Психосоматика — причины и примеры психосоматических заболеваний

Существует теория о том, что многие наши болезни появляются в результате психологических проблем и травм. Именно это и является сферой изучения психосоматики. Само понятие складывается из двух греческих слов «психо» — душа и «сома» — тело. Врачи в Древней Греции знали, что некоторые заболевания тела лечить нужно вовсе не привычными лекарствами. Многие не верят в то, что психологические проблемы могут привести к болезням и как-то отразиться на здоровье. Наверное, каждый сталкивался с тем, что при появлении определенных проблем их отголосок встречается в теле. Могут болеть спина, голова, руки или могут появиться симптомы каких-то болезней. Это указывает на то, что болезнь носит психологический характер. Значит ли это, что внезапно обнаруженную аллергию, язву или мигрень нужно лечить не традиционным способом, а бежать за помощью к психологам и психотерапевтам? Если болезнь длительное время беспокоит человека, то поискать проблему в своем внутреннем мире будет не лишним. По крайней мере, вреда это точно не принесет, поэтому попытаться можно. Лесли Ле Крон впервые установил 7 причин, которые приводят к психосоматическим расстройствам. В первую очередь это внутренний конфликт, возникновение нескольких противоположных желаний приводит к появлению проблем. Еще одной причиной, приводящей к появлению психосоматических проявлений, являются часто произносимые фразы, отражающиеся в теле. Например, если периодически произносить фразу «голова идет кругом», то можно заметить появление головокружения. К третьей причине относится необходимость в проявлении болезни, которая указывает на определенную проблему человека — травму, непроработанные чувства и т.д. Следующая причина — весь груз и негативный опыт прошлого, проявленный в болезнях. Пятая причина — копирование страхов и болезней другого человека. Шестая — самобичевание. И последняя причина — внушение себе определенного состояния, самочувствия. Многие ученые скептически относятся к утверждению, что часто наши болезни происходят из-за психологических травм. Однако, многократные исследования показали, что хронический стресс оказывает серьезное влияние на здоровье человека и приводит к возникновению болезней. Стресс ослабляет наш иммунитет, снижая сопротивляемость организма различным заболеваниям. Почему же тогда наши мысли и чувства не могут отразиться на здоровье и самочувствии? Психологи и психоаналитики сходятся во мнении, что тело отражает наше эмоциональное состояние и мысли. А так как мы редко следим за тем, что мы чувствуем и о чем думаем, то именно тело сигнализирует человеку, что где-то есть диссонанс. При этом боли и болезни возникают лишь в том случае, когда процесс сильно запущен. Например, человек не умеет открыто выражать свои мысли и чувства, сдерживает себя. Так продолжается в течение многих лет, и почему-то этот человек очень часто болеет ангиной. Возможно, первопричиной заболевания является собственный запрет на выражение чувств? Если традиционная медицина не справляется с болезнью, имеет смысл позволить себе честно и открыто говорить о своих чувствах. Можно обратиться к разным источникам для выявления причин появившихся заболеваний. Например, американка Луиза Хей составила таблицу болезней с причинами, которые могли привести к их развитию, и аффирмациями, помогающими избавиться от болезней. Луиза — автор более 30 книг, касающихся исцеления тела. Она вылечила рак, разработав для себя специальную программу и избавившись от обид, которые копила в себе многие годы. В книге «Возлюби болезнь свою» российский психотерапевт Валерий Синельников также рассказывает о том, как вернуть здоровье при помощи простых практик. Примеры психосоматических заболеваний Для появления каждой болезни есть с десяток причин. Астма сопровождается приступами, в период которых человеку сложно дышать. С точки зрения психосоматики эта болезнь сигнализирует человеку о его нежелании жить полноценной жизнью, говорит о чувстве подавленности. Иногда болезнь может быть связана с тем, что человек не считает себя вправе жить самостоятельно. Так как приступы случаются в случае, когда присутствует аллерген, то его роль также важна при поиске причины астмы. Психологами реакция на аллерген трактуется как протест, неприятие определенных обстоятельств. И если это неприятие не выражено человеком в силу каких-то причин, то это как раз и может привести к появлению астмы. Изменить свое поведение, взять и высказать свое мнение не так просто, ведь привычка вырабатывается годами. Тем более, что на появление психосоматических заболеваний влияет ряд факторов. Разобраться с целым комплексом причин, которые привели к болезни, бывает сложно, и найти корень проблемы порой может только специалист. Ведь истоки могут скрываться в характере, привычках и темпераменте человека, прошлых обидах и убеждениях. Причиной алкоголизма и наркомании также является внутренний конфликт человека. В основе алкоголизма лежат такие чувства, как печаль, бесполезность, отрицание себя. Алкоголизм — это подавленные эмоции. Алкоголиками в большинстве случаев становятся люди, подавившие свою агрессию. Они прячутся от окружающей их действительности. Очень часто склонность к алкоголизму появляется у людей, которые боятся, что их никто не любит. В таком случае избавиться от пагубной привычки можно через любовь и принятие человека таким, какой он есть. Любой наркотик в жизни человека (не только таблетки, табак, но и работа, которая порой для многих становится наркотиком) означает разочарованность в жизни. Это сильнее, чем чувства, обуревающие алкоголика. Человек с такой сильной зависимостью находится в душевном тупике. Психосоматика дает расшифровку и проблемам с аппетитом. Его снижение может происходить ввиду отсутствия доверия к жизни, быть проявлением защиты себя. Увеличение аппетита может быть связано с желанием компенсировать недостаток энергии. Сладости призваны вызвать чувство спокойствия и заглушить страх. Мясные блюда необходимы для подпитки злобы, а кислая пища нужна для подпитывания чувства вины. Чтобы избежать появления психосоматических заболеваний, следует научиться не подавлять свои эмоции, а правильно их проживать. Если есть травмы, неважно, в каком возрасте они были получены, их нужно прорабатывать.

10 цитат Вадима Зеланда о том, как стать творцов своей реальности

Научитесь балдеть от плохой погоды, от очередей, пробок, проблем, любого негатива. Такой вот своего рода мазохизм постепенно расчистит небо над Вашим миром. Вам следует задумываться лишь над тем, какой выгодой обернется для Вас то или иное досадное обстоятельство. А так оно и будет — сами в том убедитесь неоднократно. Когда Вы перестанете просто хотеть и будете намерены иметь, тогда Вы это получите. Сложнее всего — уметь ждать, сохраняя при этом спокойствие хозяина ситуации. Необходимо выдержать испытание паузой, в течение которой ничего не происходит. Проявляя недовольство чем-либо или ругая кого-либо — правительство, госслужащих, футболистов, погоду, коллег, соседей, близких, не говоря уж о детях, — Вы транслируете в зеркало мира неприглядный образ и получаете соответствующую реальность в отражении. Позволить себе быть собой — значит принять себя со всем своим несовершенством. Позволить другому быть другим — значит снять с него проекции своих ожиданий. В результате ситуация, когда один хочет то, чего другой не приемлет, непостижимым образом разрешится сама собой. В своей реальности Вы имеете то кино, которое крутится в Вашем «проекторе». Что нарисуете, то и увидите. Проблема лишь в том, что люди делают Наоборот: что видят, то и рисуют. Понимаете разницу? Чудо произойдет только в том случае, если Вы сломаете привычный стереотип и будете думать не о средствах достижения, а о самой цели. Если Вам порой кажется, что Вы «не от мира сего», или с этим миром «что-то не так», значит, Вы уже почти или совсем проснулись — замечательно. Если Вы упрямо и непреклонно будете крутить в мыслях Свое кино и шагать к Цели, реальность рано или поздно придет в соответствие с ним. Реальности просто некуда деваться — таково ее свойство. Не только Вы зависите от реальности, но и она от Вас. Вопрос в том, кто владеет Инициативой. Чего Вам не следует делать однозначно, так это — разочаровываться в своей жизни. Вы не должны думать, что она не удалась. Ни в каком возрасте нельзя так думать. В этой жизни все не зря. И все еще только начинается — в любое время, при любых условиях и обстоятельствах.

