За что на самом деле мужчина может полюбить женщину

Сидим на работе, чай пьём. Заходит Ханна, юрист с другого отдела, толстая, некрасивая женщина сорока двух лет. Но очень яркая и неординарная личность. Наша новенькая секретарша, красавица модельной внешности, проводила её взглядом и говорит: «Вот, не могу понять, она и толстая и страшная, а муж у неё красавец и от неё без ума. За что он её любит? Она что, богачка какая то?» — Так спроси у неё, — говорю. — Что ты у нас спрашиваешь, вон она возвращается, возьми и спроси. Секретарша наша, побледнела, стыдно видимо стало. Ханну у нас все любят. А одна из сотрудниц, кричит — Ханна, тут интересуются, за что тебя муж твой любит. — Не, я только хотела узнать, как вы познакомились, — затараторила секретарша. — Да ты не стесняйся, — смеётся Ханна, — меня многие об этом спрашивают. Я вам расскажу. Нас познакомила его мама. Я ей понравилась. «Светлокожая, умная, из хорошей семьи», — так она ему меня описала. За него же и о встрече договорилась. Прихожу, вижу стройного смуглого юношу. Одет с иголочки. Костюмчик от Версаче, пахнет как парфюмерный магазин. И даже ногти явно в маникюрном салоне стрижет, такие они у него ровненькие и ухоженные были. И я, стою как дура, тумба восьмидесятикилограммовая, в цветном ситцевом платье. С первого взгляда обоим всё было ясно. Можно идти по домам. Так бы и поступили, но ему же потом перед МАМОЙ отчитываться. Он предложил прогуляться. Погуляли. И тут он говорит, что мама! для меня! ужин сделала! Не он, блин, меня в ресторан приглашает, а мама сделала, и ему на кухне оставила. Я подумала, а что я теряю? Хоть поем. Восточная кухня вкусная. Пошли к нему домой. Жил один, в собственной пятикомнатной квартире в северном Тель-Авиве. Он уже тогда имел свою стоматологическую клинику и весь вечер говорил о зубах, и о новом, белом, кожаном диване, который купил на днях. Мама постаралась на славу, приготовила несколько блюд, одно из которых это баранина с горошком и зеленью (поясню, что в Израиле есть руками очень даже нормально, и это блюдо как раз так и едят). Всё было так вкусно. А он только и делал, что смотрел в телефон и всё время повторял «осторожно, диван не закапай». И так это меня взбесило, думаю, такой прекрасный, тёплый, летний вечер. Вкусная еда, приятная музыка, а ты, сука, только о своём диване и думаешь. «Как ты говоришь не делать?» — его спрашиваю. — «Вот так?» И всей пятернёй, в бараньем жире, в соусе и специях, хрясь по его дивану. И мажу, мажу. Он аж дар речи потерял. Замер, потом покраснел и задыхаться стал и смотрит на мою руку. А я беру, обмакиваю её в блюдо и опять хрясь по дивану. — А потом? — Потом взяла открытую бутылку вина, что на столе стояла, и ополовинила, прямо с горла. — А потом? — А потом вытерла руку об его рубашечку от Версаче, потрепала по щёчке как ребёнка малого и пошла ванну искать, руки мыть. — А потом? — А потом сидела ревела в ванной, пьяная. Пока он своим медицинским спиртом диван оттирал. Обливалась слезами самосожаления о том, что я толстая, страшная и никогда у меня такого красавца мужа не будет. — А потом? — А потом он зашел, с бутылкой виски в руке, сел рядом на пол и стал рассказывать о строгой матери, о семейных традициях, о том, как его подавляют и не дают жить, как он хочет. — А потом? — А потом мы напились, горланили песни до утра и прыгали «с ногами» на этом диване. — А потом? — Потом мы на этом же диване, так сказать, сблизились, — Ханна засмущалась. — А через полгода поженились и вот уже трое детей. Ханна повернулась и вышла. — Ну что, всё поняла? — это одна из сотрудниц спрашивала секретаршу. — Вот так надо себя вести! — Это что же, мне у всех мужиков грязные руки об диваны вытирать? — А ты попробуй, милочка, попробуй, и расскажи, что получится, — сотрудница с усмешкой уткнулась в свой компьютер, а секретарша побежала в курилку. Советоваться, видимо.

