Самый популярный анекдот 2018 года

Воздушный шар сбился с курса, и воздухоплаватель срочно опустился с ним вниз. Увидев внизу человека, он спросил: — Извините, где я нахожусь? — Вы находитесь на воздушном шаре, в 15м над землей. Ваши координаты — 5°28’17″ N и 100°40’19″ E. — Похоже, вы математик, — вздохнул воздухоплаватель. — Да, я математик, — согласился прохожий. — Как вы догадались? — Ваш ответ, по-видимому, точный и полный, но для меня совершенно бесполезный. Я по-прежнему не знаю, где я нахожусь, и что мне делать. Вы мне нисколько не помогли, только напрасно отняли время. — А вы, похоже, из управленцев, — заметил математик. — Я действительно топ-менеджер серьезной компании, — воспрянул воздухоплаватель. — Но как вы догадались? Вы видели меня по телевизору? — Зачем? — удивился математик. — Судите сами: вы не понимаете ни где вы находитесь, ни что вам следует делать, в этом вы полагаетесь на нижестоящих. Спрашивая совета у эксперта, вы ни на секунду не задумываетесь, способны ли вы понять его ответ, и когда оказывается, что это — не так, вы возмущаетесь вместо того, чтобы переспросить. Вы находитесь ровно в том же положении, что и до моего ответа, но теперь почему-то обвиняете в этом меня. Наконец, вы находитесь выше других только благодаря дутому пузырю, и если с ним что-то случится — падение станет для вас фатальным.

Советы на каждый день №36

Держите на столике у кровати стакан воды. Чтобы проснуться быстрее, по звонку будильника сразу сделайте несколько глотков. Или попробуйте поиграть в любимую игру на мобильном телефоне. Или, не дожидаясь вожделенного утреннего кофе, съешьте хотя бы половинку яблока. Уже через 2-3 минуты вы будете бодры и готовы к трудовым подвигам очередного рабочего дня. Еще один весьма действенный способ проснуться бодрым — перед тем как подняться с кровати, попробуйте с усилием зажмурить глаза на 10-15 секунд. Вам совершенно расхочется спать. Если на сковороде вспыхнуло масло, ни в коем случае не заливайте пламя водой — эта роковая ошибка ежегодно приводит к сотням пожаров. Засыпьте огонь содой — выделившийся углекислый газ погасит пламя не хуже огнетушителя. Чтобы не попадать по пальцам, забивая гвоздь, используйте обычный гребешок или расческу. Чтобы цветы стояли дольше, капните в вазу несколько капель водки или добавьте чайную ложку сахара. Если запотевшее зеркало в ванной вытирать полотенцем, на нем останется ворс. Направьте на зеркало горячую струю воздуха феном и оно высохнет в течение минуты. Чай выручает при солнечных ожогах не хуже кефира. Промокните в заварке полотенце и накройте обожженные плечи. Губка для мытья посуды — это самый загрязненный бактериями предмет в доме. Но ее легко продезинфицировать, окунув на минуту в кипяток или подержав 30 секунд в микроволновке. Чтобы избежать выкипания, варите суп на малом огне и положите на кастрюлю деревянную ложку. Не опаздывать, на самом деле, очень просто. Достаточно любое назначенное время фиксировать на 15 минут раньше. Забудьте, что вам нужно быть на работе или у врача в 8:00. Считайте, что в 7:45. Чтобы провод от наушников не путался, обмотайте его в нескольких местах изолентой. Если во время беседы вы не уверены, что вас внимательно слушают, сложите руки на груди. Если собеседник сделает то же самое — можете быть уверены, что вас воспринимают всерьез. Чтобы пустые герметично закрытые контейнеры при хранении не приобрели неприятный запах, насыпьте в каждый щепотку соли или соды. Если вы нашли вещь, которую долго искали, будь то ключи от машины или другая мелочь, обязательно позже положите ее туда, где вы ее нашли. В следующий раз вы начнете поиски именно с этого места. Всегда храните на флэшке памяти файл с названием «владелец» с номером вашего телефона. Если флэшка будет утеряна, что случается очень часто, шансы, что вам ее вернут значительно возрастут.

10 книг, которые вдохновят на новую жизнь

«12 недель в году» Брайан Моран, Майкл Леннингтон Новый год — отличный повод начать новую жизнь. Но, когда он только начинается, нам кажется, что времени еще много, и в результате мы откладываем все дела на потом. Авторы книги считают, что люди за 12 недель успевали бы сделать больше, чем за целый год. Доказательства — в книге Морана и Леннингтона. «Призвание» Кен Робинсон Призвание — это дело, которое вам нравится и которое у вас получается. К сожалению, не все могут похвастаться, что им нравится их работа. Часто люди не наслаждаются жизнью, а просто убивают время в течение недели в ожидании выходных. Автор этой книги расскажет, как найти свое призвание, чтобы ни дня не работать. «Помнить все» Артур Думчев Чтобы запомнить информацию, современные люди пользуются гаджетами. В результате память не тренируется, что приводит к забывчивости. Эта книга расскажет вам, как развить свой интеллект, чтобы поднять свои умственные способности на более высокий уровень. «Легкий способ начать новую жизнь» Нейл Фьоре У всех нас иногда наступает период, когда мы понимаем, что пора что-то менять в своей жизни. Автор этой книги придумал программу, которая состоит всего из 4 шагов. Именно они вам и помогут. «18 минут» Питер Брегман «Много дел и мало времени» — проблема большинства современных людей. Мы часто отвлекаемся на ненужные нам вещи и не можем сосредоточиться на одной задаче. В своей книге Брегман рассказывает, как составить план на каждый день, чтобы все самые важные дела были сделаны. «Мудрость толпы» Джеймс Шуровьески Мы привыкли употреблять слово «толпа» в негативном значении. Но у автора книги совершенно другое мнение. Он считает: когда мы вместе, мы лучше справляемся с проблемами и принимаем более мудрые решения. Правда это или нет — вы можете узнать, прочитав книгу. «Выйди из зоны комфорта» Брайан Трейси Многим бывает сложно выйти из зоны комфорта, чтобы изменить свою жизнь. Но это просто необходимо сделать, если хотите чего-то достигнуть в карьере. В этой книге вы найдете практические советы, которые помогут вам грамотно планировать дела и работать с максимальной отдачей. «Сделай себя сам» Тина Силиг В своей книге Тина Силиг делится с читателями секретами успешного предпринимательства. При этом автор считает, что не все должны стремиться в бизнес. Сделать себя самому, по мнению Силиг, значит расширить границы мышления и не думать о себе как о человеке, который не может меняться. «Сила воли: как развить и укрепить» Келли Макгонигал Мы любим планировать, но не следовать своим планам. А в этом виновата наша сила воли. Келли Макгонигал знает, как научиться легко управлять своим вниманием, чувствами и желаниями. Отличное практическое пособие по воспитанию силы воли. «Возраст счастья» Владимир Яковлев Что помогает прыгать с парашютом в 70, или пробежать марафон в 92 года? Чтобы ответить на эти вопросы, журналист Владимир Яковлев отправился в путешествие. Он собрал истории людей, которые, несмотря на свой возраст, продолжают вести полноценную жизнь.

