Привязанность и боль: почему нам бывает так страшно терять?

В детстве я очень боялся потерять из виду маму в магазине. Ощущение было таким острым и физическим, будто мир на мгновение проваливался в бездонную яму, а воздух становился густым и непроглядным. Сейчас, будучи взрослым, я ловлю себя на похожем чувстве, когда телефон близкого человека долго не отвечает, а рейс, на котором он должен был прилететь, задерживается. Тот же холодок под ложечкой, та же безотчетная тревога. Знакомо? Это и есть парадокс привязанности — одного из самых глубоких человеческих переживаний. Мы, люди, — социальные существа. Биологически, психологически, эмоционально мы запрограммированы искать близости, доверия, любви. Без этого мы буквально не выживаем. Но чем глубже и значимее становится наша привязанность, тем сильнее просыпается древний, животный страх ее потерять. Почему же наша главная психологическая потребность так тесно переплетена с болью? Давайте разберемся в этом, словно разматывая клубок, где одна нить — любовь, а другая — страх. Корни страха: почему боль от потери так реальна? Чтобы понять природу этого страха, нужно спуститься на самый фундаментальный уровень — в нашу биологию и раннее детство. Нейрохимия любви и горя Когда мы формируем глубокую привязанность, наш мозг вознаграждает нас мощными нейрохимическими коктейлями. Дофамин создает ощущение счастья и предвкушения встречи, окситоцин — «гормон объятий» — дарит чувство спокойствия, безопасности и доверия. Привязанность становится источником удовольствия и безопасности. Но наша нервная система — система двойного действия. Угроза потери этого «источника» активирует те же центры в мозге, что и физическая боль. Исследования с помощью фМРТ показывают, что переживание социального отторжения или горя «зажигает» те же зоны, что и удар по телу. Таким образом, мозг буквально приравнивает потерю связи к физической травме. Это не метафора, а биологический факт. Травма покинутости из детства Психология привязанности, основанная на работах Джона Боулби, утверждает: наш стиль привязанности формируется в первые годы жизни. Если ребенок получал недостаточно тепла, внимания, если его потребности игнорировались, в его психике формируется «травма покинутости». Взрослый человек с такой травмой будет либо отчаянно цепляться за отношения, живя в постоянном страхе, что его оставят (тревожный тип привязанности), либо, наоборот, избегать глубокой близости, чтобы не испытывать эту боль снова (избегающий тип). Даже люди со здоровым, надежным типом привязанности не застрахованы от страха потери, потому что его корни — в инстинкте самосохранения. Механизм страха: как он отравляет нам жизнь? Страх потери редко ходит один. Он привлекает за собой целую свиту разрушительных эмоций и моделей поведения, которые отравляют самые дорогие нам связи. Страх уязвимости Чтобы по-настоящему привязаться, нужно открыться, показать свои слабые места, дать другому человеку власть над нашим эмоциональным состоянием. Это невероятно рискованно. Страх потери заставляет нас строить стены, надевать маски, скрывать истинные чувства. Мы боимся, что если партнер увидит нас «настоящими», он разочаруется и уйдет. В итоге мы защищаем себя от гипотетической будущей боли, лишая себя возможности испытать глубокую, подлинную близость в настоящем. Синдром самосбывающегося пророчества Это самый коварный аспект страха. Боясь потерять человека, мы начинаем вести себя иррационально: контролировать, ревновать без повода, требовать постоянных подтверждений любви, устраивать сцены. Такое поведение не укрепляет отношения, а, наоборот, разрушает их. Наша гиперопека и тревожность душат партнера, заставляя его отдаляться. Таким образом, наш собственный страх и провоцирует ту самую потерю, которой мы так боимся. Жизнь в состоянии «перманентной тревоги» Когда страх становится фоном жизни, мы перестаем жить в настоящем. Мы либо постоянно прокручиваем в голове катастрофические сценарии («А что, если он попадёт в аварию?», «А вдруг она встретит кого-то лучше?»), либо, наоборот, живем в иллюзорном мире, отрицая саму возможность конца (отношений, жизни, счастливого периода). И в том, и в другом случае мы крадем у себя радость текущего момента. Мы цепляемся за отношения не потому, что они наполнены любовью и счастьем сейчас, а из страха перед пустотой потом. Как справляться? Стратегии возвращения к себе Понимание причин и механизмов страха — это уже половина пути к исцелению. Вторая половина — практические шаги, которые помогут превратить страх из хозяина вашей жизни в управляемого наблюдателя. 