12 черт русского менталитета, в которых можно узнать себя

Вообще, менталитет — это преобладающие схемы, стереотипы и шаблоны мышления. Россияне — не обязательно русские. Отдельный человек может гордиться тем, что он «казак», «башкир» или «еврей» в пределах России, но за ее пределами всех россиян (бывших и настоящих) по традиции называют (независимо от происхождения) русскими. Для этого есть основания: как правило, все они имеют сходство в своей ментальности и стереотипах поведения. Россиянам есть чем гордиться, у нас огромная и сильная страна, у нас талантливые люди и глубокая литература, при этом мы сами знаем и свои слабые стороны. Если мы хотим становиться лучше — мы обязаны их знать. Итак, давайте посмотрим на себя со стороны, а именно со стороны строго научных исследований. Что отмечают исследователи культуры как специфические черты российского менталитета? 1. Соборность, примат общего над личным: «мы все свои», у нас все общее и «а что люди скажут». Соборность оборачивается отсутствием понятия приватности и возможностью любой соседской бабушке вмешаться и высказать вам все, что она думает по поводу вашей одежды, манер и воспитания ваших детей. Из той же оперы понятия «общественность», «коллектив», отсутствующие на Западе. «Мнение коллектива», «не отделяться от коллектива», «а что люди скажут?» — соборность в чистом виде. С другой стороны, вам скажут, если у вас торчит ярлычок, развязался шнурок, забрызганы брюки или порван пакет с продуктами. А также — помигают фарами на дороге, чтобы предупредить о ГИБДД и спасти от штрафа. 2. Стремление жить по правде. Термин «правда», часто встречающийся в древнерусских источниках, означает правовые нормы, на основании которых вершился суд (отсюда выражения «судить право» или «судить в правду», то есть объективно, справедливо). Источники кодификации — нормы обычного права, княжеская судебная практика, а также заимствованные нормы из авторитетных источников — прежде всего Священного Писания. За пределами российской культуры чаще говорится о законопослушности, правилах приличия или следовании религиозным заповедям. В восточном менталитете о Правде не говорится, в Китае важно жить по заветам, оставленным Конфуцием. 3. В выборе между разумом и чувством русские выбирают чувство: искренность и душевность. В российском менталитете «целесообразность» практически синоним корыстного, эгоистичного поведения и не в чести, как что-то «американское». Среднему российскому обывателю трудно представить, что можно разумно и осознанно действовать не только ради себя, но и ради кого-то, поэтому действия бескорыстные отождествляются с действиями «от сердца», на основе чувств, без головы. Российское — нелюбовь к дисциплине и методичности, жизнь по душе и настроению, смена настроения от миролюбия, всепрощения и смирения к беспощадному бунту на полное уничтожение — и обратно. Русский менталитет живет скорее по женской модели: чувство, мягкость, всепрощение, реагируя плачем и яростью на последствия такой жизненной стратегии. 4. Определенный негативизм: большинство россиян чаще видят в себе недостатки, а не достоинства. За рубежом, если человек на улице случайно задел другого человека, шаблонная реакция практически любого: «Sorry», извинение и улыбка. Они так воспитаны. Печально, что в России такие шаблоны — более негативные, тут можно услышать и «Ну ты, куда смотришь?», и нечто более резкое. Россияне хорошо понимают, что такое тоска, при том что это слово непереводимо на другие европейские языки. На улицах у нас не принято улыбаться, смотреть в лица окружающим, неприлично знакомиться и просто заговаривать. 5. Улыбка в русском общении не является обязательным атрибутом вежливости. На Западе чем больше улыбается человек, тем он больше проявляет вежливости. В традиционно русском общении приоритет — требованию искренности. Улыбка у русских демонстрирует личное расположение к другому человеку, которое, естественно, не распространяется на всех. Поэтому если человек улыбается не от души, это вызывает неприятие. Можно обратиться за помощью — скорее всего помогут. Нормально попрошайничать — и сигаретку, и деньги. Человек с постоянно хорошим настроением вызывает подозрение — то ли больной, то ли неискренний. Тот, кто обычно приветливо улыбается другим — если не иностранец, то, конечно, подхалим. Конечно, неискренний. Говорит «Да», соглашается — лицемер. Потому что искренний российский человек обязательно не согласится и возразит. И вообще самая настоящая искренность — это когда матом! Вот тогда — человеку веришь! 6. Любовь к спорам. В русском общении традиционно большое место занимают споры. Русский человек любит спорить по самым различным вопросам, как частным, так и общим. Любовь к спорам по глобальным, философским вопросам — яркая черта русского коммуникативного поведения. Русского человека часто интересует спор не как средство нахождения истины, а как умственное упражнение, как форма эмоционального, искреннего общения друг с другом. Именно поэтому в русской коммуникативной культуре спорящие столь часто теряют нить спора, легко отходят от первоначальной темы. При этом совершенно нехарактерно стремление к компромиссу или к тому, чтобы дать собеседнику сохранить лицо. Бескомпромиссность, конфликтность проявляется очень ярко: нашему человеку некомфортно, если он не доспорил, не смог доказать свою правоту. «Как сформулировал это качество английский учитель: «Русский всегда спорит на победу». И наоборот, характеристика «бесконфликтный», скорее, носит неодобрительный оттенок, как «бесхребетный», «непринципиальный». 7. Русский человек живет верой в добро, которое когда-то спустится с небес (или просто сверху) на многострадальную русскую землю: «Добро обязательно победит зло, но потом, когда-нибудь». При этом его личная позиция — безответственная: «Нам принесет правду кто-то, но не я лично. Я сам ничего сделать не могу и делать не буду». Главным врагом русского человека на протяжении уже нескольких столетий считается государство в образе служило-карательного сословия. 8. Принцип «не высовывайся». В русском менталитете пренебрежительное отношение к политике и демократии как форме политического устройства, при котором источником и контролером деятельности власти выступает народ. Характерна убежденность в том, что реально люди нигде ничего не решают и демократия — это ложь и лицемерие. В то же время терпимость и привычка ко лжи и лицемерию своей власти по причине убежденности, что иначе нельзя. 9. Привычка к воровству, мздоимству и обману. Убежденность в том, что воруют везде и все, а честным путем заработать большие деньги невозможно. Принцип — «не украдешь — не проживешь». Александр I: «В России такое воровство, что я боюсь идти к дантисту — сяду в кресло, и украдут челюсть…» Даль: «Русский человек не боится креста, а боится песта». При этом для россиян характерно протестное отношение к наказаниям: наказывать за мелкие нарушения — нехорошо, как-то мелочно, нужно — «прощать!», а когда на этом фоне люди привыкают законы не уважать и от мелких нарушений переходят к крупным — тут российский человек будет долго вздыхать, пока не разозлится и не устроит погром. 10. Вытекающая из предыдущего пункта характерная черта российского менталитета — любовь к халяве. Фильмы нужно скачивать через торрент, платить за лицензионные программы — западло, мечтою является радость Лени Голубкова в МММ-пирамиде. Наши сказки рисуют героев, которые лежат на печи и в итоге получают царство и сексапильную королеву. Иван-Дурак силен не трудолюбием, а сообразительностью, когда за него все сделают Щуки, Сивки-Бурки, Коньки-Горбунки и прочие волки, рыбы и жар-птицы. 11. Забота о здоровье ценностью не является, спорт — странно, болеть — нормально, но категорически не допускается бросать убогих, в том числе считается нравственно недопустимым уходить от тех, кто не заботился о своем здоровье и в результате стал по факту беспомощным инвалидом. Женщины ищут богатых и успешных, а любят убогих и больных. «Как же он без меня?» — отсюда созависимость как норма жизни. 12. Место гуманизма у нас занимает жалость. Если гуманизм приветствует заботу о человеке, ставя на пьедестал свободного, развитого, сильного человека, то жалость направляет заботу на несчастных и больных. По статистике ВЦИОМ, помощь взрослым по популярности стоит на пятом месте после помощи детям, старикам, животным и помощи экологическим проблемам. Людям больше жалко собак, чем людей, а из людей из чувства жалости важнее поддержать нежизнеспособных детей, а не взрослых, которые еще могли бы жить и работать. В комментариях к статье кто-то соглашается с подобным портретом, кто-то обвиняет автора в русофобии. Нет, автор любит Россию и верит в нее, уже которое десятилетие занимаясь просветительской и образовательной деятельностью для своей страны. Здесь врагов нет и не нужно здесь их искать, наша задача в другом: а именно, думать, как нам поднимать нашу страну и воспитывать детей — наших новых граждан. Об авторе: Николай Иванович Козлов, доктор психологических наук, профессор, ректор Университета практической психологии.