Подборка блиц-фактов №121

В Западной Европе и Америке корешки книг подписывают сверху вниз. Эта традиция уходит корнями в те времена, когда книг было мало: если книга лежит на столе (или в небольшой стопке), читателю должно быть удобно прочесть название. А в Восточной Европе и России прижилась традиция подписывать корешки снизу вверх, потому что так удобнее читать, когда книги стоят на полке. Сейчас самая большая из выпускаемых купюр долларов США — 100 долларов. А с 1929 по 1945 годы выпускались купюры достоинством от 500 до 10 000 долларов и даже оранжевая купюра в 100 000 долларов специально для расчётов между правительственными учреждениями. Сегодня такие купюры ещё остались в малом количестве и вполне могут служить платёжным средством в обычном магазине, хотя коллекционеры купят их за гораздо большую цену. Настольный теннис появился как развлечение для высшего английского общества в 1880-х годах. Роль сетки сначала выполняли составленные в ряд книги, шариком служили пробки от шампанского, а ракетками — портсигары. Название города Уфа на башкирском языке, записанное в верхнем регистре, выглядит как ӨФӨ. Такая стилизованная надпись достаточно часто используется в оформлении, а в народе её прозвали «три шурупа» или «три таблетки». В Екатеринбурге установлен памятник человеку-невидимке, герою романа Герберта Уэллса. Он представляет собой отпечатки босых ног на бронзовом постаменте. Отпечатки несимметричные оттого, что авторов памятника — двое, и каждый захотел оставить свой след. В СССР для изготовления кустарных пластинок, на которые записывалась нелегальная музыка, широко использовали старые рентгеновские снимки. Их называли «пластинки на костях» или «пластинки на рёбрах». Этот материал обходился бесплатно, медперсонал даже благодарил тех, кто помогал разгружать архивы. Незабудка в большинстве европейских и многих неевропейских языках носит одинаковое по смыслу название. Например, forget-me-not в английском, Vergissmeinnicht в немецком. А вот легенд о происхождении такого названия очень много, почти в каждой стране своя. Одна из легенд рассказывает о том, что Бог дал имена всем растениям кроме маленького цветка, и тот сказал: «Не забудь меня!». «Это и будет твоим именем», — ответил Бог. В 1913 году душевнобольной иконописец изрезал ножом картину Репина «Иван Грозный и сын его Иван». Благодаря своевременным работам реставраторов картину удалось восстановить в первоначальном виде. Сам Репин приезжал в Москву и переписал голову Грозного в неприятной лиловой гамме, не вязавшейся с остальной гаммой картины, — взгляды на живопись у художника сильно изменились за 20 лет. Реставраторы убрали эти исправления и привели картину к точному соответствию её детальным фотографиям. А Репин, увидев восстановленную картину позже, ничего не заметил. Божья коровка в большинстве европейских языков имеет схожее по смыслу название либо зовётся коровкой Божьей матери, а в Израиле — коровкой Моисея. Во многих языках есть также похожая на нашу считалочка, в которой просят полететь на небо и принести хлеба. В английском она гораздо грустнее — божьей коровке говорят, что у неё дома пожар и дети остались одни. Во многих штатах США действует налог на марихуану — производители и продавцы должны покупать специальные акцизные марки. Но делают это разве только коллекционеры, поскольку такие марки не делают продажу законной. Реально закон используется для того, чтобы увеличить наказание за распространение марихуаны, добавив к нему налоговое правонарушение.

Как торговцы убеждают нас покупать ненужные вещи

Иллюзорный мир купонов и акций притягивает нас, и вот в голове уже начинает пульсировать волшебное слово «Халява!». Как научиться экономить без ущерба для себя любимого? Ответ прост – распознавать и обходить ловушки, расставленные продавцами, и помнить, что многие из них опираются на особенности нашего разума. Торг уместен Если учительница предложит детям решить задачу: «В корзине у Толи 50 яблок. Скажите, сколько мне лет?» – то, несмотря на анекдотичность ситуации, дети назовут больший возраст, чем если бы по условию задачи в корзине у Толи было лишь 25 яблок. Сработает так называемая «эвристика якорения и подгонки»: число 50 станет своего рода якорем, под который дети непроизвольно будут подгонять свой ответ. Аналогично, когда на рынке продавец на вопрос «Сколько это стоит?» называет высокую цену, он ожидает, что ваше встречное предложение не будет сильно от нее отличаться. Действительно, многие согласятся с тем, что, например, просить за шубу 100 тысяч рублей, когда продавец назвал цену в 300 тысяч рублей, не совсем удобно. Неудобство это, конечно, связано со многими факторами, но и вклад эвристики якорения и подгонки тут очевиден. Поэтому люди, которым назвали цену в 300 тысяч, в итоге заплатят за шубу больше, чем те, которым назвали цену в 250 тысяч. Что делать? В ситуации торга старайтесь исходить не из цены, которую вам называют, а из объективного анализа рынка. Его можно провести хотя бы в форме интернет-серфинга по сайтам разных магазинов. «Мнимая» цена Классика жанра в опоре продавцов на эвристику якорения и подгонки – это, безусловно, так называемая «старая цена». Когда на ценнике пишут старую цену (как правило, ее зачеркивают), то оценку того, является ли скидка скидкой, мы осуществляем, отталкиваясь от старой цены. Хотя если вдуматься, то можно понять, что мы не можем быть уверены, действительно ли раньше цена товара была той, что зачеркнута, или она не менялась, а просто хитрые продавцы написали мнимую «старую» цену. Что делать? Не стоит обращать внимание на старую цену. Лучше смотреть на новую и анализировать, подходит ли она вам, или стоит поискать другие предложения. Коварные ограничения «Забросить» якорь, чтобы включить соответствующую эвристику, можно и более хитрым способом. Сталкивались ли вы в супермаркетах с красочными объявлениями «Специальная цена! Не больше 3 штук в одни руки»? Исследования показывают, что, видя подобные послания, люди покупают больше, чем в том случае, когда нет ограничений по количеству. Цифра «3» в нашем примере как раз и является якорем – числом, от которого мы неосознанно отталкиваемся при принятии решения о том, какое количество товара купить. Что делать? Оценивая, справедлива ли цена, всегда обращайте внимание на то, нет ли поблизости якорей, которые могут повлиять на ваше решение. Магическое число Интересно отметить, что и без уловок со «старыми – новыми» ценами и ограничений на количество товара в самой цене может скрываться ловушка. Исследования показывают, что люди покупают больше, когда цена товара оканчивается на девятки. Почему так происходит? Оказывается, цену в 1 599 рублей мы воспринимаем как скидку с 1 600 рублей. И мысленно округляем сумму до 1 500 (когда мы произносим в уме эту цену, то слышим «тысяча пятьсот» и не делаем поправку на хвостик «99»), хотя стоило бы округлить ее до 1 600. Что делать? Включать критическое мышление стоит всякий раз, когда вы видите дробную цену, в особенности если эта цена чем-то примечательна (1234,56 рубля) или выглядит красиво (7747,74 рубля). Это моя добыча! Нашему разуму присущи ограничения не только при сопоставлении чисел. Сталкивались ли вы с тем, как на рынке продавец старается дать вам товар в руки? Было ли вам психологически трудно отдать его обратно? Опытные торговцы эмпирически установили то, что хорошо известно современной науке. Когда вы взяли товар в руки, вам будет трудно отдать его потому, что срабатывают такие когнитивные искажения, как «эффект обладания» и «неприятие потерь». Наше неприятие потерь продавцы эксплуатируют и когда восклицают: «Успейте купить товар по сниженной цене!». В этом случае покупатель начинает испытывать страх: если он не купит товар немедленно, то упустит свою выгоду и потратит больше, чем мог бы. Что делать? Если вы боитесь упустить выгодное предложение, то не торопитесь, подумайте, так ли неизбежна эта покупка. Рациональные решения требуют времени. Надолго не всерьез Помните притчу про Ходжу Насреддина, в которой Насреддин обещал одному падишаху за 20 лет научить своего ишака читать Коран? Ситуация была беспроигрышной, поскольку за этот срок умрет или ишак, или падишах, или сам Насреддин. Предлагая заплатить вперед, продавцы также оказываются в выгодной для себя ситуации. «На берегу» мы не можем точно оценить, насколько часто будем прибегать к услуге, которую оплатили. Вспомним покупку клубной карты в фитнес-клубе. Исследования показывают, что человек будет посещать фитнес-клуб примерно в два раза реже, чем планировал при покупке клубной карты. А это значит, что вы заплатите клубу в два раза больше, чем могли бы. Возможно, именно поэтому фитнес-клубы предпочитают продавать только готовые абонементы и не разрешают разовых посещений, каждое из которых может быть оплачено отдельно. Что делать? Оплачивая услугу, предоставление которой растянуто на длительный срок, не стоит поддаваться желанию получить скидку и сэкономить, лучше оплатить разовую услугу. Внутренний бухгалтер У нашего разума есть особенность, которая приводит к систематическим ошибкам при покупке товаров и оплате услуг, – это так называемая «ментальная бухгалтерия». Под влиянием этой особенности 1 000 рублей, которые мы доплачиваем за обед в ресторане, для нас выглядят более весомыми, чем та же сумма, которую мы доплачиваем за какой-нибудь аксессуар при покупке автомобиля. Ментальная бухгалтерия похожа по своей сути на эффект контраста: 1 000 рублей по сравнению с 2 000 рублей, которые мы уже заплатили за обед, выглядит гораздо более существенно, чем 1 000 рублей по сравнению с суммой, скажем, в 500 000 рублей, которые мы заплатили за новое или подержанное авто. Тем не менее, эта сумма всегда остается одинаковой независимо от того, что вы покупаете. Именно на ментальной бухгалтерии основан прием «товар вдогонку». Опытный продавец всегда предложит вам купить что-то еще не очень дорогое по сравнению с тем, что вы только что купили: дополнительную гарантию при покупке бытовой техники, аксессуары при покупке автомобиля. Что делать? Гоните прочь проскакивающую в вашем сознании мысль: «Я уже потратил некоторое количество денег, так почему бы не потратить и еще чуть-чуть» – и сумма вашего чека не увеличится. Теперь у вас есть «карта», с помощью которой вы с легкостью обойдете хитрые ловушки продавцов. Помните о присущих вам эвристиках и когнитивных искажениях, и особенно будьте внимательны в ситуациях распродаж, скидок и других «выгодных» предложений. Ольга Митина, кандидат психологических наук, делится мнением: «Мы живем в эпоху потребления, когда ценностью становится не только достижение желаемой вещи или услуги, а сам процесс приобретения. Маркетологи постоянно придумывают специальные акции и предложения, которые «действительны только сегодня». И мы видим интересную тенденцию: человек гонится не за низкой стоимостью товара или услуги, а за самим принципом «купить со скидкой» или на распродаже. То есть человек получает удовольствие от ощущения экономии («успел», «нашел», «обогнал других, менее расторопных покупателей»). В данном случае положительные эмоции берут верх над реальной стоимостью товара и его необходимостью в нем. Универсальный совет в сезон распродаж: покупайте со скидками только то, что вы купили бы и без специального прайса. Это поможет вам действительно сэкономить и убережет от завалов ненужных вещей, которыми вы, возможно, никогда не воспользуетесь». Автор: Александр Невеев