1. Признайте и назовите свой страх Первый и самый важный шаг — перестать отрицать. Поймав себя на тревожных мыслях, вслух или про себя произнесите: «Сейчас мною управляет страх потери. Это всего лишь страх, а не реальность». Эта практика, основанная на принципах осознанности, создает критическую дистанцию между вами и вашей эмоцией. Вы — не ваш страх. Вы — тот, кто его наблюдает. 2. Сместите фокус с партнера на себя Страх потери часто маскирует глубинную проблему — потерю связи с самим собой. Спросите себя: «Что Я чувствую? Чего Я хочу? Что приносит МНЕ радость и наполненность, независимо от наличия партнера?» Инвестируйте время и силы в свои увлечения, карьеру, здоровье, дружбу, саморазвитие. Когда ваша жизнь станет многогранной и насыщенной, потеря одной, даже очень важной, грани не будет восприниматься как конец света. Вы останетесь целостной личностью. 3. Практикуйте благодарность вместо цепляния Цепляние рождается из страха, благодарность — из любви. Вместо того чтобы мучительно висеть на партнере, пытаясь контролировать каждое его движение, попробуйте каждый день осознанно находить моменты, за которые вы ему благодарны. «Спасибо за утренний кофе», «Спасибо за поддержку в трудный момент», «Спасибо просто за то, что ты есть». Эта практика переключает мозг с режима дефицита («я могу это потерять») на режим изобилия («как здорово, что это у меня есть»). Вы начинаете ценить то, что имеете, прямо сейчас, вместо того чтобы бояться за будущее. 4. Примите непостоянство как закон жизни Самый сложный и самый освобождающий шаг — принять тот факт, что ничто в этом мире не вечно. Отношения, люди, чувства, ситуации — все течет, все меняется. Борьба с этим законом вселенной так же бессмысленна, как попытка остановить течение реки. Принятие не означает безразличие или пассивность. Оно дает невероятную свободу. Когда вы понимаете, что все временно, вы начинаете ценить каждый миг, каждое проявление любви, как бесценный дар. Вы любите не потому, что это навсегда, а потому, что этот человек, эти чувства — ваша реальность здесь и сейчас. Заключение Страх потерять того, кого мы любим, — это не слабость и не патология. Это цена, которую мы платим за способность любить глубоко и по-настоящему. Это обратная сторона самой сильной нашей потребности — быть связанными с другими. Но мы можем выбрать, позволить ли этому страху управлять нашей жизнью, отравляя самые светлые моменты, или же признать его, понять его природу и, обняв его, продолжить любить — осознанно, смело и благодарно. Не вопреки тому, что все в этом мире конечно, а именно поэтому. Потому что именно хрупкость и временность момента и делают его таким бесконечно драгоценным. Автор: Андрей Кудрявцев

Оккультизм и русская интеллигенция ХХ века

Конец XIX и начало XX века в истории России ознаменованы «Серебряным веком». Это название определяло поэтов, прозаиков различных литературных направлений: имажинистов, символистов, футуристов и других представителей интеллигенции. В те времена элита искала вдохновение не только в собственной жизни и в отражении эпохи, но и в том, что выходило за границы осязаемого, естественного и материального. Их манил выход «за грань», отношение к чему-то потустороннему, мистическому. Философ Николай Бердяев описывал эту тягу так: «томление духа, стремление к запредельному». Это захватило многих представителей высшего общества — спиритические сеансы и мистицизм стали главным и повсеместным развлечением в светских салонах. Этим же объяснялось и количество создававшихся в те времена закрытых кружков, где собирались молодые люди и обсуждали запретные и неоднозначные темы. Бурный интерес к эзотерике и оккультизму начал возрастать еще в 1880-х годах, когда открывались первые салоны, где проводили спиритические сеансы. «Медиумы» показывали фокусы с верчением столов, отрыванием ножек стула от пола, и даже уверяли, что умеют левитировать. Заразились этими идеями не только писатели и поэты, которые подпольно проводили свои встречи, но и пресса того времени. Так журнал с загадками «Ребус» полностью перепрофилировался на мистическую тематику, зато попал в волну