Как мозг реагирует на разрыв дружбы

Разрыв дружеских отношений — очень распространенное явление. Нидерландское исследование 2008 года выявило, что до 70% близких дружеских связей распадаются в течение семи лет, а социальный опрос 2023 года показал, что более двух третей американцев разрывали дружбу в течение жизни. И хотя расставание с другом — не редкость, это не значит, что потеря близкого человека не оказывает существенного влияния на эмоциональное здоровье и даже здоровье мозга. Дисбаланс гормонов и усиление тревожности В первую очередь активируется тревожный сигнал. Как объяснила невролог Лиза Шульман, потеря дружеских отношений может вызвать активацию миндалевидного тела (области мозга, связанной с эмоциональными реакциями). «Миндалевидное тело исследует окружающую среду на предмет угроз. Когда эмоциональная травма достигает определенного порога, миндалевидное тело «подает сигнал тревоги», запуская каскад нейромедиаторов и гормонов, чтобы подготовить организм к защите», — рассказала эксперт. Кроме того, может пошатнуться гормональный баланс. Психиатр Шэрон Батиста отметила, что в число активированных нейромедиаторов входят серотонин, дофамин и норадреналин, отвечающие за регуляцию настроения и обработку эмоций. Дисбаланс серотонина, связанного с чувством благополучия и счастья, способен привести к нарушениям настроения. В то же время снижение уровня дофамина, отвечающего за систему вознаграждения и удовольствие, может вызвать ангедонию — неспособность испытывать радость. Также нередко повышается уровень норадреналина, участвующего в реакции организма на стресс, что способствует всплеску тревожности в процессе переживания горя. Еще одно последствие — синхронизация памяти и эмоций, которые будут работать против вас. Со временем «эмоциональный» мозг может стать более чувствительным под воздействием внешних триггеров, таких как напоминания о потере. Это происходит в ущерб «думающему» мозгу, или коре больших полушарий. Эмоциональные компоненты памяти способны подавлять когнитивные, что усилит тревожность, депрессию и нарушит сон. Психологические последствия Как пояснила клинический психолог Сабрина Романофф, потеря близкого друга, подобно расставанию с романтическим партнером, вызывает чувство горя. Кроме того, по ощущениям это может быть очень похоже на горе от смерти. Это создает так называемое неопределенное, двусмысленное горе — боль от утраты человека, который все еще жив, но больше не будет рядом с вами в привычном понимании. Психика тяжело переживает это состояние, поскольку зачастую не происходит никакого завершения истории, и отсюда возникает путаница и непонимание причин, по которым отношения закончились. Поскольку дружеские связи часто удовлетворяют ключевые потребности в принадлежности и привязанности, их разрыв приводит к чувству отверженности, неуверенности в себе и одиночеству. К этому могут добавляться печаль, гнев и даже симптомы депрессии и тревоги. Со временем это может вылиться в проблемы с социальной идентичностью. Также разрыв дружбы в некоторых случаях запускает реакцию страха, при которой человек начинает бояться разрушить другие отношения или открыться людям из-за риска возможной будущей боли или разочарования». Поэтому те, кто переживает потерю друга, могут изолировать себя в качестве защитного механизма, чтобы снизить уязвимость и избежать эмоциональной перегрузки. План действий В первую очередь эксперты рекомендуют прожить горе. «Отнеситесь к потере как к любому значительному эмоциональному событию, — посоветовала Романофф. — Позвольте себе оплакивать общие воспоминания, связь и ту роль, которую этот человек играл в вашей жизни». Изменения в дружбе — это естественная часть жизни, поэтому лучше сосредоточиться на принятии ситуации, даже если поначалу это может быть трудно. После разрыва легко попасть в негативный цикл обвинений в адрес другого человека и даже себя. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на поиске виноватого, признайте, что отношения были ценными, но исчерпали себя. Можно сохранять связь с положительными воспоминаниями, одновременно осознавая причины, по которым все закончилось. Однако это следует делать после первоначального этапа горевания. Вы можете проанализировать дружбу с человеком, составить список хороших, плохих сторон и того, что можно было бы улучшить. Понимание динамики поможет вам расти и устанавливать более здоровые границы в будущих дружеских отношениях. После размышлений о том, что могло привести к окончанию вашей дружбы, уделите время тому, чтобы прояснить, что вы цените в отношениях. Определите свои непреложные принципы и ожидания от дружбы, позвольте этим целям направлять вас к формированию более полноценных связей в будущем. Кроме того, важно не забывать о других людях, с которыми вы общаетесь или дружите. Не позволяйте потере помешать вам ценить другие отношения, которые у вас есть и которые развиваются вместе с вами. Чтобы уменьшить чувство одиночества и получить поддержку, сосредоточьтесь на построении новых социальных связей, а также на укреплении существующих. Согласно теории привязанности, помимо усиления чувства принадлежности, формирование новых связей способствует восстановлению эмоциональной безопасности. По материалам статьи «What Happens in the Brain After a Friendship Breakup» Very Well Mind

Почему некоторые люди никогда не взрослеют

Максу было чуть за двадцать, а он все еще не чувствовал себя взрослым. Жил с матерью и отчимом, подрабатывал время от времени и просиживал дни в видеоиграх. Друзей вне интернета не было, планы на будущее расплывались. Он словно удерживал жизнь на паузе — без риска, без решений, без движения. Это был не просто растянутый подростковый период. Макс замкнулся: выходил из дома редко, питался энергетиками и едой навынос. В его мире оставались только мать, брат-близнец и онлайн-подруга Дженна. Любое приглашение «выйти в люди» раздражало и пугало; он уходил почти сразу, будто улица обнажала его хрупкость. В играх, напротив, все поддавалось контролю: можно приглушить эмоции, переписать сюжет, выключить реальность. Так сложился образ жизни, построенный на избегании: он уходил от людей, ответственности, усилий — и прежде всего от риска встретиться лицом к лицу с возможной неудачей и собственным стыдом. Когда избегание становится идентичностью За кажущейся пассивностью жил тяжелый, невыносимый стыд. Макс понимал, что отстает, ненавидел свое тело и слабость, но не мог это выразить. Никаких психологических инструментов — только старые, знакомые способы увести себя в сторону: диссоциация, еда, гаджеты, игры. Заглушая стыд, он заглушал и все остальное. Это была не застенчивость и не просто социальная тревога. Речь шла об избегающем расстройстве личности — устойчивом паттерне подавленности, чувства неадекватности и болезненной чувствительности к критике. Такие люди хотят близости и роста, но страх быть разоблаченным и «недостаточным» оказывается сильнее. Тогда избегание перестает быть тактикой и становится частью личности: не идти туда, где больно; не пробовать то, что может не получиться; не открываться тому, кто способен увидеть слабость. День за днем Формально Макс учился в университете, но в практическом смысле не присутствовал там: пары пропускал, в клубы не ходил, друзей не заводил. Он не поддерживал разговор, не предлагал тем, будто внутри не было опоры, собственного взгляда. Даже в играх — его главном занятии — не искал глубины: перескакивал с сюжета на сюжет, хватал новизну, избегал усилий. Это были не увлечение и не мастерство, а ритуал отвлечения — способ переждать жизнь. После выпуска из университета Макс работал, только когда мать находила ему подходящее место. Через несколько недель его начинала душить рутина, раздражали коллеги и совместные задачи. Он не имел опыта доводить проекты до конца, и всякий раз неадресованная злость выталкивала его к двери. Важно понимать: это не «лень» как моральный изъян. Для людей с избегающим расстройством личности даже небольшие социальные и профессиональные требования переживаются как реальная угроза: «Сейчас они увидят, что я не справляюсь». И лучше уйти заранее, чем подтвердить собственный страх. Регрессия как стиль жизни Макс не справлялся с простыми вещами: заполнить анкету, разобраться с оплатой, выбрать недорогую микроволновку. Любая зона неопределенности — и он отступал. Мир казался чрезмерным: слишком громкий, сложный, требовательный. Поэтому он звонил единственному человеку, который как будто мог удержать его от распада, — матери. Он звонил по много раз в день: что написать в сообщении, куда обратиться с насекомыми в квартире, как решить спор с провайдером. Мать ворчала: «Не приходи ко мне по каждой мелочи», — и все же спешила спасать. Ее помощь приносила облегчение обоим: ему — освобождение от ответственности, ей — ощущение