Что такое гиперфиксация на самом деле?

Гиперфиксация — термин, который мы используем часто и даже немного необдуманно. Так же, как термин «депрессия» — понятие сильно размывается, и иногда грусть на три дня в неделю уже кажется депрессией, хотя грустить — нормально. Так и с гиперфиксацией — иногда любое увлечение начинает казаться фиксацией, хотя на деле ею не является. Разберёмся, что к чему, по порядку. Для начала стоит упомянуть, что все термины, которые будут встречаться в статье, скорее относятся к нейроотличным людям, в основном к людям с СДВГ (но нельзя сказать, что только к ним). Кстати, СДВГ (то есть синдромом дефицита внимания и гиперактивности) подвержены не только дети, но и взрослые. К сожалению, из названия не всегда легко понять эту отличительность. Люди с СДВГ не страдают нехваткой внимания, они скорее не могут это внимание контролировать, а гиперактивность не обязательно выражается в постоянных активных движениях, они могут быть более спокойными, особенно у взрослых. Разбирать понятия, связанные с людьми с СДВГ, важно, потому что так мы начинаем понимать друг друга лучше. По данным исследований, к 2011 году людей с СДВГ стало больше, их насчитали 11% в отличие от 7% в 2003 году, а в 2020-х этот процент может быть и того выше. Хочется обязательно отметить, что люди с СДВГ не неправильные и не поломанные, они обычные люди, которые просто иначе воспринимают мир и справляются с задачами. Кроме термина «гиперфиксация» существует ещё «гиперфокус». Гиперфокус — это сосредоточение на информации или задаче. Это буквально попадание в определённый фокусный тоннель, когда ничто не важно, кроме предмета фокусировки. Вы будто попадаете в тоннель, где есть только что-то одно, и это не всегда интересующие вас и важные задачи. Например, перед экзаменом по экономике студент может внезапно заинтересоваться происхождением времени или чёрными дырами. Он потратит несколько часов, игнорируя сообщения, социальные сети или же подготовку к экзамену по экономике, просто потому что ему интересна только эта тема, и больше никакая. Гиперфокус — это непроизвольное состояние, которое длится несколько часов, при котором забываются все важные вещи, даже обед и туалет, что может крайне навредить организму. Так как состояние нельзя контролировать, оно возникает благодаря определённой уникальности работы мозга такого человека; гиперфокус нельзя спровоцировать специально и направить на то, что нужно. Гиперфиксация — это уже длительное состояние, когда человек говорит о чём-то одном, думает об этом. В этом состоянии бывают приступы гиперфокуса на несколько часов, но в основном это длительный период. Его часто сравнивают и даже путают с периодом мании, потому что при гиперфиксации мозг человека получает большое количество дофамина, у него будто появляется больше сил и становится лучше настроение. Хотя это часто вредит, так как человек не способен выполнять задачи, не связанные с предметом фокуса, и говорить о чём-то другом, поэтому окружающим он кажется ленивым или пассивным. Часто при гиперфокусе или гиперфиксации человек начинает очень хорошо разбираться в интересующей его теме. Он получает много удовольствия и тратит на неё много времени. При совпадении с увлечениями или работой человеку может очень повезти, и он разберётся в нужной теме ещё сильнее, и у него в целом будет заметный прогресс, что напрямую скажется на работе или хобби. Однако это скорее исключение, чем правило. Часто темами фокуса может быть что-то просто новое или очень отвлекающее или даже какой-то другой человек, герой, понятие, которое совершенно невозможно применить в жизни. Сказать, что гиперфокус или гиперфиксация в целом — это нечто плохое, так же невозможно, как и использовать это себе «во благо». Если разбираться сложнее, так буквально работает мозг человека, получая дофамины, если он не может получить их иначе. Да, дофамин опять во всём виноват. Именно его всплеск мы получаем, когда пробуем что-то новое, вкусное, классное и радостное. Дофамин отвечает за мотивацию, и именно он — «вознаграждение» для мозга. При гиперфокусе организм находит что-то, что вызывает дофамин, и фокусируется на этом до тех пор, пока мы будем получать этот дофамин. Так может продолжаться достаточно долго, пока не найдётся что-то ещё более интересное. То есть мозг получает радость и своё вознаграждение, пока может. Исследователи Олдс и Милнер в 1953 году проводили тот самый знаменитый эксперимент. Крысам вживляли электроды в «центр удовольствия» — стоило нажать на кнопку, и импульс тока приносил наслаждение. Как только животные понимали, что к чему, они забывали о еде и пище, лишь нажимая на кнопку, стимулирующую выработку дофамина, каждые пять секунд до тех пор, пока не падали от усталости. Так, к сожалению, и работает мозг человека, особенно если он не нейротипичен и чем-то отличается (например, выработкой дофамина). Поэтому, если мозг бы мог, он бы получал этот дофамин всегда. К сожалению, нет ни одного определённого способа «бороться с гиперфиксацией», и людям при симптомах рекомендуется обратиться к врачу. Особенно если это действительно мешает человеку жить, можно работать с собственным мозгом и над своим поведением у квалифицированного специалиста. Но главное — если вы прочитали статью, вы уже предупреждены и знаете, что делать в случае, если что-то портит вам жизнь, — особенно если это какая-либо гиперфиксация.

