Наверняка вы помните автопортрет Зинаиды Серебряковой — картину «За туалетом». Бело-голубые тона, утренний свет, наполняющий спальню, мелочи, разложенные на полочке. И молодая женщина, играющая со своей шевелюрой перед зеркалом. Счастливая, с лукаво вздёрнутой бровью и ласковой улыбкой в тёмных глазах… Зинаида написала автопортрет в 1909-ом, в лучший период своей жизни: семейное счастье, достаток, высококультурное окружение, творческие успехи и планы. Будущее казалось безоблачным. Но судьба распорядилась иначе: грозные перемены, обрушившиеся на страну, раскололи мир художницы на «до» и «после». И «после» уже никогда не было столь безмятежным и радостным. За лучшей долей На дворе стоял август 1924-го. Зинаида с четырьмя детьми и больной матерью жила в Петрограде и едва сводила концы с концами, пытаясь прокормить семью. Вечерами уже тянуло прохладой, в воздухе пахло осенью. ...В ночь перед отъездом ей не спалось. Она долго всматривалась во тьму за окном. Слушала мерное тиканье ходиков на стене. Различала едва уловимое посапывание спящих детей. За стеной раздавались приглушённые весёлые голоса соседей. Видимо, опять гости. Этот дом принадлежал её семье, но стараниями новой власти его «уплотнили» и подселили других жильцов. Хорошо хоть, артистов. Было с кем перекинуться парой слов об искусстве. Зинаида вздохнула и плотнее укуталась в старую шаль. Прикрыла глаза. Вспомнила родное Нескучное. Речку, дом, сад, поля. Семейные обеды, дурачества, поэтические вечера, долгие беседы о живописи и философии. Хорошо, радостно они тогда жили: она, Боренька и дети... Она раскрыла глаза и снова вздохнула. Покачала головой. Всего пять лет, как мужа нет, а ей кажется, целая жизнь прошла с того дня, как он умер у неё на руках. И надо же было ему сесть в тот злополучный поезд… Сыпной тиф убивает быстро. Боренька сгорел за несколько дней. Предаваться горю было некогда: дети и престарелая мать целиком зависели от Зинаиды. Женщина отошла от окна и в последний раз осмотрела нехитрый багаж у стены. Кажется, ничего не забыла. Завтра она едет в Париж. Надолго ли, неизвестно. Среди непроходимой нищеты и уныния внезапно сверкнул луч надежды: её картины имели успех на выставке за границей, две из них купили, а теперь пришёл заказ из Парижа на оформление декоративного панно. Даст Бог, будут ещё заказы, а уж она постарается. Будет работа — будет будущее. Мать стара, болеет и уже с трудом помогает по хозяйству, самой нужна помощь. Старшим детям надо встать на ноги. Младших бы тоже поднять... Здесь, в молодой стране, быстро строящейся на останках Российской империи, оказалось невозможно заработать художественным ремеслом. Никому не нужны были картины Зинаиды, её добрые сюжеты о доме и семье, её нежные пейзажи и выразительные портреты, написанные с такой любовью и мастерством. Кажется, её трепетная радостная живопись осталась в той, другой, навсегда ушедшей России. Голодный Петроград с его новой идеологией, грохотом и громкими лозунгами оглушал Зинаиду. От красного цвета рябило в глазах. Она трудилась до изнеможения, но полотна раскупали плохо. Приходилось отдавать их за бесценок. Редкие заказчики платили то деньгами, то продуктами и поношенной одеждой. Ей, конечно, предлагали малевать агитплакаты и писать портреты народных комиссаров. Она наотрез отказалась: не могла предать себя. Весь этот грубый напористый футуризм — не для неё. В комнате было холодно, ладони у Зинаиды заледенели. Печку бы растопить, да нет дров. Она тихо присела на край постели. Сейчас бы завернуться в тёплое шерстяное одеяло и поспать несколько часов. Она страшно устала. День, как всегда, был суматошным, перевести дух некогда, не то что подумать. Но именно по ночам они и приходили — мысли. Тяжёлые, неотвязные. Как, как всё могло так перемениться?! Нет теперь нигде той красоты, неспешности и ясности, к которым она привыкла с детства. Везде только разруха, голод и тревожные слухи. Родовое гнездо сожжено, дома больше нет, мужа нет, перспектив тоже. И выхода другого нет, кроме как попытать счастья на чужбине. Зинаида посмотрела в тёмный угол, где спали дети. «Милые мои… Женя, Саша, Тата, Кот… Расстаёмся ненадолго, родные… Всё наладится… Люблю вас крепко…» Ах, если б в ту ночь она могла знать, как дорого ей придётся заплатить за это решение!.. Без права вернуться Полная надежд, Серебрякова приезжает во Францию и берётся за работу. Проходит время, заказ выполнен, но дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Пора возвращаться домой — но в Советском Союзе начинаются массовые репрессии. Новая власть топит страну в крови и уничтожает цвет нации. Все, кто не успел эмигрировать, попадают в эту мясорубку. Зинаида не может вернуться, не навлекая опасность на семью. Она остаётся во Франции одна и пытается выжить. Снова. Потянулись годы мучительной тоски, бедности и терзаний. Всё с трудом заработанное художница сразу отсылает детям. Очень скучает по родине и семье и с горечью понимает, что её картины — светлые и тёплые — во Франции тоже не привлекают публику. Опять случайные заказы и редкие выставки, опять заботы. Спустя год в письме к брату Зинаида пишет: «Здесь я одна — никто не принимает к сердцу, что начать без копейки и с такими обязанностями, как у меня (посылать всё, что я зарабатываю, детям), безумно трудно, время идёт, а я бьюсь всё на том же месте <…> Я беспокоюсь о том, как будет эта зима у наших <…> денег посылаю всё меньше, т.к. теперь здесь такой денежный кризис (с падением франка), что не до заказов. Вообще я часто раскаиваюсь, что заехала так безнадёжно далеко от своих…» В 1924-ом она создаёт ещё один автопортрет. В нём преобладают мрачные тона. Нет любимых художницей сине-голубых оттенков. И Зинаида здесь совсем другая — уставшая, с тяжёлой печалью во взгляде. Не узнать в этой женщине прежнюю, звонкую и жизнерадостную из картины «За туалетом». Серебрякова навсегда останется во Франции. Добьётся, чтобы к ней выпустили младших сына и дочь, Александра и Екатерину. Но свою мать она больше не увидит. А со старшей дочерью Татьяной (Татой) сможет встретиться только раз, в старости. Трагичная судьба. И тем поразительнее, что каким-то непостижимым образом художница сумела сохранить любовь к жизни. Откуда она брала силы и мужество, чтобы творить и справляться день за днём? Как ей удавалось всегда видеть и тонко чувствовать красоту обыденности? Природа и люди на картинах Серебряковой полны спокойного очарования и простоты. Даже в поздних работах ощущается её добрый, любящий взгляд, любование и восхищение красотой мира и человека. И если на душе пасмурно — просто посмотрите на её картины. Они врачуют утомлённую душу.