нужности. Но такая «поддержка» не учила, а подменяла самостоятельность: она давала ответы, а не инструменты. Эта зависимость — не про страх потерять привязанность (как при зависимом расстройстве), а про бегство от возможного разоблачения и стыда. Регрессия здесь становится ролью: лучше оставаться ребенком, чем признать свою неуклюжесть на взрослой территории, где нужно пробовать, ошибаться и расти. Идеализация, основанная на фантазиях В офлайне у Макса друзей не было. Единственной связью оставалась Дженна — знакомая из игр, с которой он переписывался с подростковых лет. Они никогда не встречались, их «дружба» целиком жила в онлайне, но Макс идеализировал ее: «самая умная, самая красивая, лучшая». То же происходило и с публичными фигурами: случайный повар в ролике вдруг становился «лучшим в мире», актриса — «лучше чем Мэрил Стрип». Логики в оценках не было — была детская восторженность недосягаемым. Чем дальше человек, тем совершеннее он казался, потому что не предъявлял встречных ожиданий. Идеализация на расстоянии — удобная защита. Реальная близость всегда связана с риском: тебя могут не понять, раскритиковать, увидеть уязвимым. А далекий объект любви безопасен: он не требует усилий и не отражает твоей слабости. Без опыта живых отношений с их нюансами и разочарованиями у Макса не формировались взвешенные суждения — только фантазии, которые не проверяются на прочность. Проецируемый стыд Стыд Макса был не просто сильным — он был невыносимым. Признать его означало встретиться с пустотами собственного опыта. Поэтому он делал иначе: создавал проекции. Когда в его жизни появилась молодая женщина — амбициозная, поддерживающая, — он отреагировал нападением. Он критиковал ее планы, высмеивал учебу и работу, распространял нелепые слухи среди тех немногих, кто был у него «своими»: матери, брата-близнеца, Дженны. Иногда злость прорывалась внезапно: едва заметный повод — и поток презрения. Он сравнивал ее с Дженной, уверяя, что «та во всем лучше». На деле именно эта женщина подсвечивала самое болезненное: другие двигаются, а он — нет. Ее энергия и компетентность напоминали ему о том, чего у него не было, и он пытался сделать ее такой же ничтожной, как чувствовал себя сам. Это уже не просто защитная реакция, а стратегия: не вынести стыд — значит спроецировать его на другого. Парадокс в том, что желание близости у людей с избегающим расстройством личности никуда не исчезает. Макс заставлял себя выходить из комнаты и встречаться с девушкой — в пределах «безопасного»: тихое кафе, короткая прогулка. Но чем ближе становилась реальность, тем громче звучал страх унижения. Поддержку он принимал за скрытую критику, зависть маскировал презрением, а искренность — угрозой. Видимость перемен К тридцати у Макса появились «улучшения»: еженедельные вечера настольных игр, осторожное слово «друзья» в адрес небольшой компании. Это был самый стабильный социальный ритуал за последние годы. Но фундамент оставался прежним. Он все еще жил с матерью и отчимом; комната была захламленной пещерой с мигающими экранами; прогресс — аккуратно выстроенной декорацией. Параллельно усиливался внутренний разлад. Он остро чувствовал собственную инертность и незначительность в мире, где ценятся действие и участие, — и в то же время стал резче отстаивать категоричные суждения. В чатах появлялись тезисы уровня приговора: «Все богатые — мошенники», «Система — сплошной обман». Стоило попросить пояснить, он замыкался. Не потому, что не имел мнения, — потому что любое углубление грозило разоблачить: за громкими формулами пусто. Этот «тихий крах» проявился особенно ясно во время короткой поездки за границу — первой в его жизни. Небольшая компания все спланировала, но в день отъезда у одного участника сорвался перелет, и группе пришлось быстро перестроиться. Все собрались обсуждать варианты, а Макс сел в угол и уткнулся в телефон. На мягкое «Макс, нам нужно решить это вместе, присоединишься?» — отвернулся и замолчал. Не оправдывался, не спорил, просто исчез из ситуации. Это была не растерянность. Это было чистое избегание — отказ вступать в реальность, даже когда ставки невысоки. Любое решение несло риск ошибиться, а значит — риск ответственности. А ответственности Макс не переносил: ни за поездку, ни за дружбу, ни — что важнее — за собственную жизнь. Избегание не меняется с возрастом Еженедельные выходы «в свет» не отменили главного: внутренний механизм