Его никто вокруг не замечал

Он шел по улице и тихо плакал. Облезлый, одноухий и с больною лапой. Повисший хвост, несчастные глаза, А в них жемчужиной дрожит слеза. Его никто вокруг не замечал. А если и заметил, то ворчал, А мог еще и палкой замахнуться. Он убегал, когда мог увернуться. Он с грустью думал: «Я такой урод. Ну кто такого жить к себе возьмет». Так шел он, шел по краешку дороги И вдруг перед собой увидел ноги. Огромные такие две ноги, Обутые в большие сапоги. В смертельном страхе он закрыл глаза, А человек нагнулся и сказал: «Красавец-то какой! А ухо! Взгляд! Пойдешь со мной? Я буду рад. Принцессу и дворец не обещаю, А молочком с сосиской угощаю». Нагнулся, протянул к нему ладошку. Он первый раз держал в ладошках кошку. Взглянул на небо, думал дождь закапал. А это кот в руках от счастья плакал. Ольга Николаева

Один день из жизни древних славян

Раннее утро, на улице еще темно. В прохладной полуземлянке потихоньку просыпаются люди. Землянка сложена из бревен и углублена в землю. В доме есть печь, которая регулярно растапливается для поддержания тепла, а дым выходит через специальное отверстие, которое также является дверью. В любое время года здесь сыро и темно, ведь в землянке нет окон, а вода попадает сюда после дождя и таяния снегов. Интерьер прост: полы из глины, деревянные лавки, стол, посуда. Пахнет хвоей (ведь чаще всего для строительства использовалась сосна) и сыростью. Женщины встают раньше и начинают готовить и убирать. Мести пол нужно, щедро поливая его при этом водой для размягчения. Когда просыпается мужчина, на столе его уже ожидает завтрак. Это могут быть щи, каша из выращенных самостоятельно зерновых культур. Сытно позавтракав, мужчина отправляется в поле, чтобы подготовить землю к посеву проса, льна, гречихи. Орудие труда — деревянная мотыга. Инструменты из железа встречаются крайне редко. По полю уже рассыпан пепел, а значит, зимой мужчины заготовили деревья и весной сожгли их, тем самым удобрили ими землю. Женщины, покормив скот, отправляют детей пасти коров, свиней. Сами женщины в это время остаются дома, чтобы приготовить пищу, починить одежду, прополоть сорняки. Иногда женщины и дети ходят в лес для сбора ягод, орехов и грибов, которыми будет питаться вся семья. Лес — это кормилец. Здесь можно раздобыть вкусный березовый сок, коренья. Кстати, береза и дуб — самые почитаемые деревья. Много времени уделяется сбору лекарственных трав и приготовлению из них лечебных отваров. Расправившись с одним делом, приступали к следующему. Отец семейства, например, шел в лес добывать дикий мед. Его добавляли в еду, делали на основе меда лекарства. Извлекали мед по определенной технологии. Сначала дымом окуривали дупло, а затем палочкой вытягивали и собирали мед в специальную посудину. Иногда дупло делали искусственным путем и устанавливали его на дереве. Мед собирать рано? Тогда можно добыть еду. Если недалеко протекала река, в ней обязательно ловили рыбу неводом. А иногда отправлялись на охоту, ведь не только мясо домашнего скота потребляется в пищу. В качестве оружия использовались рогатины и луки, а чаще всего в охоте помогали ловушки, расставленные по всему лесу. Не только мясо пойманных животных ценно. Мех и шерсть используются для создания одежды. Загнать диких животных помогают собаки. А коты нужны для охраны урожая от грызунов. Вечером все спешат возвратиться домой. Семьи большие, поэтому под вечер к ужину набивается полный дом людей. В вечернее время можно отдохнуть, поиграть на гуслях, которые мужчины мастерили зимой. Женщины вечерами занимаются рукоделием. Весна и лето — пора земледелия, осень — сбора урожая. Но и зимой без дела никто не сидел. Мужчины делали лапти, мебель, посуду, создавали украшения. Женщины ткали, шили одежду, заготавливали ее впрок для всей семьи.

