Новое начало

на сияние, на улыбку, свежей силой тепла и дара вынимает меня, как скрипку, из непроницаемого футляра: слишком долго тебя калечили, и ты замолчала. я твоё другое наречие, новое начало. не гляди на меня так, словно я дразню глухоту и старость: ты не проклята, ты не сломана, тебе сильно досталось. кто-то дрался с этими деками, с этими колками ругался. но ты умеешь не только реквиемы. но и вальсы. кроме чёрной придонной жути есть и божия милость: а теперь вдохни, и я покажу тебе, где она затаилась. нужно только твоё доверие, и тогда всё случится: вот она, прислушайся, где артерия над ключицей. Вера Полозкова

Подборка блиц-фактов №140

Дага — кинжал для левой руки при фехтовании шпагой, получивший широкое распространение в Европе в XV-XVII веках. Во Франции назывались мен-гош, так же назывался стиль сражения с оружием в обеих руках. До 1400 года даги были в большей степени оружием простолюдинов. Но уже в XV веке их стали использовать рыцари, в частности, в Битве при Азенкуре в 1415 году. Клинки толедских мастеров и широкое распространение дуэлей привело к появлению стиля Эспада и дага, когда шпага в правой руке использовалась для атаки, а дага в левой руке — для отражения ударов противника. В связи с этим важнейшей частью даги является гарда, на которую приходятся основные удары клинка противника. Кроме оружия ближнего боя дага применялась как кинжал для удара милосердия — последнего «гуманного» и максимально безболезненного удара, наносимого смертельно раненому, но еще живому противнику. Студии Диснея использовали советский мультфильм «Конек-горбунок» в качестве учебного пособия. Иван Петрович Иванов-Вано, прославленный советский мультипликатор, произвел сенсацию, когда снял свою первую работу — полнометражный мультфильм «Конек-горбунок» — в 1947 году. Фильм был выдвинут на соискание Сталинской премии, а всемирно известный к тому времени Уолт Дисней разослал копии «Конька-горбунка» по своим студиям как учебное пособие. Впрочем, Иванов-Вано диснеевскую мультипликацию не любил и позже избегал влияния ее стиля на свои мультфильмы, ориентируясь на классические и народные мотивы. Наваанлувсангийн Гэнэнпил — последняя официальная королева-консорт Монголии, супруга Богдо-гэгэна VIII. В 1924 году она пробыла в этом статусе менее года. Гэнэнпил стала прообразом Падме Амидалы из «Звездных войн». Выдры живут одной парой всю жизнь. Когда их дети вырастают, взрослые выдры не выгоняют их из дома, а лишь ждут, пока те уйдут сами. Однако, если детям «взрослая и семейная» жизнь не по вкусу, родители всегда принимают их обратно в свой дом. Жемчужина Пуэрто-Принцесса — самая большая известная жемчужина естественного происхождения в мире. Была найдена местным рыбаком в Филиппинском море. Ее длина составляет 67 см, ширина 30 см и вес 34 килограмма. Он десять лет хранил ее под кроватью в качестве талисмана, пока в его доме не произошел пожар. Подыскивая новое жилье, рыбак показал свое сокровище сотруднику туристического ведомства Филиппин. Теперь она находится в городском Сити Холле города Пуэрто-Принцесса, в честь которого она и получила свое название. Примерная стоимость жемчужины — 100 миллионов долларов. Второй известной жемчужиной в мире является жемчужина Лао-цзы (жемчужина Аллаха) весом 6,37 кг. В Финляндии построили дома, в которых не надо платить за все виды энергии, — они сами вырабатывают энергию и обеспечивают себя. Два таких экспериментальных дома построили в 2011 г. «Активный дом» полностью обеспечивает себя энергией благодаря солнцу, ветру и теплу земли, а также удачным техническим решениям. Стены дома надежно утеплены, а вентиляционная система повторно использует 80% тепла. Солнечные батареи дают электричество, а солнечные коллекторы нагревают воду. Электричество вырабатывает даже система торможения лифтов. Летом «активный дом» вырабатывает больше энергии, чем потребляет. Излишки электричества отдаются городским сетям. За счет них зимой покрывается дефицит электроэнергии. Supplicia canum («наказание собак») было ежегодным религиозным ритуалом Древнего Рима. Собак распинали на Y-образных ветках, а гуси, сидя на золотых подушечках, наблюдали за этим. Обряд символизировал казнь сторожевых собак, которые не залаяли, когда галлы в 390 году среди ночи напали на Рим. Гуси же, наоборот, подняли шум и разбудили жителей города. В 1939 году Джордж Бернард Данциг, докторант в Калифорнийском университете, Беркли, опоздал на лекцию по статистике и увидел на доске две задачи. Они были примерами нерешенных проблем статистики, а он счел их домашним заданием — записал и решил. Уравнения, с которыми справился Данциг, скорее не нерешаемые задачи, а недоказанные статистические теоремы, для которых он нашел доказательства. Шесть недель спустя преподаватель Данцига сообщил, что подготовил одно из двух его доказательств к публикации, а Данциг через несколько лет удостоился роли соавтора, когда другой математик независимо от него нашел то же самое решение для второй задачи. Драконово дерево или Драцена — реликтовое вечнозеленое тропическое растение. По свидетельствам некоторых ученых, оно способно жить до 6000 лет и более. Самому старшему из обнаруженных экземпляров около 3000 лет. Произрастает в тропиках и субтропиках Африки. С древних времен используется как источник «драконовой крови» — смол, используемых в народных ремеслах, художественных промыслах, в мебельной промышленности (как красители, полироли, лаки и их компоненты), в народной медицине и в качестве благовоний. Муравей рождается с набором программ на тот или иной запах. Например, если что-то пахнет олеиновой кислотой — значит, это труп другого муравья, и надо вынести его из муравейника на ближайшее «кладбище». Ради эксперимента ученые обмазали еще живых особей олеиновой кислотой. Они вернулись в гнездо, тут же их поймали рабочие и вынесли на кладбище. Они снова попробовали вернуться в гнездо. Рабочие вынесли их снова. «Зомби» возвращались в гнездо и были похороненными заново примерно раз двадцать, пока запах не выветрился.

Сколько лет Вселенной?