Вновь и вновь проживать одну и ту же жизнь

Ирвин Ялом — психотерапевт, один из создателей экзистенциальной психотерапии, профессор Стенфордского университета (США). Он автор автобиографических бестселлеров «Лечение от любви», «Когда Ницше плакал» и других. Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти». В книге «Так говорил Заратустра», написанной в 1883 году, Ницше создал образ мудрого старого пророка, который решает спуститься с вершины горы и поделиться с людьми тем, что он узнал. Из всех идей, которые он проповедовал, наиболее могущественной Заратустра считал идею вечного повторения. Заратустра испытывает человека: что, если бы тебе пришлось вновь и вновь проживать одну и ту же жизнь, — как это изменило бы тебя? Вот эти страшные строки — первое описание опыта Вечного Возвращения. Я не раз вслух зачитывал своим пациентам этот отрывок. Попробуйте и вы прочесть его вслух. Что, если бы днем или ночью подкрался к тебе в твое уединеннейшее одиночество некий демон и сказал бы тебе: «Эту жизнь, как ты ее теперь живешь и жил, должен будешь ты прожить еще раз и еще бесчисленное количество раз; и ничего в ней не будет нового, но каждая боль и каждое удовольствие, каждая мысль и каждый вздох и все несказанно малое и великое в твоей жизни должно будет наново вернуться к тебе, и все в том же порядке и в той же последовательности, — и этот паук, и этот лунный свет между деревьями, и это вот мгновение, и я сам. Вечные песочные часы бытия переворачиваются все снова и снова — и ты вместе с ними, песчинка из песка!» — Разве ты не бросился бы навзничь, скрежеща зубами и проклиная говорящего так демона? Или тебе довелось однажды пережить чудовищное мгновение, когда ты ответил бы ему: «Ты — бог, и никогда не слышал я ничего более божественного!» Овладей тобою эта мысль, она бы преобразила тебя и, возможно, стерла бы в порошок». Идея вечного повторения одной и той же жизни может привести в содрогание. Это разновидность легкой экзистенциальной шоковой терапии. Часто такая мысль выступает в роли отрезвляющего умственного эксперимента и заставляет человека серьезно задуматься над тем, как он живет. Подобно Призраку Рождества, эта мысль обостряет осознание, что нашу единственную жизнь мы должны прожить хорошо и в полную силу, стараясь не копить поводов для сожаления. Таким образом, Ницше уводит нас от беспокойства по пустякам к истинной цели: жить в полную силу. Пока вы думаете, что причина жизненных проблем лежит вне вас, в вашей жизни не произойдет благоприятных изменений. Пока вы будете перекладывать ответственность на других, которые якобы плохо с вами обходятся, — это может быть и муж-грубиян, и требовательный начальник, не желающий войти в ваше положение, и дурная наследственность, и непреодолимое давление, — вы так и останетесь в тупике. Вы и только вы сами ответственны за ключевые стороны жизненной ситуации, и только вы в силах их изменить. Даже испытывая сильнейшие внешние ограничения, вы все же вольны выбрать, как именно их воспринимать. Одно из любимых выражений Ницше — любовь к судьбе (amor fati). Иными словами, создай себе судьбу, которую полюбишь. Вначале Ницше предлагал рассматривать идею Вечного Возвращения всерьез. Если время бесконечно, рассуждал он, а вещество конечно, тогда разные комбинации вещества волей случая будут возникать снова и снова. Это сродни известному парадоксу про обезьяну-машинистку. Считается, что если обезьяну посадить за пишущую машинку, то через миллиард лет случайных комбинаций клавиш может быть создан текст, точно повторяющий шекспировского «Гамлета». Много лет назад, когда я был в Пфорте (Пфорта — школа, где Ницше учился с 14 до 20 лет), мне разрешили просмотреть его табели. Из них явствовало, что он получал высокие оценки по греческому, латыни и гуманитарным дисциплинам (хотя, не преминул отметить пожилой архивариус, который вызвался быть моим гидом, он не был первым учеником по этим предметам) и очень плохо успевал по математике. Идея Вечного Возращения как математическая вероятность встретила такую критику со стороны математиков и логиков, что Ницше вскоре (возможно, он сознавал свою слабость в точных науках) перевел ее на уровень ментального эксперимента. Если вы попробуете провести этот эксперимент и найдете его болезненным или даже непереносимым, объяснение напрашивается само собой: вы уверены, что прожили свою жизнь плохо. Дальше я обычно задаю такие вопросы: в чем заключается это «плохо»? О чем вы сожалеете? Я далек от цели погрузить человека в море сожалений о прошлом. Наоборот, я хочу обратить его взгляд в будущее, поэтому задаю следующий вопрос, способный изменить всю жизнь: «Что вы сейчас можете изменить в своей жизни, чтобы, оглянувшись назад через год или через пять лет, не испытать подобной муки от новых сожалений?» Иными словами, можете ли вы начать жить, не накапливая поводов для сожаления?