Полярная сова. Необычная история любви двух заплутавших душ

Мы встретились, когда нам было по 25 лет. Этот парень потерялся. Не в буквальном смысле, конечно. У него была потерянная душа. Он был одним из тех людей, которые выглядят уверенными в себе, вежливыми и держат любую ситуацию под контролем. Но он не знал, куда идти. Высокий и тощий, темноволосый, с угловатым лицом, в укороченных льняных брюках и чёрных солнцезащитных очках. Довольно привлекательный парень. Такого не стыдно представить родителям. — Ты что-то ищешь? — спросила я у него. Он поднял глаза и шагнул назад от изумления. Да, бывает, я ввожу людей в ступор. — Что, брюки коротковаты? Вот это дерзость, не так ли? Но мужчины… Они такие предсказуемые. Нет, я не мужененавистница. Как раз наоборот. Выглядел он смущённо. Обычная реакция. Но потом он улыбнулся, что меня удивило. Обычно в таких случаях я вижу самоуверенность в глазах или же нервозность. Но он не был обычным. Хотя, наверное, думал, что он самый обыкновенный. Только это неправда. — Да нет, — отвечает он. — Это всё волосы. Они слишком голубые. — Тебе не нравится голубой цвет? Или только голубые волосы? — спрашиваю я. — Мне не нравится, как смотрится голубой на тебе. Вот и флирт подъехал. Я подошла поближе. Он выглядел вызывающим, но в то же время прилежным парнем. Возможно, я его недооценила. — Присаживайся. Что ты будешь? — Ты здесь работаешь? — в его глазах было искреннее удивление. — Ага. Вообще-то это кафе принадлежит мне. Очень медленный сегодня день. И чертовский дождь. Июль на Гоа. Дождь выкапывает ямы воды в песке. Величественный океан красив и неистов. Деревья качаются, а хижины страдают от натиска дождя. Туристов мало, и работы, следовательно, тоже. Но это моё любимое время года. С того самого дня, как мы познакомились. — Я возьму капучино, — говорит он. — Может, желаешь ещё перекусить? — спросила я, лучезарно улыбнувшись. Его глаза блуждали по моим ногам. Да, они ничего так. Но я не про ноги, а про его глаза. Они были одновременно разъярёнными и спокойными. Как океан. — А что у тебя вкусного есть? — поинтересовался он, выглядывая из-за меню. Он бегло пролистал пару страниц. — Не желаешь брауни? Они просто тают во рту. Ты не сможешь устоять. Я в открытую флиртую, чёрт возьми. Хотя это забавно. Эта такая мощнейшая сила, которая очень безобидна. Ещё давно я просекла, как влияю на мужчин, и стала этим пользоваться. Я выросла высокой, благодаря своей матери-немке, и говорливой, благодаря отцу-бенгальцу. Кстати, они очень счастливая пара. Парень изучал меня. Не особо-то он красноречив. Кивнул в знак согласия и уткнулся в телефон. Игнорирует. Представляете? Он меня игнорирует. Такое со мной впервые. Ладно, нужно идти браться за брауни. Двадцать минут спустя и принесла ему капучино и десерт. — Вот это сервис, — ухмыльнулся он. Вот это сарказм. — Лучше посмотри в окно, — говорю я. Мы обернулись. Прекрасное зрелище. Длинные и чистые полоски воды с неба яростно врезаются в землю. Я люблю бегать на пляже. А ещё танцевать у моря, обволакивающего берег дикими волнами. Песок шероховатый и влажный. Прилипает к моим ступням. Я одинока и счастлива. — Ты из Мумбаи? — спрашиваю у него, садясь напротив. Он, не раздумывая, кивает. Попивает кофе, закусывая брауни. — Люблю полярных сов, — неожиданно говорит он, намекая на название моего кафе. — Прекрасные создания, — поддерживаю я. — Они красивые, но странные. Прямо как я. Но я не по этой причине назвала так кафе. Год назад, когда я подумывала поехать на Гоа, произошло одновременно два события. Друг предложил арендовать помещение на пляже Палолем, а я читала, что зимой тысячи белоснежных сов, под два метра ростом с размахом крыльев в пять метров, толпами покидают свой полярный дом. Они пролетают много-много миль, останавливаясь на обед на полях в Айдахо и сон на крышах в Монтане. Странное перелётное событие. Но как же прекрасны эти птицы! Как и наша встреча. Как только я его увидела, я поняла, что мы встретимся снова. И не раз. Чудо природы. А он всё попивает капучино и кивает в знак согласия. Я краснею. Чёрт возьми, такого со мной обычно не происходит. — Где твои друзья? — спрашиваю я. — Никто не приезжает на Гоа один. — Гуляют, — вяло отвечает он. — С девушками. — У тебя разбитое сердце. По его взгляду было понятно, что он не был озадачен моими догадками. Видимо, расставание было недавним. — Чем занимаешься? — я опираюсь на руку. Он даже не дразнит меня. От этого даже плакать хочется. — Я консультант. — А я училась на доктора. На хирурга, если быть точнее, — не знаю, зачем я это сказала. Но я хотела, чтобы он знал. Теперь он смотрел на меня с уважением. Но через секунду появилось презрение. —Серьёзно? — Я почувствовала себя оскорблённой. — И почему ты не работаешь хирургом? — Ну, знаешь… Белый халат и голубые волосы как-то вместе плохо сочетаются, — пошутила я. Мы рассмеялись вместе. Дождь пустился с удвоенной силой. Зазвонил его мобильный телефон. Он достал бумажник и положил две сотни. — Даю без сдачи. Спасибо! — и ушёл. А я смотрела ему вслед. Он пришёл на следующий день. Небо было ясным, а море спокойным. — Капучино или меня? — спрашиваю я с ухмылкой. Кокетка во мне не умрёт никогда. — Не хочешь прогуляться? — попался! — Тебе нравится быть такой, какая ты есть? Или ты притворяешься, чтобы быть в тренде? — Ты имеешь в виду образ бунтарки? — Да, он это имел в виду. — Это моё обычное состояние. Просто ты дал этому название. — Ты не боишься? Вот я боюсь выделиться. Это попахивает одиночеством. — Другой стиль жизни мне не подходит. Я пробовала, поверь. Когда я сказала своим родителям, что не буду работать по специальности, а открою вместо этого кафе, они были в шоке. Без шуток. Нормальные дети в Мумбаи так не делают — слова отца, умоляющего одуматься. А мама плакала: «А как же все те года, что ты потратила на учёбу?» Она даже ненадолго объявила голодовку. Но что они могли сделать? Я их дочь, и, что ещё серьёзнее, они любят меня. Приходится мириться. Есть вещи, которые мы делаем во имя любви. — Почему ты консультант? Не очень престижная профессия. — Иногда я даже мошенником себя чувствую. Но я никогда не спрашиваю себя о том, почему занимаюсь этим. Просто это популярный выбор в карьере, да и платят хорошо. Бывают моменты, когда хочется всё бросить. Я думал переехать в Гоа и начать своё дело… Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Вполне вероятно, что тебе стоит попробовать, — улыбаюсь я. — Тогда присоединяйся ко мне. А он просто пожимает плечами. Вдруг я сжала его ладонь. Он не двинулся с места. — Ты чего?... — нервно пробормотал он. — Хочешь переспать со мной? И он перестал смотреть мне в глаза. — Что… нет… я не…. — речь была невнятной. Я отпустила его руку. — Я поняла. Ты просто другой. Нет, я не высмеивала его. Секс — это желание, это необходимость. Если тебе это не нужно, тебе это действительно не нужно. Этот парень был классическим примером воспитанного индийского парня. Его желания рассматривались в последнюю очередь. — Я не то имел в виду… Ты очень привлекательная… Я поцеловала его в щёку, едва касаясь губ. Но его телефон снова зазвонил. — Мне пора уходить. — А в глазах было дикое желание. А ещё контроль и замешательство. Ты совсем потерян. — Возвращайся, — говорю я на прощание. Он снял с головы воображаемую шляпу и слегка поклонился. Ушёл. Да, я тоже была рада