Почему сейчас многие подсели на бедроттинг?

В последние годы среди молодых людей набирает популярность необычная форма отдыха, получившая название bedrotting или бедроттинг — в дословном переводе с английского «гниение в кровати». На первый взгляд это кажется бездельем и проявлением обычной лени, однако сторонники практики уверяют: такое «ничегонеделание» помогает справляться с тревожностью, снимать стресс и восстанавливать жизненные силы. Что такое «бедроттинг» и откуда он взялся Термин бедроттинг закрепился в англоязычном TikTok в 2024 году и быстро стал вирусным. Американские медиа отметили: миллионы молодых пользователей демонстрируют в соцсетях, как проводят часы в кровати, не стремясь к активному отдыху или продуктивности. Само понятие лексически перекликается с другим популярным словом — brain rot («гниение мозга»), которое обозначает чрезмерное потребление цифрового контента и признано словом 2024 года по версии Oxford Dictionaries. Однако раз личие между этими понятиями принципиальное. Если брейнрот предполагает бесконечный поток роликов и информационного мусора, то бедроттинг — это скорее пассивный отдых без обязательного погружения в онлайн. «Гниение в кровати» может включать перекусы, пролистывание книги или журнала, просмотр сериалов и фильмов или простое созерцательное ничегонеделание. Продолжительность таких «сеансов отдыха» варьируется от нескольких минут до целого дня — вплоть до того момента, пока человек не почувствует, что силы на работу или учебу вернулись. Главное условие — это не сон, а именно сознательное пребывание в покое. Сторонники подчеркивают: кровать становится инструментом временной изоляции от обязанностей — профессиональных, бытовых или даже социальных. Зумеры и культ «лежания» Поколение Z (зумеры) — одно из самых уязвимых с точки зрения тревожности и стресса. Международные опросы подтверждают: почти половина молодых людей 12–26 лет признают, что часто или постоянно испытывают тревожные состояния. Каждый пятый сталкивается с депрессивными проявлениями. Еще более тревожные данные публикует страховая компания Cigna: до 98% зумеров отмечают признаки выгорания, причем профессиональное истощение наступает уже в первый год после начала работы. В условиях такой психологической нагрузки молодежь ищет как профессиональные, так и «домашние» инструменты восстановления. В России спрос на услуги психотерапевтов достиг исторического максимума: по данным ВЦИОМ, именно зумеры составляют основную часть клиентов специалистов по психическому здоровью. Параллельно растет интерес к практикам самопомощи: от фитнеса и цифрового детокса до новых «трендов отдыха», где центральное место занимает бедроттинг. По словам психологов, «гниение в кровати» отражает не каприз и не отказ от активности, а способ сопротивления культуре постоянного «хастла». Молодые люди выросли в эпоху глобальных кризисов — пандемии, климатической тревожности, инфляции и давления соцсетей с их бесконечным сравнением себя с другими. В этих условиях бедроттинг становится своеобразным протестом: «Я не обязан быть продуктивным каждую минуту, чтобы иметь право на отдых». Эффективность «ничегонеделания»: работает ли постель как терапия? Клинические психологи считают, что феномен бедроттинга во многом схож с другими формами кратковременного ухода от реальности. Подобный отдых дает быстрый и краткосрочный эффект, мозг получает возможность отвлечься от мыслей о незавершенных делах, а человек испытывает облегчение и временное спокойствие. Однако эксперты подчеркивают: ценность бедроттинга проявляется только в умеренных дозах. Краткий отдых действительно позволяет сбросить напряжение, снизить уровень тревожности и восстановить силы. Более того, организм часто сам подает сигнал о необходимости «пассивной регуляции»: когда физическая активность невозможна, а привычные практики (спорт, медитация, прогулки) не помогают, нервная система ищет выход в полной остановке и изоляции. Темная сторона тренда: когда отдых превращается в ловушку Несмотря на привлекательность идеи, специалисты предупреждают: чрезмерное увлечение бедроттингом может обернуться проблемами. • Риски для здоровья: постоянное нахождение в кровати без сна сбивает биологические ритмы, может спровоцировать бессонницу или хронические боли в спине. • Психологические последствия: когда «лежание» становится единственным способом справляться с жизненными трудностями, это уже сигнал неблагополучия. В долгосрочной перспективе снижение активности лишь усугубляет усталость и ухудшает настроение. • Скрытая депрессия: по словам врачей, нежелание вставать с постели может быть не просто модой, а проявлением депрессивного состояния, требующего профессиональной помощи. Что делать вместо или вместе с бедроттингом Эксперты советуют разнообразить способы восстановления, сочетая пассивный отдых с другими мягкими практиками: • неспешная физическая активность: прогулки на свежем воздухе, йога, растяжка; • творчество без давления результата: рисование, письмо, игра на музыкальных инструментах; • энергетически поддерживающее общение: встречи с близкими в спокойной атмосфере, совместный просмотр фильмов; • осознанная релаксация: ванна, чтение, музыка. Все эти методы не исключают бедроттинг, но делают его частью более здоровой и разнообразной системы отдыха. Бедроттинг — это больше, чем просто лень. Для поколения Z он стал ответом на перегруженность и постоянные стрессы современного мира. Однако ключевой вопрос — мера: в малых дозах лежание в кровати может быть способом «первой психологической помощи», но в больших превращается в тревожный симптом. Настоящий баланс достигается там, где «ничегонеделание» соседствует с активными и осознанными практиками заботы о себе.