Сомерсет Моэм о старости

Вчера мне исполнилось семьдесят лет. Перешагивая порог очередного десятилетия, естественно, пусть и вопреки здравому смыслу, рассматривать это как значительное событие. Когда мне исполнилось тридцать, брат сказал: «Ты теперь не юнец, а мужчина — веди себя соответственно». Когда мне стукнуло сорок, я сказал себе: «Молодость прошла». В пятьдесят я сказал: «Не надо строить иллюзий — ты теперь пожилой человек, и с этим придется смириться». В шестьдесят я сказал: «Настала пора привести дела в порядок, наступает старость — надо расплатиться с долгами». Я решил оставить театр и написал «Подводя итоги»; в этой книге я попытался обозреть — прежде всего для себя самого — все, что узнал о жизни и литературе, что успел написать и какое удовольствие от этого получил. Но из всех годовщин семидесятая, по-моему, самая значительная. Считается, что такой срок отмерен человеку — «Дней наших семьдесят лет», — и можно сказать, что оставшиеся годы ты исхитрился украсть, когда старуха с косой ненароком отвернулась. В семьдесят ты уже не на пороге старости. Ты старик. В континентальной Европе существует славный обычай отмечать эту дату в жизни именитого человека. Его друзья, коллеги, ученики (если таковые имеются), объединив усилия, издают книгу эссе, написанных в его честь. В Англии не принято отдавать такую лестную дань нашим знаменитым людям. В лучшем случае в их честь устраивают обед, да и то, если они уж очень знамениты. Я был на одном таком обеде в честь семидесятилетия Герберта Уэллса. На обеде присутствовала не одна сотня гостей. Бернард Шоу, великолепный — высоченный, с белоснежной бородой и шевелюрой, свежим цветом лица и горящими глазами, произнес речь. Он стоял, очень прямой, скрестив руки на груди, и с присущим ему лукавым юмором сумел наговорить много колкостей — как почетному гостю, так и кое-кому из присутствующих. Поздравление получилось в высшей степени занятное, произносил он его зычным голосом, по всем правилам ораторского искусства, и его ирландский акцент одновременно и подчеркивал, и скрадывал ядовитые выпады. Потом Уэллс, чуть не водя носом по бумажке, пискливым голосом прочитал свою речь. Он брюзгливо говорил о своем преклонном возрасте и с присущей ему сварливостью напал на тех присутствующих, кому, возможно, взбрело в голову, будто юбилей и сопровождающий его банкет означают, что он намерен отойти от дел. И заверил их, что он, как всегда, готов направлять человечество на путь истинный. Мой день рождения прошел вполне буднично. Утром я, как обычно, работал, днем гулял в пустынном леске за домом. Мне так и не удалось разгадать, что придает этому леску его таинственную притягательность. Второго такого я в жизни не видал, такой глубокой тишины я нигде больше не встречал. С густолиственных виргинских дубов причудливыми гирляндами, точно клочья рваного савана, свисал бородатый мох, эвкалипты в эту пору уже оголились, а ягоды на мыльном дереве съежились и пожелтели; там-сям над низкорослыми деревьями высились сосны с их сочной сверкающей на солнце зеленью. В этом заглохшем безлюдном леске есть нечто странное, и хотя кроме тебя тут никого нет, не покидает жутковатое чувство, что где-то рядом шныряют незримые существа — не люди, но и не звери. Чудится, что какая-то тень, выглянув из-за ствола, безмолвно следит за тобой. Вокруг разлита тревога — кажется, все затаилось и чего-то ждет. Я вернулся домой, приготовил себе чашку чая и до обеда читал. После обеда снова читал, два-три раза разложил пасьянс, послушал по радио последние известия, в постели перед сном читал детективный роман. Окончив его, я заснул. За исключением двух моих служанок, я за весь день ни с кем не перемолвился ни словом. Вот как я провел свой семидесятый день рождения, да я и не желал бы провести его иначе. Я размышлял. Два-три года назад я гулял с Лизой, и она завела речь, уж не помню в связи с чем, о том, каким ужасом преисполняет ее мысль о старости. — Не забывай, — сказал я ей, — многое из того, что так радует тебя сейчас, в старости тебе будет не нужно. Зато у старости есть свои преимущества. — Какие? — спросила она. — Тебе практически не придется делать ничего, чего не хочется. Музыка, искусство и литература будут радовать тебя иначе, чем в молодости, но никак не меньше. Потом очень любопытно наблюдать за событиями, которые больше не касаются тебя непосредственно. И пусть наслаждения теряют былую остроту, зато и горе переживается не так мучительно. Я видел, что мои слова не слишком утешили ее, и, еще не закончив свою тираду, осознал, что перспективу нарисовал не слишком вдохновляющую. Позже, предаваясь размышлениям на эту тему, я пришел к выводу, что главное преимущество старости — духовная свобода. Наверное, это не в последнюю очередь объясняется безразличием, с которым в старости относишься ко многому из того, что в расцвете сил представлялось важным. Другое преимущество заключается в том, что старость освобождает от зависти, ненавистничества и злости. Пожалуй, я никому не завидую. Я не зарыл в землю таланты, которыми меня одарила природа, и не завидую тем, кого она одарила щедрее; я знал успех, большой успех, и не завидую чужому успеху. Я вполне готов освободить ту небольшую нишу, которую так долго занимал, и отдать ее другому. Мне теперь безразлично, что думают обо мне. Нравлюсь — хорошо, нет — так нет. Если я нравлюсь людям — мне приятно, если нет — меня это ничуть не трогает. Я давно заметил, что у определенного рода людей я вызываю неприязнь; это в порядке вещей, всем мил не будешь, и их недоброжелательство меня скорее занимает, чем обескураживает. Мне лишь любопытно, чем вызван их антагонизм. Безразлично мне и мнение о моих книгах. В общем и целом, я осуществил все свои замыслы, ну а там будь что будет. Я никогда не жаждал такого шумного успеха, каким пользуются некоторые писатели и который многие из нас в простоте душевной принимают за славу, и не раз жалел, что не взял псевдоним — лишнее внимание только помеха. Вообще-то свой первый роман я намеревался подписать псевдонимом и свое имя поставил лишь после того, как издатель предупредил меня, что на книгу обрушится лавина нападок, и мне не захотелось скрываться под вымышленной фамилией. Я полагаю, многие авторы в глубине души питают надежду, что их не забудут и после смерти, я и сам подчас тешился, взвешивая свои шансы на посмертную известность, пусть и недолговечную. Моей лучшей книгой, как правило, считают «Бремя страстей человеческих». Судя по количеству проданных экземпляров, у романа все еще широкий круг читателей, а ведь он был издан тридцать лет тому назад. Для романа это большой срок. Но романы такого объема редко живут долго, и, надо полагать, с уходом нынешнего поколения, которому он, к моему удивлению, чем-то близок, его забудут вкупе с другими книгами, посущественнее его. Думаю, одна-две мои комедии некоторое время еще кое-как продержатся на сцене: они написаны в традициях английской комедии и по этой причине им отыщется место в длинном ряду, начало которому положили драматурги эпохи Реставрации и который так прелестно продолжает своими пьесами Ноэль Коуард. Не исключено, что пьесы обеспечат мне строчку-другую в истории английского театра. Думаю, несколько моих лучших рассказов еще долгие годы будут включать в антологии, хотя бы по той причине, что в кое-каких из них речь идет и о местах, и о коллизиях, которые течение времени и развитие цивилизации окружат романтическим ореолом. Две-три пьесы, да дюжина рассказов — не слишком внушительный багаж для путешествия в будущее, но все же лучше, чем ничего. А если я заблуждаюсь и меня забудут через неделю после смерти, я об этом не узнаю. Прошло десять лет с тех пор, как я отвесил последний поклон в театре (фигурально выражаясь: после первых пьес я перестал выходить на сцену, сочтя эту процедуру слишком унизительной); журналисты и друзья решили, что это пустые разговоры и через год-другой я передумаю и вернусь в театр; но я не изменил своего решения и не намерен его