знакомству, потерянное дитя. Мы не знали имён друг друга. Впрочем, это было неважно. Он вернулся через год. — Я женился, — сказал он. — Молодец, — притворно улыбаясь, говорю я. Я протирала столы. Спустя год я заменила их на бамбуковые. Они были окрашены в белый цвет, что очень соответствовало названию кафе. — Где она? — Уснула. Она ненавидит дождь. — Как вообще твои дела? Выглядел он счастливым. Глаза стали ярче, а волосы гуще. И эта постоянная ухмылка на лице. — Очень даже неплохо. — Ты её любишь? — Думаю, да. Она — мой друг, — взглядом он подозвал меня сесть рядом с ним. — Ты выглядишь отлично. Мне кажется или твои ноги стали длиннее? Я рассмеялась от души. — А у меня появился молодой человек, — пора и мне похвастаться достижениями на личном фронте. — Тот парень, что стоит снаружи кафе? — Да, это Алан. Он банкир. — Почему ты решила развивать свой бизнес? — Чтобы жить на Гоа. Заводить новые знакомства. Чтобы быть такой, какая я есть. — И получается? — Лучше, чем ты можешь себе представить. А почему ты снова приехал сюда? — Я приезжаю каждый год. — Да, на Гоа невозможно не вернуться. Я часто о нём думала. Он как метеорит, которым ты однажды так был очарован, что потом вспоминаешь постоянно. Я перекрасила волосы в рыжий. А Алан здесь на четыре месяца, а потом уедет. Насовсем. Меня устраивает. — Что ты делаешь, когда на Гоа нетуристический сезон? — поинтересовался он. — Пишу, рисую, занимаюсь сексом» — говорю я, растягивая каждое слово. На его лице появился румянец. — Ты теперь женат. Почему до сих пор смущаешься? Снова его взгляд упал в пол. Хочу снова подразнить его. — Какая она, твоя жена? — Ну, перестань… — Он посмотрел в сторону, явно смущённый. — Алан хороший. Немного самовлюблённый, правда. Но отпадный любовник. В это раз он не попался мне на удочку. Я рассмеялась. — Всё ещё работаешь консультантом? — Да, и платят теперь больше. И у меня частенько бывают командировки. Я равнодушно кивнула. Хотя он тоже не был заинтересован продолжать эту тему. — Хочешь переспать со мной? — я не теряю надежды. — Я женат, — он поморщил лоб. Я поднялась со стула и спросила через плечо, желает ли он капучино и брауни. — Да. Посвежее и погорячее, пожалуйста, — улыбнулся он. Мы болтали на протяжении нескольких часов. О том о сём. Хотя, на самом деле, ни о чём конкретном. Когда он уходил, я снова сказала: «Возвращайся». Снова воображаемая шляпа и почтенный поклон. Небо было серым, мрачным и тяжёлым. Я часто о нём думала. Я знакомилась с разными парнями — ловеласами, болванами и джентльменами. Но никто из них совершенно не был похож на того парня. Это потерянное, борющееся с миром дитя, низвергнутый любовник. Он — редкое спокойствие в этом хаотичном мире. В моём мире. Кажется, он мне нравится. На меня он смотрит так, будто я нечто волшебное. Я его несбыточная мечта, а он — моя. Через год он вернулся. — Ты поправился, — заметила я с презрением. — А ты больше не красишь волосы, — удивлённо сказал он. — Я родила ребёнка. — Ещё большее удивление. — Ты вышла замуж? — Это ребёнок Алана. Но он уехал. На самом деле я рада, что Алана нет больше в моей жизни. Неприятный тип. Но теперь у меня есть Кейран, милый круглолицый мальчик. Восторг всей моей жизни. — А у тебя есть дети? — спросила я. — Мы хотим ребёнка, — пожимает плечами. — Мы стараемся… Сейчас упадок дождливого сезона. Деревья качаются так, будто их избили, а хижины дрожат как пёрышки. Восхитительно. Родители не были рады, что у меня появился внебрачный ребёнок. Да ещё и без отца. Они не разговаривали со мной четыре месяца. Но любовь сильнее. Она необъяснима и всепрощающа. Явление хаотичное. Как метеорит. — Можно взглянуть на Кейрана? — спросил он. Я взяла ребёнка у няни. Он прижал Кейрана к себе. Это миловидное зрелище. — Он похож на тебя. — Вздор. Кейран похож на Алана, он светлокожий. Возможно, второй ребёнок будет похож на меня. — Полное безразличие в голосе. — Тебе лучше выйти замуж. Ведь это нехорошо. — Ну, разумеется! — ответила я, жеманно улыбаясь. Он нахмурился. — А ты счастлив? — Да, — ответ был нерешительным. — Она хочет ребёнка, но у нас не получается… Я обняла его. Не знаю, почему. Я почувствовала запах дождя от его влажных волос. Он был спокоен. Но я не получила ответных объятий. Мы так и сидели. Болтали, пока дождь бушевал. Как и всегда, я попросила его вернуться. Он всегда возвращается ко мне. Прошёл год. «Мы ждём ребёнка!» Он выглядел таким счастливым. — Ты здесь! — я была на седьмом небе от радости. — Разве могло быть иначе? — спросил он весьма удивлённо. — То самое время, не так ли В этом сезоне не было дождей. Урожай погибает от засухи, в домах не бывало воды, а в парламенте постоянно проходят заседания по поводу этого бедствия. На Гоа сейчас очень жарко и влажно. Туристов больше, чем обычно, но и это не плюс. Мне не хватает шума дождя. Я действительно думала, что он не приедет. — Я рада за вас. — Но я так и не поняла, соврала ли я себе или нет. — Ты, видимо, была блондинкой? — по традиции, подколол он. — Я вижу светлые пряди волос. Слишком степенно для тебя. Мне остаётся лишь улыбнуться и сменить тему. — Сейчас у нас засуха. А это Хосе, мой муж, — я кивнула в сторону высокого мужчины за барной стойкой. — Он отсюда? — Он испанец, дурачок. — Я ущипнула его за локоть. Но он не отстранился. — Где ты знакомишься с мужчинами? Хосе хороший человек? — Все они туристы. Они хороши, пока находятся здесь. — Думаю, я просто обязан тебя поздравить, — он пристально посмотрел на меня. — Честно говоря, я не думал, что ты когда-либо выйдешь замуж. Можно ждать полярную сову каждый год. А метеорит невозможно предвидеть. Возможно, он и сова, и метеорит одновременно. — Так или иначе, я люблю его. — Правда или ложь? — Как ты это поняла? — спросил он тихо. — А как ты понял? Как ни странно, но мы сражались. Мы не были любовниками, но мы сражались. За самих себя. — Я хочу переспать с тобой, — неожиданно сказал он. Это было так по-детски сказано, что я, не выдержав, рассмеялась. — Я замужем. — А я был женат. — Ты и сейчас женат… Мы пялились друг на друга. Наши губы хотели одного. Родственные души. Но почему именно тогда? В тот самый момент, когда мы оба были обременены обязательствами. Я часто спрашиваю себя об этом. Но мы так долго этого ждали. Хотя сами не отдавали себе в этом отчёта. Мы были мечтой друг друга, однако боялись воплотить грёзы в реальность. Но дороги назад не было. Это конец всему, что было тайной и страстным желанием, и началом того, чего мы избегали всё это время. Мы покинули кафе, чтобы прогуляться. Я сказала Хосе, что он мой старый друг. Небо потемнело раньше, чем обычно. Я едва ли видела тучи, а земля была очень влажной. Чувствовался запах дождя, который вот-вот должен был сорваться. — Хорошо, — говорю я тихо. — Когда? — Сейчас. Да, это произошло на пляже. Было очень темно. И всё было прекрасно. Возможно, это было самое естественное, что я делала за всю свою жизнь. Не понимаю, почему мы так долго ждали. Я уверена, что песни и романы были созданы из таких моментов счастья. — Возвращайся ко мне, — целую его. — Всегда возвращайся. Внезапно я почувствовала капли дождя на теле. Наконец-то пошёл дождь. — Я всегда буду возвращаться к тебе. — Смущения и робости больше не было. Спустя год он вернулся. И так каждый год. В то же время. Как полярная сова. По материалам «Snow Owl» Smita Bhattacharya Перевод: Юлия Стржельбицкая