Неумолимая и беспощадная

Тридцать пять примерно лет тому назад в аудиторию одного весьма престижного вуза вошёл преподаватель, высокий, смуглый и без портфеля. Аудитория была большая, примерно на полтораста человек. Поточная аудитория, как говорили тогда, и в ней должна была состояться поточная лекция — для половины курса. Его неохотно, но вежливо приветствовали студенты, встав со своих мест. Тогда не сейчас — тогда требование приходить на лекцию в костюме или хотя бы в пуловере поверх сорочки с галстуком (для студентов) и в платье или в блузке под пиджаком делового стиля (для студенток) ещё не считалось измывательством и травмой. Короче говоря, студенты встали, потом сели, преподаватель подошёл к доске, взял кусок мела, написал «Социальная статистика» и обернулся к аудитории. — Друзья! — сказал он. — Меня зовут доцент Архангельский. К сожалению, профессор Вера Кузьминична Мальцева немного захворала и поручила мне провести первую лекцию этого чрезвычайно интересного и полезного курса. Я решил вместо введения ознакомить вас с главным, базовым принципом социальной статистики. Но для начала — давайте слегка взбодримся. Слегка, я бы сказал, повеселимся. Вы не против? — За! Мы — за! Конечно, давайте! — ответили студенты. Им понравился этот человек. Одна девушка, сидевшая в первом ряду, даже спросила: — Извините, пожалуйста, а как вас зовут? — Доцент Архангельский, я же сказал. — А имя-отчество? — не отставала студентка. — Гавриил Светозарович, — ответил он, опустив глаза. — Ой, а вы, наверное, серб? Или болгарин? — спросил кто-то ещё. — Такое отчество редкое. — Нет, — ответил доцент Архангельский. — Вы, наверное, хотите спросить, кто я по национальности. Честно скажу: не знаю. Или ещё честнее: никто. Сначала я думал, что я еврей. Потом спросил отца. Он сказал, что это неважно... Но хватит о личном. Давайте к делу? — К делу! — нестройно ответила аудитория. — Смотрите, — сказал он. — Вас на потоке, я вижу, примерно сто человек. Староста курса тут? Сколько вас? Ага, сто десять, я не ошибся. Девушек поменьше, чем молодых людей. Вижу, что примерно вдвое меньше, то есть в целом на двух парней одна девушка, что совершенно не соответствует распределению полов в населении страны, в возрастной когорте и так далее — но полностью соответствует специфике данного вуза. Сейчас вам чуть-чуть за двадцать. Пройдёт тридцать или немногим более лет — и вам станет около пятидесяти. Плюс-минус. Время подведения итогов. Давайте представим себе, кем вы будете к пятидесяти годам. У вас будут семьи? Дети? Какая у вас будет работа, зарплата, вообще социальный статус? Давайте пока остановимся на этих характеристиках. Ну, диктуйте. Только не все сразу. Скоро доска заполнилась таблицами желаемого будущего. У всех были крепкие счастливые семьи, от одного до троих детей, и дети уже успели подрасти и поступить в вуз — причём у многих в этот же самый. Все занимали серьёзные начальственные должности (это не было пустыми фантазиями, потому что именно данный вуз традиционно был кузницей руководящих кадров); правда, кое-кто собирался пойти в науку, но там дорасти самое малое до профессора в вузе или руководителя подразделения в каком-нибудь НИИ. Несколько девушек, как бы в противовес общей тенденции, собирались стать «просто женой хорошего, надёжного человека». Точнее говоря, не собирались — а были согласны на такой поворот событий. Разумеется, под «хорошим, надёжным человеком» предполагался мужчина из предыдущего пункта — то есть большой начальник или крупный учёный. — Отлично! — сказал доцент Архангельский. — А теперь давайте попробуем посмотреть, как будет на самом деле. Согласно законам социальной статистики, которая — такая же беспощадная и неумолимая дама, как физика или, к примеру, физиология. «Отчего люди не летают?» — спрашивала Катерина из «Грозы». Летают, ещё как! Но — вниз. Ускорение свободного падения, и привет. Как ни кидай яблоко вверх, оно все равно упадёт на землю. Как ни питайся, как ни лечись — ты не молодеешь, а стареешь... — он обвёл глазами аудиторию. — Да, у нас не совсем обычный институт, в него трудно поступить, это кузница кадров, наш диплом открывает многие двери. Поэтому, конечно, хочется надеяться на всё самое хорошее. И в самом деле, судьба вашего курса, без сомнений, будет гораздо благополучнее, чем судьба ваших ровесников из какого-нибудь заштатного вуза. Но всё равно... — и он развёл руками. — Что вы имеете в виду? — спросила давешняя девушка из первого ряда; в этом «всё равно» она услышала угрозу. — И всё равно, — повторил он, — статистика неумолима. Из ста десяти человек на вашем курсе только десять или пятнадцать достигнут тех или иных высот. Утешайтесь: это очень много! В провинциальном вузе таких будет один человек, а может, и полчеловека на выпуск. Большинство будет на хорошем среднем уровне. Примерно четверть — на очень среднем. Голодать-бедовать не придётся, но — от аванса до получки. С хлеба на квас. Увы, человек пять, а может, и семь из вас вообще сойдут с круга. Говоря грубо — обнищают и сопьются, превратятся в полные ничтожества не только в социальном, но и в человеческом смысле. Да, и в человеческом тоже, не морщите носы! А что вы хотите от алкашей-бездельников или от весёлых пьющих дамочек? Извините. Я не имею в виду никого конкретно, особенно сейчас, когда вы все такие светлые, радостные, чистые и бодрые. Но социальную статистику не обманешь. Эти люди сидят вот здесь, в этой аудитории. Только не надо вглядываться в своих друзей! — усмехнулся он. — Всё равно не угадаете. Он прошёлся по залу и продолжал: — Но не всё так страшно! Теперь посмотрим на правый хвост распределения, где собрались самые лучшие. Только что принят закон о кооперации. Люди получат возможность зарабатывать очень большие деньги, заниматься бизнесом, не опасаясь уголовных статей. Так вот, один из вас будет богат, причём не по-нашему, по-советски, где 700 рублей в месяц считается заоблачным доходом, а на мировом уровне! Он станет мультимиллионером или даже миллиардером. Старые друзья просто физически не смогут с ним встретиться — он будет жить где-нибудь в Альпах, за многослойными кордонами секретарей и референтов. Так что попросить у него до получки — не получится. И ещё среди вас как минимум два миллионера. Девушки! — засмеялся доцент. — Не вертите головами! Не найдёте! А если вдруг вам покажется, что вы угадали, — не стремитесь выйти за них замуж вот прямо сейчас. Потому что они лет в сорок с вами разведутся и найдут себе юных красавиц. Мой совет — ну их к чёрту. Я не запрашивал в кадрах ваши личные дела, но я почти уверен — среди вас есть дети руководящих работников, в том числе и высокого уровня. Больше двух? Трое? Отлично. Мне совершенно не важно, кто это. Важно другое — никто из них не достигнет уровня своего папы или дедушки. Один будет так-сяк, средний класс. Второй — вроде богатый, но тоже не очень. А вот один из них попадет «на левый хвост». То есть сойдёт с круга, обнищает, сопьётся. Грустно? Мне тоже. Наверное, среди вас есть влюблённые парочки. Может быть, кто-то уже успел пожениться, а кто-то только собирается. Что ж! Не менее пяти пар счастливо доживут до серебряной свадьбы и будут жить дальше, в любви и верности, в окружении детей и внуков. Но будут и разводы — и простые, и ужасные. — Ужасные — это как? — спросил кто-то. — Ужасные в смысле подлости, злобы, обмана и алчности. С делёжкой имущества, с требованиями отдать назад свадебные подарки, с внезапным увозом детей и вообще с использованием детей в ссорах. Как это у Льва Толстого: «Она дралась Лидой, нашей младшей дочкой, а я дрался Васей, старшим сыном». Но беды с детьми тут только начинаются. У кого-то сын свяжется с криминалом и сядет, у кого-то дочь выйдет замуж в очень надменную семью, которая не захочет знать её маму с папой. Сколько горя, сколько слёз! Но этим покинутым родителям или родителям детей-уголовников будут завидовать другие. — Кто? Почему? — Те, у которых родятся дети-инвалиды. — Такие у нас тоже будут? — Две семьи, — сказал доцент. — И это будут две разные судьбы. Одна семья посвятит жизнь своему ребёнку. А другая — отдаст его, как бы это выразиться, в специализированное учреждение. В обоих семьях родители в итоге разведутся. В первой — кончатся силы, во второй — замучит совесть и взаимные упрёки. Но и это ещё не всё. Кому-то будет суждено похоронить своего ребёнка подростком. А кому-то — уже почти совсем взрослым человеком, студентом. — Грустно-то как... — А ещё грустнее, — покивал доцент, — что некоторые из вас не доживут до пятидесяти лет. — Ну и что нам теперь делать? — Вообще-то делать тут нечего. Но я смогу вам немного помочь. У нас осталось время до конца лекции. Я уйду, а вы разберёте себе эти роли. Кто на что согласен. Возможны компенсации: например, богатство в обмен на измену и грабительский развод. Или любовь в обмен на бедность. Ну и так далее. Напишете на листочках и сдадите мне. Имена-фамилии не обязательно. Я разберусь. Он быстро вышел из аудитории. Студенты зашумели. Кто-то легкомысленный сказал, что это просто шутка. Кто-то умный — что сто десять человек — это слишком маленькая группа, чтобы на ней всё отразилось. А один парень вдруг сказал, что клянётся взять себе больных детей и гнусный развод — но при условии, что он станет миллиардером. «Хитренький какой!» — засмеялись все. Миллиардером он, кстати говоря, стал; дети у него были здоровые и жена верная. Но, помня этот разговор и свою клятву, он отдавал огромные суммы на детские больницы и школы-интернаты. А его однокурсник, внук министра и на короткое время даже компаньон, разорился дотла и помаленьку спивался. Сидел в рюмочной на Пятницкой и рассказывал своему закадычному дружку — тоже бывшему однокурснику — как его обокрала жена при разводе. То ли смеялся, то ли плакал: «А ведь какая любовь была! И главное — наша девочка, генеральская внучка!». Вывезла из квартиры всё, включая электрические розетки и карнизы для штор. И сами шторы тоже. И детей. Ещё он рассказывал, что недавно обзванивал старых приятелей — и всё вышло, как этот Гаврила говорил: «Пашка спился, Санька умер, Лидка тоже тю-тю, у Верки и Вовки сын сидит, Боб без работы, а вот Аверьян — ого! Вице-губер. Но он один такой. Ну и так дальше. Всё верно мужик сказал. Статистика!». — А знаешь, кто был этот доцент Архангельский? — вдруг спросил дружок. Приблизил лицо и прошептал: — Архангел Гавриил! — Ну? — изумился внук министра. — Вот оно что, значит... — потом подумал и покачал головой. — Не! Не-не-не! Ерунда. Архангелы такие не бывают. Это она, вот эта... беспощадная социальная статистика. — Неумолимая и беспощадная! — кивнул дружок и пошёл к прилавку за следующей рюмкой. Денис Драгунский

Разбить, сломать, испортить: почему дети это так любят?

Только вы отходите на пять минут на кухню, как вся стена уже изрисована краской, кот покрашен в зелёный цвет, а ваш любимый горшок разбит! Знакомо? В этой статье расскажем, почему дети все это устраивают и что делать родителям. Вопрос. Хотелось бы знать, почему (откуда) у ребёнка с 10–12 месяцев (а то и месяцев с 8) идет программа на разрушение? Желание разгромить, разломать, уничтожить, напасть с кулаками на взрослых (это уже у более старших, от полутора-двух лет). Наблюдая за ребёнком с такой патологией, я вижу, что проблема усугубляется! Почти четырёхлетний, он, прищурив глаза и глядя в глаза тебе, смело и отважно, например, выкидывает вещи из ящиков или фломастером демонстративно разрисовывает стену. Откуда берётся у детей желание ломать что-то и разрушать, пакостничать и хулиганить? Ответ. В 10–12 месяцев дети не могут действовать осознанно — действия делаются не целенаправленно, поэтому нельзя назвать это патологией в таком возрасте. Такое поведение нормально и связано в первую очередь с тем, что развитие ребёнка идёт от более размашистых движений к мелкой моторике рук. Он может случайно что-нибудь уронить или сломать, потому что ещё не научился более точным и целенаправленным движениям. Кроме того, в этот период малыш познает мир: изучает материалы на ощупь, пробует все на вкус и прочность. Поэтому поломка каких-то вещей связана не с «патологией», а с исследовательским интересом ребенка. Ситуация с четырёхлетним ребенком недостаточно понятна, тут возникают вопросы: он делает это постоянно или это был единственный раз? Как вы отреагировали на это? Что могло спровоцировать такое поведение? В возрасте четырёх лет ведущая деятельность детей — ролевая игра. Она предполагает освоение норм поведения в общении между людьми и повышенную любознательность. Возможно, в тот момент ребёнок воспринял это не как пакость, а как игру со взрослым. Также иногда взрослые видят в «непослушном» поведении бунт, баловство и капризность. Но за этим могут стоять совсем другие причины: • дети не могут полностью контролировать своё поведение. Их мозг ещё не совсем созрел, чтобы сидеть тихо, мирно и не нарушать тишину. По-хорошему, они научатся себя вести более «примерно» к 7–10 годам. И это норма. • дети могут нарушать слишком строгие правила, если они жёсткие и частые. Потому что нуждаются в свободе, а задача родителей — вовремя подстраиваться под возникшие потребности. Направьте пыл ребёнка в мирное русло: расстелите ватман и дайте карандаши. Так вероятность разрисованных обоев снизится. • помимо свободы дети нуждаются в границах, которые взрослые очерчивают в общении. Но делать это стоит не криком. Чтобы ребёнок знал, что нельзя драться, он должен: • знать, почему драться — плохо и неприятно для окружающих. Объяснить это должны вы. • видеть другие способы решать проблемы. Здесь стоит обратить внимание на поведение взрослых членов семьи. Например, если при спорах папа бьёт кулаком по столу, а мама кричит, ребёнок может перенять такую стратегию. Покажите, что решать разногласия можно мирным, уважительным разговором. Источник: МЕЛ