интереса и бил рекорды по количеству подписок. Откуда же в Серебряном веке появился этот интерес? Дело заключалось в нежелании молодых умов обращаться к реализму, консерватизму и материализму. Каждый хотел ступить за грань и расширить свое сознание, пережив «мистический и внетелесный опыт». Также включалось и стремление внести эпатаж в свою личность, запомниться среди читателей, стать важной фигурой среди писателей — для этого были нужны изюминка и следование моде. Поэт и писательница Зинаида Гиппиус собрала вокруг себя множество слухов, что она — внеземное существо, которое имеет необычные для человека способности. В воспоминаниях современников ее образ связывали с ведьмами. Главным тайным обществом Серебряного века были встречи известных и популярных поэтов и писателей в башне Вячеслава Иванова в Санкт-Петербурге. О нем знали многие, и многие готовы были сделать что угодно, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на то, что творилось за стенами этой квартиры. А творилось там искусство: чтение стихотворений, зачитывание глав из новых произведений, эксперименты с формой слова и жанра, разговоры о мистике и «вечном». В историческую летопись навсегда вошли «среды Иванова» — дни, по которым стабильно проходили эти литературно-философские вечера. Главными членами клуба стали Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Николай Гумилев, Всеволод Мейерхольд, периодически заглядывал Александр Блок, которого уважали, почитали и к которому прислушивались поэты-современники. У участников также был проводник в потусторонний мир — Анна Минцлова, член Теософского общества и известная оккультистка, которая посвящала друзей в азы эзотерики. Современники поэтов часто вспоминали необычные события, связанные с мистицизмом. Например, Николай Гумилев делился с одной из художниц, что в молодости пытался «вызвать дьявола», и как будто ему это удалось. Поэт уверял, что это событие повлияло на его творчество. Валерий Брюсов, один из главных представителей литературного течения символистов, получил прозвище «чародей». Он изучал труды, посвященные алхимии и теологии, писал произведения, пропитанные потусторонним. Его роман «Огненный ангел» наполнен ведьмами, духами и демонами. Владислав Ходасевич в своих воспоминаниях рассказывал, что Брюсов «занимался оккультизмом, спиритизмом, черной магией — не веруя, вероятно, во все это по существу, но веруя в самые занятия, как в жест, выражающий определенное душевное движение». Андрей Белый также отзывался о Брюсове: «Брюсов… либо маг, либо великолепный актер… умный, знающий маг, к которому термин “пророк безвременной весны” подходит…». Сам же Андрей Белый был приверженцем мистического учения «антропософия», которая рассматривала человека как триединство тела, души и духа. Его главный роман «Петербург» пронизан идеями этого учения. Супружеская пара символистов, Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, были любимыми гостями «Башни Иванова». Они верили и продвигали на собраниях идею «Третьего Завета», новую религию, по концепции которой существует продолжение линий Ветхого и Нового Заветов, которое предвещает новый этап взаимодействия Бога и человека. Чем же занималась элита общества начала ХХ века на встречах в «Башне»? Обсуждала проблемы веры и религии, духовность современного общества, философские концепции, искусство и мистику. А еще — влюблялась, томилась, страдала в любовной горячке, творила и создавала свои главные произведения, вдохновляясь своими же чувствами. «Башня Иванова» стала культурным феноменом. Она находила новые голоса и таланты. Именно на одной из встреч закрытого кружка Анна Ахматова выступила со своими стихотворениями — это произошло в 1910 году и было ее дебютом. Впоследствии и она стала постоянной участницей «Ивановых сред». В начале XX века появлялось все больше новых учений и тайных обществ: спиритизм, теософия, антропософия, мартинизм и масонские ложи и «Четвертый путь» Гурджиева. Каждый мог стать приверженцем того или иного учения — таким было веяние моды, которому старались следовать. Интерес к оккультизму и эзотерике закончился во время Октябрьской революции 1917 года — на первый план начали выходить другие идеи, смыслы и интересы. Многие, кто был постоянным участником «сред Иванова», эмигрировали, поэтому и тайное общество постепенно перестало существовать.