Что такое магический реализм?

К концу первой четверти двадцатого века молодые художники постепенно отдаляются от авангардных направлений. Теперь они хотят видеть реальность, пропитанную цинизмом. Арт-деятели стали делиться на два лагеря: правые и левые. Первые тяготели к неоклассицизму в его лучших традициях, вторые склонялись к карикатуре и насмешке над социумом. Среди художников, участвующих в этом движении, были великий и ужасный Отто Дикс и загадочная Жанна Маммейн. Кроме графиков и живописцев в действие были вовлечены знаменитые литераторы, фотографы и архитекторы. Данное направление назвали «новой предметностью» или «новой вещественностью». Однако немецкий искусствовед и критик Франц Рох окрестил его «магическим реализмом». Так появился термин, позже изменивший своё значение. Сейчас термин «магический реализм» подразумевает направление в литературе, характеризующееся неотрывностью заурядной серой реальности и необъяснимых волшебных явлений, искусно вписанных в эту реальность. Примечательно, что герои литературных произведений, относящихся к данному направлению, совсем не поражаются магическим событиям. Здесь чудеса становятся частью быта, но при этом остаются чудесами. Истоки магического реализма находят в культуре древних индейских цивилизаций (майя, ацтеки, инки, чибча). Так волшебные явления в обыденном мире описываются и в произведениях самих индейцев, и государств, образовавших свои колонии в Южной Америке. Например, испанский историк и священник шестнадцатого века Педро Симон считается составителем мифа об Эльдорадо, и именно он является автором огромного труда по истории цивилизации Чибча. Уже в тридцатых годах прошлого века французский критик Эдмон Жалу предлагает называть «магическим реализмом» направление в литературе. Среди мастеров, оказавших влияние на дальнейшее развитие подобной литературы, были такие титаны латиноамериканской литературы как Хулио Кортасар, Хорхе Луис Борхес, Габриэль Гарсиа Маркес и Алехо Карпентьер. Последний в 1949 году пишет повесть «Царство земное», в предисловии к которой описывает свою работу как «lo real maravilloso», что можно перевести как «магический реализм» или «волшебная реальность». Пожалуй, самое популярное произведение, написанное с применением данного художественного приема, — «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса. Известно, что в одно время книга была самым популярным испаноязычным произведением, не считая библии. В качестве примера использования «магического реализма» можно привести сцены, где живым героям являются их умершие родственники, но такое событие не вызывает ни капли страха или удивления. Также к характерным чертам направления относят: использование огромного количества символов, открытый конец, вынуждающий читателя задуматься, что же было реальностью, искажение течения времени и крайне заметный контраст между прошлым и настоящим. Латиноамериканские авторы оказали существенное влияние на европейскую литературу. Использование «волшебной» реальности можно обнаружить в романах сербского писателя Милорада Павича. Среди русских авторов, пожалуй, самый известный — Николай Васильевич Гоголь. К магическому реализму часто прибегали художники и кинематографисты. Чего стоят одни только Фрида Кало и Рене Магритт. Яркие примеры в мире кино — «Зеленая миля» Френка Дарабонта или «Лабиринт Фавна» Гильермо дель Торо. И если бы персонажи магического реализма, могли описать свой мир одним предложением, это, несомненно, было бы следующие высказывание героини романа гения данного направления — Хулио Кортасара: «О моей жизни, — сказала Мага, — даже по пьянке не расскажешь». Автор: Мария Петрова