За миллисекунды Google может раскрыть факт, который долгое время ускользал от самых влиятельных мыслителей человечества: Вселенной почти 14 миллиардов лет, а точнее — 13,8 миллиарда лет. И многие космологи продолжают убеждаться в этом числе. В конце декабря 2020 года группа исследователей, работающих на «Космологическом телескопе Атакама» в Чили, опубликовала свою последнюю оценку — 13,77 миллиарда лет, плюс-минус несколько десятков миллионов. Их ответ совпадает с ответом миссии европейского спутника «Планк», который проводил аналогичные наблюдения в период с 2009 по 2013 годы. Точные наблюдения «Атакамы» и «Планка» были сделаны после того, как несколько тысячелетий люди наблюдали за небом и размышляли, откуда все это могло взяться. Каким-то образом приматы с продолжительностью жизни менее века получили представление о событиях, которые произошли за много лет до того, как существовала их планета и даже атомы, из которых все сформировалось. Вот краткое описание того, как человечество решило выяснить, сколько лет Вселенной. Античность: начало творения В каждой культуре есть миф о сотворении мира. Вавилоняне, например, верили, что небо и земля высечены из тела убитого бога. Но лишь несколько систем верований определяли, когда началось существование (одно исключение — индуизм, который учит, что вселенная преобразуется почти каждые четыре с половиной миллиарда лет, что не так уж далеко от фактического возраста Земли). Идея, которая прижилась, по крайней мере, на Западе, пришла от греческих философов, и на самом деле это был шаг назад с научной точки зрения. В IV и III веках до н.э. Платон, Аристотель и другие полностью согласились с представлением о том, что планеты и звезды заключены в вечно вращающихся небесных сферах. В следующем тысячелетии или около того мало кто ожидал, что Вселенная вообще обретет возраст. С 1600 по 1900 годы: конец бесконечности Астроном Иоганн Кеплер осознал в 1610 году, что одна из основных дыр в популярной космологии, вдохновленной греками, все это время «пристально смотрела» в глаза наблюдателям. Если в вечной Вселенной находится бесконечное количество звезд, как многие полагали, почему все эти звезды не заполнили Вселенную ослепляющим светом? Кеплер рассуждал, что темное ночное небо предполагает ограниченный космос, в котором звезды в итоге гаснут. Столкновение между теориями ночного неба и бесконечной Вселенной стало известно как парадокс Ольберса, названный в честь Генриха Ольберса — астронома, который популяризировал парадокс в 1826 году. Ранняя версия современной теории пришла, по всей видимости, от поэта Эдгара Аллана По. «Мы переживаем ночь», — рассуждал он в своей поэме «Эврика» в 1848 году, потому что Вселенная не вечна. Когда-то было положено начало, и с тех пор прошло недостаточно времени, чтобы звезды полностью осветили небо. 1900-е: появляются современные и ранние Вселенные Для разрешения парадокса Ольбера потребовалось время. Когда в 1917 году теория гравитации Эйнштейна подсказала ученому, что Вселенная, вероятно, росла или сжималась со временем, он добавил в свои уравнения ложный фактор — космологическую постоянную, чтобы Вселенная оставалась неподвижной (позволяя ей существовать вечно). Между тем, более крупные телескопы позволили астрономам четче видеть другие галактики. Это вызвало ожесточенные споры: смотрят ли они на далекие «островные Вселенные» или на близлежащие звездные скопления внутри Млечного Пути. Острый взгляд Эдвина Хаббла разрешил спор в конце 1920-х, когда он впервые измерил межгалактические расстояния. Хаббл обнаружил, что галактики — не только огромные и далекие объекты, но и разлетаются друг от друга. Вселенная расширялась, и Хаббл зафиксировал скорость ее расширения на уровне 500 километров в секунду на мегапарсек (постоянная величина, которая теперь носит его имя). С приближением расширения Вселенной у астрономов появился новый мощный инструмент, позволяющий оглянуться назад во времени и определить, когда космос начал расти. Работа Хаббла в 1929 году показала, что Вселенная расширяется таким образом, что ей должно быть около двух миллиардов лет. Космолог из Дьюкского университета (США) Дэниел Сколник поясняет: «Скорость расширения показывает, насколько быстро вы можете перемотать назад историю Вселенной, как на старой видеокассете. Если скорость перемотки быстрее, значит, фильм короче». Но измерение расстояний до далеких галактик — занятие сложное. Более простой метод появился в 1965 году, когда исследователи обнаружили слабое потрескивание микроволн, исходящих со всех сторон в космосе. Космологи уже предсказали, что такой сигнал должен существовать, поскольку свет, излучаемый всего через сотни тысяч лет после рождения Вселенной, был бы растянут в результате расширения пространства на более длинные микроволны. Измеряя характеристики этого космического микроволнового фона, астрономы могли сделать своего рода снимок молодой Вселенной, определив ее первоначальные размер и состав. Реликтовое излучение служило неопровержимым доказательством того, что у космоса было начало. Лауреат Нобелевской премии Стивен Вайнберг в своей книге 1977 года «Первые три минуты» писал: «Самое важное достижение окончательного открытия [реликтового излучения] в 1965 году — заставить всех нас серьезно отнестись к идее о существовании ранней Вселенной». С 1990 года по настоящее время: уточнение расчетов Реликтовое излучение позволило космологам понять, насколько велика была Вселенная в ранний момент времени, что помогло им вычислить ее размер и расширение на сегодняшний день. Космолог Дэниел Сколник сравнивает этот процесс с наблюдением того, что на детской фотографии длина руки ребенка составляет один фут, а затем ребенок становится подростком, и его длина руки и скорость роста соответствующе изменяются. Этот метод дал исследователям новый способ измерить текущую скорость расширения Вселенной. Она оказалась почти в десять раз меньше, чем скорость Хаббла (500 километров в секунду на мегапарсек), что отодвинуло момент космического генезиса еще дальше во времени. В 1990-е годы возраст Вселенной составлял от 7 до 20 миллиардов лет. Кропотливые усилия нескольких команд были направлены на уточнения наилучшей оценки космологией скорости расширения Вселенной. Наблюдения галактик с космического телескопа Хаббла в 1993 году показали, что текущая постоянная Хаббла составляет 71 километр в секунду на мегапарсек, что сузило возраст Вселенной — от 9 до 14 миллиардов лет. В 2003 году космический аппарат WMAP записал карту реликтового излучения с мелкими деталями. На основании этих данных космологи подсчитали, что возраст Вселенной составляет от 13,5 до 13,9 миллиарда лет. Примерно десять лет спустя спутник «Планк» измерил реликтовое излучение еще более детально, получив постоянную Хаббла 67,66 и возраст 13,8 миллиарда лет. Новое независимое измерение излучения от «Атакамы» получило в основном те же числа, что еще больше укрепило уверенность космологов в том, что они идут в правильном направлении. Космолог из института Флэтайрон (США) и член коллаборации «Атакамы» Симона Айола в своем пресс-релизе сказала, что теперь они пришли к одинаковым ответам от «Планка» и «Атакамы». Теперь можно заявить, что эти сложные измерения надежны. В будущем: космологический конфликт Но по мере того, как измерения ранних и современных Вселенных стали более точными, они начали противоречить друг другу. Исследования, основанные на изображении молодого реликтового излучения, предполагают, что постоянная Хаббла находится на уровне 60 километров в секунду на мегапарсек, но измерения расстояний до сегодняшних галактик (которые Сколник сравнивает с космическим «селфи») дают более высокие темпы расширения. Космолог участвовал в одном таком исследовании в 2019 году. В другом исследовании, основанном на яркости различных галактик, ученые пришли к аналогичному выводу (что современная Вселенная быстро расширяется) в январе 2021 года. Более высокие темпы могут означать, что Вселенная на самом деле примерно на миллиард лет моложе канонических 13,8 миллиарда, установленных «Планком» и «Атакамой». Но несоответствие может также указывать и на то, что в представлении космологов о реальности не хватает чего-то более глубокого. Связь реликтового излучения с сегодняшним днем включает предположения о плохо изученной темной материи и темной энергии, которые доминируют в нашей Вселенной. И тот факт, что измерения постоянной Хаббла не совпадают, может указывать на необходимость дальнейших расчетов истинного возраста Вселенной. «Я не уверен, как мы определяем возраст Вселенной, — говорит Дэниел Сколник. — Я не говорю, что это неправильно, но и не могу сказать, что правильно». По материалам статьи «How old is the universe? Our answer keeps getting better.» Popular Science