остался прежним. Макс качался между детской беспомощностью и хрупким превосходством, между потребностью в людях и страхом быть увиденным настоящим. Он по-прежнему объяснял свои трудности «внешней системой», а когда система — то есть живые люди — просила участия, он растворялся в тишине. Он не нашел себя ни в офлайне, ни в вымышленном мире. Он перестал участвовать в жизни раньше, чем научился в ней жить. И в этом нет ничего экзотического: такие истории случаются чаще, чем мы готовы признать. Люди с избегающим расстройством личности нередко выглядят пассивными и даже кажутся примирившимися с изоляцией. Но за спокойной поверхностью идет непрерывная внутренняя борьба — за право не стыдиться себя, за возможность выдержать реальность и остаться в контакте. По материалам статьи «Why Some People Never Seem to Grow Up» Psychology Today

Лучшие сериалы 2025 года. Часть 1

С каждым годом выходит настолько много сериалов, что зрителю бывает сложно выбрать достойный среди этого обилия. Этот список из девяти лучших проектов, вышедших в первой половине 2025 года, поможет вам определиться, чтобы провести время за просмотром по-настоящему стоящих сериалов. «Переходный возраст» Это, пожалуй, самый громкий мини-сериал этого года. Ему уже пророчат всевозможные кинематографические премии. Согласно сюжету, полиция забирает подростка Джейми Миллера прямо из родительского дома, обвиняя мальчика в убийстве одноклассницы. Вместе со следователями в деле разбирается его отец, который пытается понять, какие ошибки в воспитании ребенка он допустил. Одна из главных находок «Переходного возраста» — съемка одним кадром без монтажных склеек. Камера постоянно перемещается от одного персонажа к другому, что максимально погружает зрителя в происходящее, делая его настоящим участником картины. Также критики похвалили за актерскую работу Стивена Грэма, который не только приложил руку к созданию сериала, но и сыграл отца Джейми, убедительно продемонстрировав весь диапазон эмоций родителя, оказавшегося в непростой ситуации. «Белый Лотос» (третий сезон) Еще один хит этого года — третья часть нашумевшего сериала про обеспеченных людей, их причуды и жизнь. Если первый сезон базировался на противопоставлении двух миров (отдыхающих и обслуживающего персонала отеля), второй сосредоточился на взаимоотношениях мужчин и женщин, то третий решил препарировать вопросы более экзистенциального характера. Сатирическая составляющая в этот раз сильнее контрастирует с уровнем драмы, придуманной режиссером и сценаристом Майком Уайтом. Многие герои оказываются потеряны в собственном духовном пространстве, пытаясь отыскать свой путь с помощью путешествия в экзотически-буддистский Таиланд. Кроме того, создателя сериала сильно занимала тема кризиса среднего возраста у мужчин, которую в этот раз он попытался рассмотреть через нескольких персонажей. «Аутсорс» Сериал Душана Глигорова о палаче-тюремщике, сыгранного Иваном Янковским, наделал много шума в российском медиапространстве. Сделанная по лучшим канонам русской классики картина постоянно втягивает зрителя вместе с персонажами в сложнейшие моральные дилеммы, поднимая вопросы мести, совести, преступления и наказания в человеческой жизни. Сюжет вращается вокруг надзирателя тюрьмы на Камчатке в середине 1990-х годов, незадолго до отмены смертной казни в России. Он придумывает, как заработать себе на жизнь, предлагая родственникам жертв лично казнить людей, ответственных за жестокие преступления. Со временем задумка превращается в настоящий бизнес, а каждый герой проходит испытание на человечность. «Киностудия» Комедийный сериал Сета Рогена о закулисье голливудской индустрии уже прозвали одним из самых смешных в этом году. Режиссер сам исполнил главную роль, сыграв человека, который случайно оказался в кресле главного продюсера одной из студий фабрики грез. Сам персонаж мечтает снимать и продвигать авторское кино, чтобы не дать настоящему кинематографу умереть, но реальность вынуждает подстраиваться под аудиторию и работать только над проектами, приносящими хороший доход. Одна из главных фишек сериала — длинные планы с подвижной камерой под динамичную музыку. Такой же прием использовался в «Бёрдмэне», а теперь перекочевал в сериальное производство. Помимо съемки, одновременно добавляющей динамики и напряжение, проект может похвастаться обилием звезд Голливуда разной величины — от Стива Бушеми до Мартина