Почему мы привязываемся к тем, кто делает нам больно

Зачем нужна мама? Кормить, одевать, следить, чтобы ребенок «не убился»? Открытый в XX веке госпитальный синдром — при нем дети, помещенные в идеальные больничные условия, но при этом оторванные от матерей, умирают буквально «от тоски» — показал: мама нужна, чтобы было кого любить. А последующие эксперименты психологов и этологов подтвердили: детеныш привязывается к матери, даже если она не самым лучшим образом справляется со своими родительскими обязанностями. О нейрофизиологической подоплеке этих процессов — в отрывке из бестселлера приматолога и нейробиолога Роберта Сапольски. Зачем нужна мама? Мать — фигура ключевая. Однако до середины XX столетия большинство специалистов этого не признавали. В западных культурах в отличие от традиционных были приняты особые приемы воспитания детей: меньше физического контакта с матерью, дети спали отдельно от матери с более раннего возраста, им дольше приходилось ждать, пока мать отреагирует на плач. На рубеже XIX–XX вв. ведущий тогда эксперт в этом вопросе Лютер Холт из Колумбийского университета предостерегал против «порочной практики» утешения плачущих детей на ручках и вообще предупреждал, что негоже слишком часто их ласкать. Таков был мир детей из богатых семей — с нянями, которые должны были ненадолго показывать родителям детей перед сном, мир, в котором детей должно быть «видно, но не слышно». Этот период породил страннейший в истории роман на одну ночь, а именно когда фрейдисты и бихевиористы объединились для того, чтобы объяснить возникновение привязанности детей к матери. Для бихевиористов все было понятно: матери поощряют привязанность с помощью калорий, когда кормят своих детей. Фрейдисты с той же степенью уверенности утверждали, что у младенцев еще отсутствуют те структуры личности, Эго, которые могли бы сформировать отношения с чем-то, кроме материнской груди. Обе установки в сочетании с принципом воспитания «лучше, чтобы детей было видно, но не слышно» предполагают, что, если обеспечить младенца едой, комфортной температурой плюс всякими необходимыми мелочами, то получится прекрасное начало жизни. А куда в этой схеме помещаются любовь, душевное тепло, физический контакт? Никуда, они вообще не нужны. По крайней мере в одном случае подобные теоретические измышления стали губительными. Когда ребенок попадал надолго в больницу, считалось, что мама ему там не нужна, она только вызовет дополнительный эмоциональный переполох, ведь все, что нужно, обеспечивает медицинский персонал. Обычно матерям разрешали навещать детей раз в неделю в течение нескольких минут. Если дети лежали в больнице долго, то очень многие становились жертвами госпитализма — они просто угасали в больничной обстановке, умирая от невыясненных инфекций, болезней кишечника, болезней, никак не связанных с теми, из-за которых они попали в больницу. Это было время, когда знание о микробах привело к убеждению, что уж если ребенок попал в больницу, то его в целях антисептики лучше максимально изолировать и оставить в покое. Показательно, что смертность от госпитализма взлетела в больницах с новомодными инкубаторами (идеей, позаимствованной из куроводства); в лечебницах для бедных дела обстояли гораздо лучше, там детей выхаживали по старинке — с помощью тепла человеческих рук, доброты и заботы. В 1950-х гг. британский психиатр Джон Боулби поставил под сомнение бытовавшее мнение, что младенцы являются простейшими в эмоциональном плане организмами. С его теории привязанности началось развитие современных взглядов на дуэт мать-дитя. В трех томах своего труда «Привязанность и утрата» (Attachment and Loss) он сформулировал ответы на вопрос: «Что детям требуется от матери?». Они сейчас очевидны: любовь, ласка, теплота, отзывчивость, стимуляция, постоянство, надежность. А если лишить этого в детстве, то кого мы получим? Тревожного, печального и/или неспособного к привязанности взрослого. Боулби вдохновил Гарри Харлоу из Висконсинского университета на один из ключевых, хрестоматийных экспериментов в истории психологии. Этот эксперимент разрушил и фрейдистские, и бихевиористские догмы о связи «мать — дитя». Гарри вырастил детеныша макаки-резуса без матери, но с двумя «суррогатами». Оба суррогата представляли собой проволочный каркас в форме обезьяньего тела с пластиковой обезьяноподобной головой. К одной такой «маме» приделали бутылку с молоком. А тело другой обернули плюшевой тканью. Другими словами, одна «мама» давала калории, а другая — нечто похожее на материнское тепло. Фрейд и Скиннер наверняка наперегонки бы кинулись к «молочной» матери. А малыши-обезьянки выбрали плюшевую маму. «На одном молоке не выжить. Любовь — это чувство, и с ложки ею не накормишь», — писал Харлоу. Мать выполняет какую-то основополагающе необходимую функцию, и это стало безоговорочно ясно после одного чрезвычайно неоднозначного наблюдения. С 1990-х гг. в Америке резко упала преступность. Почему? Либералы превозносили экономическое процветание. Консерваторы — увеличенные полицейские бюджеты, расширение тюрем, введение закона «трех преступлений». Тем временем ученый-юрист Джон Донохью из Стэнфордского университета и экономист Стивен Левитт из Чикагского взглянули на проблему совсем с другой стороны. В качестве причины падения преступности они предположили легализацию абортов. Авторы сопоставили, штат за штатом, год разрешения абортов и демографию снижения преступности. В результате они выяснили, что когда в том или ином штате становились возможны аборты, то через 20 лет здесь падала преступность. Удивлены? Результаты вызвали полемику, но для меня они выглядят совершенно логично, хотя и печально. Что в общем и целом предвещает преступную жизнь? Родиться у матери, которая, будь ее воля, не завела бы этого ребенка. Так что же это за основополагающе необходимая функция, которую выполняет мать? А вот какая: мама дает ребенку уверенность в том, что счастлива просто самим фактом его существования. И все. Харлоу сумел продемонстрировать идею, важнейшую для наших рассуждений, — показать, что же такое матери (а позже сверстники) дают детям. Чтобы это сделать, ему пришлось провести один из самых болезненных и безумных экспериментов в истории психологии. Эксперимент заключался в том, что детенышей обезьян выращивали в изоляции, рядом не было ни матери, ни сверстников; первые месяцы и даже годы своей жизни обезьянки были лишены контакта с живым существом, и только потом их отправляли в общество других обезьян. Как и предполагалось, для тех бедняг дело закончилось катастрофой. Некоторые сидели в одиночестве, обнимая себя за плечи или раскачиваясь, как это делают аутисты. Другие предпринимали совершенно нелепые сексуальные или иерархические эскапады. Здесь нужно отметить кое-что важное. Оказавшись в группе, обезьяны не то чтобы вели себя совсем неожиданным образом — они не демонстрировали агрессию, подобно страусу, и не завлекали самок, как гекконы, — их поведение было нормальным, но неуместным. Они, например, выказывали жестами подчиненность по отношению к малявкам вполовину их меньше или угрожали альфа-самцам, хотя должны бы были съежиться от почтения. Матери и сверстники не учат моторике или порядку поведенческих актов, это как раз заложено в генах. Они учат где, когда и кому надлежит тот или иной поведенческий акт реализовать — т. е. соответствующему контексту поведения. Они дают первые уроки о плохом и хорошем поведении, будь то касание руки или нажатие на спусковой крючок. Когда я изучал павианов в Кении, мне довелось наблюдать поразительную ситуацию — как раз пример такого обучения. Две самки — одна высшего, другая низшего ранга — одновременно родили дочек. Дочка из «высшего ранга» развивалась быстрее, что уже обозначило некоторое неравенство. Когда обеим крошкам было несколько недель, они впервые встретились. Низкоранговая малышка углядела «аристократку» и заковыляла к ней, чтобы познакомиться. Ее мама заметила это и за хвост оттянула от несостоявшейся подружки. Так мама преподала дочке первый урок под названием «знай свое место». «Видела ее? Ее ранг намного выше твоего, поэтому нельзя просто подойти и сказать «давай дружить». Если ты ее увидишь, сиди смирно, в глаза не смотри, может, обойдется, и она не вытащит у тебя еду изо рта». Поразительно, что и через 20 лет, превратившись в почтенных старушек, эти две дамы сохранят ранговую асимметрию, которой они научились тем далеким утром. В шторм сгодится любая мама Харлоу подарил науке еще один важный вывод, и произошло это тоже благодаря одному безжалостному эксперименту. Детенышам обезьян в качестве мамы выдавали проволочный суррогат, у которого в середину тела был вделан воздушный пульверизатор. Когда малыш прижимался к такой маме, он получал в грудь струю воздуха. Как, по мнению бихевиориста, поведет себя обезьянка, встретившись с таким наказанием? Будет спасаться бегством. Но подобно детям, терпящим издевательства и побои в семье, наши обезьянки только крепче прижимались к суррогату. Как же получается, что мы привязываемся к источнику негативного подкрепления, ищем утешения в страданиях у источника страданий? И почему мы любим не тех людей, почему позволяем себя мучить, почему возвращаемся за следующей порцией мучений? У психологов наготове масса ответов. Потому что у вас низкая самооценка и вы не верите, что заслуживаете лучшего. Или убеждены, что только вы способны изменить этого дурного человека. Или идентифицируете себя с насильником, или считаете, что виноваты и потому навлекли на себя его / ее справедливый гнев — так насилие кажется более рациональным и менее пугающим. Все эти ответы небессмысленны, много чего объясняют и очень помогают изменить ситуацию к лучшему. Но Регина Салливан из Нью-Йоркского университета стала искать ответ совсем в другой области, на километры отстоящей от психологии человека. Салливан учила крысят ассоциировать нейтральный запах с электрошоком. Если формирование такого рефлекса начиналось, когда крысятам было десять дней и больше (т. е. это были крысята-подростки), то при появлении запаха происходила вполне логичная вещь: активировалась миндалина, выделялись глюкокортикоиды, крысята избегали запаха. Но что поразительно — стоило выработать ассоциацию запах-шок у совсем маленьких крысят, то ничего подобного не происходило; напротив, их тянуло к запаху. Почему? Здесь уместно рассказать о любопытном явлении, касающемся стресса у новорожденных. Плод грызунов прекрасным образом способен выделять глюкокортикоиды. Но спустя всего несколько часов после рождения надпочечники резко теряют данную функцию: они едва работают. Этот необычный эффект «стрессовой гипореактивности» (SHRP, англ. stress hyporesponsive period) постепенно идет на убыль в течение нескольких следующих недель. Каково значение SHRP? Глюкокортикоиды имеют настолько разнообразное и противоречивое влияние на развитие мозга (внимание, не отключайтесь, оставайтесь на связи!), что для оптимального развития их на всякий случай лучше выключить и с помощью SHRP сыграть в рулетку: «Я, пожалуй, не буду выделять глюкокортикоиды, чтобы мой мозг мог нормально развиваться; а если случатся неприятности, то у меня есть мама и пусть она с моими неприятностями справляется». Соответственно, если лишить крысят матери, то уже через несколько часов надпочечники увеличатся и восстановят способность к секреции большого количества глюкокортикоидов. В период SHRP младенцы будто бы используют следующее правило: «Если мама рядом (и мне не нужны свои глюкокортикоиды), меня должно тянуть к сильным стимулам. Это не может быть плохо для меня: Мама не позволила бы случиться плохому». Вернемся к эксперименту с запахом — стоило ввести глюкокортикоиды в миндалину совсем маленьких крысят во время выработки условного рефлекса, как та активировалась и крысята вырабатывали избегание запаха. И наоборот, если у крысят-подростков во время обучения заблокировать глюкокортикоиды, то у них разовьется пристрастие к этому запаху. А если при эксперименте присутствует мать, то глюкокортикоиды у крысят не выделяются и опять же развивается тяга к «опасному» запаху. Другими словами, у совсем маленьких детенышей крыс даже неприятные стимулы получают подкрепление в присутствии Мамы, даже если Мама сама является источником неприятных ощущений. Как писали Салливан с коллегами, «привязанность [у этих детенышей] к опекуну сформировалась в результате эволюции таким образом, чтобы связь между ними не зависела от качества проявляемой заботы». Если ты попал в шторм, то сгодится любая мама. Применительно к людям эти результаты объясняют, почему те, кого обижали в детстве, во взрослых отношениях часто ищут партнера, который бы их тоже обижал. А как же быть с обратной стороной проблемы? Почему 33% взрослых, испытавших издевательства в детстве, сами стали обидчиками? Психологи и тут находят множество ответов, построенных на модели идентификации с насильником и на рационализации для умаления ужаса происходящего: «Я люблю своих детей, но иногда, если это необходимо, могу их поколотить. Мой отец поступал так же, значит, и он меня любил». И, как и в предыдущем случае, здесь играет роль определенная глубинная биология — обезьянки-самочки, с которыми жестоко обращались матери, с большей вероятностью сами станут жестокими матерями. Источник: «Теории и практики»