менять. Несколько лет назад я лелеял планы написать еще четыре романа, а потом вообще отойти от литературы. Один я написал (я не беру в расчет роман о войне, который, насилуя себя, написал, чтобы сделать что-то для нашей победы) в бытность мою в Америке, но теперь понимаю, что остальные три вряд ли когда-либо напишу. В одном речь должна была идти о чуде, совершившемся в XVI веке в Испании; во втором — о пребывании Макиавелли у Чезаре Борджиа в Романье — этот визит дал ему замечательный материал для «Государя»; я намеревался вплести в их беседы материал, легший в основу макиа-веллиевой «Мандрагоры». Зная, как часто авторы используют в произведениях эпизоды собственной жизни, порой вполне несущественные, интерес и значительность которым придает лишь сила их воображения, я решил, что было бы забавно, оттолкнувшись от пьесы, восстановить события, породившие ее к жизни. Последний роман я собирался написать о рабочей семье из трущоб Бермондзи. Меня прельщала мысль завершить путь романом о непутевых обитателях трущоб — полвека назад я начал его романом о них же. Но теперь довольствуюсь тем, что коротаю часы досуга, размышляя об этих романах. Впрочем, именно так писатель получает больше всего радости от своих книг: когда книги написаны, они ему уже не принадлежат, и его больше не забавляют разговоры и поступки созданий его фантазии. Думается, на восьмом десятке я уже вряд ли напишу нечто подлинно великое. Вдохновение не то, силы не те, воображение не то. Историки литературы с жалостливым сочувствием, а чаще с жестоким равнодушием отвергают произведения даже самых великих писателей, написанные на склоне лет, да я и сам огорчался, читая недостойные творения, выходившие из-под пера тех моих друзей, даже очень талантливых, которые продолжали писать после того, как от их былого таланта осталась лишь жалкая тень. Писатель прежде всего находит отклик в своем поколении, и он поступит мудро, предоставив следующим поколениям самим отыскивать выразителей своих настроений. Впрочем, что бы он ни делал, этого все равно не миновать. Его язык будет для следующих поколений тарабарщиной. Думаю, представление о моей жизни и деятельности, которое я хотел бы оставить после себя, уже сложилось, и мне не написать ничего такого, что его существенно дополнило бы. Я выполнил свое предназначение и готов поставить точку. Не так давно я обнаружил, что если раньше больше жил будущим, чем настоящим, теперь меня все больше занимает прошлое, а это явно свидетельствует, что я поступил мудро. Наверное, это в порядке вещей, если впереди у тебя от силы лет десять, а позади такая долгая жизнь. Я всегда любил строить планы, и, как правило, выполнял их; но можно ли строить планы сегодня? Кто скажет, что тебя ждет через год, через два года? Каковы будут твои обстоятельства, сможешь ли ты жить по-прежнему? Мою парусную яхту, на которой я ходил по Средиземному морю, реквизировали немцы, мой автомобиль — итальянцы, на моей вилле сначала поселились итальянцы, потом немцы, и мебель, книги, картины — те, которые не расхитили, где только ни разбросаны. Однако все это меня решительно не волнует. Я успел пожить в роскоши, о которой можно только мечтать. И теперь мне вполне достаточно двух комнат, трехразового питания и возможности пользоваться хорошей библиотекой. Мыслями я все чаще уношусь в давно ушедшие годы юности. О многих своих тогдашних поступках я сожалею, но стараюсь, чтобы это не слишком портило мне жизнь; я говорю себе: это сделал не ты, а тот другой человек, которым ты некогда был. Я причинил зло разным людям, но раз этого не исправить, я стараюсь искупить свою вину, делая добро другим людям. Временами я не без сокрушения думаю о плотских радостях, упущенных в те годы, когда мог ими наслаждаться; но я знаю, что не упустить их я не мог — я всегда был брезглив, и когда доходило до дела, физическое отвращение удерживало меня от приключений, которые я предвкушал в своем воспаленном воображении. Я был более целомудрен, чем мне хотелось бы. Люди в большинстве своем очень словоохотливы, а старики и вовсе болтливы, и хотя я больше люблю слушать, чем говорить, недавно мне показалось, что я впадаю в грех многоречивости; едва заметив это, я стал себя одергивать. Стариков выносят с трудом, поэтому надо вести себя крайне осмотрительно. Стараться никому не быть в тягость. Не навязывать своего общества молодым — при тебе они чувствуют себя скованно, не в своей тарелке, и надо быть очень толстокожим, чтобы не заметить, как они радуются, когда ты уходишь. Если у старика есть имя, молодые порой ищут знакомства с ним, но надо понимать, что с ним хотят познакомиться не ради него самого, а ради того, чтобы посудачить о нем с приятелями своего возраста. Для молодых старик — гора, на которую взбираются не ради покорения высоты или ради открывающегося с нее вида, а ради того, чтобы, спустившись с нее, похвастаться своим подвигом. Старику надлежит проводить время среди своих сверстников, и если он получает от этого удовольствие, значит, ему очень повезло. Грустно, конечно, бывать на сборищах, где все без исключения стоят одной ногой в могиле. Дураки в старости не умнеют, а старый дурак куда зануднее молодого. Не знаю, кто невыносимее — те старики, которые отказываются считаться с возрастом и ведут себя с тошнотворной игривостью, или же те, которые завязли в давно прошедшем времени и брюзжат на мир, который не завяз там вкупе с ними. Что и говорить, перспективы у стариков не слишком привлекательные: молодые избегают их общества, а в обществе сверстников им скучно. Им не остается ничего другого, как довольствоваться собственным обществом, и мне это на руку: собственное общество мне никогда не надоедало. Я всегда не любил большие сборища, и для меня не последнее преимущество старости — возможность под благовидным предлогом отказаться от приглашения на какой-нибудь вечер или, соскучась, улизнуть с него. Теперь, когда я вынужден все чаще пребывать в одиночестве, оно меня все больше радует. В прошлом году я несколько недель прожил в небольшом домике на берегу Комбахи-ривер; там не было ни одной живой души, но я не испытывал ни тоски, ни скуки. И когда жара и комары вынудили меня покинуть мое прибежище, я с неохотой вернулся в Нью-Йорк. Удивительно, до чего поздно начинаешь понимать, какими милостями осыпала меня природа. Я лишь недавно осознал, до чего же мне повезло: у меня никогда не болели ни голова, ни живот, ни зубы. В автобиографии Кардано — он написал ее, когда ему было под восемьдесят, — я прочел, что у него сохранилось пятнадцать зубов, с чем он себя и поздравляет. Я в свою очередь пересчитал зубы и обнаружил, что у меня их двадцать шесть. Я перенес много тяжелых болезней — туберкулез, дизентерию, малярию и много чего еще, но был умерен в выпивке и еде и в результате здоров телом и душой. Само собой разумеется, в старости не пожить в свое удовольствие, если нет ни здоровья, ни денег. Причем не обязательно больших денег — старикам не так много нужно. Дорого обходятся пороки, в старости же сохранять добродетель не трудно. А вот быть бедным в старости плохо; ради самых насущных своих потребностей прибегать к чужой помощи — еще хуже; и я очень признателен своим читателям: их благосклонность позволяет мне не только не испытывать лишений, но и удовлетворять свои прихоти и оказывать помощь тем, кто вправе ожидать ее от меня. Старикам свойственна скаредность. Для них деньги — средство властвовать над теми, кто от них зависит. До сих пор я не замечал в себе таких дурных наклонностей. Если не считать имен и лиц, память, как правило, мне не изменяет — все, что читал, я помню. Правда, есть в этом и свое неудобство: я прочитал все великие романы по два-три раза и уже не получаю от них прежнего удовольствия. Современные же писатели не вызывают у меня интереса, и не знаю, что бы я делал, если бы не бесчисленные детективы, которые помогают не без приятности коротать время, а по прочтении тут же улетучиваются из головы. Я никогда не испытывал желания прочесть