Скорсезе. Последний, кстати, даже получил за свое появление актерскую номинацию на «Эмми» (первую в его карьере). «Игра в кальмара» (второй и третий сезоны) Изначально новый сезон «Игры в кальмара» должен был выходить целиком, но руководители Netflix разбили его на две части, поскольку серий там получилось больше, чем в первом. Выигравший в прошлый раз Сон Ки Хун возвращается в опасную игру, чтобы попробовать положить конец этому жестокому аттракциону для богачей, но снова сталкивается с жадностью и непониманием окружающих. Режиссеру удалось мастерски препарировать пороки общества, показав, на что готовы люди ради больших денег и собственной жизни. Правда, по сути, создатель сериала сам стал своеобразной жертвой капитализма, который так яростно критикует в своем проекте. По его признанию, создание последующих сезонов и кабальный контракт с продюсерами настолько выжали его, что после окончания съемок он уехал на остров без связи, чтобы привести свою психику в порядок. «Друзья и соседи» Apple TV попытался перехватить успех у коллег из HBO с их «Белым лотосом», выпустив не менее саркастичный сериал, изучающий подноготную современных богачей. Главный герой Куп — состоятельный мужчина в разводе, которого внезапно увольняют с работы, и его жизнь стремительно катится под откос. Расходы на содержание бывшей жены и детей растут, а имидж богатого весельчака ему терять не хочется, поэтому он решает грабить своих соседей и входит во вкус, что запускает череду нелепых и странных ситуаций. По замечаниям критиков, сценаристы и режиссер смогли дать зрителю не очередную историю белого воротничка, сталкивающегося с большими проблемами, а тонкую историю многогранного персонажа, пытающегося разобраться не только с невзгодами, но и своими жизненными ценностями. А Джон Хэмм, исполнивший роль Купа, выдал великолепный перформанс впервые со времен своей работы в «Безумцах». «Отдел нераскрытых дел» «Доктор Хаус» от мира детективов — пожалуй, так можно охарактеризовать свежий проект от создателя «Хода королевы» Скотта Фрэнка. После несчастного случая британского следователя вместо отставки отправляют в отдел, который занимается нераскрытыми делами многолетней давности. И теперь нелюдимый и высокомерный всезнайка должен докапываться до правды, вскрывая самые неожиданные подробности старых преступлений. Сериал, согласно мнению критиков, балансирует на грани напряжения и фирменного британского юмора, что помогает обострить драматизм происходящего на экране. Кроме того, авторы рассматривают главного героя с самых разных сторон, по ходу дела заставляя его ковыряться в собственных комплексах и скелетах в шкафу, что делает персонажа многогранным и объемным. «Разделение» (второй сезон) Многих зрителей в первой половине 2025 года порадовал новый сезон нашумевшего «Разделения» от Бена Стиллера. Продолжение научно-фантастического триллера с налетом кафкианского абсурда продолжает изучать принципы пресловутого сегодня work-life balance (баланс между работой и личной жизнью), дружбы, отношений и даже культа личности. Как писали некоторые критики, сериал из-за своей странной структуры распадается на отдельные сцены и образы, которые прочно застревают в памяти. Именно такой подход в эпоху быстрого потребления контента, вероятно, и сделал сериал популярным, заставив даже любителей листать ленты соцсетей задуматься о важном. «Путешествие на солнце и обратно» Часть кинематографического сообщества уже успела назвать новый проект независимого режиссера Романа Михайлова главным российским сериалом 2025 года. Автор, как и многие представители киноиндустрии в России, зашел на территорию эпохи 1990-х годов, дав ей свое осмысление. Сделал он это так, как не делал еще никто — с реалистичностью, скрещенной с магическим реализмом. Важно отметить, что в основу этого проекта лег роман режиссера «Дождись лета и посмотри, что будет». Сериал рассказывает историю Руслана, который мечтал быть боксером, но попал в криминальный мир. Однако Михайлова больше интересует история любви, которая разворачивается на сломе эпох. Сам создатель проекта говорил в интервью, что снял сон о девяностых, где нет привычных зрителю шаблонов, что делает просмотр еще интереснее. Кроме того, он рассматривает свою работу как единое целое, поэтому в рамках последнего Московского Международного кинофестиваля сериал показывали как полнометражный фильм на протяжении более пяти часов.