«Радости жизни там, где другие проходят мимо них»: памяти Всеволода Овчинникова

30 августа 2021 г. на 95-году ушел из жизни Всеволод Владимирович Овчинников — советский и российский журналист и писатель-публицист, один из ведущих советских послевоенных журналистов-международников, востоковед, специалист по Японии и Китаю. На протяжении почти сорока лет был корреспондентом и политическим обозревателем газеты «Правда», затем обозревателем «Российской газеты». Много лет прожил в Китае, Японии, Великобритании. Благодаря его книгам «Ветка сакуры (Рассказ о том, что за люди японцы)» (1970) и «Корни дуба (Впечатления и размышления об Англии и англичанах)» (1980) тысячи советских людей открывали для себя повседневную жизнь жителей других стран, знакомились с их менталитетом, обычаями, привычками. Вспоминаем некоторые цитаты из произведений В. Овчинникова. Выражение «он умеет жить» японцы понимают по-своему. В их представлении, человек, умеющий жить, видит радости жизни там, где другие проходят мимо них. *** Совершенствование прекраснее, чем совершенство; завершение полнее олицетворяет жизнь, чем завершенность. Поэтому больше всего способно поведать о красоте то произведение, в котором не все договорено до конца. *** Как японский, так и английский садовник видят свою цель не в том, чтобы навязать природе свою волю, а лишь в том, чтобы подчеркнуть ее естественную красоту. Как японский, так и английский повар стремятся выявить натуральный вкус продукта в отличие от изобретательности и изощренности мастеров французской и китайской кухни. Уважение к материалу, к тому, что создано природой, — общая черта прикладного искусства двух островных народов. *** Радоваться или грустить по поводу перемен, которые несет с собой время, присуще всем народам. Но увидеть в недолговечности источник красоты сумели, пожалуй, лишь японцы. Розовые соцветия сакуры волнуют и восхищают японцев не только своим множеством, но и своей недолговечностью. Лепестки сакуры не знают увядания. Весело кружась, они летят к земле от легчайшего дуновения ветра. Они предпочитают опасть еще совсем свежими, чем хоть сколько-нибудь поступиться своей красотой. *** Японская мораль предписывает избегать прямой конфронтации, не допускать положений, когда одна из сторон всецело одерживала бы верх над другой. Нельзя доводить до того, чтобы побежденный «потерял лицо», предстал перед окружающими униженным и оскорбленным. Это означало бы задеть такую болезненную струну, как «гири» — долг чести, то есть нажить себе смертельного врага. *** Западная цивилизация с детских сказок приучает людей к тому, что в конце концов всякое добро вознаграждается. Именно из-за отсутствия подобных концовок многие произведения японской литературы кажутся иностранцам незавершенными. Японцев же куда больше, чем формула «порок наказан, добродетель вознаграждена», волнует в искусстве тема человека, который жертвует чем-то дорогим ради чего-то более важного. Поэтому излюбленный сюжет у них — столкновение долга признательности с долгом чести или верности государства с верностью семье. Счастливые концовки в таких случаях вовсе не обязательны, а трагические воспринимаются как светлые, либо утверждают силу воли людей, которые выполняют свой долг любой ценой. *** Японская мораль постоянно требует от человека огромного самопожертвования ради выполнения долга признательности и долга чести. Логично было бы предположить, что та же мораль насаждает аскетическую строгость нравов, считая грехом физические удовольствия, плотские наслаждения. Однако японцы не только терпимо, но даже благожелательно относятся ко всему тому, что христианская мораль называет человеческими слабостями. Воздержанность, строгий вкус, умение довольствоваться малым вовсе не означают, что японцам присущ аскетизм. На них давит тяжкое бремя моральных обязанностей. Их связывают по рукам и ногам путы бесчисленных правил поведения. Но наряду с жесткими ограничениями японский образ жизни сохраняет и лазейки, которые ведут к распущенности нравов. Японская мораль лишь подчеркивает, что физическим удовольствиям, плотским наслаждениям следует отводить подобающее, причем второстепенное место. Они, на взгляд японцев, сами по себе не заслуживают осуждения, не составляют греха. Но в определенных случаях человек вынужден сам отказываться от них ради чего-то более важного. *** Чтобы понять незнакомую страну, важно преодолеть привычку подходить к другому народу со своими мерками. Подметить черты местного своеобразия, описать экзотические странности — это лишь шаг к внешнему знакомству. Для подлинного познания страны требуется нечто большее. Нужно приучить себя переходить от вопросов «как?» к вопросам «почему?»