Невероятные приключения итальянской музыки в России

К началу 80-х в Советском Союзе массово распространилось увлечение итальянской эстрадой. Оставив позади Deep Purple и Led Zeppelin, советская молодежь переключилась на мелодичное и танцевальное диско. Американская поп-культура не допускалась консервативным политбюро к публичному прослушиванию из-за культивирования тем секса и насилия. Итальянская же эстрада, в особенности три ее столпа — Адриано Челентано, Тото Кутуньо, Рикки э Повери — были если и не образцом для подражания, то поддерживали семейные ценности. Кроме того, итальянская культура была на тот момент на подъеме: не только музыка, но и фильмы шли в советском кинопрокате, привлекая миллионы зрителей. Фестиваль в Сан-Ремо стал музыкальной кузницей талантов, а известная почти каждому советскому обывателю песня «Felicita» не нуждалась в переводе. Грозное политбюро подкупали остросоциальные тексты, навеянные идеями итальянской коммунистической партии, чьи позиции были весьма сильны. 1. Адриано Челентано Больше известный как киноактер, Челентано своим романтически-брутальным образом сводил с ума неокрепшие молодые умы не только у себя на родине, но и по всему Советскому Союзу. Его творчество не сходило как с экранов кинотеатров, так и с только что появившихся аудиокассет. Его песням «Susanna», «Il tempo se ne» или «Pay pay pay» подпевала вся страна, а вышедшая в 2002 году композиция «Confessa» породила вторую волну «челентаномании» в нашей стране. 2. Рикки э Повери Эта итальянская группа появилась еще в далеких 60-х в Генуе. Все последующие десятилетия команда пребывала на самых высоких местах музыкальных хит-парадов у себя на родине, а в 1978 году выступила на конкурсе Евровидение. Однако, международный успех к группе пришел после песни «Будет, потому что люблю» (Sara perchi ti amo), которая стала настолько успешной, что ее внесли в итальянские учебники музыки. 3. Аль Бано и Ромина Пауэр Этот дуэт стал воплощением семейных традиций с образцовым имиджем. Их роман был похож на настоящую голливудскую историю: он — из бедной итальянской семьи, а она — дочь американской знаменитости. Легендарной «Felicita» подпевала 14-тысячная аудитория концертного зала в Ленинграде в 1986 году. Две недели их не отпускали со сцены — такой всенародной любви не знала ни одна мировая звезда, посетившая когда-либо Советский Союз. 4. Тото Кутуньо Еще один представитель итальянской музыкальной волны 80-х. Песня «L’italiano» прославила его на весь мир, а в Советском Союзе строчка из песни «лашатэ ми кантаре» плотно вошла в разговорный обиход и разнообразные анекдоты. Свою первую большую награду Кутуньо получил в знаменитом Сан-Ремо, где завоевал первое место с композицией «Solo noi», а вышедший в 1986 году хит «Serenata» заставил юношей и девушек со всего СССР встать в длинные очереди за его пластинкой. В 1985 году композитор и певец впервые посетил Союз с гастролями в Ленинграде и Москве, на которых побывало около 400 тысяч человек. 5. Пупо Певец Пупо (настоящее имя — Энцо Гинацци) прочно вошел в итальянскую эстрадную семью. Начав все с того же Сан-Ремо в 80-е, Пупо, что в переводе с итальянского означает «малыш», сразу же попал в шорт-лист для обязательного прослушивания в СССР. В 1985 году его пластинка выходит на звукозаписывающей студии «Мелодия» с самыми известными хитами «Su di noi» и «Gelato al cioccolato». Автор: Мария Молчанова

О том, как не встретились Бергман и Тарковский

Кинематографические работы Ингмара Бергмана и Андрея Тарковского давно приобрели статус классических и культовых в мировой индустрии кино. Кинокритик Майя Туровская писала о Бергмане: «Его фигура огромна. Ведь в послевоенном мире кино было совсем не то, что сейчас. Оно действительно было важнейшим из искусств. Оно было средством общения. Кино приходило первым, а каждый кинофестиваль был событием. Кинорежиссеры тогда были главными людьми в культуре. И Бергман был тем, кто потряс наше воображение сильнее прочих. Он был великой фигурой. Шекспиром кино. Его талант был совершенно иной природы, нежели у итальянцев, которых мы также смотрели с упоением. Фильмы Бергмана — это северный мир с проклятыми вопросами». Неслучайно то, что Ингмар стал кумиром отечественного режиссера Андрея Тарковского. В его списке любимых фильмов присутствуют сразу две картины Бергмана: «Персона» и «Причастие». Также известно, что сам Бергман восторгался Андреем Тарковским. Двух метров кинематографа связывало много общего, например, они оба прибегали к приему крайнего психологизма своих образов в картинах, а главными темами выступали кризис личности и культуры. И Бергман, и Тарковский невероятно тонко чувствовали музыку и использовали ее самым необычным образом. Также они во главу всего ставили чувство одиночества: Бергман в одиночку отправился на остров Фосе, а Тарковского выгнали из страны. Несмотря на то, что этот режиссерский тандем казался идеальным, они так и не встретились, почему же так произошло? Ответ был найден в историях тех, кто был знаком с ними лично. Продюсер Анна Лена Вибом рассказывала, что сам Бергман все слишком усложнил. Его невероятно раздражало то, что у него с Андреем нет общего языка, а только одна мысль о присутствии переводчика его приводила в бешенство. Именно поэтому встречи несколько раз назначались и отменялись. Во время съемок Бергмана в Готланде была возможность поехать к Андрею Тарковскому. Но в то время Форе была военной зоной, и встреча опять не получилась. Некоторое время спустя ходил слух, что Андрей тихо прошел на съемочную площадку своего кумира, но остался сидеть в стороне и с восторгом слушать то, что рассказывал Бергман на непонятном языке. Это была их единственная и «односторонняя» встреча. Сотрудница Ингмара Бергмана на протяжении многих лет заявляла, что режиссер и вовсе отказывался от встречи с Тарковским. Бергман был очень замкнутым человеком и стремился к идеалу, вполне возможно, что он действительно не хотел раскрывать свое несовершенство кому-либо. Он говорил о Тарковском: «Фильм, если это не документ, — сон, греза. Поэтому Тарковский — самый великий из всех. Для него сновидения самоочевидны, он ничего не объясняет, да и что, кстати сказать, ему объяснять? Он — ясновидец, сумевший воплотить свои видения в наиболее трудоемком и в то же время наиболее податливом жанре искусства. Всю свою жизнь я стучался в дверь, ведущую в то пространство, где он движется с такой самоочевидной естественностью. Лишь раз или два мне удалось туда проскользнуть». Возможно, ближе всех к истинному пониманию их «невстречи» был Александр Сокуров: «Сюжет был в том, что если бы они встретились, они посмотрели бы в зеркало. Только Тарковский увидел бы в этом зеркале одно, а Бергман — другое… Они могли бы, встретившись, гулять и молчать — все, что им нужно было знать друг о друге, они знали и без слов». Автор: Катарина Акопова