7 знаменитых песен, в основе которых — личная трагедия или реальные события

Музыка — это язык общения и связь между людьми. Она раскрывает чувства, отражает настроение, заставляет радоваться и грустить, расслабляться и переживать, а иногда и задумываться о том, что же хотел сказать автор своим произведением. Предлагаем узнать о скрытом смысле некоторых знаменитых композиций, в основе которых лежат личные переживания певцов или реальные события. The Cranberries — «Zombie» В 1993 году в британском городе Уоррингтон прогремели два взрыва, организованные боевиками Временной Ирландской республиканской армии (ИРА). Первый обошелся без жертв, а в результате второго пострадало много мирных жителей и погибли двое детей — Джонатан Бол и Тим Пэрри. Это событие было широко освещено в СМИ и вызвало массовые протесты против ИРА в Дублине. Не осталась в стороне и солистка ирландской рок-группы The Cranberries Долорес О’Риордан. Во время тура по Великобритании она написала знаменитую песню «Zombie», которую посвятила погибшим мальчикам. Зомби она называет членов ИРА, по вине которых погибают ни в чем не повинные люди. Долорес очень остро переживала осложнение взаимоотношений между Северной Ирландией и Англией. В одном из интервью она призналась, что мысли о происходящих по родной стране взрывах никак не хотели выходить у нее из головы. Девушка постоянно мониторила информацию о пострадавших, читала статьи о том, как жестоко обращаются с женщинами и детьми. Трагедия в Уоррингтоне стала последней каплей, заставившей певицу выразить все, что ее мучило, в песне. Another head hangs lowly Child is slowly taken And the violence caused such silence Who are we mistaken Еще одна голова поникла, Ребенка медленно уносят. Вслед за жестокостью приходит мертвая тишина. Кто мы? Мы ошиблись. Sia — «Breathe me» Жизнь Сии Ферлер, известной всем под псевдонимом Sia, нельзя назвать радужной. Ее путь к мировому признанию был долгим и тернистым, а судьба постоянно преподносила сюрпризы, которые могли сломить кого угодно. В 1997 году, когда Сиа приняла решение посвятить себя музыке, она перебралась из австралийского города Аделаида в Лондон. Там будущая звезда встретила свою первую любовь — мужчину по имени Дэн. Влюбленные отправились в путешествие, но Дэн вынужден был вернуться домой раньше. За неделю до прибытия в Лондон Сиа узнала, что парня сбила машина. Девушка успела лишь на похороны. Эта трагедия сломала певицу. Она забыла о своей мечте, своих стремлениях, поселилась в квартире Дэна с его друзьями, начала пить и принимать запрещенные вещества. В 2004 году Сиа написала композицию «Breathe Me», в которой рассказала о своих чувствах: о том, что ощущала себя потерянной, и о пустоте в душе, которую нечем было заполнить. Yeah I think that I might break Lost myself again and I feel unsafe Да, я думаю, я могу сломаться, Я опять затерялась в себе и я чувствую себя незащищенной.... Песня разбередила старые раны, вследствие чего у звезды случился нервный срыв. Ей пришлось проходить полный курс терапии, чтобы вернуться к нормальной жизни. Эрик Клэптон — «Tears In Heaven» и «My Father’s Eyes» Песню «Tears In Heaven» британский рок-музыкант написал вскоре после ужасной трагедии — 20 марта 1991 года погиб его четырехлетний сын Коннор. Мальчик играл с няней в прятки и случайно выпал из окна, которое забыл запереть мойщик. У ребенка не было ни единого шанса — квартира находилась на 53 этаже. Впервые композиция прозвучала в качестве саундтрека к фильму «Кайф», посвященному проблеме наркомании. Эрик работал над песней вместе с композитором Уиллом Дженнингсом (автором знаменитой композиции «My Heart Will Go On»). «…В некотором смысле, это даже не грустная песня. Это была песня веры. Когда в ней говорится о том, что «на небесах не будет больше слез»… мне кажется, что это песня оптимизма… воссоединения», — рассказывал в одном из интервью Клэптон. Beyond the Door There's peace I'm sure And I know There'll be no more Tears in Heaven Я точно знаю — там тишина. Там, по ту сторону, И я точно знаю, Что больше не будет Cлез на Небесах. Примерно в то же время была написана и другая знаменитая песня Эрика — «My Father’s Eyes», которая также была основана на личных переживаниях музыканта. Своего отца — канадского солдата — Эрик не знал, так как родители развелись сразу после его рождения. Но взглянув однажды на Коннора, певец внезапно ощутил, что сквозь лицо ребенка на него смотрят глаза его отца. Именно об этом — о непрерывной связи поколений — рассказывает композиция «My Father’s Eyes». Bit by bit, I've realized That's when I need them, That's when I need my father's eyes. My father's eyes. Капля за каплей, я осознал, Вот когда они нужны мне, Вот когда мне нужны глаза моего отца, Глаза моего отца. Обе песни Клэптон отказался исполнять в 2004 году. Когда у него спросили, почему, он ответил, что его жизнь изменилась и больше он не испытывает того чувства утраты, которое является неотъемлемой частью данных композиций. Музыкант выразил надежду, что однажды он найдет способ, как можно интерпретировать песни по-новому, и вновь их исполнит. Это действительно произошло — на гастролях 2013 года. College & Electric Youth — «A Real Hero» В основу композиции, которую записали Остин Гаррик и Дэвид Грелье, легла реальная история, произошедшая 15 января 2009 года. В тот день американский самолет Airbus A320, который летел в Северную Каролину, почти сразу после взлета сбил стаю птиц. Из-за этого двигатель потерял мощность, и пилотам Чесли Салленбергеру и Джеффри Скилзу пришлось принять сложное решение. Перенаправив самолет, они смогли посадить его на реку Гудзон, благодаря чему ни один из пассажиров и членов экипажа не пострадал. В песне «A Real Hero» поется о настоящих героях, а также о чуде, которое произошло в тот день, ведь никто из пассажиров уже не верил в спасение и в свое возвращение домой. His head so cool In that tight bind knew what to do And you, have proved, to be A real human being, and a real hero Сохраняя трезвость ума, Он знал, что делать в такой экстремальной ситуации, И доказал, что достоин звания Настоящего Человека и настоящего героя Пол Маккартни — «Freedom» На следующий день после теракта, который произошел 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, сэр Пол Маккартни написал песню «Freedom». Когда началась атака на башни-близнецы, музыкант находился в самолете, припаркованном в международном аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди, и мог наблюдать за событиями со своего места. Произошедшее настолько сильно его поразило, что он не смог молчать. В своей песне «Freedom» Маккартни говорит, что жизнь дарована нам богом, и никто не вправе отнимать ее у нас. Все доходы от композиции музыкант отправил в Фонд Робина Гуда, который распределил финансовые средства между семьями жертв, пострадавших во время трагедии, и спасателями Нью-Йорка. Talkin' about freedom We're talkin' about freedom I will fight for the right To live in freedom Я говорю — свобода! Мы говорим — свобода! Я готов защищать Право жить свободно. Justin Timberlake — «Cry me a river» Джастин Тимберлейк и Бритни Спирс познакомились на съемках телепередачи «Клуб Микки Мауса». Через шесть лет у них начался роман — их называли самой красивой парой нулевых. Однако певица не хотела отвлекаться на отношения — важнее для нее была музыкальная карьера. После расставания Джастин не находил себе места — его сердце было разбито, он глубоко переживал разрыв с Бритни. Видя, в каком состоянии находится певец, один из его друзей посоветовал ему выплеснуть свои эмоции в песне. Так появилась знаменитая «Cry me a river», которая стала одной из самых известных композиций Тимберлейка за всю историю его карьеры. Your bridges were burned, and now it's your turn To cry, cry me a river Однажды ты сожгла мосты, и теперь твоя очередь Лить по мне слезы. Deep Purple — «Smoke on the water» В декабре 1971 года американская рок-группа Deep Purple приехала в швейцарский городок Монтре, чтобы записать новый альбом. В качестве места работы музыканты выбрали казино, в котором уже выступали ранее. 4 декабря здесь был концерт The Mothers of Invention под руководством Фрэнка Заппы, после завершения которого помещение должны были отдать в полное распоряжение Deep Purple. Однако этому не суждено было сбыться. Когда The Mothers of Invention начали играть песню «King Kong», кто-то из фанатов запустил сигнальную ракету, которая попала в стропила и застряла там. Поначалу пламя было слабым — за это время зрителей успели вывести, благодаря чему никто не пострадал. Но пожар усилился и весь развлекательный комплекс сгорел. Deep Purple наблюдали за происходящим из окон своего номера в гостинице. Больше всего их поразила дымовая завеса, которая образовалась над Женевским озером. Именно она вдохновила группу написать знаменитый сингл «Smoke on the water». No matter what we get out of this I know, I know we'll never forget Smoke on the water And fire in the sky Не имеет значения, что у нас из этого вышло. Я знаю, что мы никогда не забудем... Дым над водой И огонь в небе.