Как мозг реагирует на разрыв дружбы

Разрыв дружеских отношений — очень распространенное явление. Нидерландское исследование 2008 года выявило, что до 70% близких дружеских связей распадаются в течение семи лет, а социальный опрос 2023 года показал, что более двух третей американцев разрывали дружбу в течение жизни. И хотя расставание с другом — не редкость, это не значит, что потеря близкого человека не оказывает существенного влияния на эмоциональное здоровье и даже здоровье мозга. Дисбаланс гормонов и усиление тревожности В первую очередь активируется тревожный сигнал. Как объяснила невролог Лиза Шульман, потеря дружеских отношений может вызвать активацию миндалевидного тела (области мозга, связанной с эмоциональными реакциями). «Миндалевидное тело исследует окружающую среду на предмет угроз. Когда эмоциональная травма достигает определенного порога, миндалевидное тело «подает сигнал тревоги», запуская каскад нейромедиаторов и гормонов, чтобы подготовить организм к защите», — рассказала эксперт. Кроме того, может пошатнуться гормональный баланс. Психиатр Шэрон Батиста отметила, что в число активированных нейромедиаторов входят серотонин, дофамин и норадреналин, отвечающие за регуляцию настроения и обработку эмоций. Дисбаланс серотонина, связанного с чувством благополучия и счастья, способен привести к нарушениям настроения. В то же время снижение уровня дофамина, отвечающего за систему вознаграждения и удовольствие, может вызвать ангедонию — неспособность испытывать радость. Также нередко повышается уровень норадреналина, участвующего в реакции организма на стресс, что способствует всплеску тревожности в процессе переживания горя. Еще одно последствие — синхронизация памяти и эмоций, которые будут работать против вас. Со временем «эмоциональный» мозг может стать более чувствительным под воздействием внешних триггеров, таких как напоминания о потере. Это происходит в ущерб «думающему» мозгу, или коре больших полушарий. Эмоциональные компоненты памяти способны подавлять когнитивные, что усилит тревожность, депрессию и нарушит сон. Психологические последствия Как пояснила клинический психолог Сабрина Романофф, потеря близкого друга, подобно расставанию с романтическим партнером, вызывает чувство горя. Кроме того, по ощущениям это может быть очень похоже на горе от смерти. Это создает так называемое неопределенное, двусмысленное горе — боль от утраты человека, который все еще жив, но больше не будет рядом с вами в привычном понимании. Психика тяжело переживает это состояние, поскольку зачастую не происходит никакого завершения истории, и отсюда возникает путаница и непонимание причин, по которым отношения закончились. Поскольку дружеские связи часто удовлетворяют ключевые потребности в принадлежности и привязанности, их разрыв приводит к чувству отверженности, неуверенности в себе и одиночеству. К этому могут добавляться печаль, гнев и даже симптомы депрессии и тревоги. Со временем это может вылиться в проблемы с социальной идентичностью. Также разрыв дружбы в некоторых случаях запускает реакцию страха, при которой человек начинает бояться разрушить другие отношения или открыться людям из-за риска возможной будущей боли или разочарования». Поэтому те, кто переживает потерю друга, могут изолировать себя в качестве защитного механизма, чтобы снизить уязвимость и избежать эмоциональной перегрузки. План действий В первую очередь эксперты рекомендуют прожить горе. «Отнеситесь к потере как к любому значительному эмоциональному событию, — посоветовала Романофф. — Позвольте себе оплакивать общие воспоминания, связь и ту роль, которую этот человек играл в вашей жизни». Изменения в дружбе — это естественная часть жизни, поэтому лучше сосредоточиться на принятии ситуации, даже если поначалу это может быть трудно. После разрыва легко попасть в негативный цикл обвинений в адрес другого человека и даже себя. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на поиске виноватого, признайте, что отношения были ценными, но исчерпали себя. Можно сохранять связь с положительными воспоминаниями, одновременно осознавая причины, по которым все закончилось. Однако это следует делать после первоначального этапа горевания. Вы можете проанализировать дружбу с человеком, составить список хороших, плохих сторон и того, что можно было бы улучшить. Понимание динамики поможет вам расти и устанавливать более здоровые границы в будущих дружеских отношениях. После размышлений о том, что могло привести к окончанию вашей дружбы, уделите время тому, чтобы прояснить, что вы цените в отношениях. Определите свои непреложные принципы и ожидания от дружбы, позвольте этим целям направлять вас к формированию более полноценных связей в будущем. Кроме того, важно не забывать о других людях, с которыми вы общаетесь или дружите. Не позволяйте потере помешать вам ценить другие отношения, которые у вас есть и которые развиваются вместе с вами. Чтобы уменьшить чувство одиночества и получить поддержку, сосредоточьтесь на построении новых социальных связей, а также на укреплении существующих. Согласно теории привязанности, помимо усиления чувства принадлежности, формирование новых связей способствует восстановлению эмоциональной безопасности. По материалам статьи «What Happens in the Brain After a Friendship Breakup» Very Well Mind

Почему некоторые люди никогда не взрослеют

Максу было чуть за двадцать, а он все еще не чувствовал себя взрослым. Жил с матерью и отчимом, подрабатывал время от времени и просиживал дни в видеоиграх. Друзей вне интернета не было, планы на будущее расплывались. Он словно удерживал жизнь на паузе — без риска, без решений, без движения. Это был не просто растянутый подростковый период. Макс замкнулся: выходил из дома редко, питался энергетиками и едой навынос. В его мире оставались только мать, брат-близнец и онлайн-подруга Дженна. Любое приглашение «выйти в люди» раздражало и пугало; он уходил почти сразу, будто улица обнажала его хрупкость. В играх, напротив, все поддавалось контролю: можно приглушить эмоции, переписать сюжет, выключить реальность. Так сложился образ жизни, построенный на избегании: он уходил от людей, ответственности, усилий — и прежде всего от риска встретиться лицом к лицу с возможной неудачей и собственным стыдом. Когда избегание становится идентичностью За кажущейся пассивностью жил тяжелый, невыносимый стыд. Макс понимал, что отстает, ненавидел свое тело и слабость, но не мог это выразить. Никаких психологических инструментов — только старые, знакомые способы увести себя в сторону: диссоциация, еда, гаджеты, игры. Заглушая стыд, он заглушал и все остальное. Это была не застенчивость и не просто социальная тревога. Речь шла об избегающем расстройстве личности — устойчивом паттерне подавленности, чувства неадекватности и болезненной чувствительности к критике. Такие люди хотят близости и роста, но страх быть разоблаченным и «недостаточным» оказывается сильнее. Тогда избегание перестает быть тактикой и становится частью личности: не идти туда, где больно; не пробовать то, что может не получиться; не открываться тому, кто способен увидеть слабость. День за днем Формально Макс учился в университете, но в практическом смысле не присутствовал там: пары пропускал, в клубы не ходил, друзей не заводил. Он не поддерживал разговор, не предлагал тем, будто внутри не было опоры, собственного взгляда. Даже в играх — его главном занятии — не искал глубины: перескакивал с сюжета на сюжет, хватал новизну, избегал усилий. Это были не увлечение и не мастерство, а ритуал отвлечения — способ переждать жизнь. После выпуска из университета Макс работал, только когда мать находила ему подходящее место. Через несколько недель его начинала душить рутина, раздражали коллеги и совместные задачи. Он не имел опыта доводить проекты до конца, и всякий раз неадресованная злость выталкивала его к двери. Важно понимать: это не «лень» как моральный изъян. Для людей с избегающим расстройством личности даже небольшие социальные и профессиональные требования переживаются как реальная угроза: «Сейчас они увидят, что я не справляюсь». И лучше уйти заранее, чем подтвердить собственный страх. Регрессия как стиль жизни Макс не справлялся с простыми вещами: заполнить анкету, разобраться с оплатой, выбрать недорогую микроволновку. Любая зона неопределенности — и он отступал. Мир казался чрезмерным: слишком громкий, сложный, требовательный. Поэтому он звонил единственному человеку, который как будто мог удержать его от распада, — матери. Он звонил по много раз в день: что написать в сообщении, куда обратиться с насекомыми в квартире, как решить спор с провайдером. Мать ворчала: «Не приходи ко мне по каждой мелочи», — и все же спешила спасать. Ее помощь приносила облегчение обоим: ему — освобождение от ответственности, ей — ощущение нужности. Но такая «поддержка» не учила, а подменяла самостоятельность: она давала ответы, а не инструменты. Эта зависимость — не про страх потерять привязанность (как при зависимом расстройстве), а про бегство от возможного разоблачения и стыда. Регрессия здесь становится ролью: лучше оставаться ребенком, чем признать свою неуклюжесть на взрослой территории, где нужно пробовать, ошибаться и расти. Идеализация, основанная на фантазиях В офлайне у Макса друзей не было. Единственной связью оставалась Дженна — знакомая из игр, с которой он переписывался с подростковых лет. Они никогда не встречались, их «дружба» целиком жила в онлайне, но Макс идеализировал ее: «самая умная, самая красивая, лучшая». То же происходило и с публичными фигурами: случайный повар в ролике вдруг становился «лучшим в мире», актриса — «лучше чем Мэрил Стрип». Логики в оценках не было — была детская восторженность недосягаемым. Чем дальше человек, тем совершеннее он казался, потому что не предъявлял встречных ожиданий. Идеализация на расстоянии — удобная защита. Реальная близость всегда связана с риском: тебя могут не понять, раскритиковать, увидеть уязвимым. А далекий объект любви безопасен: он не требует усилий и не отражает твоей слабости. Без опыта живых отношений с их нюансами и разочарованиями у Макса не формировались взвешенные суждения — только фантазии, которые не проверяются на прочность. Проецируемый стыд Стыд Макса был не просто сильным — он был невыносимым. Признать его означало встретиться с пустотами собственного опыта. Поэтому он делал иначе: создавал проекции. Когда в его жизни появилась молодая женщина — амбициозная, поддерживающая, — он отреагировал нападением. Он критиковал ее планы, высмеивал учебу и работу, распространял нелепые слухи среди тех немногих, кто был у него «своими»: матери, брата-близнеца, Дженны. Иногда злость прорывалась внезапно: едва заметный повод — и поток презрения. Он сравнивал ее с Дженной, уверяя, что «та во всем лучше». На деле именно эта женщина подсвечивала самое болезненное: другие двигаются, а он — нет. Ее энергия и компетентность напоминали ему о том, чего у него не было, и он пытался сделать ее такой же ничтожной, как чувствовал себя сам. Это уже не просто защитная реакция, а стратегия: не вынести стыд — значит спроецировать его на другого. Парадокс в том, что желание близости у людей с избегающим расстройством личности никуда не исчезает. Макс заставлял себя выходить из комнаты и встречаться с девушкой — в пределах «безопасного»: тихое кафе, короткая прогулка. Но чем ближе становилась реальность, тем громче звучал страх унижения. Поддержку он принимал за скрытую критику, зависть маскировал презрением, а искренность — угрозой. Видимость перемен К тридцати у Макса появились «улучшения»: еженедельные вечера настольных игр, осторожное слово «друзья» в адрес небольшой компании. Это был самый стабильный социальный ритуал за последние годы. Но фундамент оставался прежним. Он все еще жил с матерью и отчимом; комната была захламленной пещерой с мигающими экранами; прогресс — аккуратно выстроенной декорацией. Параллельно усиливался внутренний разлад. Он остро чувствовал собственную инертность и незначительность в мире, где ценятся действие и участие, — и в то же время стал резче отстаивать категоричные суждения. В чатах появлялись тезисы уровня приговора: «Все богатые — мошенники», «Система — сплошной обман». Стоило попросить пояснить, он замыкался. Не потому, что не имел мнения, — потому что любое углубление грозило разоблачить: за громкими формулами пусто. Этот «тихий крах» проявился особенно ясно во время короткой поездки за границу — первой в его жизни. Небольшая компания все спланировала, но в день отъезда у одного участника сорвался перелет, и группе пришлось быстро перестроиться. Все собрались обсуждать варианты, а Макс сел в угол и уткнулся в телефон. На мягкое «Макс, нам нужно решить это вместе, присоединишься?» — отвернулся и замолчал. Не оправдывался, не спорил, просто исчез из ситуации. Это была не растерянность. Это было чистое избегание — отказ вступать в реальность, даже когда ставки невысоки. Любое решение несло риск ошибиться, а значит — риск ответственности. А ответственности Макс не переносил: ни за поездку, ни за дружбу, ни — что важнее — за собственную жизнь. Избегание не меняется с возрастом Еженедельные выходы «в свет» не отменили главного: внутренний механизм остался прежним. Макс качался между детской беспомощностью и хрупким превосходством, между потребностью в людях и страхом быть увиденным настоящим. Он по-прежнему объяснял свои трудности «внешней системой», а когда система — то есть живые люди — просила участия, он растворялся в тишине. Он не нашел себя ни в офлайне, ни в вымышленном мире. Он перестал участвовать в жизни раньше, чем научился в ней жить. И в этом нет ничего экзотического: такие истории случаются чаще, чем мы готовы признать. Люди с избегающим расстройством личности нередко выглядят пассивными и даже кажутся примирившимися с изоляцией. Но за спокойной поверхностью идет непрерывная внутренняя борьба — за право не стыдиться себя, за возможность выдержать реальность и остаться в контакте. По материалам статьи «Why Some People Never Seem to Grow Up» Psychology Today