Хемингуэй или Мэри Поппинс? 4 типа пьяных людей

Трое аспирантов университета Миссури опубликовали работу «Пятифакторный подход к описанию «типов пьяных». Исследователи отобрали 374 добровольца (187 парных команд) и приступили к исследованиям. Перед участниками научного эксперимента стояла задача: напиться вдвоем, пройти ряд тестов, а затем заполнить несколько анкет, в которых они должны были описать свое поведение до и во время интоксикации, а так же моральный облик своего партнера до и после возлияний. Обработав полученные данные, ученые обнаружили четыре больших поведенческих кластера пьяных: 1. Хемингуэй Категория «Хемингуэй» оказалась самой многочисленной — около 40% от всех пьющих. В ней в равных долях (пятьдесят на пятьдесят) присутствовали и мужчины и женщины. Этот тип пьяных отличается тем, что, теряя некоторую координацию движений, сохраняет свой рассудок почти невредимым. Название типу присвоили в честь писателя, который утверждал, что может выпить сколько угодно виски и сохранить при этом ясность сознания. «Представители этой группы менее других испытуемых утрачивают способность четких действий (т.е. остаются организованными, готовыми к быстрым реакциям) и мыслительных процессов (т.е. понимают абстрактные идеи, сохраняют дар воображения)». 2. Мэри Поппинс Вторую группу назвали в честь знаменитой летающей няни. Это самая малочисленная группа. Причем, по большей части она состоит из женщин. Милые представители подвида «Мэри Поппинс», выпив, остаются такими же милыми, какими они были и в трезвом виде. И они становятся счастливее от алкоголя. Мэри Поппинс менее всего подвержена попаданию в неприятные или неловкие ситуации, в которые часто попадают представители остальных групп. 3. Чокнутый профессор Следующая группа объединила всех застенчивых интровертов, которые, подобно герою Эдди Мёрфи, под воздействием алкоголя превращаются в отчаянных экстравертов. И в этом типе мужчин и женщин поровну. 4. Мистер Хайд Обратная сторона законопослушного доктора Джекила дало имя следующей группе. В нее поместили людей, которые заметнее прочих теряют в пьяном состоянии свойства нормального человеческого существа: рассудок, интеллект и доброжелательность. Именно этому типу свойственно ничего не помнить на утро. Интересно, что две трети представителей данного типа — женщины.

«Стыдно быть несчастливым...»