Комната Вирджинии Вулф

«Своя комната» — самое известное научно-популярное произведение Вирджинии Вулф. Хотя она и напишет множество других эссе, именно это, 1929 года, первоначально прочитанное в виде нескольких лекций в Кембриджском университете, остается самым известным высказыванием Вулф об отношениях женщин и творчества. «Своя комната» — «феминистский манифест» или произведение литературной критики? В некотором смысле это и то, и другое. Своя комната: краткое содержание Эссе Вулф разделено на шесть глав. Она начинает с того, что объясняет название эссе: «Женщина должна иметь деньги и собственную комнату, если она собирается писать художественную литературу». Далее она уточняет, что наследство в пятьсот фунтов в год, которое дало бы женщине финансовую независимость, важнее, чем получение женщинами права голоса (женщины получили полностью равное избирательное право с мужчинами только в 1928 году, в том же году, когда Вулф читала свои лекции). Рассказчица начинает повествование со своего дня в колледже вымышленного университета Оксбридж (сочетание Оксфорда и Кембриджа). Пытаясь написать лекцию, она улавливает какую-то важную мысль и бросается через одну из лужаек колледжа, но ее останавливает охранник, который говорит ей, что эта лужайка предназначена только для стипендиатов и ученых. Таким же образом ее не пускают в несколько других мест, прежде чем она попадает на званый обед, где ее вдохновляет яркая беседа мужчин и женщин. Позже она обедает в вымышленном женском колледже Фернхэм. Здесь еда совсем другая, блюда простые, а разговоры сплетнические и неинтересные. Размышляя о своем дне, рассказчица понимает, что женщинам закрыт доступ к образованию, финансовому и интеллектуальному наследию, к которому всегда имели доступ мужчины. Далее Вулф обращает внимание на то, что мужчины говорят о женщинах в своих произведениях, и у нее создается четкое впечатление, что мужчины - заинтересованные в сохранении превосходства в литературе и образовании - изображают женщин определенным образом, чтобы они оставались, по сути, гражданами второго сорта. Следующим шагом Вулф является рассмотрение того, что написали сами женщины. Именно в этот момент в «Своей комнате» Вулф придумывает сестру Шекспира, которую Вулф (возможно, вспоминая имя дочери Шекспира) называет Джудит Шекспир. Вулф предлагает нам представить, что эта воображаемая сестра Уильяма Шекспира родилась тем же гением, с тем же потенциалом стать великим писателем, что и ее брат. Но она закрыта от возможностей, которыми пользуется ее брат: образование в гимназии, шанс стать актером в Лондоне, возможность зарабатывать на жизнь в елизаветинском театре. Вместо этого перед Джудит Шекспир закрываются двери этих учреждений только потому, что она родилась женщиной. Этим утверждением Вулф отвечает тем, кто заявляет, что женщина-писатель, столь же великая, как Шекспир, никогда не рождалась; это утверждение упускает тот важный факт, что великими писателями становятся, а также рождаются, и лишь немногие женщины во времена Шекспира пользовались теми возможностями, которые были у мужчин, подобных Шекспиру. Затем Вулф возвращается к обзору того, что существует в женской литературе, рассматривая таких авторов, как Джейн Остин и Эмили Бронте (обеими она восхищается), а также Афру Бен, первую профессиональную писательницу в Англии, которую, по мнению Вулф, должны восхвалять все женщины за то, что она показала, что профессиональная писательница может стать реальной фигурой. Афра Бен, писавшая в XVII веке, стала важным прорывом для всех женщин, потому что именно она завоевала для них право высказывать свои мысли. Ранее женщины-писательницы были слишком скованы своей неуверенностью — как женщины, пишущие в литературном мире, где доминировали мужчины, — и это привело к «изъяну» в их работе. Но романистки XIX века, такие как Остин и Джордж Элиот, были 'обучены' социальным наблюдениям, и это позволило им писать романы о мире, который был им знаком. Джейн Остин прятала свои рукописи или закрывала их листом промокательной бумаги. Но, опять же, вся литературная подготовка, которую проходила женщина в начале XIX века, была подготовкой в наблюдении за характером, в анализе эмоций. Ее чувствительность веками воспитывалась под влиянием общей гостиной. Чувства людей производили на нее впечатление; личные отношения всегда были у нее перед глазами. Поэтому, когда женщина среднего класса начала писать, она, естественно, писала романы. Но даже это привело к ограничениям: гений Эмили Бронте больше подходил для поэтических пьес, чем для романов, а Джордж Элиот в полной мере использовала бы свои таланты как биограф и историк, а не как романистка. Так что даже здесь женщинам приходилось приспосабливать свои таланты к социально приемлемой форме, а в то время это означало писать романы. Вулф противопоставляет этих женщин-романистов XIX века и женщин-романистов современности (т.е. 1920-х годов). Она обсуждает недавний роман «Приключение жизни» Мэри Кармайкл (и роман, и писательница — вымышленные, придуманные Вулф для аргументации). В этом романе она находит некоторые революционные детали, включая изображение дружбы между женщинами, когда раньше в романах женщины рассматривались только по отношению к мужчинам (например, как жены, дочери, подруги или матери). Изложив эту историю, Вулф избавляется от своей персоны и обдумывает, как ей завершить лекцию вдохновляющим призывом к действию. Она призывает женщин колледжей Ньюнхэм и Гиртон, свою аудиторию — создать наследие для своих дочерей. Она считает, что художественная литература служит общему благу, а не только личному, что в ней есть что-то универсальное, мощное и хорошее, и поэтому она призывает их писать с жадностью. Она вызывает в воображении образ Джудит Шекспир, лежащей мертвой, погребенной под улицами бедного района Лондона, но говорит, что для этого трагического персонажа еще не все потеряно. Поскольку поэты никогда не умирают, но переосмысливаются и получают жизнь от других, у женщин в ее аудитории есть возможность оживить Джудит и создать историю, которой у Джудит никогда не было. Своя комната: анализ эссе Эссе Вулф, хотя и является не художественным произведением, демонстрирует то же творческое начало, которое мы находим в ее художественной литературе: она принимает образ Мэри Бетон, начинает свое эссе в середине потока со слова «Но», а также реализует двусторонний или «андрогинный» подход к написанию, к которому, по ее заключению, должны стремиться все авторы. A Room of One's Own — это и рациональный манифест, и блуждающий рассказ; и радикально провокационный, и, в некоторых отношениях, тихо консервативный. На протяжении всего романа Вулф уделяет особое внимание не только социальным ограничениям жизни женщин, но и материальным. Джудит Шекспир, воображаемая сестра Уильяма Шекспира, никогда бы не стала великой писательницей, потому что финансовое положение женщин было направлено не на образование, чтобы они могли стать кормильцами своих семей, а на подготовку их к замужеству и материнству. Их жизнь строилась вокруг брака как самого важного экономического и материального события в их жизни, поскольку именно став женой мужчины, женщина получала финансовую безопасность. Такая женщина, по крайней мере, до конца XIX века, когда в английском законодательстве появился Закон о собственности замужних женщин, обычно не имела ни «собственной комнаты» (потому что комнаты, в которых она проводила свое время, такие как кухня, спальня и детская, были предназначены для домашних дел), ни денег (потому что богатство и имущество жены формально принадлежало ее мужу). Из-за этого сильного внимания к материальным ограничениям женщин, которые, в свою очередь, не позволяют им получить опыт, образование или средства, необходимые для того, чтобы стать великими писателями, «A Room of One's Own» часто называют «феминистским» произведением. Этот ярлык в значительной степени точен, хотя следует отметить, что мнение Вулф о женском писательстве несколько расходится с мнением многих других феминистских писателей и критиков. В частности, предложение Вулф о том, что писатели должны стремиться быть «андрогинными», вызвало критику со стороны более поздних феминистских критиков, поскольку они отрицали идею о том, что «женское письмо» и «женский опыт» отличаются и отделены от мужского. Учитывая, что большая часть художественной литературы Вулф написана подобным образом и поэтому может быть названа женской литературой, возникает вопрос, насколько ее аргументы в «Своей комнате» подтверждаются ее собственной художественной литературой. Возможно, ответ кроется в романе, который Вулф опубликовала незадолго до того, как начала писать «Свою комнату»: ее роман 1928 года «Орландо», в котором героиня меняет пол на протяжении всего романа, путешествуя через три века истории. Автор: Арсений Биньевский

Почему не нужно бояться пауков?

Школа в Глостершире, на западе Англии, была закрыта на несколько дней из-за «нашествия ядовитых пауков». Эксперты утверждали, что они не агрессивны и не опасны, но школу на всякий случай закрыли. Жители города не на шутку встревожились, в некоторых СМИ пауков поспешили назвать «восьминогими монстрами». Подобная паника захлестнула Мальорку, когда женщина поделилась фотографией паучьего укуса в социальных сетях. Несмотря на то, что специалисты уверяли, что на Мальорке нет опасных пауков, люди перепугались не на шутку. Неудивительно, что такие новости сеют панику, особенно когда этому активно способствуют СМИ. Кроме того, подобные настроения имеют свойство быстро распространяться — буквально за несколько дней они могут достигнуть федерального уровня, даже если берут начало в маленьком городке. Кроме того, новости могут повлечь за собой неприятные политические и социальные последствия. Нет ничего хорошего в том, чтобы перестать водить детей в школу в течение нескольких дней или устроить необязательную обработку пестицидами, загрязнив окружающую среду. Вопреки впечатлению, которое создается при чтении новостей, риск столкнуться с опасным пауком минимален. По данным исследований, проведенных в Швейцарии, ежегодная вероятность укуса паука составляет от 10 до 100 случаев на миллион. Австралийские ученые говорят, что только 6% подтвержденных укусов пауков требуют оказания медицинской помощи. Глобальное распространение дезинформации о пауках Недавно в журнале Current Biology было опубликовано исследование, в котором приняли участие более 60 ученых. Они рассматривали глобальное распространение дезинформации о пауках во всем мире. В результате коллективных усилий было собрано более 5000 новостей о столкновениях людей с пауками, опубликованных в интернете в период с 2010 по 2020 гг. Новости были оценены с точки зрения их качества (наличие или отсутствие ошибок) и уровня сенсационности. Ошибки журналистов и язык сенсаций Почти половина проанализированных новостей содержала ошибки или неточную информацию, например, паук был идентифицирован неверно. В некоторых статьях сообщается о видах, которые даже не обитают в местности, где произошел инцидент, а иногда и вовсе непонятно, был укус или нет. В 43% случаев в новостях использовался сенсационный язык. Однако когда проводились консультации с экспертами-арахнологами, сенсационность была значительно ниже. Как правило, ошибочная новость набирала популярность на региональном уровне, а затем распространялась в национальных и международных СМИ. По мнению экспертов, это является определяющей характеристикой современной дезинформации: кумулятивный эффект небольших ошибок, которые поддерживают ложный нарратив. Это работает одинаково как в новостях о пауках, так и в политических новостях. Насколько часто та или иная страна являлась источником негативных новостей о пауках, определялось несколькими факторами. Доля любых сенсационных новостей, опубликованных в стране, наличие пауков, считающихся смертельно опасными, и большое количество пользователей социальных сетей. В Австралии больше опасных пауков, чем в любой другой стране, однако новости о них достоверны и редко вызывают какое-либо волнение в обществе. Согласно анализу, больше всего дезинформации об арахнидах генерируется в Великобритании, несмотря на то, что там очень мало опасных ядовитых видов пауков. Последствия создаваемой дезинформации более чем ощутимы. Она усиливает неприязнь к этим членистоногим, что приводит к излишним средствам защиты, таким как использование пестицидов. Более того, ложные тревоги могут привести к закрытию школ и нарушению туристических потоков. Другая сторона пауков Первые четкие представления о паукообразных датируются 10000 лет назад. Благодаря высокой распространенности на всех континентах и уникальному внешнему виду ими восхищались и боялись в равной степени. Их часто ассоциировали с божествами, с созидательными силами (благодаря их хитрости, большой плодовитости, способности производить и ткать паутину) и разрушительными силами (благодаря их методам охоты и использованию яда). Все пауки, за исключением семейства Uloboridae, вырабатывают яд. Они используют его вместе с паутиной, чтобы поймать и обездвижить свою добычу. Описано всего четыре рода пауков, яд которых представляет медицинский интерес (Phoneutria, Loxosceles, Latrodectus и Atrax), и только 4% известных видов могут быть опасны для человека. Это означает, что из примерно 45000 известных видов более 43200 безвредны. Вопреки распространенному мнению, пауки приносят много пользы. Во-первых, они вносят вклад в общее биоразнообразие планеты, являясь одной из крупнейших групп беспозвоночных животных. Кроме того, они играют важную роль в борьбе с вредителями сельскохозяйственных культур и являются важным компонентом биоиндикаторов качества окружающей среды. Теперь вы знаете, что при встрече с пауком его не нужно бояться, а нужно отнестись к нему с добротой, ведь он — настоящее природное сокровище. По материалам статьи «Why you shouldn’t be scared of spiders» The Conversation