Аудиокассеты: почему во время пандемии их продажи выросли вдвое

Берлинское радиошоу (IFA), которое некоторые называют «крупнейшим технологическим шоу в Европе», уже давно известно тем, что представляет собой очередную крупную ежегодную выставку в области бытовой электроники. В 1963 году на выставке была представлена компактная аудиокассета, созданная ныне покойным голландским инженером Лу Оттенсом, который умер в начале марта 2021 года. В течение жизни Оттенса кассеты изменили привычки слушателя, которые до этого ограничивались гораздо более громоздкими виниловыми пластинками. Автомобильные стереосистемы и культовый Sony Walkman неожиданно сделали возможным индивидуальное прослушивание музыки вне дома. А формат, который позволял делать перезапись, помог меломанам собирать и распространять свои собственные микстейпы. На пике своего развития в 1989 году только в Великобритании менялось 83 миллиона кассетных лент в год. Несмотря на то, что по функциональным возможностям аудиокассеты сначала уступили компакт-диску (CD), а затем цифровому файлу (mp3 и mp4), они pfybvf.n особое место в истории аудиотехнологий: микстейпы являются предшественниками списков воспроизведения, а Walkman — предшественник iPod. Кассета считается эстетически и материально уступающей виниловой пластинке, но она на самом деле переживает свое возрождение. Отчасти это происходит по сентиментальным причинам, но также и потому, что с отменой концертов появился такой разумный способ для небольших артистов монетизировать свою работу. Перемотать назад На фоне пандемии, нанесшей огромный ущерб музыкальной индустрии, 2020 год по праву можно назвать годом кассеты. Согласно данным British Phonographic Industry, в прошлом году в Великобритании было продано 156542 аудиокассеты, что является самым высоким показателем с 2003 года и на 94,7% больше, чем в 2019 году. Совершенно неожиданно поп-иконы, такие как Lady Gaga, The 1975 и Dua Lipa, начали спешить выпускать свои новые релизы на кассетах — и они распродаются. У тех из нас, кто достаточно взрослый, чтобы помнить о кассетах как о распространенном формате потребления музыки, их возрождение вызывает некоторое недоумение. Ведь даже в пору своего расцвета кассеты почти всегда считались мусором. Им не хватало эстетической привлекательности и романтики виниловой пластинки и ее разворачивающегося конверта. А также впоследствии им не хватало удобства использования, яркости и звуковой точности, как у компакт-диска. И нет ни одного меломана старше 35 лет, у которого не было бы ужасной истории о любимом альбоме или микстейпе, пережеванном автомобильной стереосистемой или портативным магнитофоном. Сам Лу Оттенс отвергал «чепуху» возрождения кассет и сказал голландской газете NRC Handelsblad, что «ничто не может сравниться со звуком» компакт-диска, в разработке которого он также сыграл ключевую роль. Для Оттенса конечной целью любого музыкального формата была ясность и точность звука, хотя, кивнув ностальгирующим ценителям, он также признал: «Я думаю, что люди в основном слушают то, что хотят слушать». Почувствуй это Однако не упускает ли строгий утилитарный подход Оттенса более глубокий аспект кассеты и ее недавнего возрождения в качестве среды в массовой культуре? В конце концов, культурное наслаждение музыкой выходит далеко за рамки узких споров о качестве звука. Наше удовольствие от музыки и культурных ритуалов, связанных с этим наслаждением, — это сложная и глубоко социальная вещь, которая затрагивает не только наши уши. Например, продолжающееся возрождение пластинки иногда объясняют возвращением к превосходному звучанию винила. Но часто это рассматривается как культурный поворот к культовому носителю, который богат музыкальной историей и который люди могут чувствовать, а также обсуждать и делиться впечатлениями от использования с другими, чего нельзя сказать о цифровом файле. Аудиокассеты могут быть менее значимыми, но они также являются отражением культурных моментов, имеющих важную ценность для меломанов. В середине 2010-х преподаватель музыкальной индустрии в Бирмингемском городском университете Иэн Тейлор исследовал первые признаки возрождения кассет в инди и панк культуре Глазго в рамках своей докторской диссертации, разговаривая с музыкантами, представителями лейблов и фанатами о возрождении кассетных лент. В беседах с людьми, которые связаны с музыкой, материальность этих объектов (их физическое, осязаемое присутствие) часто являлась мотивирующим фактором. Один фанат аудиокассет сказал Тейлору, что ему просто нравится иметь у себя в коллекции такие вещи. Он добавил: «Все они сейчас вроде как перестают существовать, но мне просто в них что-то нравится. Это мое хобби, музыка — мое хобби, и на это я трачу свои деньги». Возрождение аудиокассет также имеет экономическую составляющую. В связи с бурными дебатами о том, как сервисы потоковой передачи музыки должны возмещать траты артистам, независимые музыканты в течение некоторого времени рассматривали продажу физических товаров как средство получения дохода. Для инди и панк групп Глазго, как и для сегодняшних независимых исполнителей, кассеты фактически представляли собой рентабельное средство производства физического продукта — более дешевое, чем изготовление виниловых пластинок и печать конвертов и упаковок. Один владелец лейбла сказал Тейлору, что кассеты выпускают, потому что они дешевые в производстве, их легко окупить, и у групп остаются деньги, чтобы что-то получить. Хотя такая практика небольших независимых артистов может показаться весьма далекой от недавнего массового выпуска кассет поп-звезд, каждый имеет свои причины в стремлении прикоснуться к аналоговым продуктам во все более цифровизированном мире. Многие люди сообщали о чувстве цифровой отстраненности и отчуждения во время пандемии. Это дает нам право предположить, что желание чего-то, что мы действительно можем почувствовать в своих руках, приукрашенное ностальгическим флером прошлого, свободного от COVID, также может объяснить возрождение аудиокассеты спустя почти 60 лет после ее дебюта в Берлине. По материалам статьи «Audio cassettes: despite being ‘a bit rubbish’, sales have doubled during the pandemic – here’s why» The Conversation