Угроза или эволюция? Превратится ли русский язык в набор слов-паразитов

«Крч», «типа», «как бы», «это самое» — эти слова-спутники повседневной речи прочно вошли в наш лексикон. Мы слышим их в метро, читаем в мессенджерах, используем сами, порой не замечая. Этот языковой шум заставляет многих с тревогой говорить о деградации и засорении великого и могучего. Но так ли опасен этот процесс? Является ли он угрозой или же это естественная эволюция, на которую стоит смотреть без паники? Давайте разберемся, почему слова-паразиты захватывают нашу речь и что мы можем с этим сделать. Мы выясним, что стоит за «эпидемией» слов-паразитов и можно ли сохранить красоту языка в эпоху цифрового общения. Что на самом деле скрывается за «словами-паразитами» Прежде чем объявлять войну речевым штампам, важно понять их природу. Современная лингвистика все чаще заменяет термин «слова-паразиты» на более нейтральный и точный — «дискурсивные слова» или «дискурсивы». В отличие от обычных слов, которые описывают фрагменты действительности, дискурсивы отражают отношения между элементами самого диалога или монолога. Они не несут прямой смысловой нагрузки, но выполняют важные коммуникативные функции, характерные для спонтанной, неподготовленной речи. К ним относятся не только «типа» или «короче», но и «на самом деле», «вот», «ну», «правда». Основные функции дискурсивных слов: • Заполнение пауз хезитации. Когда говорящему требуется время на обдумывание следующей фразы, дискурсивы заполняют паузу, заменяя собой звуки «э-э» или «м-м». • Обеспечение связности текста. Они служат «скрепками» для мыслей, разграничивая или связывая идеи в предложении. Фразы вроде «так вот» или «и, конечно» маркируют начало, конец или переход между частями высказывания. Дискурсивы напрямую отражают процесс взаимодействия говорящего и слушающего, показывая, как говорящий оценивает информацию и управляет вниманием собеседника. Их использование часто связано с импликатурой — скрытым, подразумеваемым смыслом, который адресат должен понять самостоятельно. Диагноз: почему речь становится проще? Чтобы найти решение, нужно понять причину. Упрощение речи и распространение слов-сорняков — не прихоть, а закономерная реакция на изменения в обществе и коммуникации. Главный катализатор — цифровизация общения. Мессенджеры и социальные сети диктуют свои правила: скорость ценится выше грамотности, а краткость — сестра не только таланта, но и эффективности. В таком потоке сложноподчиненные предложения проигрывают коротким репликам, а многоточия и емкие «ясн» или «ок» несут всю необходимую смысловую нагрузку. Язык, как живой организм, адаптируется к среде, и среда эта требует экономии усилий. Вторая причина — социальная функция. Сленг и слова-паразиты часто служат маркером «свой-чужой», особенно среди молодежи. Их использование создает ощущение принадлежности к группе, неформальности и легкости общения. Слово «типа» может не нести смысла, но оно сигнализирует: «я расслаблен, мы на одной волне». Третья причина — когнитивная. Слова-паразиты часто выступают в роли своего рода «костылей» для мышления. Они заполняют паузы, пока мозг подбирает нужные слова, структурирует мысль или просто ленится формулировать ее точнее. Это не новое явление, но в условиях многозадачности и информационной перегруженности оно становится особенно заметным. Реальна ли угроза: будущее через 20 лет Самый пугающий вопрос: неужели через два-три десятилетия мы будем общаться на примитивном наборе штампов, утратив богатство классической речи? Ответ: маловероятно. История языка демонстрирует, что он обладает мощным иммунитетом. Мода на определенные слова и выражения приходит и уходит. Вспомните «превед» или «аффтар жжот» — когда-то они были на пике популярности, а сегодня безнадежно устарели. Язык переваривает такие вкрапления, отбрасывая лишнее и оставляя действительно нужное. Важно понимать разницу между разговорной речью и языком как системой. Да, бытовое общение упрощается, но литературный язык, научный дискурс, юриспруденция, качественная журналистика продолжают существовать по своим строгим правилам. Они служат эталоном и не дают системе развалиться. Язык не превратится в набор паразитов, но он может расслоиться: высокий стиль для одних сфер и упрощенный — для других. Таким образом, угроза не в исчезновении языка, а в обеднении личного словарного запаса конкретного человека. Рискует не русский язык в целом, а тот, кто добровольно ограничивает свой речевой репертуар. Инструменты защиты: что может сделать каждый Если будущее языка — в наших руках, то какие конкретные шаги мы можем предпринять для его защиты? Борьба здесь — не с модными словечками, а с собственной речевой ленью. 