На лицо ужасные, добрые внутри: история семейки Аддамс

23 ноября состоялась премьера сериала «Уэнсдэй». Он стал третьим проектом стриминговой платформы Netflix, преодолевшим отметку в миллиард часов просмотра в течение месяца. Почему всех так заинтересовала история девочки из знаменитой семейки Аддамс, и как вообще появился этот клан чудаков, который стал пародией на идеальную американскую семью? Создатель семейки Аддамс Впервые семейка Аддамс заявила о себе 85 лет назад. Именно тогда на страницах журнала The New Yorker появилась иллюстрация художника-карикатуриста Чарльза Аддамса, на которой были изображены женщина в длинном готическом платье и неуклюжий, мрачный великан, напоминающий Франкенштейна. На тот момент у этих двоих еще не было имен, но позже они стали известны как Мортиша и Ларч. Прототипом для Мортиши стала Барбара Джин Дей, первая супруга Аддамса, с которой он прожил восемь лет. В 1940 году Чарльза пригласили на постоянную работу в The New Yorker, где он трудился до конца своих дней. Художник нарисовал более 1300 комиксов, но самыми востребованными были истории о странной семейке, проживающей в заброшенном особняке. Так как читатели требовали развития повествования, Чарльз решил добавить новых персонажей: • супруга Мортиши Гомеса — доброго пухленького мужчину с усиками-карандашами и поросячьим носом; • их сына Пагсли — озорного мальчугана в полосатой майке; • их дочь Уэнсдэй — суровую девочку с косичками, которая никогда не улыбается и любит издеваться над братом; • Маман — ведьму с соломенными волосами; • Дядю Фостера — мужчину с лысой головой и выпученными глазами в объемном пальто с меховым воротником; • Вещь — живую руку. Учитывая тот факт, что Чарльза Аддамса в Америке считают отцом черного юмора, совсем не удивительно, что персонажи его комиксов были очень далеки от образа идеальной семьи из рекламы зубной пасты. Они богатые, эксцентричные, странные, любят все темное, зловещее и мрачное, откровенно насмехаются над стандартами, принятыми в обществе. Соседи только делают вид, что их не пугают привычки и образ жизни семейства, но на самом деле стараются держаться подальше от этого клана чудаков. Первая киноадаптация В 1962 году Чарльзу поступило предложение о съемках сериала, основанного на его карикатурах. Он с радостью согласился и принял активное участие в подготовительном процессе. Первая проблема, с которой столкнулись создатели сериала, — отсутствие имен у персонажей. Имя Мортиши произошло от английского слова «mortician», что в переводе означает гробовщик. Ее супруга изначально хотели назвать Репелли, но актер, исполнявший его роль, предложил имя Гомес. Пагсли мог быть Пьюбертом. Что касается Уэнсдэй, то она обязана своим именем строчке из детского стишка: «Тот, кто в среду был рожден, горьким горем будет полн». Фамилию странной семейке художник решил дать свою, но не потому, что был обделен фантазией — просто он чувствовал с ними некое родство. Вся обстановка особняка, в котором жили Аддамсы, была скопирована с манхэттенской квартиры их создателя. Вот что пишет Чарльз Аддамс о своих персонажах: «Гомес и Пагсли полны энтузиазма. Мортиша более спокойная, остроумная и иногда смертельно опасная. Бабуля Фрамп добродушна до глупости. Уэнсдэй похожа на мать. Каждый из членов семьи независим (за исключением бабули Фрамп, у нее ведомый характер), но это сплоченная семья, руководит которой на самом деле Мортиша». Сериал транслировали на телеканале АВС на протяжении двух лет. Всего вышло два сезона, 64 эпизода. Съемочная группа была настроена продолжать работу, тем более, что комиксы были очень популярны. Однако этому не суждено было случиться по двум причинам. Первой стала Эстель Барб, бывшая супруга Чарльза Аддамса, с которой он развелся в 1956 году. Будучи юристом, она завладела правами на кино- и телеадаптации самых знаменитых комиксов мужа и отказывалась идти на какие-либо уступки. Вторая причина заключалась в цветном вещании, на которое постепенно переходило американское телевидение. Нужно было полностью менять декорации, костюмы, подстраиваться под новые правила, а это требовало большого количества времени и средств, которых у создателей сериала не было. Поэтому проект решили закрыть. Новый взгляд на странную семейку В 1973 году на телеканале NBC стали показывать мультсериал про семейку Аддамс — серии выходили по субботам до 1975 года. Полюбившиеся всем герои перебрались из старого особняка в дом на колесах, чтобы путешествовать по Америке. Следующей попыткой вернуть странное семейство на большой экран стал полнометражный фильм, который выпустили в 1977 году. Он назывался «Хэллоуин с новой семейкой Аддамс» и по сюжету продолжал оригинальный сериал. Увы, ни один, ни второй проект особой любви телезрителей не завоевали. Настоящим спасением для детища Чарльза Аддамса стал фильм 1991 года, главные роли в котором исполнили Анжелика Хьюстон, Рауль Хулия и Кристофер Ллойд. Сюжет картины строится вокруг Гомеса и его потерянного брата Фостера. Раз в год семья устраивает спиритический сеанс в надежде выйти с ним на связь и узнать его местоположение. Во время одного из таких сеансов дверь особняка открывается и на пороге появляется Фостер. Правда, он ничего не помнит… В отличие от мультфильма, который не получил большой популярности, фильм стал культовым. Но мало кто знает, что он вообще мог не выйти на большие экраны, ведь у съемочной группы постоянно случались какие-то проблемы. И главной из них был… режиссер! Да-да, бывший оператор Барри Зонненфельд так переживал из-за своего дебюта, что только в первые недели съемок потерял шесть килограммов. Он практически не спал, а еду заменял капучино. Это привело к тому, что однажды режиссер потерял сознание прямо на съемочной площадке и попал в больницу. После этого продюсер картины Скотт Рудин предложил закрыть проект, но Зонненфельд отказался — он был решительно настроен снять фильм. Следующим испытанием для ленты стали финансовые трудности студии Orion Pictures. Она вынуждена была продать права на экранизацию Paramount Pictures. Съемочная группа переживала по этому поводу, но, как оказалось, зря — сделка обеспечила картину финансовой стабильностью, поэтому премьера состоялась четко по графику. Казалось бы, все хорошо: зрители в восторге от новой «Семейки Аддамс», фильм заработал в прокате 191 миллион долларов при бюджете в 30 миллионов долларов. Единственным, кто был против успеха, стал Дэвид Леви — режиссер самого первого сериала. Он утверждал, что фильм слишком похож на его детище, так как Зонненфельд полностью скопировал характер и повадки персонажей. К счастью, Paramount Pictures уладила все без судебного разбирательства. Шумиха вокруг популярного фильма, особенно перед выходом его сиквела «Ценности семейки Аддамс», была не нужна. Было еще несколько попыток экранизировать комиксы, но все они провалились. Зрителей не впечатлили ни «Воссоединение семейки Аддамс» 1998 года, ни канадский ремейк оригинального сериала «Новая семейка Аддамс», ни полнометражный мультфильм 2019 года, который критики назвали поверхностным. Уэнсдэй в главной роли Фанаты Тима Бертона давно мечтали о том, чтобы он снял адаптацию «Семейки Аддамс», ведь эта история как нельзя лучше подходит ему по сюжету и атмосфере. Бертон должен был занять режиссерское кресло еще в 1991 году, однако тогда он отказался от предложения, ведь с головой ушел в съемки «Бэтмена». Первые слухи о том, что знаменитый режиссер все-таки берется за комиксы известного художника-карикатуриста, появились в 2020 году. А позже Бертон заявил, что не собирается делать очередной ремейк на полюбившийся проект. Его интересовал один конкретный персонаж — Уэнсдэй. Режиссер признался, что чувствует связь с этой девочкой, так как у них одинаковое мировоззрение. Работая над ее образом, Бертон вспоминал, как чувствовал себя в школе, какие у него были отношения с родителями и с самим собой. Такой подход позволил сделать из «Семейки Аддамс» что-то новое, непохожее на предыдущие воплощения персонажей. В основе сюжета обучение Уэнсдэй, дочери Мортиши и Гомеса, в специализированной академии для изгоев Nevermore. Сначала девочка планирует сбежать из школы, но потом ее начинают посещать странные видения, связанные с этим местом. Последним доводом, чтобы остаться в академии и разгадать все ее мрачные секреты, стала смерть одного из учеников, который… оказался жив. Главная роль в сериале досталась актрисе Дженне Ортега, известной зрителям благодаря фильму «Крик». В одном интервью 20-летняя знаменитость рассказала, что ее всегда сравнивали с Уэнсдэй. В детстве она была странным ребенком — редко проявляла эмоции, а окружающие никогда не могли понять, шутит девочка или говорит серьезно. Во время съемок Бертон постоянно повторял, что Дженна не должна пытаться сделать новую версию Уэнсдэй с опорой на ее предыдущие воплощения на экране. Главная цель — быть собой и заходить в этом так далеко, как только сможет. «Иногда Тим подробно рассказывал, что нужно сделать, а иногда давал мне порулить. После этого опыта я чувствовала себя освобожденной», — делилась своими впечатлениями Ортега. В свою очередь Бертон остался очень доволен работой Дженны, утверждая, что ей удалось передать мельчайшие тонкости героини. Кстати, вторым по популярности персонажем сериала стал… Вещь. Специфическую роль исполнил 25-летний румынский фокусник Виктор Доробант. На съемках ему приходилось носить синий костюм, полностью закрывающий тело, чтобы его можно было без проблем «вырезать» при монтаже. Съемочная группа признавалась, что в сериале гораздо легче было реализовать спецэффекты, чем спрятать Виктора от камер. Фокуснику приходилось ложиться в различные углубления, прятаться за дверьми. А иногда ради Доробанта даже приподнимали всю площадку, чтобы он мог удобно расположиться.

