В ХХ веке во всех отраслях человеческой деятельности пылала революция. Мир искусства и науки пошатнулся, когда новые творцы без зазрений совести стали разрушать знакомые всем идеалы и возводить собственные. Век, богатый на преобразования, подарил нам множество течений, направлений и разновидностей творчества. Эти преобразования не обошли стороной и литературу, приход модернизма в которой явил миру новые, уникальные техники и течения. Ключевой техникой литературы модернизма стал «Поток сознания». Но почему революция в искусстве была необходима? Зачем литературным деятелям понадобилось искать новые способы передачи информации и по каким принципам складываются их произведения? В этой статье мы разберем, что такое «Поток сознания», как он отражается в работах разных авторов, а также как и для чего читать подобного рода тексты. Сам термин «Поток сознания» был впервые использован американским психологом Уильямом Джеймсом в книге «Принципы психологии» (1890 г.). Исходя из определения Джеймса, поток сознания являет собой алогичный внутренний монолог; свободное ассоциативное течение мыслей в той последовательности, в которой они возникают, развиваются и перебивают друг друга. В потоке сознания мысли не цепляются одна за другую, как звенья в цепи. Поток сознания — это непрерывно текущая горная река с ее порогами и водопадами, подводными камнями и прибрежными ветвями, то и дело цепляющими протекающие мысли. Это не последовательность, а цельность. Сплошная, бесконечная череда образов, следующих друг за другом. Свежий взгляд на мыслительный процесс стал ярким маяком для развития нового литературного подхода. Модернисты подхватили идеи американского психолога и стали создавать тексты, основной содержательной частью которых стал поток мыслей персонажей. В этой технике работали Марсель Пруст, Джеймс Джойс, Вирджиния Вулф, Уильям Фолкнер и другие. Но почему в литературных кругах возник запрос на создание нового литературного подхода? На рубеже XIX–XX вв. человечество переживало сильнейший кризис культуры. Его провоцировал ряд факторов: 1. Кризис веры; снижение роли христианской доктрины, секуляризация культуры; влияние Дарвинизма. 2. Технологический прогресс; изменения в материальном образе жизни. 3. Появление новых видов искусства (фотография, кино), составляющих конкуренцию традиционному изобразительному и литературному искусству. 4. Погружение мира в череду страшных войн; всеобщее предощущение гибели мира. Революция гремела во всех отраслях человеческой деятельности. В физику пришел Эйнштейн и его теория относительности, в психологию — Зигмунд Фрейд, в философию — Фридрих Ницше, которые без зазрений совести разрушали старые, знакомые всем идеалы и возводили новые. В искусстве тоже зрела революция. Старые сюжеты, на которых держалось искусство прошлого, уже не могли отображать новую, неизвестную, враждебную, динамичную реальность. Мир слишком изменился, а потому искусство должно было последовать его примеру. Кроме того, недавно появившиеся кинематограф и фотография отнимают у искусства необходимость доподлинно изображать реальность, теперь для этого появились другие инструменты. Но что изображать искусству, если не подлинную, обозримую реальность? Конечно, реальность внутреннюю: идеи, чувства, эмоции, мысли, воссозданные в буйстве красок, эпитетов и запятых. В изобразительном искусстве появляются абстракционизм, кубизм и прочие течения. Сюжет картины теперь заменяет идея. Так, одной из самых узнаваемых картин начала ХХ века становится «Черный квадрат» Казимира Малевича, висящий в «красном углу» выставочного зала (там, где по христианским традициям висит икона), и возвещающий о том, что Бог покинул наш мир. С литературой в начале ХХ века происходят те же изменения. В новой культурной реальности она уже не может выполнять своих старых функций. Из литературы, как и из изобразительного искусства, уходит сюжетность. Она передает свое место другим инструментам. Поэтому возникновение техники «Потока сознания», как попытки разобраться со всем тем, что происходит в мире, через мысли обычных людей, вполне закономерно. Человеческое существование писатели-модернисты видят, как краткий хрупкий миг. Люди могут осознавать или не осознавать трагизм, бренность нашего абсурдного мира, и дело художника — показать ужас, величие и красоту, отраженные в вечно проносящихся друг за другом мыслях. С изменениями в литературе изменяется и подход читателя. Если среднестатистического человека попросить рассказать о его любимых книгах, то он начнет пересказывать их сюжет. Что будет логично и даже правильно, если его