийся с туманной далью морозного туманного дня. Покрикивая на заиндевевших лошадей, ямщик стоял и, видимо, был совершенно равнодушен и к Новому году, и к пустому полю, и к своей и к нашей участи, С трудом добравшись под тяжелым армяком и полушубком до кармана, он вытащил трубку, и скоро в зимнем воздухе запахло серой и душистой махоркой. Запах был родной, приятный, и меня трогали и воспоминание о хуторе, и наше временное примирение с женою, которая дремала, прижавшись в угол возка и закрыв большие, серые от инея ресницы. Но, повинуясь внутреннему желанию поскорее забыться в мелкой суете и привычной обстановке, я деланно-весело покрикивал: — Погоняй, Степан, потрогивай! Опоздаем! А далеко впереди уже бежали туманные силуэты телеграфных столбов, и мелкий лепет бубенчиков так шел к моим думам о бессвязной и бессмысленной жизни, которая ждала меня впереди... 1901