книгу о далеких от моих интересов материях, и по сей день не могу заставить себя прочесть занимательную, равно как и познавательную книгу о людях или странах, мало что для меня значащих. Я не хочу ничего знать про историю Сиама, про обычаи и нравы эскимосов. У меня нет никакого желания прочесть биографию Мандзони, а про бравого Кортеса мне достаточно знать, что он стоял на вершине Да-рьена. Я с наслаждением читаю поэтов, которых читал в юности, и с интересом — современных поэтов. Я рад, что благодаря долгой жизни смог прочесть поздние поэмы Йетса и Элиота. Мне по-прежнему любопытно все, что пишут о докторе Джонсоне и почти все, что пишут о Колридже, Байроне и Шелли. Старость много отнимает — того трепета, с каким впервые читал шедевры мировой литературы, уже не испытываешь — чего не вернешь, того не вернешь. Грустно, конечно, прочитать, скажем, стихи, которые когда-то вызывали у тебя такой же восторг, какой охватывал «астронома» Китса, и прийти к заключению, что не так уж они и хороши. Но есть один предмет, ничуть не менее увлекательный для меня, чем прежде, — это философия, но не философия отвлеченных аргументов и скучнейшей терминологии — «Бесплодно слово философа, если оно не врачует людские страдания», — а философия, которая пытается найти ответ на вопросы, встающие перед каждым из нас. Платон, Аристотель (говорят, что он суховат, но те, у кого есть чувство юмора, найдут в нем немало забавного), Плотин, Спиноза и кое-кто из современных философов, в их числе Брэдли и Уайтхед тешат меня и побуждают к размышлениям. В конечном счете лишь они и древнегреческие трагики говорят о самом для нас важном. Они возвышают и умиротворяют. Читать их все равно, что плыть при легком ветерке по морю, усыпанному бесчисленными островками. Десять лет назад я сбивчиво изложил в «Подводя итоги» свои суждения и воззрения, рожденные жизнью, чтением и размышлениями о Боге, бессмертии, смысле и ценности жизни, и, по-моему, с тех пор не находил причин их изменить. Если бы мне пришлось переписать «Подводя итоги» заново, я бы не так поверхностно коснулся столь насущной темы, как нравственные ценности и, вероятно, сумел бы сказать что-нибудь более основательное об интуиции — тема эта послужила некоторым философам основой, на которой они возвели из догадок целые построения, притом весьма внушительные; мне же кажется, что на фундаменте, таком же неустойчивом, как пинг-понговый шарик в тире, подбрасываемый струйкой воды, можно возвести разве что воздушный замок. Теперь, когда я на десять лет ближе к смерти, я боюсь ее ничуть не больше, чем десять лет назад. Выпадают дни, когда меня не покидает чувство, что в моей жизни все повторялось уже слишком много раз: не счесть, скольких людей я знал, сколько книг прочел, сколько картин, церквей, особняков перевидал, сколько музыки переслушал. Я не знаю, есть Бог или его нет. Ни одно из тех доказательств, которые когда-либо приводились, чтобы обосновать его существование, меня не убедило, а вера должна покоиться, как некогда сказал Эпикур, на непосредственном ощущении. Со мной такого не случилось. Вместе с тем никто не сумел хоть сколько-нибудь удовлетворительно объяснить мне, как совмещается зло с идеей всемогущего и всеблагого Бога. Какое-то время меня привлекала индуистская концепция таинственного безличного начала, которое есть жизнь, знание и блаженство, не имеющее ни начала, ни конца, и, пожалуй, эта концепция представляется мне более приемлемой, чем любой другой Бог, сотканный из людских упований. Но вообще-то я считаю, что это не более чем впечатляющая фантазия. Многообразие мира первопричиной логически не объяснить. Когда я думаю об огромной вселенной с ее бесчисленными звездами и измеряемыми тысячью тысяч световых лет расстояниями, меня охватывает трепет, но вообразить ее Творца — задача для меня непосильная. Впрочем, я, пожалуй, готов счесть существование вселенной загадкой, неразрешимой для человеческого разума. Что же касается жизни на земле, наименее неприемлемой представляется мне концепция, утверждающая, что существует психофизическая материя, в которой содержится зародыш жизни, и ее психическая сторона и есть источник такого непростого процесса как эволюция. Но в чем ее цель, если она вообще имеется, в чем смысл, если он вообще имеется, для меня так же темно и неясно, как и всегда. Могу сказать одно: что бы ни говорили об этом философы, теологи или мистики, меня они не убедили. Но если Бог есть и его заботят людские дела, в таком случае у него должно достать здравого смысла отнестись к ним с той же снисходительностью, с какой разумный человек относится к людским слабостям. Что сказать о душе? Индуисты называют ее Атман и считают, что она существует от века и будет существовать в веках. В это куда легче поверить, чем в то, что ее сотворение обусловлено зачатием или рождением человека. Индуисты считают, что Атман — часть Абсолюта и, истекая из него, в конечном счете в него же и возвращается. Греющая душу фантазия; а вот фантазия ли это или нечто большее — никому знать не дано. Из нее исходит вера в переселение душ, а из него, в свою очередь, выводится объяснение природы зла — единственно вероятное из всех, которые когда-либо изобретало людское хитроумие: оно рассматривает зло как возмездие за прошлые грехи. Однако оно не объясняет, почему всеведущему и всеблагому Создателю захотелось или удалось сотворить грехи. Что же такое душа? Начиная с Платона, многие пытались дать ответ на этот вопрос, но в большинстве случаев они излагали его предположения, лишь несколько видоизменяя их. Мы то и дело употребляем слово «душа» — следовательно, оно что-то для нас означает. Христианство считает, что душа — просто духовная субстанция, сотворенная Богом и наделенная бессмертием, и это один из его догматов. Но и для тех, кто в это не верит, слово «душа» имеет некий смысл. Когда я задаюсь вопросом, какое значение я вкладываю в слово «душа» — могу ответить только, что для меня оно означает осознание самого себя, «я» во мне, ту личность, которая и есть я; а личность эта состоит из моих мыслей, чувств, опыта и особенностей моего телосложения. Мысль, что случайные особенности телесной организации могут влиять на душевную конституцию, многим придется не по вкусу. Что касается меня, я уверен в этом, как ни в чем другом. Моя душа была бы совершенно иной, не заикайся я и будь дюймов на пять выше ростом; зубы у меня чуть торчат вперед, в моем детстве еще не знали, что, если надеть золотую пластину, пока кости формируются, этот дефект можно исправить; будь это известно, мой облик был бы иным, я вызывал бы в людях иные чувства, а следовательно, и мой характер и взаимоотношения с людьми тоже были бы иными. Но что это за штука такая — душа, если она может измениться из-за какой-то пластины? Каждый из нас по своему опыту знает, что жизнь приняла бы иной оборот, не повстречайся нам по воле случая этот или тот человек или не окажись мы в такое-то время на таком-то месте; а значит, и характер и душа у нас тоже были бы иные. Потому что чем бы ни была душа — мешаниной свойств, склонностей, особенностей и сам не знаю чего еще или просто духовной субстанцией, она ощутимо проявляет себя в характере. Полагаю, никто не станет оспаривать, что страдания, как душевные, так и телесные, влияют на характер. Мне случалось встречать людей в бедности и безвестности завистливых, злобных и низких, которые, достигнув успеха, становились благодушными и добрыми. Разве не странно, что величие души было обретено ими благодаря некой сумме в банке и вкусу славы? И напротив, мне случалось встречать людей приличных и порядочных, которых болезни и безденежье делали лживыми, коварными, склочными и недоброжелательными. Вот почему я не склонен верить, что душа — раз она так зависима от тела — может существовать отдельно от него. Когда видишь мертвых, поневоле думаешь: жуть до чего они мертвы. Мне иногда задавали вопрос: не хотел бы я прожить жизнь снова. В общем и целом, я прожил жизнь неплохо, лучше многих, но