Парадокс добродетели: развитие доброты и жестокости в ходе эволюции человека

В издательстве Corpus вышла книга «Парадокс добродетели: Странная история взаимоотношений нравственности и насилия в эволюции человека», которую написал антрополог, профессор Гарвардского университета Ричард Рэнгем. Автор рассказывает о том, почему Homo sapiens свойственны одновременно удивительная доброта и немыслимая жестокость, а также о том, как эти качества и другие наши нравственные чувства и представления складывались в ходе эволюционного развития. Публикуем фрагмент из главы, посвященной трем основным загадкам нравственной эволюции человека. Самая большая загадка эволюции нравственной психологии человека заключается в следующем: почему, отдавая или получая, мы не ведем себя как Homo economicus и шимпанзе? Оба этих вида — и воображаемый, и реальный — рационально максимизируют выгоду. Но не мы. Мы отдаем больше, чем предсказывает экономическая теория, и отвергаем сделки, которые считаем нечестными. Откуда же у нас взялись такие, казалось бы, жертвенные наклонности? Как я уже писал выше, часто это объясняют групповым отбором. Согласно теории группового отбора, самопожертвование отдельных особей может закрепляться в ходе эволюции, если оно оказывается достаточно выгодным для группы, к которой эти особи принадлежат. Под группой обычно подразумевают социальную единицу, такую как община охотников-собирателей. Однако нередко оказывается, что выгоду от щедрости отдельной особи получает не вся социальная единица, а только ее часть. Как видно из воспоминаний Роберта Грейвса о школьных днях, в выигрыше часто оказывается только одна субъединица социальной группы. Иными словами, одни особи могут получать выгоду за счет нравственного поведения других. Это хорошо видно на примере охотников-собирателей. У них есть одно неприятное свойство: в случае конфликта интересов между мужчинами и женщинами нравственные законы, как правило, поддерживают мужчин в ущерб женщинам. Во многих австралийских племенах охотников-собирателей мужчины использовали женщин как инструмент политической борьбы. Женщине могли приказать отдаться целой толпе мужчин в ходе ритуальной церемонии. Жену могли одолжить гостю или человеку, с которым поссорился муж, в качестве символа перемирия или для выкупа долга. В опасных ситуациях женщин могли отправлять в другие группы с сексуальной миссией. Когда к группе приближались враги, часто им навстречу посылали женщин. Если чужаки были готовы отказаться от нападения, они демонстрировали свои мирные намерения, вступая в половой контакт с посланницами. В противном случае они отсылали женщин назад и потом нападали. Финальные этапы установления мира между двумя племенами почти всегда включали в себя обмен женами. Судя по всему, женщинам все это совсем не нравилось. В 1938 году антрополог А. П. Элькин писал, что женщины в аборигенных племенах Австралии жили в постоянном страхе ритуальных церемоний и того, что делали с ними мужчины на этих церемониях. Тем не менее все происходящее соответствовало нравственным нормам мужчин. Мужчины вели себя просоциально по отношению друг к другу но эксплуатировали жен и родственниц. Если считать, что эти обычаи приносили выгоду всей группе, то понятие «группы» тут получается крайне ограниченным. Эти обычаи были выгодны для группы женатых мужчин, диктующих правила, но не для женщин. Подобные практики принуждения, самопожертвование, которое ожидается только от некоторых членов группы, — все это ставит под сомнение идею о том, что нравственные законы всегда «полезны для группы». Эволюция моральных эмоций, лежащих в основе самопожертвования, должна иметь какое-то другое объяснение. Еще одна загадка: почему мы считаем одни действия правильными, а другие нет? Ученые, пытаясь найти универсальное объяснение моральным правилам, обычно обращаются к двум концепциям: «утилитарной» и «деонтологической». Каждая применима в ряде случаев, но ни одна не годится в качестве универсального ответа. Согласно принципу утилитарности, люди должны всегда стремиться к максимизации общего блага. В некоторых экспериментах испытуемые, перед которыми ставят моральные дилеммы, ведут себя в соответствии с этим принципом. Одна из широко применяемых философских дилемм — мысленный эксперимент с вагонеткой, несущейся по рельсам. Наблюдатель знает, что, если он ничего не предпримет, вагонетка раздавит пять человек. Но он может переключить стрелку и направить вагонетку на другой путь, где она раздавит всего одного человека. Переключит ли он стрелку? 90% людей, которым задавали этот вопрос, отвечали «да». Ведь, переключив стрелку, можно спасти больше жизней, чем не делая ничего, и таким образом максимизировать общее благо. Это и есть принцип утилитарности. Принцип деонтологии, напротив, утверждает, что категории добра и зла являются абсолютными. Они не подлежат сомнению. Иногда люди в своих действиях руководствуются именно этим принципом. В одном из экспериментов испытуемым рассказывают о враче и его пяти пациентах, которые погибнут, если им не пересадят донорские органы. У этого врача есть еще один пациент, чьи органы можно было бы использовать, чтобы спасти тех пятерых. Должен ли врач пожертвовать одним пациентом, чтобы спасти пятерых? 98% процентов людей отвечают «нет». Когда их спрашивают почему, они отвечают, что убивать нельзя. Эти два примера показывают, что в разных ситуациях мы руководствуемся разными принципами. В задаче с вагонеткой большинство людей следуют принципу утилитарности, а не принципу деонтологии, согласно которому убийство — это всегда зло. Однако в задаче с врачом большинство людей руководствуются принципом деонтологии, а не принципом утилитарности, который утверждает, что чем больше жизней спасено, тем лучше. Так же непоследовательно люди себя ведут и во многих реальных жизненных ситуациях. Например, многие противники абортов считают, что, хотя убивать в целом плохо, убийство врача, делающего аборты, оправданно. Не существует единого морального принципа, которому люди следовали бы в любой ситуации. На моральные решения влияет целый ряд подсознательных и плохо поддающихся объяснению когнитивных искажений. Рассмотрим три наиболее известных когнитивных искажения. «Недооценка бездействия» заставляет нас предпочитать бездействие действию. Представьте, что вы ухаживаете за смертельно больным пациентом. Большинство из нас скорее прекратит давать ему лекарство, поддерживающее жизненные функции, чем введет смертельную инъекцию. В ситуации, когда нам нужно выбрать между действием и бездействием, мы предпочитаем бездействие. «Недооценка побочных эффектов» заставляет нас формулировать цель таким образом, чтобы она не казалась вредоносной. Представьте, что вы руководите воздушной атакой, в ходе которой, независимо от ее цели, погибнет некоторое количество мирных жителей. Вам нужно выбрать цель атаки. Что вы выберете: приказать бомбардировщикам уничтожить мирных жителей, чтобы сломить волю противника, или атаковать военную базу, чтобы ослабить военный потенциал врага? Хотя число погибших мирных жителей будет одинаковым в обоих случаях, большинство людей выберет атаку на военную базу, при которой гибель мирных жителей станет неизбежным побочным эффектом. Здесь когнитивное искажение заставляет нас отказываться от преднамеренного причинения вреда. «Эффект избегания контакта» касается физического контакта. При прочих равных большинство людей предпочтут действие, позволяющее избежать прикосновения к человеку, которому они причиняют вред. Эти моральные искажения хорошо известны психологам, но их причины пока не до конца понятны. Психологи Файери Кушман и Лиан Янг считают, что в их основе лежат более общие по своей природе когнитивные искажения, не имеющие отношения к нравственности. Впрочем, довольно трудно поверить, что особенности психики, оказывающие такое сильное влияние на наше поведение, могут быть случайным результатом базовых когнитивных искажений и не иметь собственной адаптивной основы. Другие психологи, такие как Моше Хоффман, Эрез Йоэли и Карлос Наваррете, считают, что моральные искажения имеют адаптивную ценность. Как мы увидим ниже, этот подход хорошо согласуется с гипотезой самоодомашнивания. Третья загадка нашей моральной психологии — это почему мы стали настолько чувствительны к абстрактным понятиям добра и зла, что следим за поведением друг друга и иногда даже вмешиваемся, чтобы наказать кого‑то, чье поведение мы не одобряем. Мы не знаем точно, обладают ли другие животные какими‑то примитивными представлениями о добре и зле наподобие тех, что свойственны человеку. Вполне вероятно, что у шимпанзе есть упрощенная версия общественных норм, то есть представлений о том, как себя должны вести другие. Живущим в неволе шимпанзе в Швейцарии показывали видео, на которых дикие шимпанзе охотились на обезьян, проявляли агрессию по отношению к взрослым особям или обижали детенышей, в том числе убивали одного из них. Дольше всего испытуемые шимпанзе смотрели на сцену инфантицида — что, по мнению исследователей, могло означать их особый интерес к такому необычному поведению. Любопытно, что, наблюдая за этой сценой, шимпанзе не проявляли признаков эмоционального возбуждения — то есть, судя по всему, их чувства в тот момент не были простым отвращением. Исследователи предположили, что реакция шимпанзе указывает на существование у них социальных норм, согласно которым инфантицид подлежит осуждению. Возможно, шимпанзе «были способны давать оценку поведению, которое не касалось их самих непосредственно». Идея, что у шимпанзе могут быть социальные нормы, весьма любопытна. Но даже если это и так, важность этих норм в их жизни, скорее всего, очень ограничена по сравнению с людьми. Рассмотрим реакцию шимпанзе на реальный, а не записанный на видео случай инфантицида. В августе 1975 года шимпанзе Пэшн и ее дочь Пом жили в сообществе Касекела в заповеднике Гомбе в Танзании, где работала приматолог Джейн Гудолл. Пэшн было тогда примерно двадцать четыре года, а ее единственная дочь Пом была десятилетним подростком. Пом уже начинала спариваться с самцами и в ближайшем будущем, скорее всего, родила бы собственного детеныша. Поведение Пом было типичным для самки ее возраста. Она всюду следовала за матерью и часто играла со своим младшим братом, четырехлетним Профом. Среди десятка других матерей, живших на территории Касекела, самой младшей была пятнадцатилетняя Гилка. Гилка осталась сиротой в возрасте девяти лет и к тому моменту уже дважды была беременна, но ни один из ее детенышей не выжил. Гудолл была очень рада, когда Гилка, казалось, оставила трудности детства позади и родила дочь Отту. Однако через три недели радость сменилась горем. Как‑то раз Гилка с Оттой сидели отдельно от остальных шимпанзе, когда к ним приблизились Пэшн с Пом. Без всякого повода Пэшн вдруг набросилась на Гилку. Гилка, крича и прижимая к себе Отту, бросилась наутек. Примерно через шестьдесят метров Пэшн догнала их и снова накинулась на Гилку. К Пэшн почти сразу присоединилась Пом. Гилка защищалась изо всех сил, но в борьбе с двумя противницами у нее почти не было шансов. Пэшн схватила Отту и отогнала Гилку прочь. Детеныш уцепился за Пэшн, а она хладнокровно убила его, прокусив череп. На глазах у Гилки