«На фронте была далеко идущая мечта: если бы мне разрешили — потом, потом, когда кончится война, когда совсем кончится и все уже будет позади, — пускай не жить, к чему такая крайность, но просто оказаться Там и просто увидеть, просто посмотреть вокруг — что будет? Тогда, тогда, когда — совсем, совсем?.. И мне разрешили. Не просто смотреть, но: купаться, кататься, кувыркаться, одеваться, раздеваться, подниматься, опускаться, напиваться и не напиваться, обижаться и не обижаться, забываться и не забываться и еще тысячу всего только на эту рифму, и еще сто тысяч — на другие. Стыдно быть несчастливым. А женщины, самые, казалось бы, несовершенные, иногда говорят такие слова... И так смешно шутят, и так проницательно думают о нас — чтобы нам было лучше, чтобы нам было сладко — с последней из всех, как с первой из всех. И то и дело это им удается, то тут, то там, то так, то сяк. А если не удается, они страдают молча. А если говорят — иногда говорят такие слова... Стыдно быть несчастливым. А есть собаки. Они не умеют читать, ничего не читали, ни одной строчки! Ни разу по этому поводу у них не колотилось сердце, не подступал комок к горлу, они ни разу не хохотали, не перечитывали вслух своим знакомым. Стыдно быть несчастливым. А есть коровы — только и знают, что жуют свою жвачку и ничего не делают своими руками. Не смогли бы, даже если бы захотели! Пустяковый подарочек теленку — и то не в силах. Не говоря уже о работе ума: что-нибудь сочинить, сделать мало-мальское открытие на пользу таким же коровам, как они, и заволноваться, и вскричать: «Черт побери!» Ничего этого для них не существует. Стыдно быть несчастливым. Да что там, есть улитки! Им за всю свою жизнь суждено увидеть метр земли максимум... Просто увидеть! Просто смотреть, что происходит теперь, теперь, когда совсем, совсем кончилась война. Нет, если бы мне разрешили одно только это — я бы и тогда сказал: «Стыдно быть несчастливым». И каждый раз, когда я несчастлив, я твержу себе это: «Стыдно, стыдно, стыдно быть несчастливым!» Александр Володин

Когда увольнение полезно для вашей карьеры

Большинство тех, кто занимает руководящие должности, в глубине души очень боятся провала. Исследование данных о двух тысячах директоров компаний показало, что почти половина из них (а именно 45%) столкнулись с крупными проблемами на своем карьерном пути — были уволены или провалили крупную сделку. Но несмотря на это 78% из них в конечном итоге заняли высшие руководящие посты. В рамках специально проведенного дополнительного исследования были подробно изучены примеры 360 руководителей. В то время как у всех из них случались небольшие профессиональные неудачи и ошибки, 18% столкнулись с такой серьезной проблемой в карьере как увольнение по собственному желанию или по инициативе высшего руководства. При этом большинство из них потеряли работу, достигнув достаточно высокого карьерного уровня и проработав в компании до увольнения не менее 10 лет. Интересным стало открытие, что увольнение далеко не всегда оказывает катастрофическое влияние на перспективу стать лидером или добиться в будущем серьезных карьерных высот. Также исследование показало, что лидеры могут предпринять конкретные шаги, чтобы серьезная неудача в профессиональной деятельности не стала «убийцей» для карьеры. Исследование проводилось командой проекта ghSMART в течение 10 лет, в нем приняли участие порядка 18 000 руководителей из основных отраслей промышленности и компаний списка Fortune 100. О каждом из участников была собрана следующая информация: подробности карьеры и образования, результаты опросов относительно моделей поведения, схемы принятия решений и достигнутых производственных результатов. С каждым из принявших участие в исследовании руководителей были проведены 4-5-часовые интервью. Статистика в общем позитивна: 68% уволенных или уволившихся по собственному желанию с руководящих должностей нашли новую работу в течение 6 месяцев, еще 24% — в течение года. В целом 91% опрошенных занимали после увольнения аналогичные посты или даже посты на уровень выше предыдущего. Важно, что опыт потери работы при правильном использовании может стать для человека конкурентным преимуществом при новом трудоустройстве. В целях изучения вопроса были привлечены независимые эксперты в сфере подбора персонала, которым было предложено провести собеседования с кандидатами из двух групп — в одной были те, кто столкнулся с неудачами и в том числе увольнением, а в другой те, кто не был никогда уволен. Эксперты дали следующее заключение: для приема на работу были рекомендованы 33% руководителей из первой группы и только 27% из второй. Как объяснить такие результаты? Дело в том, что опытные рекрутеры знают, что неудачи в профессиональной деятельности (как и в любой другой) неизбежны. Для специалистов по подбору персонала важнее увидеть, как люди справлялись с прошлыми провалами, какой опыт получили и как им воспользовались. А те, кто не был проверен увольнением или неудачами, представляют для работодателя определенный риск. Руководители, которые столкнулись с неудачей, могут продемонстрировать устойчивость, адаптивность и высокий уровень самосознания, что высоко ценится в лидере. При этом статистика говорит, что 46% уволенных ничему не научились на своих предыдущих ошибках. Итак, что сделали те лидеры, которые потерпели неудачу, но не прекратили на этом свою карьеру? Во-первых, — посмотрели фактам в лицо без вины и стыда. Отказ от ответственности, поиск причин неудачи в каких-то внешних факторах и событиях, либо же убеждение, что виноваты окружающие, не работают и не дают результатов. Данные проведенного исследования показали, что кандидаты, которые обвиняли в своей неудаче других, на треть снизили свои шансы вновь быть выбранными на руководящую должность. Сильные руководители видят свои ошибки, признают их и могут описать, что они узнали в результате этого негативного опыта и как скорректировали свое поведение при принятии решений, чтобы свести к минимуму повторение тех же ошибок в будущем. Таким образом, наличие разных неудач в работе не мешает карьере, карьере мешает «хождение по одним и тем же граблям» и неумение вынести из сложившейся ситуации урок. Важным моментом является не просто признание своих ошибок, но еще и отсутствие постоянной вины или стыда. Почему? Вина и стыд часто заставляют человека погружаться в «самоедство», — то есть занимать позицию жертвы — и не позволяют направить полученную негативную энергию в полезное русло — к примеру, научиться новому, найти возможность узнать больше о том, почему получилось так, как получилось, а не так, как планировалось. Исследование показало, что руководители, которые в результате допущенных ошибок чувствовали себя неудачниками, на 50% были менее успешными в новом поиске работы, чем те, кто воспринял ошибку как урок и возможность для личностного роста. Признание ошибки без чувства стыда позволило руководителям проявить себя на этапе собеседования с экспертами как позитивного и уверенного в себе специалиста, а это значительно увеличило их шанс быть рекомендованными для принятия на работу. Исследование статистических данных показывает, что уверенные в себе кандидаты в 2,5 раза чаще получают работу, чем те, кто испытывает вину, стыд и — как следствие — общую неуверенность в себе. Второе, что делали лидеры, — искали работу в своем профессиональном сообществе, где уже наработаны деловые связи и определенная репутация. В частности, статистика такова: кандидаты находили работу в два раза чаще с использованием своих профессиональных знакомств, чем через рекрутеров или просто личные знакомства. Это обусловлено тем, что хоть друзья и хотят помочь, но тем не менее самая большая вероятность получить работу существует в среде тех людей, кто непосредственно сам видел, каких результатов вы добились. Кадровые агентства имеют доступ к значительному числу открытых в вашем городе вакансий, однако они по большей части с осторожностью рекомендуют для приема на работу тех, кто уже был уволен. Третье, что делали успешные руководители, — опирались на собственный опыт работы. Исследование показало, что 94% тех, кто нашел новое место в течение 6 месяцев, уже имели опыт работы в этой сфере. На этом основании делаем вывод, что полезно на ранней стадии карьеры получить опыт в 2-3 разных сферах деятельности — это дает больше возможностей при поиске работы после увольнения, во всяком случае расширяет круг для поиска вакансий. Важный совет, который можно дать тем, кто хочет сменить работу или просто снизить вероятность увольнения в будущем — выберите для профессионального развития центральную сферу своих интересов и мотивации. Проще говоря, занимайтесь тем, что вам интересно в наибольшей степени. В качестве заключения стоит сказать, что лидеры, занимающие руководящие позиции более 20 лет, подтверждают: стремясь добиться профессиональных успехов, вы все равно будете время от времени встречаться с проблемами. Важно рассматривать их как возможность для роста, а не как карьерную катастрофу. Парадоксально, но факт: придерживаясь в течение всей карьеры защитной тактики, многие из нас упускают возможность развития своего потенциала. А это происходит только путем проб и ошибок. По материалам статьи «Research: When Getting Fired Is Good for Your Career», опубликованной 31 октября 2018 года в Harvard Business Review Перевод: Нина Соколова