повторять ее нет смысла. Это все равно, что перечитывать уже раз читанный детектив — такое же праздное времяпрепровождение. Но если предположить, что переселение душ существует — а в него безоговорочно верит три четверти человечества — и была бы возможность выбирать, прожить или нет еще одну жизнь, прежде я, как мне порой казалось, согласился бы на такой эксперимент при условии, что открою для себя те сферы жизни, насладиться которыми мне не позволили обстоятельства или моя собственная брезгливость, как духовная, так и телесная, и узнаю многое из того, на что у меня не было ни времени, ни возможности. Но теперь я ни за что не пошел бы на это. С меня довольно. Я не верю в бессмертие и не желаю его. Я предпочел бы умереть быстро и безболезненно и хотел бы верить, что с последним дыханием моя душа, со всеми ее порывами и несовершенствами, растворится в небытии. Во мне находят отклик слова Эпикура, обращенные к Менекею: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения. Поэтому правильное знание того, что смерть не имеет к нам никакого отношения, делает жизнь усладительной — не потому, чтобы оно прибавляло к ней безграничное количество времени, но потому, что отнимает жажду бессмертия. И действительно, нет ничего страшного в жизни тому, кто всем сердцем постиг, что в не жизни нет ничего страшного». Этими словами я почитаю уместным завершить в этот день эту книгу. Прошло пять лет с того времени, как я окончил эту главу. Я не стал ничего в ней менять, хотя и написал с тех пор три из четырех упомянутых в ней романов; четвертый я счел за благо не писать. Когда после долгого пребывания в Соединенных Штатах я вернулся в Англию и посетил тот район Лондона, где должно было происходить действие моего романа, я возобновил знакомство с людьми, которых предполагал сделать прототипами моих персонажей, и увидел, что их жизнь переменилась до неузнаваемости. Бермондзи было уже совсем не то Бермондзи, которое я знал. Война причинила множество разрушений, унесла множество жизней; и вместе с тем она положила конец безработице, страх которой подобно черной туче висел над моими друзьями; теперь они жили уже не в жалких клоповниках, а в чистеньких, опрятных муниципальных квартирках. Обзавелись радиоприемниками и фортепиано, дважды в неделю ходили в кино. Это были уже не пролетарии, а мелкие собственники. Но этими переменами — несомненно к лучшему — дело не ограничилось. Я не узнавал здешних жителей. Прежде, в плохие времена, несмотря на тяготы и лишения, они были веселыми и добродушными. Теперь в них появилась ожесточенность, их грызли зависть, ненавистничество и недоброжелательство. Раньше они безропотно несли свой крест, теперь в. них клокотала злоба на тех, кто имел больше благ, чем они. Они были подавлены, недовольны жизнью. Мать семейства, уборщица, с которой я знаком не один десяток лет, сказала: «Трущобы и грязь исчезли, а вместе с ними исчезли радость и веселье». Я столкнулся с неведомым мне миром. Не сомневаюсь, что и в нем достаточно материала для романа, но я вынашивал другой замысел, а той жизни, о которой мне хотелось писать, не стало, и этот замысел не осуществился. За последние пять лет я, как мне кажется, прибавил малую толику к накопленным ранее знаниям. Случайная встреча с выдающимся биологом дала мне возможность, пусть и весьма поверхностно, ознакомиться с философией организма. Поучительный и захватывающий предмет. Он высвобождает дух. По единогласному, насколько я могу судить, мнению мужей науки, в некий весьма отдаленный период наша с вами Земля прекратит поддерживать жизнь даже простейших организмов, но еще задолго до этого человечество вымрет, как вымерли многие виды живых существ, не сумевшие приспособиться к изменившимся условиям. Поневоле приходишь к выводу, что в таком случае пресловутый процесс эволюции совершенно напрасен и прогресс, приведший к появлению человека, — грандиозная бессмыслица со стороны природы, грандиозная в том смысле, в каком грандиозны извержение вулкана Ки-лауэа или разлив Миссисипи, но тем не менее бессмыслица. Ведь ни один разумный человек не станет отрицать, что на всем протяжении истории человеческое горе намного перевешивало счастье. Человек чуть не постоянно жил в вечном страхе и под угрозой смерти, и не только в первобытном состоянии жизнь его, как утверждал Гоббс, была одинокой, нищей, убогой, скотоподобной, недолгой. Испокон века вера в потустороннюю жизнь очень многим возмещала тяготы кратковременного пребывания в земной юдоли. Им можно только позавидовать. Вера — тем, кому она дана, — помогает найти ответ на неразрешимые вопросы, перед которыми разум останавливается. Некоторые видят в искусстве ценность, которая и есть самооправдание, и они убедили себя, что злосчастный удел обычных людей — не слишком высокая плата за блистательные шедевры художников и поэтов. Мне эта точка зрения не близка. На мой взгляд, правы те философы, которые измеряют ценность искусства силой его воздействия и из этого делают вывод, что его ценность не в красоте, а в положительном влиянии. Но что это за воздействие, если оно не действенно? Искусство, которое всего лишь доставляет наслаждение, пусть и самое что ни на есть духовное, не может считаться значительным: оно сродни скульптурам на капителях колонн, держащих мощный свод, — их изящество и своеобразие радуют глаз, но функциональной нагрузки они не несут. Искусство, если оно не оказывает положительного влияния, всего лишь опиум для интеллигенции. И не искусство помогает утолить скорбь, еще в незапамятные времена с непреходящей силой воплощенную в Книге Екклесиаста. По-моему, та поистине героическая отвага, с какой человек противостоит абсурдности мира, своей красотой превосходит красоту искусства. Я вижу ее в бесшабашности Пэдди Финьюкейна, передавшего по радио летчикам своей эскадрильи, когда его самолет сбили: «Тютелька в тютельку, братцы!» В хладнокровной решимости капитана Оутса, который ушел в полярную ночь навстречу смерти, чтобы не быть обузой своим товарищам. В верности своим друзьям Элен Ва-лиано, женщины не такой уж молодой, красивой и умной, которая выдержала чудовищные пытки и приняла смерть, притом не за свою родину, лишь бы никого не предать. Паскаль в отрывке, который чаше всего цитируют, писал: «Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он — тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстается с жизнью и что слабее вселенной, а она ничего не сознает. Итак, все наше достоинство — в способности мыслить». * * * Прав ли он? Конечно же, нет. Мне кажется, к понятию «достоинство» сейчас относятся с некоторым пренебрежением, и, по-моему, правильнее было бы перевести его как благородство. Бывает и такое благородство, которое порождается не мыслью. Оно дается от природы. Вне зависимости и от культуры, и от воспитания. Оно восходит к изначальным инстинктам человека. Перед его лицом Богу, если он и сотворил человека, следовало бы устыдиться и закрыть лицо руками. И лишь уверенность в том, что человек, при всех своих слабостях и пороках, порой способен проявить редкое величие духа, помогает превозмогать отчаяние. Но все это очень серьезные вопросы, и здесь, даже будь я способен их разрешить, они неуместны. Ведь я подобен пассажиру, ожидающему во время войны корабль в порту. Мне неизвестно, на какой день назначено отплытие, но я готов в любой момент сесть на корабль. Многие достопримечательности я так и не осмотрел. Меня не тянет поглядеть ни на отличную новую автостраду, по которой мне не ездить, ни на великолепный новый театр с наисовременнейшими приспособлениями, который мне не посещать. Я просматриваю газеты, перелистываю журналы, но когда мне дают почитать книгу, я отказываюсь: что если я не успею ее закончить, да и предстоящее путешествие не располагает интересоваться книгами. Я завожу новых знакомых в баре или за картами, но не стараюсь с ними подружиться — слишком скоро нам суждено расстаться. Я вот-вот отбуду. Источник: Уильям Сомерсет Моэм. «Записные книжки» Перевод Марии Лорие

