В Древнем Египте зелёный (на древнеегипетском «вахдж») был амбивалентным цветом: символизировал одновременно возрождение и загробную жизнь. Люди верили, что зелёный цвет источает энергию, которую можно употребить либо на созидание, либо на разрушение чего-либо. Сине-зелёным изображали соколиный глаз покровителя фараонов, бога Гора, потерянный им в схватке с богом хаоса и смерти Сетом и возвращённый богом луны и мудрости Тотом. Поэтому Глаз Гора стал знаком целительной силы. Вечный рай, согласно верованиям древних египтян, назывался «Полем Малахита» и напоминал людям их земную жизнь, но без сожалений, боли и страданий. Для получения насыщенного оттенка также использовался растолчённый малахит, но не всё было так просто — со временем под воздействием солнца и высоких температур зелёный цвет темнел. То же происходило и с цветом под названием «вердигрис» (так именовали медный или бронзовый шлак). Вердигрис вступал в реакцию с сульфидами, содержащимися в жёлтой краске, и становился чёрным. Получать действительно стойкий пигмент людям не удавалось на протяжении тысячелетий. Наука развивалась, и в 1775 году химик и фармацевт шведского происхождения Карл Шеель явил на суд общественности своё изобретение — насыщенный, а главное, долговечный зелёный цвет на основе мышьяка и меди. Метод придания ткани зелёного цвета существовал и прежде: сперва её красили в жёлтый при помощи куркумы, а затем использовали синий краситель из вайды или индиго. Способ был действенным, но дорогим, поэтому позволить себе облачаться в зелёное могли не все. Новый же, с применением состава Шееля, оказался доступнее и дешевле, чем уже привычный. До зелёного наконец-то дотянулись производители средней руки. В ту пору люди не подозревали, до какой степени губительно влияние мышьяка на организм, а потому использовали его во многих отраслях. В 1812 году состав Шееля усовершенствовали для придания ему более яркого изумрудного оттенка. Так появился знаменитый Парижский зелёный. Paris green. Цвет-убийца. С того времени зелёная шляпка или туфельки становятся объектом вожделения многих модниц. «Парижский зелёный» быстро завоёвывает популярность и становится оттенком социальной элиты. Им окрашивают не только одежду, но и мебель, стены, игрушки. Считается, что спрос на зелёные туалеты среди дам увеличился после того, как в 1864 году императрица Евгения надела в парижскую оперу такое изумительное зелёное платье, что у всех, кто её видел, захватывало дух. Цвет сохранял яркость даже в свете газовых рожков. Это вызвало неслыханный ажиотаж; на следующий день во всех газетах обсуждали только наряд императрицы. Супруга Наполеона III вообще была большой любительницей зелёного, находя, что он выгодно подчёркивает её внешность. У неё, в отличие от многих, были средства на дорогие ткани. Факт остаётся фактом — женщины в погоне за подражательством кумирам были готовы, сами того не ведая, отравлять себя. Парадоксально то, что за пять лет до нового всплеска моды на зелёный французский доктор Анж-Габриэль-Максим Вернуа обнародовал исследования, построенные на наблюдении за трудягами, которым приходилось работать в мастерских с составом на основе мышьяка. Вернуа обратил внимание на их больные, покрытые язвами руки, пожелтевшие ногти и общий анемичный вид. Он верно связал это с основными компонентами состава и представил весомые доказательства в пользу версии о его токсичности. Вскоре во Франции и Германии ядовитая краска была строжайше запрещена на законодательном уровне. Но не в Великобритании! В Викторианскую эпоху будет зверствовать ещё один серийный убийца, помимо Джека Потрошителя, — обожаемая англичанами «парижская зелень». В ноябре 1861 года в Лондоне на двадцатом году жизни скончалась некая Матильда Шеурер — мастерица, занимавшаяся изготовлением ненатуральных цветов. Весть о её смерти могла бы спокойно миновать газеты, если бы не важное обстоятельство: врачи засвидетельствовали, что причиной гибели Матильды стало «случайное отравление». Для создания искусственных листьев ей приходилось работать с краской. От длительного воздействия мышьяка на организм у неё позеленели белки глаз. Незадолго до смерти она жаловалась лечащему доктору, что видит всё в зелёном цвете (и это не было метафорой). Вскрытие показало, что мышьяк попал в её лёгкие, печень и желудок. Матильду, вне всякого сомнения, убило её же ремесло, — но британцы быстро охладели к истории несчастной девушки, удовлетворявшей их же запрос на сочный оттенок, и в очередной раз проигнорировали неоднократно доказанную опасность пигмента. Были более здравомыслящие люди, и всё же в основном, если речь шла о «парижской зелени», на англичан находило помрачение ума: они отказывались признавать, что роскошный цвет, окружавший их в гостиных, кабинетах, спальнях, гардеробных и кондитерских (его использовали даже для декорирования пирожных и сладостей), может быть причиной тяжёлых необратимых заболеваний. «Парижская зелень» выпивала здоровье людей капля за каплей. Иногда процесс отравления растягивался на годы. Иногда хватало пары месяцев. Первыми симптомами были головокружение, мигрени, тошнота. Красавицы в зелёных платьях вскоре обнаруживали у себя язвы на руках и ногах. В 1879 году высокопоставленный гость опоздал на аудиенцию к королеве Виктории, объяснив нарушение этикета тем, что он ночевал в комнате с зелёными стенами и поутру чувствовал недомогание. Королева поддалась панике и приказала избавиться от «вредных обоев». Многие последовали её примеру. Современным людям трудно понять одержимость определённым цветом. Динамичность развития моды приучила нас к тому, что модный оттенок меняется каждый сезон. Викторианская эпоха избрала «парижскую зелень» в фавориты не без причины. Это было время увлечения мистицизмом. Цвет полыни и малахита передавал эту характеристику. А в 1890–1900-е годы, во многом стремящиеся освободиться от морализаторства прошлого и насытиться раскрепощённостью нравов, он отображал настроения декадентства (на картине Рамона Касас «Юная декадентка» героиня лежит на зелёной софе). К счастью, на этом этапе от мышьякового состава начали избавляться, заменяя его более безопасными красителями. Террор «парижской зелени», к счастью, подошёл к концу. Увлечение этим пагубным оттенком аукается до сих пор. Только в этом году во Франции и Германии из библиотек изъяли тысячи книг из-за того, что в их обложках было обнаружено высокое содержание мышьяка. А Pantone между тем по традиции определил главные цвета 2024-го — среди них было несколько оттенков зелёного.