Искусство скучать: как философия поможет справиться с цифровой перегрузкой

Порой кажется, что так много всего постоянно борется за наше внимание: резкий звонок телефона, гул социальных сетей, непрекращающийся поток электронных писем и бесконечная лента контента. Это знакомая и повсеместная проблема цифровой эпохи. Жизнь пронизана постоянными стимулами, а моменты настоящего покоя — когда разум свободно блуждает без цели — стали редкостью. Цифровые технологии проникли в работу, образование и личные отношения. Для многих неучастие в них равносильно небытию. Люди утешают себя тем, что это нормально, ведь платформы обещают безграничный выбор и возможности для самовыражения. Однако это обманчиво. То, что выглядит как свобода, скрывает в себе тонкое принуждение: отвлечение, видимость и вовлеченность преподносятся как обязательства. Забвение бытия Исследователь из Ньюкаслского университета Мехмет Орудж, как человек, годами изучающий философию, часто задается вопросом: как вырваться из этого замкнутого круга и попытаться думать так, как великие умы прошлого? Возможный ответ пришел от немецкого философа Мартина Хайдеггера. Он утверждал, что современные технологии — это не просто набор инструментов, а способ раскрытия информации; система, в которой мир, включая тело и разум человека, предстает прежде всего как ресурс, используемый для создания контента. Таким же образом платформы являются частью этого ресурса, формируя то, что появляется, как оно появляется и как люди ориентируются в жизни. Цифровая культура вращается вокруг скорости, видимости, алгоритмического отбора и навязчивого генерирования контента. Жизнь все больше отражает логику ленты в соцсетях: постоянное обновление, вечное «здесь и сейчас», нетерпимость к медлительности, тишине и покою. По словам Оруджа, цифровые платформы не только отнимают внимание, но и ограничивают возможность глубокого осмысления, позволяющего полноценно проживать жизнь и понимать самих себя. Они лишают способности пребывать в тишине и встречаться с незаполненными паузами. Когда возникают моменты пустоты, люди инстинктивно ищут других — не для настоящей связи, а чтобы заполнить внутреннюю пустоту внешними отвлечениями. Хайдеггер назвал это явление das Man — некто безликий, чье влияние бессознательно принимают другие. Das Man становится своего рода призрачным убежищем: оно предлагает комфорт, но при этом незаметно стирает чувство индивидуальности. Это бесконечно множится через лайки, тренды и алгоритмическую виральность. Убегая от скуки, люди теряют возможность обрести подлинное «Я», которое растворяется в бесконечном коллективном подражании. Хайдеггер опасался, что под властью технологий человечество может утратить способность соотноситься с «самим бытием». Это «забвение бытия» — не просто интеллектуальная ошибка, но экзистенциальная нищета. Сегодня это проявляется как утрата глубины — исчезновение скуки, размывание внутреннего мира, исчезновение тишины. Там, где нет места скуке, не может быть и рефлексии. Там, где нет паузы, не может быть и осознанного выбора. «Забвение бытия» Хайдеггера теперь проявляется как утрата самой способности скучать. Способность к глубокому и продолжительному размышлению утрачивается. Скука как привилегированное настроение Для Хайдеггера глубокая скука — это не просто психологическое состояние, а особое настроение, в котором повседневный мир отступает. В своем курсе лекций 1929–1930 годов «Основные понятия метафизики» философ описывает скуку как фундаментальную настройку, благодаря которой сущее перестает «говорить» с людьми, обнажая небытие, лежащее в основе самого бытия. «Глубокая скука, бродящая в безднах нашего бытия, словно глухой туман, смещает все вещи, людей и тебя самого вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. Этой скукой приоткрывается сущее в целом», — писал Хайдеггер. Скука — это не пустота, а порог, условие для мышления, удивления и возникновения смысла. Утрата глубокой скуки отражает более широкий процесс падения экзистенциальной глубины на поверхностность. Некогда служившая вратами в бытие, скука теперь воспринимается как досадный изъян, который нужно исправлять с помощью развлечений и отвлечений. Никогда не позволять себе скучать — это то же самое, что никогда не позволять себе быть такими, какие мы есть. По словам Хайдеггера, только в тотальной скуке люди оказываются лицом к лицу с сущим. Избегая этого, они избегают себя. Проблема не в том, что скука наступает слишком часто, а в том, что ей никогда не позволяют проявиться полностью. Она, как ни парадоксально, становится все более распространенной в таких утопающих в технологиях странах, как США, считается чем-то постыдным. К ней относятся почти как к болезни. Ее избегают, ненавидят, боятся. Цифровая жизнь и ее многочисленные платформы предлагают потоки микроотвлечений, которые не позволяют погрузиться в это более примитивное состояние. Беспокойство перенаправляется в скроллинг, который порождает лишь еще больший скроллинг. То, что исчезает вместе со скукой, — это не досуг, а метафизический доступ — тишина, в которой мир может говорить, а люди могут слышать. Заново открыть для себя скуку — не просто предаться безделью. Это значит вернуть себе условия для мышления, глубины и подлинности. Это тихое сопротивление всепроникающей логике цифровой жизни, открытие полного присутствия бытия и напоминание о том, что пауза, неструктурированный момент и период тишины — нечто существенное и необходимое. По материалам статьи «Put down your phone and engage in boredom – how philosophy can help with digital overload» The Conversation