1. Осознанный аудит своей речи Первый шаг к изменению — осознание. Попробуйте записать свой монолог на диктофон (например, рассказывая другу о прошедшем дне). Прослушайте себя. Вы удивитесь, как часто используете «это самое» или «короче». Фиксация проблемы — уже половина ее решения. 2. Возвращение к чтению художественной литературы Это не банальный совет, а эффективная тренировка. Хорошая проза — это готовый словарь образов, синтаксических конструкций и точных формулировок. Мозг непроизвольно впитывает эти модели, и вскоре вы обнаружите, что вам стало проще подбирать яркие слова и без «костылей». 3. Практика осмысленного молчания Не бойтесь пауз в разговоре. Краткое молчание, за которое вы обдумываете следующую фразу, выглядит куда достойнее, чем бессвязный поток «ну» и «типа». Дайте себе право говорить медленнее, но четче. 4. Популяризация грамотной речи в своем кругу Не превращаясь в блюстителя норм, можно мягко вводить моду на красивую речь. Устраивайте домашние игры в слова, делитесь интересными цитатами, обсуждайте прочитанные книги. Культура рождается из маленьких ежедневных ритуалов. 5. Использование технологий с пользой Вместо того чтобы только упрощать общение в мессенджерах, используйте их для развития. Подпишитесь на паблики о русском языке, читайте длинные статьи в телеграм-каналах и качественные новостные ресурсы. Окружите себя той языковой средой, которую хотите поддерживать. Что в итоге Трансформация русского языка — это не апокалипсис, а его естественное состояние. Он всегда менялся, впитывая новое и отбрасывая устаревшее. Современный всплеск слов-паразитов — это симптом цифровой эпохи, а не признак конца. Наша задача — не объявлять войну «крч», а воспитывать в себе осознанных пользователей языка. Будущее речи зависит не от абстрактных сил, а от выбора каждого из нас: ограничиться удобным набором штампов или сохранить за собой право на богатую, точную и яркую речь. Язык выживет в любом случае. Вопрос в том, на каком языке будем говорить мы. Автор: Андрей Кудрявцев

Генетическая кухня: еда и ДНК

Наши гены играют ключевую роль в том, как наше тело перерабатывает пищу. Чтобы это понять, представим себе две древние популяции людей. Одна, живущая на открытых пространствах, питалась преимущественно мясом бизонов, богатым белком. Другая, обитавшая в северных лесах, существовала за счет кореньев и растений, содержащих большое количество клетчатки. В течение многих поколений благодаря естественному отбору у первой группы людей выживали и оставляли больше потомства те, кто обладал генами, обеспечивающими эффективное усвоение белка. Их организмы были лучше приспособлены к такой диете. Аналогично, во второй группе преимущество получали те, кто имел гены, способствующие эффективному перевариванию клетчатки, поскольку это было основой их питания. Таким образом, в наших генах заложена информация о том, как наш организм метаболизирует различные вещества. Эти генетические особенности, сформировавшиеся на протяжении тысячелетий под влиянием доступных пищевых ресурсов, определяют, как мы усваиваем пищу, и в итоге влияют на формирование кулинарных традиций и национальных кухонь разных народов. Гены, унаследованные от предков, адаптированных к определенным диетам, продолжают определять наше пищевое поведение и предпочтения даже в современном мире с его разнообразным питанием. Это не означает, что мы ограничены генетически предопределенной диетой, но наши гены влияют на то, как эффективно мы усваиваем различные типы