Пять жизней Ивана Павловича: отец Даниила Хармса

Имя Даниила Хармса знаменито. Его отца, Ивана Ювачева, моряка, революционера, путешественника и религиозного писателя, помнят меньше. В конце 20-х и 30-е годы прошлого века на улицах Ленинграда — чаще всего на Надеждинской, ныне Маяковского — можно было встретить необычного пешехода: высокого молодого человека в крохотной кепочке (а то и в более странном головном уборе: например, чехольчике от самовара), в бархатной курточке и гетрах. Иногда он выгуливал на поводке таксу с диковинным именем Чти Память Дня Сражения При Фермопилах. Ныне имя этого «чудака», Даниила Хармса, известно всем: несколько поколений детей выросли на его детских книгах, а его стихи, рассказы и пьесы для взрослых изданы стотысячными тиражами, переведены на множество языков, им посвящены десятки научных трудов. В те же годы по той же Надеждинской улице часто проходил другой пешеход — сухощавый рослый старик с узкой окладистой бородой, Иван Павлович Ювачев. Нередко он отправлялся на заседания Общества бывших политкаторжан. А иногда — в гости к совсем другим своим знакомым, к «недобитым» церковникам. Эти два человека — Иван Павлович и Даниил Иванович — были отцом и сыном. И жили они в одной квартире. Комната писателя Хармса выглядела так же необычно, как он сам, как избранный им и собственноручно вписанный в паспорт псевдоним: стены, оклеенные розовой бумагой, экстравагантные рисунки Даниила Ивановича и его друзей, ернические лозунги («Мы — не пироги!»), картины художников школы Малевича, фисгармония (Хармс был очень музыкален). А в аскетичной, опрятной комнате Ивана Павловича не было ничего лишнего. Письменный стол покрывали бесчисленные кальки с икон: последние 10–15 лет своей жизни он посвятил серьезному историческому изучению изображений Богоматери. Биография сына, казалось, только начиналась. А за плечами отца была богатая событиями жизнь. Можно сказать, что прожил он не одну, а несколько жизней. По стопам Магеллана и Кука Родился Иван Павлович 23 февраля 1860 года в довольно необычной семье: отец его был придворным полотером. Жили Ювачевы на Невском проспекте, и окна их квартиры выходили прямо на Аничков дворец, в штате которого числился отец семейства. Дворцовые служители имели возможность давать детям достойное образование, во всяком случае по меркам своего сословия. Сперва Ваня мечтал о работе лесничего, но в конце концов выбрал военно-морскую службу. На него повлияли книги, которые он читал в отцовском доме: полотер собирал описания путешествий Магеллана, Кука и других знаменитых мореплавателей. В 1874 году Иван Ювачев поступил на штурманское отделение Технического училища Морского ведомства и спустя четыре года окончил его с чином кондуктора (соответствующим чину прапорщика в армии). Ювачеву как отличнику полагалось заграничное плавание. Но шла война с Турцией, и юноша под влиянием одного из товарищей записался добровольцем на Черноморский флот. В сражениях поучаствовать ему не пришлось, но уже после заключения мира он на борту шхуны «Казбек» участвовал в занятии Батума, отданного России по мирному договору. Это считалось делом серьезным и опасным: командование опасалось сопротивления «фанатично настроенных горцев». В дальнейшем Ювачев сменил несколько пароходов, пока в 1881 году его службе на кораблях не пришел конец. Еще в училище Иван Павлович усвоил «передовые идеи», приобщился к нелегальной, антиправительственной литературе. Скучая во время долгих корабельных стоянок, он давал волю языку. Начальство обратило внимание на вольнодумную болтовню молодого офицера и от греха подальше списало его на берег — помощником начальника метеорологической станции в городе Николаеве. Знал бы Иван Павлович, как пригодится ему этот опыт! Год спустя Ювачев в чине прапорщика флота (соответствовавшем подпоручику в армии) едет в Петербург — учиться в Морской академии (его ходатайство о продолжении образования сочли возможным удовлетворить, несмотря на прежние претензии), а еще через год, так и не доучившись, он был арестован и почти сразу же навсегда уволен с военной службы. В этот момент первая жизнь Ивана Павловича закончилась. Обращение революционера За что же арестовали молодого офицера? Начальников не зря смущали его политические высказывания. Ведь не так давно, 1 марта 1881 года, на Екатерининском канале в Петербурге был убит император Александр II. Террористическая организация «Народная воля», совершившая это преступление, продолжала действовать, и у нее были сторонники в военной среде. В Николаеве Ювачев познакомился с подполковником Михаилом Юльевичем Ашенбреннером, который возглавлял военную организацию, чуть позже присоединившуюся к «Народной воле». Он предложил Ювачеву организовать и возглавить кружок военных моряков, и тот согласился. Никаких насильственных действий офицеры не предпринимали. По воспоминаниям Ивана Павловича, у общества «не было определенной программы: цели, казалось, были еще так отдаленны и расплывчаты, что говорить тогда о чем-либо строго определенном нельзя было. Одно ясно: правительство опирается на штыки, следовательно, надо постараться повернуть эти штыки против него самого. Поэтому пока остается одно: среди войск вести антиправительственную пропаганду». Лично Ювачеву довелось встретиться (в 1882 году в Одессе) лишь с одним из руководителей «Народной воли», членом исполнительного комитета Сергеем Петровичем Дегаевым. Тот предложил членам военной организации отказаться от пропаганды и перейти к террору. «Удастся ли покушение, или нет, — это неважно, — объяснял Дегаев. — Надо только показать, что террористическая партия существует». Подобные предложения были Иваном Павловичем и его товарищами отклонены. «Надо поберечь силы начинающейся организации и не выхватывать ее лучших членов, чтобы сейчас же предать их на растерзание жандармам», — ответил руководитель военного кружка петербуржцу. В тот момент офицеры-народовольцы еще не догадывались: несколькими месяцами ранее Дегаев был завербован полицией и стал провокатором. Он-то и выдал участников кружка. На так называемом «процессе 14-ти» Ювачев был приговорен (28 сентября 1884 года) к смертной казни, после подачи прошения о помиловании замененной бессрочной каторгой (затем срок был уменьшен до 15 лет). Остальные участники ювачевского кружка отделались по большей части административной ссылкой или просто увольнением с флота. На настоящие каторжные работы революционеров при Александре III ссылали редко, предпочитая держать их в одиночном заключении. Поскольку в Алексеевском равелине Петропавловской крепости заключенные часто умирали, император распорядился построить более «гуманную» тюрьму в Шлиссельбурге, в старой петровской крепости, окруженной водами Ладожского озера. Там и оказался Иван Павлович. Четверть века спустя в своих воспоминаниях бывший политкаторжанин попытался объяснить, почему в Шлиссельбурге, несмотря на улучшение бытовых условий, смертность почти не снизилась — людей убивал «ужас одиночного заключения». Психические расстройства и самоубийства были здесь обычным делом. Но над Ювачевым судьба смилостивилась, неожиданно послав ему друга. Раз в две недели заключенных выводили на получасовую прогулку. Летом 1885 года узнику предложили гулять в обществе одного из товарищей. Им оказался Николай Александрович Морозов, человек энциклопедических знаний и интересов. В одиночке он обдумывал мысли самые причудливые, не всегда здравые (например, «новая хронология» Фоменко — развитие шлиссельбургских идей Морозова), но всегда смелые и интересные. С Морозовым Иван Павлович в их редкие встречи мог говорить на самые разные темы — от математики и астрономии до философии и богословия. Богословие? Да, теперь бывший морской офицер размышлял и на богословские темы. В тюрьме с ним произошло «религиозное обращение» (истолкованное многими товарищами как психическое расстройство). «Обращению» его способствовало то, что единственной выдававшейся арестантам книгой поначалу была Библия. В душе Ювачева, человека еще молодого, скорее всего, увлекшегося революционными идеями лишь поверхностно, чтение Писания произвело настоящий переворот. Он решился на огромный и отчаянный труд — перевести Евангелие с греческого языка на русский (язык Эллады Иван Павлович освоил, видимо, самоучкой еще в офицерские годы). Разумеется, никакой надобности в таком переводе не было: Синодальный перевод Библии, подготовленный специалистами-филологами, вышел совсем недавно, в 1876 году. После многочисленных ходатайств ему удалось получить в камеру Библию на греческом языке и словари. Но приступить к работе он не успел. Религиозные настроения молодого арестанта и его «искреннее раскаяние» (приходится поставить кавычки, поскольку особых преступлений, в которых стоило бы раскаиваться, Ювачев совершить не успел — только состоял в революционном кружке) впечатлили тюремные власти. Благочестивому узнику предложено было сменить одиночную камеру на монастырскую келью, но тот отказался, чувствуя, что это не его путь, и даже ради выхода из тюрьмы не желая изменять себе. Тогда в 1886 году его вместе с четырьмя другими «подающими надежду на исправление» политическими заключенными отправили на Сахалин по очень сложному маршруту: через Петербург, Москву, Одессу и дальше морем, через Константинополь, Порт-Саид, Суэцкий канал, Сингапур и Японию. Вот так состоялось то «заграничное путешествие », которое упустил когда-то юный прапорщик Ювачев, — только путешествовать пришлось за решеткой, без права выхода на берег. На Дальнем Востоке В секретном послании сахалинским властям рекомендовалось использовать арестантов на работах, «соответствующих физическим силам, уровню способностей и образования каждого». В частности, Ювачева предполагалось привлечь к «геодезическим измерениям, нивелировке местностей и составлению расчетов по землемерной части». На словах ему было обещано, что вскоре он будет переведен на положение ссыльного, потом — в государственные крестьяне, а там уж до полного восстановления в правах недолго. Все это долгие годы оставалось пустыми посулами (на поселение Ювачев был переведен лишь в 1894 году), но заниматься физическим трудом (плотничеством на строительстве Казанского храма в поселке Рыково) Ивану Павловичу и в самом деле пришлось недолго. Через пять месяцев по прибытии на Сахалин он был определен в помощь Марии Антоновне Кржишевской, фельдшерице и заведующей рыковской метеорологической станцией. В то же время Ювачеву предложена была должность церковного старосты (той самой церкви, в строительстве которой он участвовал). «Я согласился и весь ушел в это церковное хозяйство, в составление хорошего церковного хора, в производство восковых свечей и проч. Конечно, я не оставлял и метеорологических наблюдений. Напротив. Я незаметно от Кржишевской отстранил ее от всех занятий по метеорологии, оказывая ей в то же время уважение, как своей начальнице. Если к этим занятиям присоединить еще уроки английского языка, которые я давал двум-трем чиновникам... уроки математики еврейским ребятам, церковные спевки и писание нот, то станет понятно — скучать не приходилось...» Сюда стоит добавить еще работы по организации небольшого ботанического сада около метеорологической станции, в котором была представлена экзотическая для европейца сахалинская флора — пихты, японские вязы, дальневосточные лиственницы. Позднее Иван Павлович опубликовал две брошюры, содержащие результаты метеонаблюдений на Сахалине (и они принесли ему в 1899 году титул «члена-корреспондента Главной физической обсерватории Академии наук»). Именно на метеостанции в Рыкове произошла встреча Ювачева с Чеховым, путешествовавшим по Сахалину. Тот показался Антону Павловичу «человеком замечательно трудолюбивым и добрым». По мнению некоторых литературоведов, он послужил прототипом героя одного из чеховских рассказов («Рассказ неизвестного человека»). Герой этого рассказа — бывший моряк, ставший революционером, но скоро разочаровавшийся и отошедший от дел подполья. Но все же Ювачев тосковал, что