Может ли «кортизоловый коктейль» действительно снизить уровень стресса?

Если вы следите за новостями о питании в социальных сетях, то, возможно, видели, как инфлюенсеры перед сном пьют газированный напиток. Они утверждают, что этот напиток помогает им лучше спать, чувствовать себя спокойнее и просыпаться более отдохнувшими. Этот напиток, известный как «кортизоловый коктейль», обычно включает в себя порошок магния, кокосовую воду и цитрусовый сок. Некоторые добавляют розовую гималайскую соль или газированную воду для улучшения вкуса. Кортизол — это «гормон стресса», и, учитывая растущий уровень стресса, недосыпания и эмоционального выгорания, можно понять, почему этот напиток стал таким популярным. Этот завирусившийся моктейль получил высокую оценку как «ритуал расслабления», который обеспечивает естественную поддержку нервной системы. Некоторые его сторонники утверждают, что он помогает им справляться со стрессом и легче засыпать. Но действительно ли это средство так эффективно? И есть ли у этого метода какие-либо недостатки с точки зрения здоровья? Вот что говорят эксперты в области науки и диетологии. Помогает ли магний справиться со стрессом? Хотя не существует научных доказательств того, что «кортизоловый коктейль» эффективен для снятия стресса, отдельные ингредиенты могут обладать определенными преимуществами. Одним из таких ингредиентов является магний, который может быть полезен. Диетолог Бет Эдвардс отмечает, что магний является мощным источником нутриентов, участвующих в сотнях биохимических процессов в организме. «Когда мы сталкиваемся со стрессовыми ситуациями, наш организм быстро расходует запасы магния, а также выделяет его с мочой в большем количестве. Поэтому важно пополнять его запасы», — говорит она. Эми Пэрри-Джонс, другой диетолог, также говорит, что исследование, проведенное в 2020 году, показало, что магний может снижать уровень кортизола, особенно у тех, кто испытывает дефицит магния. «Повышенный уровень кортизола может привести к потере электролитов. Дефицит магния может вызвать целый ряд симптомов, связанных со стрессом», — объясняет доктор Пэрри-Джонс. Именно поэтому некоторым людям может быть полезно принимать добавки с магнием. «Кортизоловый коктейль» содержит витамин С и электролиты Компонент лимонного сока, входящий в состав этого коктейля, может повысить уровень важного витамина. «Апельсиновый и лимонный соки содержат витамин С, который, как мы знаем, является важным питательным веществом и антиоксидантом для всех систем организма, но особенно полезен для борьбы со стрессом и поддержания оптимальной функции надпочечников», — говорит доктор Эдвардс. Надпочечники расположены рядом с почками и отвечают за выработку гормонов стресса, таких как адреналин и кортизол. «Надпочечники быстро усваивают витамин С, поэтому так важно поддерживать его достаточный уровень», — объясняет доктор Эдвардс. Однако, несмотря на это, исследования в данной области остаются ограниченными. «В исследованиях, которые подтверждают пользу витамина С для лечения симптомов, связанных со стрессом, обычно используются высокие дозы аскорбиновой кислоты в виде добавок, а не натуральные источники», — отмечает доктор Пэрри-Джонс. Таким образом, небольшое количество витамина С, которое содержится в «кортизоловом коктейле», может не оказать значительного эффекта. Что же насчет добавления кокосовой воды? «Кокосовая вода богата электролитами, особенно калием, который может помочь восстановить электролитный баланс и, возможно, снизить уровень кортизола», — говорит доктор Пэрри-Джонс. Однако, по мнению обоих экспертов, этот эффект, скорее всего, будет незначительным. Есть ли какие-то недостатки у «кортизолового коктейля»? Этот коктейль может вызвать нежелательные последствия, такие как нарушение сна и повышение уровня сахара в крови. Как объясняет доктор Пэрри-Джонс, сахара, содержащиеся в апельсиновом соке, быстро всасываются в кровь из-за отсутствия клетчатки, которая обычно присутствует в цельных фруктах. Это может привести к резкому скачку уровня глюкозы в крови перед сном, что, в свою очередь, вызовет резкое повышение уровня инсулина в организме. Из-за этих колебаний уровня сахара в крови вы можете испытывать жар, беспокойство и трудности с засыпанием. Доктор Пэрри-Джонс отмечает, что плохой сон, в свою очередь, может повысить уровень кортизола на следующий день. Если вы все же хотите попробовать данный коктейль, доктор Эдвардс рекомендует употреблять его в начале дня во время еды, чтобы избежать скачка сахара в крови. У некоторых людей «кортизоловый коктейль» также может вызвать проблемы с пищеварением. По словам доктора Пэрри-Джонс, газированная вода, которая входит в состав этого рецепта, может вызвать проблемы с пищеварением, такие как вздутие живота, рефлюкс или газы. Это, в свою очередь, может привести к нарушениям сна. «Кортизоловый коктейль», скорее, безвредный тренд Этот напиток, скорее всего, не сможет значительно помочь в борьбе со стрессом. «Кортизоловый моктейль» может показаться забавным, но маловероятно, что он приведет к ощутимым результатам в снижении уровня кортизола или борьбе со стрессом в долгосрочной перспективе», — утверждает доктор Пэрри-Джонс. Доктор Эдвардс согласна с этим мнением. «Хотя этот напиток может способствовать оптимальной реакции на стресс, важно учитывать дозировку. В нем содержится небольшое количество ингредиентов и питательных веществ, что снижает его эффективность». Кроме того, редко можно избавиться от стресса, просто выпив один лишь безалкогольный коктейль. «Я бы посоветовала людям обратить внимание на свой образ жизни, питание, сон и физическую активность, а не зацикливаться на одном лишь напитке. Посмотрите на общую картину, а не ограничивайтесь только одним «быстрым решением», — рекомендует доктор Эдвардс. И если вы все же чувствуете себя лучше после его употребления, то, возможно, причина кроется в чем-то другом. «Когда кто-то начинает принимать этот коктейль, возможно, срабатывает эффект плацебо. Поначалу он может быть довольно сильным, но со временем проходит», — отмечает доктор Пэрри-Джонс. Это не значит, что все плохо. Однако эксперты подчеркивают, что значительное снижение стресса и баланс кортизола почти всегда достигаются благодаря более индивидуальным мерам, которые могут включать работу с медицинским работником. По материалам статьи «‘Cortisol Cocktail': Can the Viral Drink Actually Relieve Stress?» Healthline