Человек, который забыл Рэя Брэдбери

Я хотел написать о Рэе Брэдбери. Хотел написать о нем так, как он сам написал о По в «Эшере II» — и сделал это так, что меня привлекло к По. Я собирался прочесть что-нибудь из своего на одном вечернем мероприятии в рамках эдинбургского фестиваля искусств «Фриндж». Мы с моей женой Амандой проводили полуночное шоу с песнями и литературными чтениями. Я дал себе обещание, что успею закончить рассказ, чтобы прочитать его четырем десяткам человек, сидящим на диванчиках и на подушках на полу в крошечном, очень красивом зале, где обычно проходят камерные спектакли театра Belt Up Theatre Company. * * * Я забываю разное, и меня это пугает. Я теряю слова, хотя не теряю понятия. Надеюсь, что не теряю понятия. Если я их теряю, то сам об этом не ведаю. Если я их теряю, откуда мне знать? Это забавно, потому что у меня всегда была очень хорошая память. В ней все удерживалось. Иногда моя память была такой крепкой, что мне казалось, будто я могу вспомнить что-то такое, чего еще не знаю. Вспомнить вперед… По-моему, для этого не существует отдельного слова, да? Для воспоминания о вещах, которые еще не случились. У меня нет того ощущения, какое бывает, когда я ищу в уме слово, которого там почему-то нет, словно кто-то пришел и украл его под покровом ночи. В молодости, в бытность студентом, я жил в общежитии. В кухне у каждого была своя полка, аккуратно подписанная его именем, и в холодильнике тоже у каждого была отдельная полка, где мы хранили яйца, сыр, йогурты и молоко. Я всегда щепетильно следил за тем, чтобы брать только собственные продукты. Другие были не столь… ну вот. Я забыл слово. То, которое означает «добросовестно соблюдающий правила». Другие студенты из общежития были… не такими. Я открывал холодильник и обнаруживал, что мои яйца исчезли. На ум приходит ночное небо, кишащее космическими кораблями, их так много, что они, словно туча саранчи — серебристые на фоне сияющей лиловой ночи. Вещи пропадали и из моей комнаты. Ботинки. Я помню, как у меня увели ботинки. Да, увели. Потому что ботинки не ходят сами. Значит, их кто-то «ушел». И ботинки, и мой большой словарь. В той же общаге, в то же время. Я потянулся за словарем на книжной полке над кроватью (все находилось рядом с кроватью; комната у меня была отдельная, но размером немногим больше платяного шкафа). Я потянулся за словарем, но на месте его не оказалось. Осталась только дыра размером со словарь, обозначавшая место, где уже не было словаря. Все слова и книга, в которой они содержались, исчезли. В течение следующего месяца у меня стырили радиоприемник, баллончик с пеной для бритья, блокнот для заметок и коробку карандашей. И еще йогурт. И свечи, что выяснилось, когда вырубили электричество. Теперь в голове вертятся мысли о мальчугане в новых теннисных туфлях. О мальчугане, который верит, что сможет бежать вечно. Нет, так не выходит. Иссохший город, в котором вечно идет дождь. Дорога через пустыню, где добрые люди видят мираж. Динозавр, который кинопродюсер. Мираж был дворцом Кубла-хана. Нет… Иногда отыскать потерявшиеся слова получается, если подкрасться к ним с другой стороны. Допустим, я ищу слово… Скажем, мне нужно назвать в разговоре обитателей Красной планеты, но я вдруг понимаю, что забыл для них слово. Но помню, что пропавшее слово встречается в названии или в какой-нибудь фразе. _________ хроники. Мой любимый _________. Если же это не помогает, я начинаю ходить кругами вокруг идеи. Маленькие зеленые человечки, думаю я. Или высокие, темнокожие, кроткие: были они смуглые и золотоглазые… и вот уже слово «марсиане» дожидается меня, как друг или любимая в конце долгого дня. Когда у меня увели радиоприемник, я съехал из общежития. Это изрядно выматывало — постепенное исчезновение вещей, которые я считал безусловно своими, предмет за предметом, вещь за вещью, штука за штукой, слово за словом. Когда мне было двенадцать, один старик рассказал мне историю, которая запомнилась на всю жизнь. Ближе к ночи бедняк оказался в лесу, и у него с собой не было молитвенника, чтобы вознести вечернюю молитву. И тогда он сказал: «Господи, ты же всезнающ. У меня нет молитвенника, а наизусть я молитвы не помню. Но ты знаешь их все. Ты же Бог. Вот что я сделаю. Я произнесу буквы, а ты уж составишь из них слова». У меня в голове пропадают слова, и это меня пугает. Икар! Не то чтобы я позабыл все имена. Я помню Икара. Он подлетел слишком близко к Солнцу. Однако в легенде оно того стоило. Всегда стоит попробовать, даже если ничего не получится, даже если ты упадешь, как метеор, — навсегда. Лучше вспыхнуть во тьме и вдохновить остальных, лучше жить, чем сидеть в темноте, проклиная людей, которые позаимствовали твою свечу и не вернули. Однако я потерял людей. Это так странно! Я не теряю их по-настоящему. Не так, как теряют родителей — либо совсем в раннем детстве, когда ты уверен, что держишь маму за руку в толпе, а потом поднимаешь глаза, а это не твоя мама… либо позже. Когда тебе нужно найти слова, чтобы описать их на похоронах, на поминках или когда ты высыпаешь их прах на клумбу в саду или в море. Иногда я подумываю о том, что мне бы хотелось, чтобы мой прах развеяли в библиотеке. Но тогда библиотекарям придется на следующий день прийти на работу пораньше и вымести пепел прежде, чем в библиотеку придут посетители. Мне бы хотелось, чтобы мой прах развеяли в библиотеке или, может быть, в луна-парке. На ярмарке 1930-х годов, где ты катаешься на черном… на черной… на… Я забыл слово. На карусели? На «русских горках»? Аттракцион, на котором катаешься и вновь становишься молодым. «Чертово колесо». Да. Еще один балаган, прибывающий в город и приносящий зло. «Пальцы у меня трясет, что-то страшное грядет»… Шекспир. Я помню Шекспира, помню его имя, и кем он был, и что написал. Ему пока ничего не грозит. Возможно, есть люди, которые забыли Шекспира. Им придется говорить о человеке, «написавшем «Быть или не быть», но не о фильме с участием Джека Бенни, чье настоящее имя — Бенджамин Кубельски и чье детство и юность прошли в Уокигане, штат Иллинойс, примерно в часе езды от Чикаго. Уокиган, штат Иллинойс, позже был увековечен, как Гринтаун, штат Иллинойс, в рассказах и книгах американского писателя, который уехал из Уокигана и поселился в Лос-Анджелесе. Разумеется, я умею в виду человека, о котором сейчас думаю. Я вижу его перед мысленным взором, когда закрываю глаза. Бывало, я подолгу разглядывал его фотографии на обложках его книг. С виду он был человеком мягким, мудрым и добрым. Он написал рассказ о По, чтобы о По не забыли, написал о будущем, в котором жгут книги и забывают о них, и историю, где мы на Марсе, но с тем же успехом могли быть и в Уокигане или Лос-Анджелесе, когда критиков, когда тех, кто репрессирует и забывает книги, тех, кто крадет слова, все слова, и словари, и радиоприемники, полные слов, когда всех этих людей проведут по дому и убьют одного за другим: кого-то — орангутан, кого-то — колодец и маятник; ради всего святого, Монтрезор… По. Я знаю По. И Монтрезора. И Бенджамина Кубельски, и его жену Сэди Маркс, которая не родственница братьев Маркс и выступала под псевдонимом Мэри Ливингстон. Все их имена — у меня в голове. Мне было двенадцать. Я читал книги, я посмотрел фильм, и температура, при которой воспламеняется и горит бумага, стала самым мгновением, когда я понял, что это нужно запомнить. Потому что людям придется запомнить книги, если другие люди их жгут или забывают. Мы сохраним их в памяти. Мы станем ими. Станем авторами. Станем их книгами. Прошу прощения. Что-то я упустил. Словно тропинка, по которой я шел, оборвалась в никуда, и теперь я, один-одинешенек, заблудился в лесу, и вот он я, здесь, но я больше не знаю, где это «здесь». Вам надо выучить наизусть пьесу Шекспира: я буду думать о вас, как о Тите Андронике. А вы, друг мой… Вы можете выучить роман Агаты Кристи: вы будете «Убийством в Восточном экспрессе». Кто-то еще может выучить стихотворения Джона Уилмота, графа Рочестера, а вы, читающий эти строки, кем бы вы ни были, можете выучить книгу Диккенса, и когда мне захочется узнать, что случилось с Барнеби Раджем, я приду к вам. И вы мне расскажете. И люди, которые сожгут слова, люди, которые станут сбрасывать книги с полок, пожарные и невежды, те, кто боится сказок, и слов, и мечтаний, и Хеллоуина… и люди, которые вытатуировали истории на себе, и «Ребятки! Выращивайте гигантские грибы у себя в подвалах!», пока ваши слова, которые суть люди, которые — дни, которые — моя жизнь, пока живут ваши слова, вы тоже живы, и значимы, и изменяете мир, а я не помню, как вас зовут. Я выучил наизусть ваши книги. Выжег их у себя в голове. На случай, если придут пожарные. Но кто вы — не помню. Я жду, когда память вернется. Так же как ждал, что вернется словарь, или радиоприемник, или ботинки, — и так же безрезультатно. Осталась только дыра в голове, на том месте, где были вы. И даже в этом я уже не уверен. Я разговаривал с другом. Я спросил: «Тебе знакомы эти истории?» Я пересказал ему все слова, которые знал. О чудовищах, собравшихся в доме, где есть человеческое дитя, о продавце громоотводов и о страшном цирке, что прибыл в город за ним по пятам, о марсианах и об их опустевших стеклянных городах и безупречных каналах. Я пересказал ему все слова, и он сказал, что в жизни об этом не слышал. Что ничего этого не существует. И я беспокоюсь. Я беспокоюсь, сумею ли сохранить их живыми. Как люди в снегу в самом конце повествования, бродят туда-сюда, вспоминая, повторяя слова историй, воплощая их в реальность. Думаю, это Бог виноват. В смысле он же не может все помнить, Бог. У него столько дел. Так что, возможно, он дает поручения другим, иногда что-то вроде: «Ты! Я хочу, чтобы ты помнил даты Столетней войны. А ты… ты запомнишь окапи. А ты — Джека Бенни, который Бенджамин Кубельски из Уокигана, штат Иллинойс». А потом, когда ты забываешь то, что Господь поручил тебе помнить, — бабах! Никакого тебе окапи. Только дыра в ткани мира, дыра в форме окапи, который есть нечто среднее между жирафом и антилопой. Никакого Джека Бенни. Никакого Уокигана. Только дыра в голове на том месте, где раньше был человек или понятие. Я не знаю. Не знаю, где искать. Потерял ли я автора точно так же, как когда-то утратил словарь? Или хуже того: Бог дал мне маленькое поручение, а я не справился, и поскольку я его забыл, он исчез с книжных полок, исчез из справочников и теперь существует лишь в наших снах… В моих снах. Ваших снов я не знаю. Возможно, вам не снится вельд, который — всего лишь обои, но который сожрал двух детей. Возможно, вам неизвестно, что Марс — это Рай, куда отправляются наши умершие любимые и ждут нас, а потом истребляют нас под покровом ночи. Вам не снится человек, которого арестовали за преступление, заключавшееся в прогулках пешком. Мне все это снится. Если он существовал, значит, я его потерял. Потерял его имя. Утратил названия его книг, одно за другим. Утратил его истории. Я боюсь, что схожу с ума, потому что это не может быть просто старость. И уж коль я не справился с этим единственным поручением, Господи, дай мне сделать хотя бы это — и тогда, может быть, ты вернешь эти истории миру. Потому что, если это сработает, его будут помнить. Все будут помнить о нем. Его имя вновь станет синонимом маленьких городков Америки на Хеллоуин, когда листья мечутся по ковру, словно испуганные пичужки, или синонимом Марса, или любви. А мое имя забудут. Я готов заплатить эту цену, если пустое место на книжной полке у меня в голове снова заполнится прежде, чем я уйду. Дорогой Бог, слушай мою молитву. А Б В Г Д Е… Нил Гейман