Почему на Кубе много винтажных автомобилей

Автомобили старых марок на Кубе — это уже неотъемлемая часть государства. Некоторые машины, особенно выкрашенные в пёстрые цвета, выглядят совершенно новыми и с радостью возят туристов по Гаване за 20-25 кубинских песо в час. Другие машины, которые выглядят не столь привлекательно, используются в качестве микроавтобусов (что-то наподобие BlaBlaCar) — taxi colectivos, как называют их кубинцы. Остальные же ретро-автомобили оберегаются Кубой как музейные экспонаты, так как они чрезвычайно редкие. Так почему на Кубе так много винтажных автомобилей? Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо углубиться в исторические факты. Золотые годы (1900-1959) Самый первый автомобиль был привезён на Кубу в 1898 году из Франции в разгар испано-американской войны. Модель называлась очаровательным французским словом La Parisienne. Позже, на рубеже веков, США стали основным поставщиком автомобилей на кубинскую землю: в 1919 году Куба была главным латиноамериканским импортёром автомобилей и одной из ведущих стран мира с точки зрения транспортных средств на душу населения. Знаменитый Ford T, также известный как «Жестяная Лиззи», был привезён из штатов и одобрен на Кубе. Куба стала отличной площадкой для автомобильного бизнеса, особенно для таких брендов как Chevrolet, Ford, Cadillac, Dodge, Pontiac, Oldsmobile, Buick и Chrysler. Машины доставлялись с автомобильных заводов в южные порты Америки, а уже через несколько дней — в порт Гаваны. Уже в 1956 году на кубинских улицах ездило 143 тысячи американских автомобилей. Кстати говоря, первой женщиной, которую на Кубе увидели за рулём, была гаванская эскортница (эскорт был довольно популярен в начале XX века) Мария Кальво Нодарс, известная под именем La Macorina. У неё было девять автомобилей, подаренных поклонниками и любовниками (среди которых были выдающиеся бизнесмены и политики). Кстати говоря об известных личностях. У американского писателя Эрнеста Хемингуэя, проживавшего в Гаване двадцать лет, было семь автомобилей разных марок (в основном кабриолеты). Тяжёлые времена: «холодная война» и эмбарго (1959-1990) До 1959 года автомобили спокойно перевозились из США на Кубу. Но всё изменилось с началом кубинской революции. Бывшие американские бизнес-партнёры Кубы стали их заклятыми врагам. «Холодная война» стала несокрушимой стеной, разделявшей обе стороны Флоридского пролива, но эмбарго, в конечном итоге, выстроил ещё более непреодолимое препятствие. В начале 60-х годов ни руль американского автомобиля, ни даже крошечный шуруп нельзя было перевозить на кубинскую землю. В то время как одни ретро-автомобили нашли новых хозяев, другие бесхозно стояли в гаражах или ремонтных цехах. Третьи же стали охраняться государством словно реликвии. Не было ни единого шанса купить ни запчасти, ни сами машины, поэтому водители становились механиками. Проще говоря, классические американские автомобили приспособились к новым реалиям. Позже старые американские автомобили стали ремонтировать с помощью запчастей более новых машин, которые прибыли из СССР и «социалистического блока»: LADA, «Москвич», «Волга», польский и аргентинский Fiat. Также в 70-е годы на Кубу привезут автомобили марок Volkswagen (Германия) и Alfa (Италия). 2000-е годы и настоящее время: Возрождение Американские автомобили 40-50-х годов стали основным средством передвижения на Кубе. Улицы Гаваны просто переполнены ими. Некоторые машины были модифицированы: оригинальные восьмицилиндровые двигатели были заменены дизельными, а салон обустроили так, чтобы вмещалось больше пассажиров. Тем не менее, остались ещё совершенно нетронутые автомобили, которые при должном техническом и косметологическом ремонте примут свой шикарный старомодный облик. Некоторые кубинские водители поступают очень умно: предлагают эксклюзивные туры по Гаване, чтобы заработать себе на жизнь или накопить денег на реставрацию автомобиля. Однако если вы вдруг заинтересовались покупкой винтажной машины на Кубе, у вас ничего не получится. В 2010 году вышел закон, согласно которому подвергается наказанию тот, кто увозит старые автомобили с Кубы. Только местные жители (как сами кубинцы, так и иностранцы, постоянно проживающие на острове) могут приобретать ретро-автомобили. На настоящий момент более 70 тысяч (из 150 тысяч) старомодных американских машин путешествуют по Кубе. Основная масса сосредоточена, конечно, в Гаване. С точки зрения городского пейзажа, это настоящий винтажный музей в движении. Вообще кубинцы не расстаются с американскими автомобилями, потому что, во-первых, они имеют с этого прибыль, а во-вторых, питают страсть к винтажным вещам. Так или иначе, это по-прежнему средство передвижения. Вдобавок, ещё и очень красивое. Какое же будущее у ретро-автомобилей на Кубе? Непросто предсказать будущее винтажных красоток. Существует одно большое «если»: если эмбарго будет снято и, следовательно, произойдёт дальнейшее улучшение отношений с Америкой, владельцы автомобилей смогут получать больше доходов с туристов, чтобы ремонтировать машины. Хотя также бытует мнение, что кубинцы, скорее, будут тратить деньги на современные автомобили с пробегом, а старые оставят на свалках. Если, спустя 60 лет, старые американские автомобили, даже без правильного технического обслуживания, всё ещё функционируют, кто знает, как долго они проживут, если будут гарантированы улучшенные условия их жизни? В конце концов, в мире всегда будут люди, которые любят всё старомодное. Винтажные автомобили — это настоящие драгоценные камни, создающие разноцветные пробки в Гаване. Это действительно национальное наследие Кубы. И есть ещё одно огромное «если». Если винтажные автомобили вдруг покинут кубинскую землю, по ним будут сильно горевать. Куба точно не останется прежней. По материалам статьи «Why does Cuba have so many vintage Cars?» Why Not Cuba Перевод: Юлия Стржельбицкая

Артур Конан Дойл. «Любящее сердце»