Ипохондрия: как жить в мире с телом, которое предательски «врет»

Ипохондрию часто называют мнительностью, капризом или симуляцией. Со стороны человек, который приходит к врачу с очередным «несуществующим» заболеванием, выглядит странно. Но для того, кто живет с этим состоянием, ипохондрия — не прихоть, а сложный, изнурительный мир, в котором сконцентрированы ключевые проблемы современного человека: фоновая тревожность, утрата базового чувства безопасности, недоверие к миру и к официальной медицине в частности. Это мощнейшая психосоматика, которая мастерски симулирует самые страшные сценарии, заставляя тело по-настоящему болеть от страха. Как действующий ипохондрик, я вижу в этом расстройстве не слабость, а крик души, пытающейся справиться с неподъемной внутренней тревогой. Это полномасштабная война, где врагом становится собственное тело, а полем боя — сознание. Попробуем не жаловаться, а исследовать: почему ипохондрию можно считать настоящим, но непризнанным в быту заболеванием психики, на какие «болевые точки» личности она бьет, и как выстраивать стратегии защиты и самопомощи, чтобы бороться именно с ипохондрией, а не с самим собой. Что же скрывается за маской? Ипохондрическое расстройство — это не просто беспокойство о здоровье. Это устойчивая, всепоглощающая озабоченность мыслью о наличии серьезного, прогрессирующего заболевания. Ключевое слово — «мыслью». Мозг ипохондрика не выдумывает симптомы, он катастрофически их интерпретирует. Легкое покалывание становится признаком начинающегося инфаркта, головная боль — опухолью мозга, а обычное вздутие — раком кишечника. Корни ипохондрии уходят глубоко в историю. Первым «определителем» этого состояния считается Гиппократ, который использовал термин «ипохондрия» (от греч. «hypochondrion» — подреберье) для описания недугов, источник которых, как он полагал, находился в этой области тела — месте расположения селезенки и печени. Позже, во II веке нашей эры, Клавдий Гален развивал идею о том, что это состояние связано с расстройством нервной системы. Однако настоящий прорыв в понимании ипохондрии как психического феномена совершил Зигмунд Фрейд, связав ее с неотработанной тревогой и вытесненными конфликтами, которые находят свой выход через телесные симптомы. Современная диагностика опирается не на анализ самих симптомов (они могут быть любыми), а на поведенческие и когнитивные паттерны: • Навязчивый поиск информации: постоянное изучение симптомов в интернете либо в медицинской литературе. • Избыточный самоконтроль: многократная проверка пульса, давления, осмотр тела на наличие новых родинок или изменений. • Избегающее поведение: боязнь посещать врачей (дабы не услышать «страшный» диагноз) или, наоборот, частая потребность в консультациях и обследованиях. • Катастрофизация: любое ощущение в теле автоматически интерпретируется как признак смертельной болезни. Ипохондрия — это не случайный сбой. Она всегда бьет по самым уязвимым местам человеческой психики, таким как: • Утрата базового доверия к миру. Это фундаментальное чувство, формирующееся в детстве, дает нам уверенность, что мир в целом безопасен, а наше тело — надежный союзник. Когда это доверие подорвано (травмой, потерей, нестабильным окружением), тело перестает быть крепостью и становится источником постоянной угрозы. • Экзистенциальная тревога и страх смерти. Ипохондрия — это, по сути, персонифицированный ужас перед небытием. Борясь с мнимой болезнью, человек бессознательно борется со смертью, пытаясь взять под контроль то, что контролю в принципе не подлежит. • Потребность в заботе и внимании. В обществе, где болеть «неприлично», а жаловаться — признак слабости, болезнь становится единственным социально одобряемым способом получить поддержку и сочувствие. Тело «говорит» то, что не может сказать его хозяин: «Мне нужна помощь, я не справляюсь». • Невыраженные эмоции и психосоматика. Гнев, обида, тоска, которые не нашли выхода, часто «оседают» в теле. Ипохондрический ум, не способный распознать их истинную природу, приписывает их соматическому недугу. Так психическая боль превращается в физическую, с которой бороться кажется проще. Борьба с ипохондрией — это не война на уничтожение, а партизанские действия по установлению перемирия. Она требует принятия и понимания, а не самобичевания. Краеугольный камень первой помощи себе — психотерапия. Помочь могут несколько современных подходов: • Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ): помогает выявить иррациональные мысли-катастрофы («покалывание = рак») и заменить их более реалистичными. • Терапия принятия и ответственности (ACT): учит принимать тревожные мысли как «просто мысли», не подчиняясь им, и направлять энергию на ценные для себя действия. • Метакогнитивная терапия: помогает понять, что проблема не в самих мыслях, а в нашей реакции на них (постоянная проверка, поиск подтверждений). • Работа с тревогой. Поскольку ипохондрия — дочь тревоги, будут полезны техники для ее снижения. Это могут быть дыхательные практики и медитация: помогают укорениться в «здесь и сейчас», вырывая из плена пугающих фантазий о будущем. И, конечно, телесные практики: йога, плавание, бег. Они в данном случае не столько «укрепляют здоровье», сколько возвращают связь с телом как с источником силы и удовольствия, а не только боли. • Информационная гигиена. Жесткий, но необходимый шаг — запретить себе «гуглить» симптомы. Попробуйте договориться с собой: «У меня есть один доверенный врач. Только его мнение я считаю авторитетным». Безусловно, ипохондрия рождается у людей, подверженных высокой тревожности. Это лечится, но поскольку корень этой тревожности за годы формирования стал частью личности, искоренить ее на 100% может не получиться никогда. И здесь кроется важнейший инсайт: если это часть личности — значит, это вы. И эту часть тоже нужно принять. Все чувства страха понятны. Но ключевой вопрос — осознанность: предпринимаете ли вы действия, чтобы помогать своему организму, или только переживаете? Если вы прошли необходимые обследования и врачи исключили патологию, значит, вы сделали все, что могли. Дальнейшее просиживание в очереди к новому специалисту или неделя парализующего страха перед МРТ — это не забота о здоровье, это украденная у себя жизнь. Да, страшно ждать результатов. Но спросите себя: что вы делаете с этой неделей ожидания? Проживаете ее в страхе или наполняете ее жизнью? Осознание, что не все вам подконтрольно — горькое, но освобождающее. И вот еще одно наблюдение, которое помогло мне впервые взять ипохондрию под контроль. Все люди хотят чувствовать, ведь пока ты чувствуешь — ты живой. Но наш мозг ленив и автоматизирует рутину, которая составляет 80% нашей жизни. Мы проживаем ее на автопилоте, без ощущения включенности. Когда же мы по-настоящему чувствуем? В яркие моменты: счастья, путешествий, праздников. Или в негативе — в страхе, боли, борьбе с болезнью. Что мы проживаем дольше и «качественнее»? К сожалению, негатив. Счастье от отпуска быстротечно, а страх перед болезнью может длиться месяцами. И тогда подсознание делает «выгодный» выбор: чтобы ощутить себя живым, проще привлечь проблему, чем организовать себе праздник. Значит ли это, что за ипохондрией подсознательно кроется желание привлекать проблемы, чтобы чувствовать? Вопрос без однозначного ответа, но сам факт его рассмотрения меняет взгляд на проблему. Как только я увидела эту связь, мне стало понятно: гораздо приятнее концентрироваться на позитиве. Но для этого нужно изменить подход к «скучной» рутине, из которой мы так отчаянно пытаемся вырваться любыми способами, даже через болезнь. Мне помогла простая практика «Приятности дня» — нечто среднее между дневником благодарности и вечерним ритуалом с близкими. Каждый вечер мы с семьей делимся 3-5 приятными моментами, которые случились с нами за день. Сначала это было трудно: «Что в этом дне могло быть хорошего?». Но мозг — гибкая система. Он быстро перепрограммируется на поиск хорошего. Первая чашка кофе, лучик солнца в окне, улыбка прохожего, интересная задача на работе, вкусный ужин. Мозг начинает сканировать день не на предмет опасностей, а на предмет мини-радостей, чтобы вечером было чем поделиться. Программирование на поиск хорошего — замечательный подход, который может принести множество выгод, перевешивающих мнимые «выгоды» ипохондрии. Это не значит отрицать проблемы и риски. Забота о здоровье должна оставаться важным приоритетом, и важно слышать предупреждения своей интуиции. Но когда вы сделали все, что могли, вместо тяжелого ожидания спросите себя и своих близких: «А какие приятности окружали вас сегодня?». Пусть этот простой вопрос станет вашим первым шагом к прекрасному здоровью — не только тела, но и души, которая так устала бояться и так хочет, наконец, жить.