Как появился первый маяк

Жила она тогда в высокой башне, и к окнам ее каждый день приходили двое. И один говорил: будь со мной, я тебя никогда не предам, не оставлю одну. Я любую вину твою излечу любовью. Стань женой мне — клянусь, от Юпитера до Альфы Центавра не сыскать будет более верного мужа. И второй говорил: будь моей. И не будет моря, которое я не поднес бы к твоим ногам. Каждый — и в мире богов, и в мире людей — узнает, как ты красива. У тебя будет все, о чем только сможешь подумать. Захочешь дом из лунного камня — и я построю, нить голубого жемчуга — я достану. Первый клялся, что завоюет для нее мир. Второй — что разрушит его, если она откажет. А она любила третьего. Но он ничего не предлагал и не обещал. Они вовсе почти не общались. Просто каждое утро она видела, как он идет к океану: босиком, улыбчивый. Как приветливо машет рукой всем встречным. Как здоровается с океаном, будто бы с лучшим другом. Как под его взглядом, сосредоточенным, направленным вдаль, создаются миры, вспыхивают сверхновые, утихают штормы — каждый корабль возвращается целым и невредимым. Как-то он возвращался поздно, напевая что-то совсем тихо. Но окно ее было открыто, и музыка влетела в комнату. Она мгновенно заполнила все пространство, и по силе звучание не было ей равных. В этом голосе было все — и долгожданный луч рассветного солнца, и вишневые закаты, и морской прибой. Звучание, отразившись в сердце влюбленной, казалось, начало светиться. Так в городе появился первый маяк. Говорят, его смотрительница так и не стала ничьей женой. Но в окне ее свет никогда не гаснет. Автор: Кит не спи