Врачу с частной практикой, который утром и вечером принимает больных дома, а день тратит на визиты, трудно выкроить время, чтобы подышать свежим воздухом. Для этого он должен встать пораньше и выйти на улицу в тот час, когда магазины ещё закрыты, воздух чист и свеж и все предметы резко очерчены, как бывает в мороз. Этот час сам по себе очаровывает: улицы пусты, не встретишь никого, кроме почтальона и разносчика молока, и даже самая заурядная вещь обретает первозданную привлекательность, как будто и мостовая, и фонарь, и вывеска — все заново родилось для наступающего дня. В такой час даже удаленный от моря город выглядит прекрасным, а его пропитанный дымом воздух — и тот, кажется, несет в себе чистоту. Но я жил у моря, правда, в городишке довольно дрянном; с ним примирял только его великий сосед. Но я забывал его изъяны, когда приходил посидеть на скамейке над морем, — у ног моих расстилался огромный голубой залив, обрамленный желтым полумесяцем прибрежного песка. Я люблю, когда его гладь усеяна рыбачьими лодками; люблю, когда на горизонте проходят большие суда: самого корабля не видно, а только маленькое облачко надутых ветром парусов сдержанно и величественно проплывает вдали. Но больше всего я люблю, когда его озаряют косые лучи солнца, вдруг прорвавшиеся из-за гонимых ветром туч, и вокруг на много миль нет и следа человека, оскорбляющего своим присутствием величие Природы. Я видел, как тонкие серые нити дождя под медленно плывущими облаками скрывали в дымке противоположный берег, а вокруг меня все было залито золотым светом, солнце искрилось на бурунах, проникая в зеленую толщу волн и освещая на дне островки фиолетовых водорослей. В такое утро, когда ветерок играет в волосах, воздух наполнен криками кружащихся чаек, а на губах капельки брызг, со свежими силами возвращаешься в душные комнаты больных к унылой, скучной и утомительной работе практикующего врача. В один из таких дней я и встретил моего старика. Я уже собирался уходить, когда он подошел к скамье. Я бы заметил его даже в толпе. Это был человек крупного сложения, с благородной осанкой, с аристократической головой и красиво очерченными губами. Он с трудом подымался по извилистой тропинке, тяжело опираясь на палку, как будто огромные плечи сделались непосильной ношей для его слабеющих ног. Когда он приблизился, я заметил синеватый оттенок его губ и носа, предостерегающий знак Природы, говорящий о натруженном сердце. — Трудный подъем, сэр. Как врач, я бы посоветовал вам отдохнуть, а потом идти дальше, — обратился я к нему. Он с достоинством, по-старомодному поклонился и опустился на скамейку. Я чувствовал, что он не хочет разговаривать, и тоже молчал, но не мог не наблюдать за ним краешком глаза. Это был удивительно как дошедший до нас представитель поколения первой половины этого века: в шляпе с низкой тульей и загнутыми краями, в черном атласном галстуке и с большим мясистым чисто выбритым лицом, покрытым сетью морщинок. Эти глаза, прежде чем потускнеть, смотрели из почтовых карет на землекопов, строивших полотно железной дороги, эти губы улыбались первым выпускам «Пиквика» и обсуждали их автора — многообещающего молодого человека. Это лицо было своего рода летописью прошедших семидесяти лет, где как общественные, так и личные невзгоды оставили свой след; каждая морщинка была свидетельством чего то: вот эта на лбу, быть может, оставлена восстанием сипаев, эта — Крымской кампанией, а эти — мне почему-то хотелось думать — появились, когда умер Гордон. Пока я фантазировал таким нелепым образом, старый джентльмен с лакированной тростью как бы исчез из моего зрения, и передо мной воочию предстала жизнь нации за последние семьдесят лет. Но он вскоре возвратил меня на землю. Отдышавшись, он достал из кармана письмо, надел очки в роговой оправе и очень внимательно прочитал его. Не имея ни малейшего намерения подсматривать, я все же заметил, что письмо было написано женской рукой. Он прочитал его дважды и так и остался сидеть с опущенными уголками губ, глядя поверх залива невидящим взором. Я никогда не видел более одинокого и заброшенного старика. Все доброе, что было во мне, пробудилось при виде этого печального лица. Но я знал, что он не был расположен разговаривать, и поэтому и ещё потому, что меня ждал мой завтрак и мои пациенты, я отправился домой, оставив его сидеть на скамейке. Я ни разу и не вспомнил о нем до следующего утра, когда в то же самое время он появился на мысу и сел рядом со мной на скамейку, которую я уже привык считать своей. Он опять поклонился перед тем как сесть, но, как и вчера, не был склонен поддерживать беседу. Он изменился за последние сутки, и изменился к худшему. Лицо его как-то отяжелело, морщин стало больше, он с трудом дышал, и зловещий синеватый оттенок стал заметнее. Отросшая за день щетина портила правильную линию его щек и подбородка, и он уже не держал свою большую прекрасную голову с той величавостью, которая так поразила меня в первый раз. В руках у него было письмо, не знаю то же или другое, но опять написанное женским почерком. Он по-стариковски бормотал над ним, хмурил брови и поджимал губы, как капризный ребенок. Я оставил его со смутным желанием узнать, кто же он и как случилось, что один-единственный весенний день мог до такой степени изменить его. Он так заинтересовал меня, что на следующее утро я с нетерпением ждал его появления. Я опять увидел его в тот же час: он медленно поднимался, сгорбившись, с низко опущенной головой. Когда он подошел, я был поражен переменой, происшедшей в нем. — Боюсь, что наш воздух не очень вам полезен, сэр, — осмелился я заметить. Но ему, по-видимому, было трудно разговаривать. Он попытался что-то ответить мне, но это вылилось лишь в бормотание, и он замолк. Каким сломленным, жалким и старым показался он мне, по крайней мере лет на десять старше, чем в тот раз, когда я впервые увидел его! Мне было больно смотреть, как этот старик — великолепный образец человеческой породы — таял у меня на глазах. Трясущимися пальцами он разворачивал свое неизменное письмо. Кто была эта женщина, чьи слова так действовали на него? Может быть, дочь или внучка, ставшая единственной отрадой его существования и заменившая ему... Я улыбнулся, обнаружив, как быстро я сочинил целую историю небритого старика и его писем и даже успел взгрустнуть над ней. И тем не менее он опять весь день не выходил у меня из головы, и передо мной то и дело возникали его трясущиеся, узловатые, с синими прожилками руки, разворачивающие письмо. Я не надеялся больше увидеть его. Ещё один такой день, думал я, и ему придется слечь в постель или по крайней мере остаться дома. Каково же было мое удивление, когда на следующее утро я опять увидел его на скамье. Но, подойдя ближе, я стал вдруг сомневаться, он ли это. Та же шляпа с загнутыми полями, та же лакированная трость и те же роговые очки, но куда делась сутулость и заросшее серой щетиной несчастное лицо? Щеки его были чисто выбриты, губы твердо сжаты, глаза блестели, и его голова, величественно, словно орел на скале, покоилась на могучих плечах. Прямо, с выправкой гренадера сидел он на скамье и, не зная, на что направить бьющую через край энергию, отбрасывал тростью камешки. В петлице его черного, хорошо вычищенного сюртука красовался золотистый цветок, а из кармана изящно выглядывал краешек красного шелкового платка. Его можно было принять за старшего сына того старика, который сидел здесь прошлое утро. — Доброе утро, сэр, доброе утро! — прокричал старик весело, размахивая тростью в знак приветствия. — Доброе утро, — ответил я. — Какое чудесное сегодня море! — Да, сэр, но вы бы видели его перед восходом! — Вы пришли сюда так рано? — Едва стало видно тропинку, я был уже здесь. — Вы очень рано встаете. — Не всегда, сэр, не всегда. — Он хитро посмотрел на меня, как будто стараясь угадать, достоин ли я его доверия. — Дело в том, сэр, что сегодня возвращается моя жена. Вероятно, на моем лице было написано, что я не совсем понимаю всей важности сказанного, но в то же время, уловив сочувствие в моих глазах, он пододвинулся ко мне ближе и заговорил тихим голосом, как будто то, что он хотел сообщить мне по секрету, было настолько важным, что даже чайками нельзя было это доверить. — Вы женаты, сэр? — Нет. — О, тогда вы вряд ли поймете! Мы женаты уже пятьдесят лет и никогда раньше не расставались, никогда. — Надолго уезжала ваша жена? — спросил я. — Да, сэр. На четыре дня. Видите ли, ей надо было поехать в Шотландию, по делам. Я хотел ехать с ней, но врачи мне запретили. Я бы, конечно, не стал их слушать, если бы не жена. Теперь, слава богу, все кончено, сегодня она приезжает и каждую минуту может быть здесь. — Здесь? — Да, сэр. Этот мыс и эта скамейка — наши старые друзья вот уже тридцать лет. Видите ли, люди, с которыми мы живем, нас не понимают, и среди них мы не чувствуем себя вдвоем. Поэтому мы встречаемся здесь. Я точно не знаю, каким поездом она приезжает, но даже если бы она приехала самым ранним, она бы уже застала меня здесь. — В таком случае... — сказал я, поднимаясь. — Нет, нет, сэр, не уходите. Прошу вас, останьтесь, если только я не наскучил вам своими разговорами. — Напротив, мне очень интересно, — сказал я. — Я столько пережил за эти четыре дня! Какой это был кошмар! Вам, наверное, покажется странным, что старый человек может так любить? — Это прекрасно. — Дело не во мне, сэр! Любой на моем месте чувствовал бы то же, если бы ему посчастливилось иметь такую жену. Наверное, глядя на меня и после моих рассказов о нашей долгой совместной жизни, вы думаете, что она тоже старуха? Эта мысль показалась ему такой забавной, что он от души рассмеялся. — Знаете, такие, как она, всегда молоды сердцем, поэтому они и не стареют. По-моему, она ничуть не изменилась с тех пор, как впервые взяла мою руку в свои; это было в сорок пятом году. Сейчас она, может быть, полновата, но это даже хорошо, потому что девушкой она была слишком уж тонка. Я не принадлежал к её кругу: я служил клерком в конторе её отца. О, это была романтическая история! Я завоевал её. И никогда не перестану радоваться своему счастью. Подумать только, что такая прелестная, такая необыкновенная девушка согласилась пройти об руку со мной жизнь и что я мог... Вдруг он замолчал. Я удивленно взглянул на него. Он весь дрожал, всем своим большим телом, руки вцепились в скамейку, а ноги беспомощно скользили по гравию. Я понял: он пытался встать, но не мог, потому что был слишком взволнован. Я уже было протянул ему руку, но другое, более высокое соображение вежливости сдержало меня, я отвернулся и стал смотреть на море. Через минуту он был уже на ногах и торопливо спускался вниз по тропинке. Навстречу ему шла женщина. Она была уже совсем близко, самое большее в тридцати ярдах. Не знаю, была ли она когда-нибудь такой, какой он мне описал её, или это был только идеал, который создало его воображение. Я увидел женщину и в самом деле высокую, но толстую и бесформенную, её загорелое лицо было покрыто здоровым румянцем, юбка комично обтягивала её, корсет был тесен и неуклюж, а зеленая лента на шляпе так просто раздражала. И это было то прелестное, вечно юное создание! У меня сжалось сердце, когда я подумал, как мало такая женщина может оценить его и что она, быть может, даже недостойна такой любви. Уверенной походкой поднималась она по тропинке, в то время как он ковылял ей навстречу. Стараясь быть незамеченным, я украдкой наблюдал за ними. Я видел, как они подошли друг к другу, как он протянул к ней руки, но она, не желая, видимо, чтобы хоть кто-то был свидетелем их ласки, взяла одну его руку и пожала. Я видел её лицо в эти минуты и успокоился за моего старика. Дай бог, чтобы в старости, когда руки мои будут трястись, а спина согнется, на меня так же смотрели глаза женщины.