Недооценённые «Фантастические твари»

Прошло уже три года с тех пор, как завершилась трилогия «Фантастические твари» (2016–2022 гг). Подошла к финальной точке она как будто бы незаметно, без шума и без триумфа, что не идёт ни в какое сравнение с окончанием «Гарри Поттера». Был скандал, связанный с отстранением Джонни Деппа от роли центрального антагониста Гриндевальда; был кризис, завязанный на личности Джоан Роулинг, подвергшейся нападкам со стороны либеральной общественности. За исключением этого, трилогия ушла из информационного поля вскоре после «Тайн Дамблдора» и не вызвала того «фантастического» резонанса, о котором грезили создатели в период выхода успешной первой части и появления планов на франшизу. Теперь поклонники терпеливо ждут новый сериал по «Гарри Поттеру» (беспроигрышный вариант: минимум риска, знакомая вдоль и поперёк история), а об амбициозных и креативных «Фантастических тварях» все будто бы начали забывать. В настоящий момент, когда крупные киностудии и стриминговые платформы отдают предпочтение безопасным ремейкам и ребутам, достоинства трилогии о Ньюте Саламандере и его волшебных зверях кажутся более весомыми. Эта статья — любовное послание «Фантастическим тварям», вдохнувшим жизнь во вселенную Дж. К. Роулинг и показавшим, что Дэвид Йейтс всё-таки не обделён талантом режиссёра-визуализатора и режиссёра-сказочника. Идеальный кастинг Создавая уникальный героев, Джоан Роулинг также принимала участие в отборе актёров на роли. В этой истории персонажи — не дети и подростки, а взрослые люди с непростым опытом и «изрезанными морщинами» душами. Главного героя Ньюта Саламандера блистательно сыграл Эдди Редмэйн, который ко времени премьеры первой части уже был обладателем Оскара за роль Стивена Хокинга, — в общем, «крупная рыба», актёр из высшей лиги, причём весьма фактурный, умеющий перевоплощаться. Редмэйн наделил Ньюта Саламандера трогательным обаянием и чудаковатыми повадками, создал запоминающийся образ — один из тех, которые становятся культовыми. Именно эту восхитительную интерпретацию архетипа «героя-мечтателя» актёр пронёс через все части франшизы. Другой пример попадания точно в десятку в плане кастинга — Джуд Лоу в роли Альбуса Дамблдора: мудрый, но озорной; манипулятивный стратег, но неисправимый романтик. Джуд Лоу, один из красивейших британских актёров своего времени, умеет играть одними глазами, поэтому его молодая версия Альбуса Дамблдора получилась глубокой, неоднозначной, таинственной, но при этом располагающей к себе, ироничной и необычайно притягательной. С большой любовью были воплощены второстепенные герои: Якоб Ковальски в исполнении Дэна Фоглера (между прочим, Якоб — первый постоянный положительный герой-магл во вселенной — репрезентация!), сёстры Голдштейн, Тина и Куини, сыгранные Кэтрин Уотерстон и Элисон Судол. Даже герои с меньшим количеством экранного времени — Тесеус Саламандер (Каллум Тёрнер, действительно похожий на Эдди Редмэйна), Лита Лестрейндж (Зои Кравиц) — получили эмоциональные сцены, раскрывающие их характеры и прошлое. Декорации, антураж, костюмы Художником по костюмам в первой и второй части была Коллин Этвуд, обладательница премии Оскар и BAFTA, ответственная за наряды персонажей в фильмах «Чикаго», «Мемуары гейши», «Алиса в Стране чудес». Работа над «Фантастическими тварями» принесла Этвуд ещё одну золотую статуэтку. Для сравнения — фильмы о Гарри Поттере такой чести удостоены не были, хотя номинировались неоднократно. Огромный труд при создании стиля героев и колорита эпохи виден в каждом кадре. Хронология истории совпала с благодатным периодом — бурными джазовыми 20-ми. Вероятно, каждый художник-костюмер мечтает получить возможность воссоздать именно это десятилетие. Характерные силуэты, геометрические узоры, намеренная театральность образов волшебников. Мотивы ар-деко используются в узорах платьев, в декоре, в архитектуре. Просмотр фильма благодаря этим деталям приравнивается к эстетическому экстазу. География волшебного мира В «Гарри Поттере» события разворачивались исключительно в Великобритании, а представителей других стран и волшебных школ зрители могли наблюдать лишь мельком в «Кубке огня». «Фантастические твари» изначально были задуманы как мультикультурное волшебное путешествие. В первой части нас окунают в атмосферу США периода экономического подъема, и вместе с героями мы скитаемся по разным районам Нью-Йорка, видим величественные небоскрёбы, полулегальные ночные клубы, мрачные трущобы, метро, муниципальные учреждения. В Нью-Йорке жизнь бурлит и у немагов (новый диалектизм, пополнивший словарный запас поклонников вселенной), и у волшебников. Улицы Нью-Йорка двулики: тут и там таятся секреты. Сквозь ежедневную бытовую тривиальность проглядывает магическая изнанка, и эти контрасты просто завораживают. Стили ар-деко и ар-нуво органично сочетаются в интерьерах и архитектуре Магического Конгресса (МАКУСА). Во второй части герои оказываются во Франции. В третьей — в Германии. Магическое сообщество и фауна каждой страны уникальны. «Фантастические твари» не просто расширили географию волшебного мира — они сформировали их идентичность, культуру, обычаи, законы. Семейные саги, любовные конфликты, политические комментарии «Фантастические твари» стали возможностью для Дж. К. Роулинг проявить свой драматургический талант. Некоторые зрители сочли вторую часть франшизы слишком тяжеловесной из-за хитросплетений сюжета, касающихся семейных тайн, но не будем забывать, что всё это присутствовало ещё в «Гарри Поттере». Роулинг всегда тянуло к мрачным семейным сагам; истории Блэков и Мраксов заложили основы тех саг, которые разворачиваются в трилогии Йейтса. И несмотря на то, что не все задумки Роулинг были уместны в формате киносценария, некоторые сцены из «Фантастических тварей» по эффекту психологического ужаса ничем не уступают произведениям Достоевского или рассказам Чехова наподобие «Спать хочется», — не исключено, что именно из последнего Роулинг черпала вдохновение для одного сюжетного поворота. Детективные подоплёки наполняют повествование новыми смыслами и делают его более напряжённым. Романтические конфликты не сводятся лишь к проблеме взаимности или невзаимности чувств. Они выливаются в социальное высказывание о свободе и неисповедимых путях любви, о борьбе с предрассудками, о смелости, преодолении и моральном росте влюблённого человека. Все эти грани есть в отношениях Ньюта и Тины, Якоба и Куини. Кроме того, на примере персонажей раскрываются темы дружбы, родственных чувств, преданности. Фильмы также показывают тёмную сторону любви, переходящей в одержимость и ненависть: арка взаимоотношений Гриндевальда и Дамблдора пронзительна и полна противоречий, поскольку показывает, как эгоизм и властолюбие разрушают даже самую крепкую связь. Политический комментарий трилогии обёрнут в метафорическую оболочку. Дискриминация и стигматизация показаны на примере маглов, волшебников, маледиктусов, полукровок. Расизм, ксенофобия и популизм, будто флейта гамельнского крысолова, уводят толпу всё дальше и дальше — во мрак. «Фантастические твари» показывают, как герои сопротивляются самим себе, принимают тяжёлые решения, учатся прощать и нести ответственность за свои поступки, жертвуют дорогим ради спасения бесценного, страдают, ошибаются, но тянутся к свету, выбирая гуманизм и великодушие.