Художники хикикомори: творчество и самопознание японских затворников

Японское слово «хикикомори» переводится как «нахождение в уединении». Этот термин был придуман в 1998 году японским психиатром профессором Тамаки Сайто для описания растущего социального явления среди молодых людей, которые решили уйти из общества, чувствуя крайнее давление, ведь все вокруг превозносят успехи в учебе, работе и социальной жизни и опасаются неудач. В то время было подсчитано, что около миллиона человек предпочитали не покидать свои дома и не общаться с другими людьми в течение как минимум шести месяцев, а некоторые — годами. По нынешним оценкам, около 1,2% населения Японии составляют хикикомори (в просторечии — хикки). Когда эта тенденция была выявлена в середине 90-х годов XX века, термин использовали для описания молодых отшельников-мужчин. Однако исследования показали, что растет число хикикомори среднего возраста. Кроме того, многие женщины-хикикомори не признаются в своем затворничестве, потому что общество полагает, что женщины будут выполнять типичные обязанности домохозяек, и их уход из общества может остаться незамеченным. Исследователи японской манги Ульрих Хайнце и Пенелопа Томас объясняют, что в последние годы произошли тонкие изменения в том, как люди понимают феномен хикикомори. Этот сдвиг проявляется в повышении осведомленности о сложности опыта хикки в основных средствах массовой информации и признании общественного давления, которое может привести к социальной изоляции. Они предполагают, что отказ подчиняться социальным нормам (карьерный рост, брак и отцовство/материнство) можно понимать как радикальный акт интроверсии и самопознания. В соответствии с этим изменением образа некоторые хикикомори живут богатой творческой жизнью, и это может поддерживать очень важную человеческую связь. Многие люди сейчас живут в принудительной изоляции из-за COVID-19. Это не то же самое, что быть хикикомори, но мы можем перенять у них этот опыт. Красивые шрамы Бывший художник-хикикомори Ацуши Ватанабэ объясняет, что его трехлетняя изоляция началась с «нескольких этапов отказа от человеческих отношений, которые привели к ощущению полной изоляции». В какой-то момент он оставался в постели более семи месяцев. Только когда он начал видеть негативное влияние, которое его отстранение оказывало на мать, он смог покинуть свою комнату и восстановить связь с миром. «Расскажи мне о своих эмоциональных шрамах» — это постоянный творческий проект Ватанабэ. В нем люди могут отправлять анонимные сообщения на веб-сайте, делясь переживанием эмоциональной боли. Ацуши Ватанабэ переносит эти сообщения на бетонные пластины, которые затем разбивает и снова собирает вместе, используя традиционное японское искусство кинцуги. Кинцуги — соединение битой керамики с использованием лака, смешанного с золотой, серебряной или платиновой пудрой. Это также философия, которая подчеркивает искусство стойкости. Осколки не означают конец жизни объекта. Их не надо сразу убирать, прятать или выбрасывать. У японцев это считается событием, которое следует отметить как часть истории объекта. Проект «Расскажи мне о своих эмоциональных шрамах» может пониматься как сублимация этой эмоциональной боли: передача негативных, асоциальных чувств посредством процесса, который является социально приемлемым, позитивным и красивым. Работы Ацуши Ватанабэ являются свидетельством страдания, но в них прославляется возможность исцеления и трансформации. Для художника превращение в хикикомори часто является проявлением эмоциональных шрамов, и он хочет создать альтернативные способы понимания неразрешенных прошлых переживаний. Ватанабэ просит «прислушиваться к дрожащим голосам, которые обычно не слышны». Слушать и делиться опытом лишений и даже боли — один из способов справиться с ростом одиночества, возникшим в результате пандемии COVID-19. Борьба за конфиденциальность Художник Нито Содзи стал хикикомори, потому что хотел проводить свое время, занимаясь «только стоящими делами». Содзи провел десять лет в изоляции, развивая свою творческую практику, что привело к созданию видеоигры, в которой исследуется опыт хикикомори. Трейлер видеоигры Pull Stay открывается сценой, в которой три человека врываются в дом хикки. Игрок должен отбиваться от злоумышленников в качестве альтер-эго робота хикикомори, например, обжаривая их в кляре темпура или стреляя в них арбузами. Цель Pull Stay — защитить дом и отстоять уединение персонажа. Эта игра является свидетельством творческих результатов, которые могут быть получены в итоге создания глубокого ощущения «свободного пространства». Содзи объясняет свой творческий процесс следующим образом: «Не терять надежду и каждый день добиваться небольшого прогресса. Это сработало для меня». Несмотря на решение уйти от общества, поддержание веры в свои силы и косвенная связь посредством творческой практики помогли таким художникам, как Содзи, использовать это время для саморазвития. Его цель — вернуться в общество, но на собственных условиях. Известный японский предприниматель, вернувшийся из затворничества, Кадзуми Иэйри описывает опыт хикикомори как «ситуацию, когда между вами и обществом развязан узел». И он советует не торопиться сразу восстанавливать социальные связи, а скорее «завязывать маленькие узелки понемногу». Процесс возвращения к «нормальной жизни» может быть постепенным для многих из нас, но творческое самовыражение способно стать мощным средством как поделиться опытом изоляции, так и восстановить связь с другими и вне локдауна. По материалам статьи «Hikikomori artists – how Japan’s extreme recluses find creativity and self-discovery in isolation» The Conversation