От Древнего Египта до Средневековья — эволюция строительных технологий

Какие бы величественные и необычные здания ни создавались в наше время, многие строения древних цивилизаций поражают своей сложностью. Учитывая тот факт, что сейчас людям доступно гораздо больше технологий, остается непонятно, каким образом удавалось возводить сооружения со сложнейшей конструкцией. На некоторые вопросы уже найдены ответы. Но и сейчас ведутся споры по поводу строительных технологий прошлого. Одним из самых величественных сооружений древнего мира по праву считаются пирамиды. Их создавали специально для захоронения царей. О том, как именно их строили, до сих пор спорят ученые. Из источников тех времен до нас практически ничего не дошло. Но многие сведения получены благодаря недостроенным пирамидам. Именно они позволили добыть полезную информацию о процессе строительства. Известно, что в основании пирамид лежат большие каменные блоки, которые к вершине уменьшаются в размерах. В недостроенных пирамидах или в разломах готовых можно увидеть, что между собой блоки кое-где скреплены раствором. Возведение таких огромных сооружений без специальной техники кажется немыслимым. Но в Древнем Египте пирамиды строили, используя большое количество людей и особые технологии. Когда на полях заканчивались сборы урожая, большая часть населения страны отправлялась на строительство пирамид. Простых людей, не разбирающихся в строительстве, использовали для вырубки и доставки каменных блоков. По разным подсчетам ученых для создания одной пирамиды требовалось от 20 до 30 тысяч человек. Хотя пирамиду Хеопса строили 100 тысяч человек, если верить сведениям Геродота. Поэтому неудивительно, что при раскопках были обнаружены поселки для строителей. Здесь они жили, целый штат поваров готовил для строителей пищу. В поселках также были найдены медеплавильные мастерские, где изготавливалось орудие для обработки камня. Также археологами был обнаружен некрополь — место захоронения простых рабочих и архитекторов. Последних хоронили с большими почестями. Спорным вопросом остаются сроки строительства. Древнегреческий историк Геродот указывал две цифры: 10 лет занимало само строительство пирамиды и 20 лет к ней прокладывалась дорога, по которой доставляли каменные блоки. Но поскольку великий историк не знал египетского языка, его сведения могут быть ошибочными. Более точные данные — надписи на стенах пирамид, которые оставляли сами рабочие. Материалом для строительства служил известняк. В Гизе месторождения расположились совсем рядом с пирамидами, однако некоторые виды материалов для стройки везли издалека. Доставка строительных материалов была возложена на вельмож. В то время и простолюдины, и знатные люди считали свою работу престижной. На гробницах вельмож даже указывалось, что царь велел им заняться поставкой материалов. Это считалось почетной миссией. Рабочие на месторождениях известняка при помощи медных зубил и кирок вырубали каменные глыбы. Для обработки более твердых пород использовались инструменты из долерита. Также известно, что иногда в камень вбивались деревянные колья. Их поливали водой, от чего они разбухали и раскалывали камень. Затем полученные куски породы необходимо было доставить до места строительства пирамиды. Некоторые каменные глыбы весили не более 1,5-2,5 тонн, но были и более крупные экземпляры, которые достигали веса 70-90 тонн. До сих пор назвать точный метод транспортировки не удалось. Но есть несколько теорий. Возле пирамид были обнаружены остатки дорог из кирпича. Они были оборудованы двумя желобами по краям, по которым перекатывали камень. Не исключено, что египтяне использовали способ перемещения, который применяли в Средние века. Несколько сотен человек тянули камень по песку, который сбрызгивали водой для увеличения его скольжения. Также при раскопках некоторых пирамид был найден особый люлечный механизм, посредством которого, видимо, осуществлялось перемещение камня. В ходе экспериментов удалось установить, что использование такого механизма позволяет с неплохой скоростью транспортировать небольшие каменные блоки. Недостатком данной теории является то, что катить камень при помощи люлечного устройства можно было лишь по твердой дороге. Также это очень энергозатратный способ, ведь пандус нужно было вернуть на место добычи камня. Существует недоказанная теория, что по дороге, состоящей из помостов, можно было катить камни квадратной формы. Если правильно все рассчитать, то сила трения будет небольшой. Тогда достаточно небольшого толчка, чтобы камень сам покатился по такой дороге. Особенно, если сделать такой помост под наклоном. Подъем глыб на большую высоту также требовал определенных усилий. Наиболее правдоподобный вариант — это подъем камня при помощи помостов. Данное явление также описано Геродотом. Но есть у такого способа и недостатки. Поскольку камни одинаковы лишь по высоте, а остальные параметры у них сильно отличаются, то помосты нужно было в индивидуальном порядке подготавливать под каждый каменный блок. Верхнюю часть пирамиды традиционно украшали пирамидионы. Это большие каменные элементы пирамидальной формы, угол наклона граней которых совпадал с соответствующим параметром самой пирамиды. Поднять на большую высоту такой тяжелый элемент (вес некоторых пирамидонов достигал 10 тонн) — сложная задача. Предположительно подъем производился при помощи лесов, которые возводились вокруг пирамиды. Внутри на канате подвешивался пирамидон. Скручивание каната позволяло поднять тяжелый элемент. Технология строительства в Древней Греции несколько отличалась от описанной выше. Для большинства исследователей главным вопросом оставалось отсутствие чертежей в процессе строительства. Но в 1979 году было произведено сенсационное открытие. В святилище Аполлона, которое находится в Дидимах, на стенах были обнаружены странные линии. В результате исследования удалось выяснить, что линии, высеченные на камне, были своеобразными чертежами. Поскольку храм так и не был достроен, стены не обрабатывали и обозначения, выполненные древнегреческими архитекторами, дошли до наших дней. Для того, чтобы настенные чертежи удавалось редактировать, прибегали к одному ухищрению. Стену заштриховывали красным цветом, затем на нее наносили насечки (то есть проводили линии, круги). Если линию нужно было нанести на другой участок, то уже сделанную бороздку окрашивали в красный цвет специальным мелом. Таким образом удавалось «стирать» неправильно сделанные обозначения. После того, как жителям острова Крит пришлось уйти на материк, они стали возводить там крепости. Строили их, используя тесаные или необработанные камни, которые укладывались вплотную друг к другу без раствора. Ярким примером являются Микены. Такая кладка получила название циклопической. Древние греки не знали, каким образом можно было возвести стены из большого необработанного камня, поэтому приписывали им божественное происхождение. Отсюда и произошло название кладки. В наше время циклопическая кладка также используется, только камни укладываются на слой раствора. Архитектура Древней Греции отличается наличием большого количества колонн, пилонов. Эти элементы предназначались для создания опоры для плоских перекрытий. Материалом для строительства храмов служил мрамор. Также использовался известняк, особенно для возведения крепостей. Обычные дома делали из кирпича. Иногда его обжигали, иногда использовали сырцовой. Кирпичная кладка была популярна благодаря ее высокой сейсмостойкости, поскольку стены при подземных толчках не разрушались. Для упрочнения каменной кладки вместо раствора применялись шпоны, шипы и скобки. С их помощью блоки соединяли между собой по горизонтали и по вертикали. Иногда здания дополнительно облицовывали камнем. Перекрытия делали из древесины. И прежде чем создавать колонны из мрамора, их делали из дерева. Для транспортировки камней существовали специальные подъемные механизмы. В камнях делали выступы, за которые цеплялись крючки, и при помощи подъемных устройств можно было передвигать и устанавливать камень на нужное место. Обработка камня производилась уже после его закладывания, лишь самые сложные элементы делали заранее, к примеру, капители. В Древней Греции не только храмы были уникальны. На Крите во многих домах был проведен водопровод и канализация. Не только древние сооружения вызывают восхищение. В эпоху Средневековья также было создано немало уникальных построек. В период раннего Средневековья в Византии строились очень красивые и мощные здания. Для этого использовался кирпич, который укладывался на раствор. Такой тип кладки позволял строить и стены, и своды, и даже пилоны. На строительные технологии Византии оказал влияние Древний Рим. Поэтому неудивительно, что византийская архитектура отличается большим количеством заимствованных элементов. Византийские мастера были хорошими конструкторами и умело разрабатывали проекты зданий со сложными архитектурными формами. Купол с барабанами является узнаваемым признаком архитектуры Византии. Барабан размещали между стеной и куполом. Он был предназначен для сохранения монолитности купола. Византийские мастера изобрели новый тип строительства сводов. Достижения византийских строителей оказали влияние на развитие строительной отрасли на Руси, в Турции, Сербии, Италии, Грузии. В Средневековой Европе многим феодалам приходилось защищаться от врагов, поэтому они были вынуждены строить замки. Изначально их делали из дерева. Такие строения имели множество отличий от привычных для нас замков. На возвышении строился деревянный дом, который ограждался частоколом и рвом, наполненным водой. Многие идеи европейских замков взяты из античности. Например, частоколом ограждали римские военные лагеря. Машины, существовавшие в Средние века, позволяли ускорить строительство замков. Поскольку камня часто не хватало, то в качестве материала часто выбирали кирпич, дерево. Но в дальнейшем свое жилье нужно было укреплять, чтобы защититься от нападений. Поэтому замки преображались, превращаясь в неприступные крепости. Замок оснащали крепостной стеной, служащей для отражения штурма, создавали внутренний двор и подъемные ворота. В период позднего Средневековья самыми сложными сооружениями были соборы. Для их строительства создавались специальные организации — ложи каменщиков. Эти организации контролировали ход работ. В Древнем Риме и Египте также были отдельные строительные организации, курирующие строительство. В процессе возведения соборов рабочие вынуждены были много времени проводить на месте строительства. Поэтому рядом создавались постройки для их проживания. Члены ложи разрабатывали проекты соборов. Для этого нужно было обладать знаниями, которые помогли бы рассчитать геометрическую основу здания. Далее проект воплощали в жизнь гильдии каменщиков. Со временем значимость лож стала уменьшаться, поскольку гильдии каменщиков набрались опыта и могли полностью заменить ложи. Архитекторы того времени использовали знания, накопленные предшественниками. В этот период появилось много изобретений, упростивших работу строителям. Например, для поднятия камня использовались специальные подъемные колеса. Были усовершенствованы леса, которые применялись в строительстве и раньше.

Как Моцарт чуть не стал российским музыкантом

Судьбу Моцарта никак нельзя назвать легкой и простой. Чудо-ребенок, гениальный композитор, дитя, которым восхищалась вся Европа, он скоропостижно умер в бедности и был похоронен «по третьему разряду» — без особой пышности, в стандартной «могиле на 5 трупов». Денег в доме практически не было, зато над семьей висели огромные долги. Когда спустя пятьдесят лет после его смерти захотели отыскать могилу Моцарта, ни надписи, ни памятника, разумеется, не было. Найти её удалось практически чудом: жена друга композитора порою приходила на кладбище и брала с собой маленького сына. Вот он-то и вспомнил, где похоронен тот, кого признают величайшим музыкальным гением. А ведь всё могло сложиться иначе. Вена, где жил и работал Вольфганг Амадей и где ему постоянно не хватало денег, несмотря на довольно значительные гонорары, была блестящим городом. В 1790 году в качестве русского посла туда был назначен граф Андрей Кириллович Разумовский. Жена Андрея Кирилловича была родом из Вены, сам граф любил искусство, прекрасно разбирался в музыке и живописи, музицировал на скрипке и любил покровительствовать артистам. Довольно быстро русский вельможа свёл знакомство с Моцартом — и решил устроить судьбу вечно бедствующего гения. В сентябре 1791 года он писал о нём светлейшему князю Григорию Александровичу Потёмкину и в письме отрекомендовал своего протеже как искуснейшего клавесинщика и композитора, намекнув, что Моцарт отягощён семейством, а денег у него мало — и если ему заплатят достойно, то музыкант охотно переберется в Россию. Разумовский даже предлагал нанять Моцарта на некоторое время, чтобы отправить его в Новороссию и тем самым дать возможность Потёмкину послушать его игру. Музыкальные вкусы Потёмкина были не слишком-то тонки, но кураж у него присутствовал во всём. В качестве капельмейстера у Светлейшего работал друг Моцарта, композитор Джузеппе Сарти, который однажды написал ораторию для 300 певцов, колоколов и пушек. При исполнении оратории пушками командовал сам Потёмкин. Можно предположить, что Моцарт с его тягой к экспериментам и чисто мальчишескому озорству проникся бы этой идеей и с удовольствием попробовал работать с таким необычным оркестром. Известно, что Потёмкин лелеял мечты об открытии в Екатеринославе (нынешнем Днепропетровске) «университета купно с академией музыкальной или консерваториею». Было даже выбрано и место для университета. Разумовский, безусловно, знал, что делал, советуя Потёмкину пригласить именно Моцарта. Можно только гадать, как бы развернулся гениальный Амадеус, получив такие ошеломительные возможности развития. На славные проекты Потёмкин денег не жалел. К сожалению, история не знает сослагательного наклонения. Потёмкин не ответил на письмо Разумовского, так что разговор не состоялся. Да и жить Светлейшему оставалось совсем недолго — он умер в октябре 1791, а в декабре того же года скончался и сам Моцарт. Разумовский был потрясён безвременной смертью гения и писал в Россию, что «утрата Моцарта... оставляет нас в нищете». Интересно, что в 1808 году сын Вольфганга Амадея, Франц-Ксаверий Моцарт, отправился во Львов — в то время владение Австрийской империи. Он прожил во Львове более тридцати лет, преподавал музыку местным аристократам и основал там музыкальную школу. Источник: «Русский мир»