«Сад чудес» и несостоявшаяся пищевая революция Даниэля Бертло

В начале 1920-х годов на левом берегу Сены, неподалеку от Парижа, на участке земли, зажатом между возвышающейся Парижской обсерваторией и зелеными массивами парка Шале, цвел небольшой лабораторный сад. В отличие от обычного сада с ухоженными растениями и запахом свежевскопанной земли, этот имел индустриальный вид. «Сад чудес», как окрестил его один из журналистов, был заставлен возвышающимися белыми ящиками, снабжаемыми водой из больших стеклянных сосудов. В соседних теплицах находилось не менее необычное оборудование. Но настоящее чудо происходило внутри приземистых лабораторных зданий. В августе 1925 года автор журнала Popular Science Норман К. Макклауд описал, как Даниэль Бертло — отмеченный наградами французский химик и физик — проводил в своем «Саду чудес» революционные эксперименты по созданию «фабричных овощей». Бертло (сын знаменитого французского химика и дипломата XIX века Марселена Бертло) использовал сад для развития новаторских работ своего отца. С 1851 года старший Бертло начал создавать синтетические органические соединения, такие как жиры и сахара (именно он ввел название «триглицерид»), из неорганических соединений — водорода, углерода, кислорода и азота. Это был первый революционный шаг на пути к созданию искусственной пищи. Как писал Макклауд, мужчина получал пищевые продукты искусственным путем, подвергая различные газы воздействию ультрафиолета. Эти эксперименты показали, что с помощью света растительную пищу можно производить из газов воздуха. Но эксперимент Бертло не получил широкого распространения. Спустя столетие большая часть продуктов по-прежнему производится традиционным способом — выращиванием растений. Однако идея производства еды в контролируемых промышленных условиях набирает популярность. Возможно, идея изобретателя все-таки принесла свои плоды — просто не так, как он себе это представлял. Революция в пищевой химии Бертло не смог полностью достичь своей цели и искусственно воспроизвести то, что растения делают естественным путем. Тем не менее его эксперименты, какими бы сенсационными они ни казались сегодня, в 1925 году считались нормальными. А все потому, что открытия его отца произвели революцию в химии и вызвали волну невероятного оптимизма в отношении будущего пищевой промышленности. К 1930-м годам ученые начали синтезировать все: от витаминов до лекарств вроде аспирина и пищевых добавок (искусственных загустителей, эмульгаторов, красителей и ароматизаторов). В 1894 году в интервью журналу McClure’s отец Бертло отметил, что к 2000 году вся пища станет искусственной и люди будут питаться искусственными мясом, мукой и овощами. По мнению ученого, пшеничные и кукурузные поля исчезнут с лица земли, а коров, овец и свиней перестанут разводить, потому что мясо будут производить напрямую из их химических компонентов. Добро пожаловать в «Сад чудес» Целью младшего Бертло было производство «сахара и крахмала без участия живых организмов». Для достижения этого он задумал фабрику с огромными стеклянными резервуарами. Газы закачивались бы в эти емкости, а «с потолка свисали бы лампы, излучающие ультрафиолетовый свет». Мужчина представлял, что, когда химические элементы соединятся, «сквозь стеклянные стенки резервуара мы увидим нечто вроде легкого снегопада, который будет скапливаться на дне резервуаров». Конечными продуктами должны были стать растительные крахмалы и сахара, созданные в результате точного воспроизведения работы природы. К 1925 году ему уже удалось с помощью света и газов (углерода, водорода, кислорода и азота) создать соединение формамид, которое используется в производстве сульфаниламидных препаратов (разновидность синтетических антибиотиков), других лекарств, а также промышленных товаров. Но на этом прогресс в воссоздании фотосинтеза остановился. Бертло скончался в 1927 году — через два года после выхода статьи Макклауда в Popular Science — так и не осуществив свою мечту. Несмотря на смелые прогнозы того времени, производство продуктов питания только из воздуха и света в 1925 году было крайне амбициозной задачей, хотя бы по той причине, что фотосинтез был плохо изучен. Этот термин был введен всего за несколько десятилетий до этого, когда влиятельный американский ботаник Чарльз Барнс выступил за более точное описание внутренних механизмов растения. Хлорофилл открыли в предыдущем веке, но то, что происходит на клеточном уровне в растениях, в основном оставалось на уровне теорий вплоть до 1950-х годов. Бертло, возможно, был прав в своих экспериментах, придав импульс развитию будущей индустрии искусственного питания, но он был далек до копирования природного процесса. Однако недавние открытия, возможно, все же позволили найти обходной путь — в зависимости от того, что вы понимаете под словом «еда». Современный ответ саду Бертло От вертикальных ферм и гидропоники до генетически модифицированных культур — с 1960-х годов коммерческое сельское хозяйство было сосредоточено на получении большей урожайности с использованием меньшего количества ресурсов, включая землю, воду и питательные вещества. Начало этому положил лауреат Нобелевской премии мира американский биолог Норман Борлоуг. Он способствовал «зеленой революции», выведя методом селекции низкорослый и высокозернистый сорт пшеницы. Теоретически пределом этой «революции» стало бы полное освобождение производства продовольствия от традиционного сельского хозяйства, исключая все ресурсы, кроме воздуха и света, как и задумывал Бертло. В прошлом столетии люди постепенно приблизились к созданию еды буквально из ничего, добившись прогресса в расшифровке сложных биохимических процессов, связанных с физиологией растений. Но со времен экспериментов Бертло стало понятно, что фотосинтез нелегко воспроизвести в промышленных масштабах. Однако компании все же пытаются. В апреле 2024 года Solar Foods открыла завод в финском городе Вантаа. Это современное предприятие, где работники контролируют большие резервуары, заполненные атмосферными газами. Внутри этих емкостей вода превращается в богатую белком жидкую субстанцию. После обезвоживания она становится золотистым порошком, насыщенным белком и другими питательными веществами, готовым к превращению в пасту, мороженое и протеиновые батончики. Солеин (solein) напоминает то, к чему стремился Бертло, как и сам завод, который, согласно корпоративному пресс-релизу 2025 года, использует атмосферные газы, чтобы сделать возможным «производство продуктов питания в любой точке мира, поскольку оно не зависит от погоды, климатических условий или использования земли». Но на этом сходство с видением французского ученого заканчивается. Solar Foods действительно не требует для производства пищи земли или растений, но их технология основана на живом организме. Используя одну из форм ферментации, она полагается на микроб, который «переваривает» воздух и воду, чтобы произвести белок. Американская компания Kiverdi использует схожий процесс микробной ферментации, изначально разработанный NASA еще в 1960-х годах для дальних космических полетов. Австрийская компания Arkeon Technologies разработала собственную технологию ферментации для производства пищи из углекислого газа без необходимости использования земли или других питательных веществ. Кажется, микробная ферментация открывает многообещающую новую главу в создании синтетических продуктов, но не ждите, что помидоры или кукуруза в ближайшее время начнут появляться из воздуха — это не искусственный фотосинтез. Понимание фотосинтеза столетие назад было примитивным, но Бертло во многом опередил свое время — его видение оказалось удивительно пророческим. Хотя люди до сих пор не поняли, как химически воспроизвести фотосинтез, стоит признать некоторые успехи, сделанные только за последнее десятилетие. Упомянутые компании могут помочь удалить избыток углекислого газа из атмосферы, одновременно предлагая решения для будущих продовольственных кризисов. А могут и не помочь. Это покажет только следующее столетие. По материалам статьи «100 years ago, scientists thought we’d be eating food made from air» Popular Science