Пэшн, Пом и Проф начали поедать свою жертву. Это проактивное нападение оказалось первым в череде похожих случаев. За следующие три года Пэшн с Пом убили по меньшей мере еще троих маленьких детенышей, а возможно, даже и шестерых. Другие самки, как выяснилось впоследствии, тоже иногда нападали на детенышей. Самое жуткое, что до нападения жертвы часто мирно отдыхали рядом с убийцами, не проявляя никаких признаков страха и явно не подозревая об опасности. Маленькие детеныши, однако, совершенно беззащитны. Судя по всему, беспомощный детеныш, оказавшись в руках соперницы, пробуждает какие‑то темные силы в сознании самки шимпанзе. По словам Гудолл, это выглядело так, будто в голове у самок внезапно что‑то перещелкивало. Ни с того ни с сего, без всякой видимой причины, старая подруга превращалась в злейшего врага. Цель этих жестоких убийств не только в том, чтобы добыть мясо. Матери детенышей, которых убивали Пэшн и Пом, проводили большую часть времени на той же территории, что и их мучительницы, конкурируя с ними за доступ к лучшим плодовым деревьям. Страх нападения наверняка заставлял конкуренток в будущем держаться подальше. В долгосрочной перспективе нападения, по‑видимому, позволяли самкам-убийцам питаться лучше. Инфантицид, таким образом, был адаптивным поведением: он приносил пользу убийцам и их семьям в ущерб всем остальным. Как же реагировали на это другие члены сообщества? Поразительно, но жизнь в Гомбе продолжалась как ни в чем не бывало. Матери убитых детенышей старались не пересекаться с самками-убийцами. Время от времени, когда Пэшн и Пом нападали на других самок, в конфликт вмешивались самцы. Самцы часто защищают более слабых самок и охраняют недавних иммигранток от резидентных особей — по‑видимому, для того чтобы новоприбывшие самки не ушли в другое сообщество. В целом вмешательство самцов в конфликты между самками служит, судя по всему, их эгоистичным целям. Самое большее, что делали члены сообщества, — это вставали на защиту самок непосредственно во время нападений. Но в большинстве случаев верх все равно одерживали Пэшн и Пом. Для сообщества наступили тяжелые времена: напряжение росло, дети погибали, матери были безутешны, а самцы теряли потомство. В долгосрочной перспективе все это было губительно для сообщества: его численность снижалась, а кооперация между матерями была ослаблена. Если бы самцы объединились, они бы легко могли остановить Пэшн и Пом: несколько самцов вместе составляют огромную силу и могут запросто убить сильного взрослого соперника, не получив ни единой царапины. Но хотя у самцов была возможность наказать или убить Пэшн и Пом, они этого не делали. Трудно представить себе нечто подобное в человеческом обществе. То, что делали Пэшн и Пом, никому не сошло бы с рук в человеческой общине. Слухи о детоубийцах немедленно разлетелись бы по всему сообществу, их бы выследили, арестовали, судили и посадили в тюрьму — или казнили. Люди гораздо менее терпимы к нарушителям общественных норм, чем шимпанзе, а также более склонны к спонтанному великодушию. В 1871 году Дарвин написал: «Нравственный человек — это тот, кто способен сопоставить свое прошлое с будущими поступками или мотивами и вынести о них свое суждение. Нет оснований полагать, что кто‑то из низших животных обладает этой способностью». Представления Дарвина о различиях между человеком и животными впоследствии подтвердились. Даже самым просоциальным животным вроде шимпанзе или капуцинов далеко до человека. Да, они способны испытывать эмпатию, видеть ситуацию с чужой точки зрения, заботиться о других и контролировать себя — то есть делать все то, что делают люди при принятии моральных решений. Но эти способности находятся у них в самом зачаточном состоянии. Они обеспечивают психологическую основу для способности принимать моральные решения, но их недостаточно для формирования нравственной личности. Говоря словами де Вааля, «у нас есть система нравственности, а у человекообразных обезьян — нет». Только в человеческих сообществах есть общественные стандарты, определяющие ключевую разницу между правильным и неправильным. Поэтому третья загадка включает в себя не только вопрос, почему люди так внимательны к тому, что считать правильным, а что нет, но и вопрос, почему люди, в отличие от шимпанзе, наказывают тех, кто поступает неправильно. Итак, перед нами три нравственных вопроса: почему людям свойственна настолько высокая просоциальность; чем мы руководствуемся, считая одни действия правильными, а другие нет; и почему все это настолько для нас важно, что мы вмешиваемся, видя, как кто‑то поступает неправильно. Кристофер Бём предполагает, что ответ на все три вопроса кроется в замкнутости небольших групп, где смертная казнь была реальной угрозой для нарушителей спокойствия. «После того как человеческие сообщества начали активно продвигать эгалитаризм, — писал Бём в 2012 году, — альфа-особям пришлось научиться сдерживать свои притязания на доминирование… Со временем основанная на страхе предковая версия самоконтроля эволюционировала в некий прототип совести, которой нет ни у одного другого животного». Предположим, как это сделал Бём, что на первых этапах развития коалиционной проактивной агрессии подчиненные особи объединялись исключительно для противодействия доминированию и контроля деспотичных самцов. Самок все это почти не касалось. Но среди самцов это должно было запустить процесс отбора против жаждущих власти и склонных к неконтролируемой физической агрессии особей. До тех пор, пока коалиции выполняли эту функцию, было не так важно, насколько охотно подчиненные особи в них вступали. Коалиции по противодействию доминированию запустили отбор против повышенной склонности к реактивной агрессии, как мы обсуждали в главе 9. Со временем рождалось все больше миролюбивых самцов, и все меньше самцов пытались физически доминировать над другими. Так началось самоодомашнивание. На этом начальном этапе эволюции миролюбивости моральные эмоции вряд ли были затронуты. Целью новообразовавшихся коалиций было исключительно воздействие на гиперагрессивных самцов. Следующая стадия, однако, должна была стать ключевой для эволюции нравственности. Научившись убивать могущественных альфа-особей, подчиненные самцы вдруг осознали, какой несокрушимой мощью обладают коалиции. Теперь, объединившись, они могли убить кого угодно. Опасность стала угрожать любым нарушителям спокойствия. Любое неподчинение интересам коалиции теперь могло спровоцировать нападение. Деспоты и агрессоры стали так же беззащитны перед объединенными силами старейшин, как женщины и юноши. В кочевых племенах охотников-собирателей, равно как и в небольших сообществах в целом, жертвами тирании родственников могут стать не только амбициозные альфа-самцы. Юношей могут казнить за приставания к женам старейшин. Женщин могут казнить за нарушение, казалось бы, несущественных культурных норм, например за то, что они увидели магический горн или прошли по тайной мужской тропе, или за близость не с теми мужчинами. Опасность грозит любому, кто нарушит правила, установленные старейшинами. В результате получается общество, в котором мужская коалиция не только обладает властью, но и пользуется ею. Антрополог Адамсон Хёбель изучал системы правосудия небольших сообществ. Он обнаружил, что системы верований, как правило, основаны на религиозных убеждениях вроде «мужчина подчиняется сверхъестественным силам и духовным сущностям, милосердным по своей природе». Установки такого рода узаконивают систему верований, ссылаясь на явления, неподвластные воле человека. Отсюда следует ряд постулатов. В инуитском сообществе Постулат VII гласит: «Женщины занимают более низкое положение в обществе по сравнению с мужчинами, но они необходимы для экономического производства и вынашивания детей». Ни в одном обществе пока не изобрели обратную систему, где мужчины занимали бы более низкое положение по сравнению с женщинами. Антрополог Лес Хайатт изучал, как устроены сообщества австралийских аборигенов. У женщин встречались сильные традиции независимости и культурной автономии. Часто у них были свои тайные сообщества. Они могли иметь решающий голос в вопросе, за кого выдавать дочерей. Но хотя женщины и не занимали подчиненного положения в обществе, равенством полов это все же нельзя назвать. Женщинам, случайно узнавшим мужские тайны, грозило насилие и смерть. Мужчинам же за вмешательство в женские ритуалы не полагалось никаких физических наказаний. Мужчины могли устраивать собрания с членами соседних общин, но женщинам это не позволялось. Мужчины могли потребовать от женщин, чтобы те приготовили угощение для чисто мужской тайной церемонии или предоставили сексуальные услуги указанному человеку. В основе мужского доминирования лежало религиозное знание, которое контролировалось самими мужчинами. Боги были к ним милосердны. Поскольку именно старейшины охотников-собирателей решали, что считать преступлением против сообщества, а что нет, казнить могли не только самых агрессивных и жестоких членов сообщества. Среди инуитов «угрозы и насилие могут иметь одинаковые последствия. Человека, который ведет себя вызывающе, сначала подвергают травле, а потом, если он упорствует в своем поведении, ликвидируют». По всей территории, населенной инуитами, от Гренландии до Аляски, описаны казни пойманных на вранье. И везде сообщества жили по одной и той же системе: коалиции мужчин управляли жизнью и смертью, руководствуясь правилами, которые сами они и создали. Конечно, большинство конфликтов разрешаются, не достигнув стадии, когда смертная казнь необходима. Когда мужчины, получив контроль над смертью, управляют всем сообществом, их слово становится законом. Каждый понимает, как важно подчиняться установленным правилам. Люди смиряются с неравенством. Мужчины получают лучшую еду и располагают большей свободой, а при принятии групповых решений последнее слово всегда остается за ними. Бём называет эгалитарную систему взаимоотношений между мужчинами, характерную для кочующих охотников-собирателей, «обратной доминантной иерархией». Этот термин означает, что любой, кто попытается стать альфа-самцом, будет подавлен коалицией мужчин. Другие ученые предпочитают термин «контрдоминантная иерархия», подчеркивая, что альфа-самец, побежденный коалицией, становится ее частью, а не меняет свою позицию на обратную (то есть самую низкую). Революция, случившаяся в среднем плейстоцене, свергла альфа-агрессоров и наделила новых лидеров огромной властью. Обнаружив, что теперь они могут контролировать даже самых свирепых тиранов, самцы, еще недавно занимавшие подчиненное положение, поняли, что власть может дать им и другие преимущества. Воспользовались ли они этими новыми возможностями в эгоистических целях? Здесь, несомненно, применим знаменитый афоризм историка и политика лорда Актона: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Около 300 тысяч лет назад мужчины изобрели абсолютную власть. Конечно, отдельные самцы и до этого доминировали над самками — но в индивидуальном порядке, как шимпанзе. Однако теперь мужское доминирование получило новые формы. Оно приобрело системную основу и превратилось в патриархат. И этой системной основой стало сообщество зрелых мужчин, защищающих свои общие интересы.