любимыми книгами являются «Граф Монте-Кристо», «Евгений Онегин» или, скажем, «Преступление и наказание». Но определение произведений «потока сознания» с точки зрения сюжета бессмысленно и в какой-то мере даже вредно, поскольку у потенциальных читателей может возникнуть заведомо ложное представление об этих романах. И сюжет «Улисса» Джеймса Джойса, и сюжет «Миссис Деллоуэй» Вирджинии Вулф излагается всего в паре фраз, но ничего не говорит об их сути и художественной ценности. «Поток сознания» вносит в литературу одну из главных метаморфоз, произошедших с текстом в XX веке — инверсию формы и содержания. Сюжет произведения имеет второстепенное, вспомогательное значение. В главной роли на сцену выходит форма. Писатели «потока» передают содержание сообщения формой этого сообщения. И форма в такой конструкции сама становится содержанием. Той основополагающей частью, ради которой переплет только что купленной книги при первом ее открытии издает сладостный хруст у нас в руках. Преданному читателю Джойса или Вирджинии Вулф интересно не что будет дальше, а как автор напишет дальше. Иными словами, читателю будет интересно вовсе не то, куда сюжет заведет главного героя, а то, какие слова Джойс подберет для описания этого сюжета, как расставит буквы и запятые. Форма текста — вот самое главное. Поэтому, взяв в руки модернистское произведение, стоит откинуть любые ожидания, во избежание дальнейших разочарований. В нашей статье остался главный вопрос: как различные авторы воплощали технику потока сознания в своих произведениях? Джеймс Джойс был одним из главных экспериментаторов ХХ века. Его роман «Улисс» увековечил технику «Потока сознания» в истории литературы. Определений у «Улисса» было гораздо больше, чем читателей, дошедших до конца. Поскольку высказывался о нем каждый, а вот дочитывали немногие. Это колоссальный, всеобъемлющий, до предела интертекстуальный роман. Это монументальное произведение, в котором автор стремится проникнуть в подсознание своих героев, восстановить поток их мыслей, чувств, ассоциаций. Древнегреческий миф о странствиях Одиссея претворен в историю об обычном жителе Дублина, странствующего не по морским водам, а по улицам города. Каждый из ключевых персонажей романа Джойса сопоставляется с ключевыми персонажами «Одиссеи». Роман поделен на 18 эпизодов, в каждом из которых автор уникальным образом экспериментирует с формой и языковым воплощением. Джойс в мельчайших подробностях описывает, что делали герои, о чем они думали, передает поток их сознания, стремится проследить независящие от сознания импульсы, которые движут ими, пытается вскрыть сложность присущих каждому из героев психологических и эротических комплексов. Десятки страниц воспроизводят беспорядочный ход мыслей Блума, Мэри и Дедала. Джойс отказывается от знаков препинания, местами не употребляет заглавные буквы, использует приемы звукозаписи. Техника потока сознания Джойса — это не стенограмма работы человеческого мозга, это очень искусно выведенный художественный прием. Выведенный, по большей части, при помощи приема монтажа. Джойс выстраивает кинематографический поток событий. Движет текстом в поисках мысли, как оператор движет камерой во время футбольного матча в поисках мяча. Чтобы показать одновременность действий в движущейся картинке, он «монтирует» событийный ряд происходящего в романе одновременно с мыслями героя: «Вот так поэты и пишут, надо чтоб одинаковые звуки. Да, но у Шекспира рифм нет — белый стих. Это поток языка. Мысли. Торжественно. — Яблоки, яблоки! Пенни пара! Пенни пара! […] Они из Австралии, должно быть.» Крик торговки перевел поток сознания Блума с размышлений о стихах, на размышление о яблоках. «Поток сознания» у Джойса превращается в бесконечное кружение, не имеющее ни начала, ни конца; это, скорее, спутанный клубок обрывочных мыслей, чем вытканная с использованием множества нитей картина. В 18 эпизоде представлен беспрерывный, лишенный знаков препинания поток сознания Молли: «пожалуй мне нравится в нем такая деликатность со старухами и с прислугой и даже с нищими он не пыжится попусту хотя не всегда если вдруг с ним и вправду что-то серьезное тогда закавыка в том что конечно следует лечь в больницу где все чистое но его ведь надо сначала уговаривать». Еще одной важной составляющей является так называемый миметический стиль Джойса, когда способ письма подражает предмету описания. Джойс говорил, что Дублин — это паралич, ошибочно принимаемый за город. Поэтому, описывая «парализованную» жизнь дублинцев, текст сам становится паралитичным: буксует, спотыкается, тормозит и