Автор и герой — кто кем владеет?

Между создателем и его творением существует исключительная по силе и последствиям связь, которую первый иногда отрицает, а иногда превозносит в эмфатических выражениях. Не составит большого труда дискредитировать эту позицию: у нас есть право на имманентный подход к анализу текста, — он подразумевает, что нам нужно научиться воспринимать произведение как замкнутую систему, внутри которой уже есть всё необходимое. Можно сравнить это с «высоким фэнтези». Описываемый в «высоком фэнтези» мир не имеет точек касания с нашим. Нет никакой волшебной платформы, платяного шкафа и т. д. Имманентный подход строится на таком же исключении реальности и историко-биографических данных из «уравнения». Некоторые писатели гордятся своими героями, других утомляют рождённые ими же характеры. Миссис Агата Кристи откровенно недолюбливала Пуаро, в своей неприязни будто бы наследуя опыт Конан Дойла — «человека, которого едва не убил Шерлок Холмс». Действительно, случается так, что смыслы, заложенные в тот или иной образ, доходят до реципиента и трансформируются в его воображении за счёт личного опыта, индивидуальности, предпочтений. Это совершенно нормальный процесс. Вопрос в другом: должен ли автор возмущаться из-за того, что это происходит? Принадлежит ли персонаж автору после того, как история подошла к концу (не учитываем коммерцию, говорим о высоком), или же он отделяется от создателя, как плод от материнской ветки? Вечная и оправданная дискуссия. Литературовед Михаил Бахтин в работе «Автор и герой» пишет замечательные строки: «Недодуманное, непрочувствованное отношение между героем и автором, их взаимное недоразумение, боязнь взглянуть прямо в глаза друг другу и выяснить откровенно свои отношения сплошь да рядом имеет место…» Автор и его персонаж состоят в неком подобии «кровных» отношений, однако не везде уместна схема «родитель — ребёнок». Они могут быть оппонентами в споре, союзниками, друзьями, родственными душами. Они могут быть носителями двух противоположных мировоззрений. Автору, уделяющему большое внимание психологической достоверности, приходится несладко. Он всё время обречён то сливаться воедино со своим героем, то болезненно уходить от этого симбиоза. Бахтин пишет, что есть три наиболее вероятных пути для связки «герой и автор»: • Герой завладевает автором (почти все герои Ф. М. Достоевского, Левин и Пьер Л. Н. Толстого). • Автор завладевает героем (Базаров И. С. Тургенева, Дон Кихот Сервантеса). • Герой является сам своим автором, осмысливает собственную жизнь эстетически, как бы играя роль (Гамлет Шекспира). Идея о том, кто «владеет» кем в повествовании, неразрывно связана с пониманием литературного произведения как диалога. В случае, когда герой преобладает над автором, мы видим его глубокое погружение в собственные размышления, из-за чего автор будто бы подчиняется воле созданного им же характера, и это явление завораживает своей парадоксальностью. В таких произведениях, как «Преступление и наказание» Достоевского, Раскольников ведёт нас по неприглядным «закоулкам души», и мы, как читатели, ощущаем некое отступление повествователя в тень. Голос Достоевского обладает сверхсилой (проза «русского маркиза де Сада» вообще крайне монологична: все разноречия в итоге сливаются в единое, бурлящее, неистовое течение), но при этом именно герой и только герой, как новый Диоген, бродит с фонарём по собственному сознанию, ища человечность. В отличие от «Бесов» или «Братьев Карамазовых», где рассказчик является парадоксально всезнающей фигурой, которая видит даже эпизоды, отмеченный интимностью, — в «Преступлении и наказании» форма более выверенная. Когда автор доминирует, как в «Отцах и детях» Тургенева или в «Дон Кихоте» Сервантеса, мы видим, как персонажи формируются, направляются и оцениваются с позиции, чётко очерченной автором. Поразительно, что характер героя, принадлежащего к враждебному Тургеневу классу и идеологическому кругу, был «вылеплен» объёмно и достоверно, с таким вниманием к деталям и с такой затаённой симпатией; возможно, изначально автор и относился к своему герою с предубеждением, но в итоге именно желание всесторонне раскрыть сложную натуру и, вероятно, осудить её — обернулось её подлинной глубиной. Автор, взяв верх над персонажем, превратил нигилиста в разбитого болезнью романтика. То же можно сказать и о Дон Кихоте, который из полоумного рыцаря постепенно трансформируется в настоящего философа, выражающего мысли самого Сервантеса. Наконец, когда герой формирует свою судьбу, как Гамлет, он становится центром пьесы, его действия и размышления преображают повествование. Это тот случай, когда герой словно бы отдаёт себе отчёт в том, что он — герой. Самосознание персонажа встаёт на первое место, что создаёт почти постмодернистский эффект.