пищи. Почему китайцы не пьют молоко? Ключевую роль сыграли исторические условия — ограниченные пастбища и традиционный рацион на основе риса, морепродуктов и растительной пищи сформировали соответственно низкую популярность молочных продуктов и их замену более привычными источниками питательных веществ. В результате у китайцев сформировался стереотип, что молоко не является необходимым компонентом питания, а белки, кальций и витамин D они получают из местных продуктов. Как следствие — непереносимость лактозы у 93% взрослого населения и практически полное равнодушие к молоку. Этот факт обусловлен тем, что у большинства китайцев отсутствует фермент лактаза, необходимый для переваривания молочного сахара. И если в детском возрасте переваривание молока не вызывает сложностей, то у взрослого населения способность к этому снижается, что делает употребление молочных продуктов затруднительным и зачастую вредным для пищеварения. Так что если вас беспокоит нарушение пищеварения после того, как вы выпили молока, может оказаться, что ваши предки были родом из южной Азии. Почему бобы противопоказаны каждому пятому итальянцу? Около 20% итальянцев и жителей других Средиземноморских стран страдают от дефицита фермента глюкозо-6-фосфатдегидрогеназы (Г6ФД), который играет важную роль в защите эритроцитов от разрушения. У людей с этим генетическим дефицитом потребление бобовых — таких как нут, соя, горох и фасоль — может вызвать опасный процесс гемолиза, при котором красные кровяные клетки разрушаются ускоренными темпами. В качестве триггера для этого процесса выступают оксиданты, содержащиеся в бобовых. Люди, страдающие дефицитом Г6ФД, должны строго избегать продуктов, вызывающих гемолиз, чтобы предотвратить развитие гемолитической анемии. Особенно опасна фасоль фава, которая часто преподносится как полезная диетическая закуска, однако у людей с дефицитом фермента она может вызвать тяжелые реакции. Дополнительно к бобовым, вызвать гемолиз также могут пажитник, незрелые персики, пищевые красители красного и оранжевого цвета и даже пыльца некоторых растений. Сбалансированное питание и отказ от перечисленных продуктов — ключевые меры для поддержания здоровья при дефиците Г6ФД. А какую еду не способен переварить русский желудок? Копальхем Национальное блюдо народов Севера. Представляет собой ферментированное мясо, которое у европейцев вызывает отвращение, считается гнилым или тухлым. Готовится оно путем длительной ферментации туши оленя в торфяных болотах без доступа кислорода, что делает мясо мягким и калорийным. Однако это крайне опасная еда, поскольку в ней содержится множество трупных токсинов, таких как нейрин, путресцин и кадаверин, которые вызывают серьезное отравление и могут привести к смерти. В отличие от европейцев, у северных народов есть особый фермент цитохром Р450, позволяющий безопасно расщеплять эти яды и использовать ферментированное мясо как источник быстрой энергии. Касу Марцу Этот сыр из Сардинии, мягко говоря, на любителя. Его ферментируют дольше обычного, а впоследствии заселяют личинок сырной мухи. Активность личинок, питающихся разлагающейся сырной массой, придает продукту особый резкий вкус и сильный запах. Употребляют этот деликатес, не удаляя личинки. Рекомендуется использовать защитные очки, так как личинки способны высоко (до 15 сантиметров!) прыгать и попасть в глаза. У коренных жителей Сардинии желудочный сок обладает повышенной кислотностью, что позволяет им без проблем переваривать настолько экзотическое блюдо. Однако пищеварительная система среднестатистического россиянина не адаптирована к такой пище. Навозник серый Близкий сородич шампиньона ценится как изысканное лакомство в европейских странах, и многие признают его превосходные вкусовые качества. Однако употребление этого гриба не стало популярным в русской кулинарной традиции. Причина кроется в том, что в России грибы часто выступают в роли закуски к алкоголю, а не как самостоятельное угощение. Употребление же навозника, содержащего несовместимое с алкоголем вещество — коприн, может привести к отравлению, чреватому летальным исходом.