Режиссеры на баррикадах революции

Колыбель искусства, Франция, знаменита своими выступлениями и «восстаниями». В 1968 году произошел социальный кризис, отразившийся на искусстве. Кинематограф в конце 1970-х начал переосмысление событий, которые произошли в мае 1968 года, «Красного мая». По всей стране начались леворадикальные выступления, а позже и демонстрации студентов. На стенах стали появляться надписи, которые гласили: «Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрешь с голоду, платят риском помереть со скуки», «Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмем и захватим». Одним словом, они требовали смены власти, изменения внутреннего строя страны и улучшения жизни граждан. В итоге это привело к смене власти, отставке Шарля де Голля. Картина, ярко и интересно изображающая события того периода — «Молодой Годар». Париж находится на пороге великих перемен, сопровождающихся потрясениями. На экране режиссер Жан-Люк Годар, психолог кино и пионер «новой волны» в кинематографе, снимает «Китаянку». В оригинале «Le Redoutable» означает «грозный», «смутьян», «непотопляемый». Главная героиня — студентка (Анна Вяземски), которая влюбляется в жизнь Мао. Картина снята по ее дневникам. К сожалению, на момент выхода «Китаянка» не получает положительной оценки. Бескомпромиссный Годар старается не обращать внимание на мнение критиков, публики и китайцев-маоистов. В этих попытках он с головой окунается в мир демонстраций, протестов молодого поколения. В картине отлично изображено настроение революции: митинги, которыми заполнены центральные площади, столкновения с полицией и погони по парижским улицам. Мишель Хазанавичус изобразил Годара неуклюжим, эксцентричным, но всегда уверенным в своих действиях. Герой действительно в любой банде становится аутсайдером. «Мечтатели» от режиссера Бернардо Бертолуччи. Радикально революционные движения здесь сопоставляются с жизнью и отношениями двух французских студентов и одного американца. Трио, брат и сестра Тео и Изабель и Мэтью, днем и ночью смотрят кино. Они поклоняются искусству кинематографа. Доходит даже до того, что друзья воспроизводят в Лувре сцену из фильма Жана-Люка Годара «Банда аутсайдеров». Их отношения с каждой минутой экранного времени становятся все более близкими. Американцу Мэтью все очаровательней кажутся новообретенные французские друзья. Режиссер со стороны неординарной жизни трех молодых людей и их взглядов рассказывает о ситуации в стране, настроении в социуме. Кроме того, Бертолуччи многократно отсылает к классике кино «новой волны». Явные и скрытые «пасхалки» разбросаны по всему фильму. Французскому кинематографу искусно удалось отобразить революцию не просто со стороны истории, политики, экономики, а со стороны самого важного элемента — молодых людей, ясный и активных умов. Мы рассказали вам всего о двух фильмах, но еще посоветуем изучить такие картины: «Комплекс Баадер-Майнхов», «Милу в мае», «Фильм, как фильм». Автор: Катарина Акопова