естественно: каторжный Сахалин был местом интересным, однако неприспособленным для нормальной человеческой жизни. Когда в 1894 году его перевели «в разряд сосланных на житье в Сибирь», Иван Павлович не стал задерживаться на острове: три года он прожил во Владивостоке, где служил капитаном парохода «Инженер», принадлежавшего строящейся Уссурийской железной дороге. И вот желанный день настал — можно было возвращаться в Европейскую Россию. Вторая жизнь Ювачева, жизнь революционера, политзаключенного и политического ссыльного, подошла к концу. А третья, параллельно начавшаяся жизнь — жизнь путешественника, географа, метеоролога, исследователя природы, — продолжалась. На пароходе «Байкал» в апреле 1897-го отправился недавний каторжник из Владивостока в Центральную Россию «через два океана», Тихий и Атлантический. Это была, в сущности, вторая половина его кругосветного путешествия, отделенная от первой десятью годами, и более приятная. Многое предстояло повидать Ивану Павловичу. Корейских крестьян, которые не признают золота, «не понимая цены в нем», а расплачиваются огромными связками медных монет. Нагасаки, в котором пережидает зиму российский дальневосточный флот (за считанные годы до знаменитой Русско-японской войны!), где на улицах слышна русская речь, а у детей не редкость европейские лица. Русскую духовную миссию в Японии, существующую здесь с 1870 года (Ювачеву было интересно все, что связано с многовековой и трагической историей христианства в Стране восходящего солнца). Потом — Гавайские острова с их райским климатом, американским благоустройством и огнедышащими вулканами. И американских индейцев, встречи с которыми уже немолодой человек, когда-то в детстве зачитывавшийся Фенимором Купером и Густавом Эмаром, так жаждал... (Дальше путь пролегал через Чикаго, Нью-Йорк, Ливерпуль, Лондон, Берлин, Вильно.) Наконец 18 июня встреча с родителями на станции Любань под Петербургом (там у Ювачевых была дача, и там решил пока что поселиться Иван Павлович). Ему еще предстояли работа десятником на железнодорожном строительстве в Любани, хлопоты о полном восстановлении в правах и переезде в Петербург (увенчавшиеся успехом в 1898 году), а чуть позже (в 1900— 1901 годах) — участие в экспедиции по исследованию судоходности реки Сырдарьи и выбору пристаней на Аральском море в связи со строительством Оренбурго-Ташкентской железной дороги (вместе со знаменитым поэтом и художником Максимилианом Волошиным). «Свободный христианин» На рубеже столетий начинается новая, четвертая жизнь Ивана Павловича. Прежде всего это была жизнь человека пишущего, литератора. Конечно, и в этой новой жизни нашлось место путешествиям: как инспектор Управления сберегательных касс он объездил всю Россию, от Минска до Вилюйска... Были и паломничество на Святую землю, и общественная деятельность, посвященная улучшению быта заключенных. Его автобиографические книги «Восемь лет на Сахалине» (1901) и «Шлиссельбургская крепость» (1907) способствовали привлечению общественного внимания к этим вопросам. И все-таки главным содержанием этой новой жизни стала именно литературная деятельность. Еще в Шлиссельбурге Ювачев, как многие заключенные, коротал время стихотворчеством. Незамысловатые стихи религиозного содержания он продолжал писать и позднее, на Сахалине. Вот, к примеру, «Надпись на Библию»: В этой книге вся жизнь отразилась, В ней, как в зеркале, видим весь свет, Тайна Божьих чудес нам открылась, Здесь на все есть готовый ответ. Что уж было, что есть и что будет, Чрез пророков Господь показал. Милый друг! И тебя не забудет: Только верь и люби! — Он сказал. В Петербурге Иван Павлович выпустил (под собственным именем и под псевдонимом Миролюбов) несколько мемуарных книг, в которых описал свой жизненный путь. И еще свыше 25 книг и брошюр религиознонравоучительного содержания. Как правило, они издавались Александро-Невским обществом трезвости или в приложении к журналу «Душеполезное чтение». Особым успехом религиозные сочинения Ювачева не пользовались (в отличие от его мемуаров), но сам он придавал им большое значение. В книгах этих Иван Павлович старался не отступать от церковного вероучения и выказывал почтение к православным иерархам. Это не мешало ему посещать отлученного от церкви Льва Толстого в Ясной Поляне и высказывать в разговоре с ним такие «еретические» мысли: «После Христа было две церкви — христианская и иудейская. Иудейская разрушилась, когда Богу было угодно, когда был разрушен храм в 70 году. Теперь есть православная церковь и церковь свободных христиан. Православная церковь разрушится, когда Богу будет угодно; нападать на нее не надо». Двойственность, чтобы не сказать больше, позиции Ивана Павловича была слишком очевидна: он публично защищал то, что считал обреченным, и, будучи верным по видимости сыном церкви, дружил с людьми, которых церковь числила во врагах. Лишь изредка «Миролюбов» проявлял религиозную нетерпимость, правда, иногда в самых неожиданных ситуациях. Так, когда в 1929 году умерла его жена Надежда Ивановна, Ювачев прямо у гроба покойницы затеял богословский спор со священником, приглашенным совершить отпевание. «Священник попался сердитый, и оба подняли крик, стучали палками, трясли бородами», — вспоминал (со слов Хармса) писатель Евгений Шварц. Но подобные конфликты случались нечасто. Обычно Иван Павлович старался не подчеркивать свои разногласия с другими, охваченными духовным поиском людьми, даже необязательно христианами, и был к ним подчеркнуто дружественен. Впрочем, он продолжал общаться и со своими старыми товарищами-революционерами, но их цели и средства борьбы были ему теперь чужды. В начале 1906 года отдельной брошюрой был опубликован очередной нравоучительный рассказ Миролюбова, «Революция», в котором некоему агитатору на митинге без труда удается переубедить толпу возбужденных рабочих вот такими речами: «Я тоже за революцию... Нужно изменить свою жизнь, нужно непременно сделать революцию, обратиться к тому образу жизни, который проповедовал Сам Христос и Его апостолы... Я за свободу. Давно пора освободиться от сетей дьявола». Едва ли бывший шлиссельбуржец в самом деле верил, что стихию можно победить проповедью. Но, во-первых, он приспосабливался к пониманию «простого человека». А во-вторых, не слишком умел писать беллетристику. Художественный вымысел в его произведениях везде так же беспомощен, как в только что приведенном стихотворении. Пятая жизнь Литературный дар, которым Иван Павлович, судя по всему, так хотел обладать (хотя бы для пропаганды своих идей), достался его сыну Даниилу. Жизнь Ювачева-младшего была бедна событиями, и он почти не покидал Петербурга (Ленинграда). Настоящую жизнь он прожил в своем творчестве. И в каком-то отношении это была и еще одна — пятая! — жизнь его отца Ивана Павловича Ювачева. Сын, появившийся на свет 30 декабря 1905 года, доставлял родителям немало огорчений. В знаменитой «немецкой» гимназии Петершуле он учился так плохо, что пришлось перевести его в Детское Село, в школу , созданную на основе бывшей женской гимназии, директором которой была его тетка Наталья Ивановна Колюбакина . После школы Даниил поступил в электротехникум. Это было непросто: ведь в то время юноше из семьи служащих требовалось несколько лет проработать на производстве и приобрести «пролетарский стаж», чтобы продолжить образование. Но Ювачев-отец, после революции служивший главным бухгалтером Волховстроя, попросил рабочий комитет этой организации ходатайствовать за своего сына. И что же? Техникум Даниил не окончил. Поступил на Высшие курсы искусствоведения при Институте истории искусств — и там проучился всего год, посвятив себя литературе... Даниил Хармс и его товарищи-обэриуты (члены ОБЭРИУ — Объединения реального искусства) были, конечно, известны современникам. Но тогда известность их носила в основном скандальный характер. В конце 1920-х — шумные театрализованные выступления на разных площадках (самый большой резонанс имел вечер «Три левых часа» в Доме печати 24 января 1928 года, на котором собрались сотни зрителей и о котором ленинградцы вспоминали даже десятилетия спустя). Режиссер Климентий Минц так описывал первое отделение: «На сцену выкатили черный лакированный шкаф из спектакля Игоря Терентьева «Ревизор». А на шкафу находился Даниил Хармс и читал свои стихи. Кое-кто из экспансивных зрителей и поклонников поэта встретил его появление на шкафу аплодисментами, кто-то смехом, другие улыбками, а некоторые изумлением и даже скептическим возгласом: «Пушкину незачем было взбираться на шкаф, чтобы читать свои стихи!» А чего стоила надпись на афише, описывающей постановку пьесы Хармса «Елизавета Бам», — «По ходу действия: „СРАЖЕНИЕ ДВУХ БОГАТЫРЕЙ!“ Музыка Велиопага Нидерландского пастуха. Движения неизвестного путешественника. Начало объявит КОЛОКОЛ». Вскоре в ленинградских газетах стали появляться разносные статьи, обличающие «реакционное жонглерство» молодых писателей. Их собственные произведения редко появлялись в печати. По большей части им удавалось опубликовать только стихи и рассказы для детей. Но и за свои детские произведения обэриуты порой подвергались травле: их (как и их учителей в этой области, Чуковского и Маршака) обвиняли в аполитичности, «усыплении классового сознания ребенка». 10 декабря 1931 года Хармс был арестован вместе со своим ближайшим другом и соратником Александром Введенским и еще несколькими знакомыми. Им инкриминировали вредительское сочинение «неправильных» детских стихотворений и крамольные политические разговоры в гостях. Приговор был суров — пять лет лагеря. Только вмешательство Ивана Павловича спасло сына. Бывший шлиссельбуржец мобилизовал все свои связи, обратился и к старому другу Николаю Морозову, в то время директору Естественнонаучного института имени Лесгафта. В результате Даниил Иванович «отделался» годичной ссылкой в Курск. Отец и сын были непохожи друг на друга. Но в каком-то смысле никого ближе друг друга у них не было. И любили они друг друга, может быть, больше, чем кого бы то ни было. Дневниковые записи обычно строгого, сурового Ивана Павловича, посвященные сыну, проникнуты искренней нежностью. Вот, например: «Даня опять стихотворением просил разбудить его в 10. Я пришел будить, сел у кушетки и запел из „Травиаты“: „Милый сын, мой дорогой, возвратись под кров родной!“ и дальше не мог, чтобы не расплакаться» (запись от 22 ноября 1930 года). Любовь и уважение, с которыми говорил об отце Хармс, удивляли его друзей, а ведь он был человеком, не склонным к сентиментальности, к открытым проявлениям чувств. Конечно, образ жизни своего «чокнутого сына Даниила» старик не одобрял, стихов и прозы его не понимал. Зато бывшего революционера и эксцентричного писателя-авангардиста сближали мистические интересы. Судя по дневникам обоих, они временами беседовали об Апокалипсисе, «о символических знаках и их происхождении». 17 мая 1940 года в возрасте восьмидесяти лет Иван Павлович Ювачев умер. Умер почти случайно, от заражения крови. По ходатайству сына, подкрепленному справкой Морозова, «народовольца-шлиссельбуржца, члена секции научных работников, персонального пенсионера» похоронили на так называемой площадке народовольцев на Литераторских мостках Волкова кладбища. Хармс пережил отца ненадолго. 23 августа 1941 года, в самом начале блокады, Даниила Ивановича арестовали за «пораженческие» разговоры в гостях у приятеля. Поэт искусно симулировал психическое расстройство, но это его не спасло. Да, он попал не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, только вот больница эта находилась в блокадном Ленинграде. 2 февраля 1942 года Даниил Иванович умер, видимо, от голода. Четверть века спустя для исследователей открылся его архив, спасенный одним из друзей, философом Яковом Друскиным. С этого началась его слава, всероссийская и всемирная. И постепенно, в связи с Хармсом, стали припоминать и его отца — офицера и политкаторжанина, метеоролога и мистика. Человека, который и сам по себе достоин нашей памяти. Источник: Вокруг света Автор: Валерий Шубинский