Штрихи к портрету №1. Зинаида Серебрякова

Наверняка вы помните автопортрет Зинаиды Серебряковой — картину «За туалетом». Бело-голубые тона, утренний свет, наполняющий спальню, мелочи, разложенные на полочке. И молодая женщина, играющая со своей шевелюрой перед зеркалом. Счастливая, с лукаво вздёрнутой бровью и ласковой улыбкой в тёмных глазах… Зинаида написала автопортрет в 1909-ом, в лучший период своей жизни: семейное счастье, достаток, высококультурное окружение, творческие успехи и планы. Будущее казалось безоблачным. Но судьба распорядилась иначе: грозные перемены, обрушившиеся на страну, раскололи мир художницы на «до» и «после». И «после» уже никогда не было столь безмятежным и радостным. За лучшей долей На дворе стоял август 1924-го. Зинаида с четырьмя детьми и больной матерью жила в Петрограде и едва сводила концы с концами, пытаясь прокормить семью. Вечерами уже тянуло прохладой, в воздухе пахло осенью. ...В ночь перед отъездом ей не спалось. Она долго всматривалась во тьму за окном. Слушала мерное тиканье ходиков на стене. Различала едва уловимое посапывание спящих детей. За стеной раздавались приглушённые весёлые голоса соседей. Видимо, опять гости. Этот дом принадлежал её семье, но стараниями новой власти его «уплотнили» и подселили других жильцов. Хорошо хоть, артистов. Было с кем перекинуться парой слов об искусстве. Зинаида вздохнула и плотнее укуталась в старую шаль. Прикрыла глаза. Вспомнила родное Нескучное. Речку, дом, сад, поля. Семейные обеды, дурачества, поэтические вечера, долгие беседы о живописи и философии. Хорошо, радостно они тогда жили: она, Боренька и дети... Она раскрыла глаза и снова вздохнула. Покачала головой. Всего пять лет, как мужа нет, а ей кажется, целая жизнь прошла с того дня, как он умер у неё на руках. И надо же было ему сесть в тот злополучный поезд… Сыпной тиф убивает быстро. Боренька сгорел за несколько дней. Предаваться горю было некогда: дети и престарелая мать целиком зависели от Зинаиды. Женщина отошла от окна и в последний раз осмотрела нехитрый багаж у стены. Кажется, ничего не забыла. Завтра она едет в Париж. Надолго ли, неизвестно. Среди непроходимой нищеты и уныния внезапно сверкнул луч надежды: её картины имели успех на выставке за границей, две из них купили, а теперь пришёл заказ из Парижа на оформление декоративного панно. Даст Бог, будут ещё заказы, а уж она постарается. Будет работа — будет будущее. Мать стара, болеет и уже с трудом помогает по хозяйству, самой нужна помощь. Старшим детям надо встать на ноги. Младших бы тоже поднять... Здесь, в молодой стране, быстро строящейся на останках Российской империи, оказалось невозможно заработать художественным ремеслом. Никому не нужны были картины Зинаиды, её добрые сюжеты о доме и семье, её нежные пейзажи и выразительные портреты, написанные с такой любовью и мастерством. Кажется, её трепетная радостная живопись осталась в той, другой, навсегда ушедшей России. Голодный Петроград с его новой идеологией, грохотом и громкими лозунгами оглушал Зинаиду. От красного цвета рябило в глазах. Она трудилась до изнеможения, но полотна раскупали плохо. Приходилось отдавать их за бесценок. Редкие заказчики платили то деньгами, то продуктами и поношенной одеждой. Ей, конечно, предлагали малевать агитплакаты и писать портреты народных комиссаров. Она наотрез отказалась: не могла предать себя. Весь этот грубый напористый футуризм — не для неё. В комнате было холодно, ладони у Зинаиды заледенели. Печку бы растопить, да нет дров. Она тихо присела на край постели. Сейчас бы завернуться в тёплое шерстяное одеяло и поспать несколько часов. Она страшно устала. День, как всегда, был суматошным, перевести дух некогда, не то что подумать. Но именно по ночам они и приходили — мысли. Тяжёлые, неотвязные. Как, как всё могло так перемениться?! Нет теперь нигде той красоты, неспешности и ясности, к которым она привыкла с детства. Везде только разруха, голод и тревожные слухи. Родовое гнездо сожжено, дома больше нет, мужа нет, перспектив тоже. И выхода другого нет, кроме как попытать счастья на чужбине. Зинаида посмотрела в тёмный угол, где спали дети. «Милые мои… Женя, Саша, Тата, Кот… Расстаёмся ненадолго, родные… Всё наладится… Люблю вас крепко…» Ах, если б в ту ночь она могла знать, как дорого ей придётся заплатить за это решение!.. Без права вернуться Полная надежд, Серебрякова приезжает во Францию и берётся за работу. Проходит время, заказ выполнен, но дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Пора возвращаться домой — но в Советском Союзе начинаются массовые репрессии. Новая власть топит страну в крови и уничтожает цвет нации. Все, кто не успел эмигрировать, попадают в эту мясорубку. Зинаида не может вернуться, не навлекая опасность на семью. Она остаётся во Франции одна и пытается выжить. Снова. Потянулись годы мучительной тоски, бедности и терзаний. Всё с трудом заработанное художница сразу отсылает детям. Очень скучает по родине и семье и с горечью понимает, что её картины — светлые и тёплые — во Франции тоже не привлекают публику. Опять случайные заказы и редкие выставки, опять заботы. Спустя год в письме к брату Зинаида пишет: «Здесь я одна — никто не принимает к сердцу, что начать без копейки и с такими обязанностями, как у меня (посылать всё, что я зарабатываю, детям), безумно трудно, время идёт, а я бьюсь всё на том же месте <…> Я беспокоюсь о том, как будет эта зима у наших <…> денег посылаю всё меньше, т.к. теперь здесь такой денежный кризис (с падением франка), что не до заказов. Вообще я часто раскаиваюсь, что заехала так безнадёжно далеко от своих…» В 1924-ом она создаёт ещё один автопортрет. В нём преобладают мрачные тона. Нет любимых художницей сине-голубых оттенков. И Зинаида здесь совсем другая — уставшая, с тяжёлой печалью во взгляде. Не узнать в этой женщине прежнюю, звонкую и жизнерадостную из картины «За туалетом». Серебрякова навсегда останется во Франции. Добьётся, чтобы к ней выпустили младших сына и дочь, Александра и Екатерину. Но свою мать она больше не увидит. А со старшей дочерью Татьяной (Татой) сможет встретиться только раз, в старости. Трагичная судьба. И тем поразительнее, что каким-то непостижимым образом художница сумела сохранить любовь к жизни. Откуда она брала силы и мужество, чтобы творить и справляться день за днём? Как ей удавалось всегда видеть и тонко чувствовать красоту обыденности? Природа и люди на картинах Серебряковой полны спокойного очарования и простоты. Даже в поздних работах ощущается её добрый, любящий взгляд, любование и восхищение красотой мира и человека. И если на душе пасмурно — просто посмотрите на её картины. Они врачуют утомлённую душу.