глохнет. Или в 7 эпизоде «Улисса», где Джойс демонстрирует суматошную атмосферу рекламного агентства, он делает это, не прибегая к осуждению, а одной лишь формой своей главы, в которой текст то и дело прерывают клишированные заголовки. Несколько иначе «поток сознания» выглядит в творчестве Вирджинии Вулф. Она являлась представительницей «психологической школы» и определяющими чертами ее творчества можно считать интерес к личности и утверждение ее прав на суверенность. Проза Вулф — своеобразное путешествие вглубь сознания человека, через которое раскрывается его внутренний мир. Вулф не так глубоко экспериментирует с формой, как Джойс, но также уделяет ей важное место. Ее произведения читаются легче, чем произведения Джойса. В «Миссис Дэллоуэй» текст сопровожден авторской речью и ремарками: «Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы. Люси и так с ног сбилась. Надо двери с петель снимать; придут от Рампльмайера. И вдобавок, думала Кларисса Дэллоуэй, утро какое — свежее, будто нарочно приготовлено для детишек на пляже». У Вирджинии Вулф нет главного, сюжетообразующего персонажа. Она использует прием «раздробления» героя. Действие постоянно переключается с одного персонажа на другого, создавая необходимый минимум для развития сюжета. То есть, функции главного героя попеременно выполняют разные персонажи, передавая «эстафету повествования». Проза Вирджинии Вулф скользит по поверхности жизни, запечатлевая мелкие фрагменты: цвет листьев на деревьях, проехавшее мимо авто премьер-министра, аэроплан в лондонском небе, обрывки случайных мыслей, игру ассоциаций — и все это для того, чтобы в конце концов дать читателю почувствовать на мгновение всю глубину этой реальности и ощутить себя в самой ее сердцевине. Немного в другом ключе развивался «поток сознания» у Уильяма Фолкнера. В романе «Шум и ярость» он максимально индивидуализировал внутренний мир каждого человека посредством его внутреннего монолога, т. е. личного потока сознания. Роман состоит из 4-х частей, каждая из которых является «внутренним рассказом» разных людей об одних и тех же событиях. Роман начинается с потока «редуцированного сознания». Умственно отсталый Бенджи не умеет разговаривать. Он воспринимает мир интуитивно, при помощи примитивных ощущений: запахов, осязания, ярких зрительных образов. Его поток сознания — это регистрация всего, что он видит и ощущает: «Я не плачу, но не могу остановиться. Я не плачу, но земля не стоит на месте и я заплакал. Земля все лезет кверху, и коровы убегают вверх. Ти-Пи хочет встать. Опять упал, коровы убегают вниз. Квентин держит мою руку, мы идем к сараю». «Пойдем к ручью и отыщем четвертак, пока его там негры не отыскали. Он был красный и хлопал на лугу. Потом была птица, косо на него и наклонно. Ластер кинул. Флаг хлопал на яркой траве и деревьях. Я держался за забор». После странной, нелинейной, сбивчивой, запутанной, примитивной речи умственно отсталого Бенджи в романе идет философский, напряженный, вращающийся вокруг проблемы времени и жизни, монолог Квентина. Исповедь самоубийцы, выраженная в потоке сознания: «ты не думаешь об абсолютном конце ты замышляешь апофеоз, в котором временное состояние духа обретет симметрию вознесясь над плотью осознавая и себя и плоть которую он не вполне сбросит ты даже не будешь мертв и я временное и он тебе невыносима мысль что в один прекрасный день это перестанет причинять тебе такую боль как сейчас…». Далее в романе Дан рациональный, грубый, меркантильный поток сознания Джейсона: «Ей бы сейчас на кухне быть, а не торчать наверху у себя в комнате и мазать морду, поджидая, чтобы шестеро черномазых, которые и со стула-то не встанут, пока для равновесия не набьют брюхо хлебом с мясом, приготовили ей завтрак». А после всего этого дана систематизирующая авторская речь, сопоставляющая три альтернативные точки зрения с реальным событийным фоном. Посредством внутреннего потока мыслей Фолкнер показывает, как по-разному люди могут воспринимать одни и те же события и как много процессов происходит внутри человека, в его мыслях. Таким образом, мы можем видеть, что «Поток сознания» по-разному раскрывается у авторов, использующих различные техники и приемы. Писатели-модернисты силились выразить всю полноту истории и мира через мысли простых людей. Приступая к этим романам, не стоит пытаться вникнуть в сюжет, понять, о чем они. Стоит насладиться красотой языкового воплощения и попытаться почувствовать, что они вбирают в себя, открыв, что в них есть все: от величественных античных мифов до современных проблем с банковскими счетами. Автор: Алиса Смирнова