Жизнь ради одного праздника

Мне осталось потерпеть совсем немного… Было холодно, платье уже совсем не грело, возле мусорных баков, где меня бросили, отвратительно пахло сгнившей едой и бегали крысы. Одна из них вцепилась в меня и стала грызть… От холода и тоски я почти не чувствовала боли… Мимо проезжали машины, шли люди, но никто не обращал на мои страдания никакого внимания… Не так я себе представляла окончание главного праздника в своей жизни, жаль, что нам никогда не рассказывали, что у важной и почетной миссии всегда один и тот же грустный финал — наступает момент, когда ты становишься никому не нужна и тебя вышвыривают на улицу. Столько лет упорного труда и ожидания ради пары недель перед смертью…. …тремя неделями ранее. Я поправила свое вечернее платье — в ближайшие дни будет проходить череда главных кастингов, и наверняка меня выберут для участия в конкурсе. Высокая, статная, с пышными формами, я приятно выделялась на фоне своих ровесниц. В нашей среде всегда в почете были дорогие наряды, объемы и ровный стан. Мода на тонких изящных леди в полупрозрачных платьях вряд ли когда-нибудь доберется до моего общества. Вдалеке показалась группа уставших мужчин. Они шли по рядам, где мы стояли, вытянувшись в полный рост. Подружки улыбались, пытались расправить свои юбки, гордо тянулись макушкой к небу, чтобы казаться ярче и эффектней соседок. Несколько лет на одном месте в заботе о своей красоте и свежести — все, чтобы наконец-то отправиться в почетное путешествие. Каждая из нас мечтала попасть на конкурс красоты, стать первой, лучшей, любимицей… — Сегодня берем сотню вот из этого ряда, — сказал приземистый паренек, отсчитывая наличные. Одет он был странно — объемный пуховик грязно-серого цвета, темно-синяя шапка и валенки, в которые были заправлены потертые джинсы — явно неподходящий образ для бала. Нас посадили в машину и куда-то долго везли. К сожалению, было слишком темно и из-за соседок мне ничего не было видно. Добравшись до какого-то города, мы остановились. Хлопнула водительская дверь, и нам наконец-то разрешили выйти. Вокруг все сияло так ярко, что я даже зажмурилась. Пока мы с подружками поправляли наряды, разминали затекшие в дороге плечи, я даже не заметила, как ко мне подбежал маленький мальчик. — Папа, папа, смотри, какая она красивая! Давай заберем ее домой. Ну, пожаааалуйста! — мальчишка лет пяти дергал отца за рукав куртки и подпрыгивал от нетерпения, выбивая чечетку на снегу площади своими маленькими сапожками. — Подожди, давай еще посмотрим. Не торопись. Он взял малыша за руку, и они отправились догонять маму — та остановилась возле моей коллеги, которая явно ей приглянулась больше меня. Время шло, становилось холодно и скучно, попытки кому-то понравиться выматывали и заставляли сомневаться в правильности всей этой затеи, но выбора у меня уже не было. Когда совсем стемнело, на улице зажглись фонари, и снежинки весело кружились в их желтых световых конусах, а я уже потеряла всякую надежду. В этот самый момент глухого отчаяния, когда глаза застилали слезы, ко мне подошел высокий решительный мужчина. Он молча протянул моему начальнику купюру, аккуратно приобнял меня, и мы отправились к его машине. Теперь мне все было прекрасно видно в окно — красивый город, множество новогодних огоньков и гирлянд, ребятишки с ватрушками и ледянками в руках бежали по направлению к горке, помпоны на их шапочках забавно подпрыгивали на каждом шагу, а щеки были румяные, как небо на закате. Женщины несли полные сумки, из которых торчали колбаса, шампанское и багеты, молодежь толпилась возле автоматов с горячим кофе и заливисто смеялась. Мы проехали огромный торговый центр, возле которого возвышалась гордая искусственная ель, светящаяся всеми цветами радуги. Она бросила на меня сочувствующий взгляд и продолжила свою важную неподвижную миссию. Все было пронизано атмосферой ожидания праздника, волшебством, воздух был плотный и колючий не только от мороза, но и от предвкушения сказки. Минут через сорок мы добрались до красивой многоэтажки и поднялись на седьмой этаж. Дверь открылась и в меня сразу вцепилась малышка лет четырех. — Папа, папа, как здорово! Ты купил настоящую живую елку!!! Она такая пушистая и вкусно пахнет. Потом меня заботливо украшали сверкающими стеклянными шарами и детскими поделками, разноцветными гирляндами и записками с пожеланиями, пели возле меня песни, кричали: «Раз, два, три. Елочка, гори!», прятали под моими ветками подарки, фотографировались, пили рядом шампанское и веселились. Дни пролетали незаметно быстро. Казалось, это были лучшие две недели моей жизни, где я была центром маленькой семейной вселенной, царицей праздника и главным украшением. А потом я начала таять… Колючие зеленые иголки, как снежинки, осыпались на пол, я чувствовала себя все слабее и беззащитнее… И наступил день, когда с меня сняли все сверкающие богатства и спрятали их в коробки для следующей принцессы праздника, а все, что от меня осталось, вынесли вон… …Ураган смешанных чувств кружился в моей голове, когда к контейнерам подъехал мусоровоз. Как хорошо, что у меня было такое яркое и незабываемое приключение, наполненное смехом и радостью… Как ужасно, что моя жизнь была столь короткой… Жаль, что я не смогу рассказать обо всем своим подружкам, которые остались ждать в лесу свой конкурс красоты до следующего года… Меня любили или только недолго любовались? Люди были мне благодарны или даже не заметили, что я пожертвовала своей жизнью ради их праздника, создала атмосферу и наполнила их дом ароматами леса? А что, если… Бездушный мусоровоз захлопнул пресс и как ни в чем не бывало покатил по своим обыденным делам дальше. Люди, счастливые и отдохнувшие, спешили кто куда, они продолжали поздравлять друг друга, играть в снежки и мечтать о чем-то светлом и добром, не зная, что еще одна короткая зеленая история закончилась в этот самый момент…