Искусство скучать: как философия поможет справиться с цифровой перегрузкой

Порой кажется, что так много всего постоянно борется за наше внимание: резкий звонок телефона, гул социальных сетей, непрекращающийся поток электронных писем и бесконечная лента контента. Это знакомая и повсеместная проблема цифровой эпохи. Жизнь пронизана постоянными стимулами, а моменты настоящего покоя — когда разум свободно блуждает без цели — стали редкостью. Цифровые технологии проникли в работу, образование и личные отношения. Для многих неучастие в них равносильно небытию. Люди утешают себя тем, что это нормально, ведь платформы обещают безграничный выбор и возможности для самовыражения. Однако это обманчиво. То, что выглядит как свобода, скрывает в себе тонкое принуждение: отвлечение, видимость и вовлеченность преподносятся как обязательства. Забвение бытия Исследователь из Ньюкаслского университета Мехмет Орудж, как человек, годами изучающий философию, часто задается вопросом: как вырваться из этого замкнутого круга и попытаться думать так, как великие умы прошлого? Возможный ответ пришел от немецкого философа Мартина Хайдеггера. Он утверждал, что современные технологии — это не просто набор инструментов, а способ раскрытия информации; система, в которой мир, включая тело и разум человека, предстает прежде всего как ресурс, используемый для создания контента. Таким же образом платформы являются частью этого ресурса, формируя то, что появляется, как оно появляется и как люди ориентируются в жизни. Цифровая культура вращается вокруг скорости, видимости, алгоритмического отбора и навязчивого генерирования контента. Жизнь все больше отражает логику ленты в соцсетях: постоянное обновление, вечное «здесь и сейчас», нетерпимость к медлительности, тишине и покою. По словам Оруджа, цифровые платформы не только отнимают внимание, но и ограничивают возможность глубокого осмысления, позволяющего полноценно проживать жизнь и понимать самих себя. Они лишают способности пребывать в тишине и встречаться с незаполненными паузами. Когда возникают моменты пустоты, люди инстинктивно ищут других — не для настоящей связи, а чтобы заполнить внутреннюю пустоту внешними отвлечениями. Хайдеггер назвал это явление das Man — некто безликий, чье влияние бессознательно принимают другие. Das Man становится своего рода призрачным убежищем: оно предлагает комфорт, но при этом незаметно стирает чувство индивидуальности. Это бесконечно множится через лайки, тренды и алгоритмическую виральность. Убегая от скуки, люди теряют возможность обрести подлинное «Я», которое растворяется в бесконечном коллективном подражании. Хайдеггер опасался, что под властью технологий человечество может утратить способность соотноситься с «самим бытием». Это «забвение бытия» — не просто интеллектуальная ошибка, но экзистенциальная нищета. Сегодня это проявляется как утрата глубины — исчезновение скуки, размывание внутреннего мира, исчезновение тишины. Там, где нет места скуке, не может быть и рефлексии. Там, где нет паузы, не может быть и осознанного выбора. «Забвение бытия» Хайдеггера теперь проявляется как утрата самой способности скучать. Способность к глубокому и продолжительному размышлению утрачивается. Скука как привилегированное настроение Для Хайдеггера глубокая скука — это не просто психологическое состояние, а особое настроение, в котором повседневный мир отступает. В своем курсе лекций 1929–1930 годов «Основные понятия метафизики» философ описывает скуку как фундаментальную настройку, благодаря которой сущее перестает «говорить» с людьми, обнажая небытие, лежащее в основе самого бытия. «Глубокая скука, бродящая в безднах нашего бытия, словно глухой туман, смещает все вещи, людей и тебя самого вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. Этой скукой приоткрывается сущее в целом», — писал Хайдеггер. Скука — это не пустота, а порог, условие для мышления, удивления и возникновения смысла. Утрата глубокой скуки отражает более широкий процесс падения экзистенциальной глубины на поверхностность. Некогда служившая вратами в бытие, скука теперь воспринимается как досадный изъян, который нужно исправлять с помощью развлечений и отвлечений. Никогда не позволять себе скучать — это то же самое, что никогда не позволять себе быть такими, какие мы есть. По словам Хайдеггера, только в тотальной скуке люди оказываются лицом к лицу с сущим. Избегая этого, они избегают себя. Проблема не в том, что скука наступает слишком часто, а в том, что ей никогда не позволяют проявиться полностью. Она, как ни парадоксально, становится все более распространенной в таких утопающих в технологиях странах, как США, считается чем-то постыдным. К ней относятся почти как к болезни. Ее избегают, ненавидят, боятся. Цифровая жизнь и ее многочисленные платформы предлагают потоки микроотвлечений, которые не позволяют погрузиться в это более примитивное состояние. Беспокойство перенаправляется в скроллинг, который порождает лишь еще больший скроллинг. То, что исчезает вместе со скукой, — это не досуг, а метафизический доступ — тишина, в которой мир может говорить, а люди могут слышать. Заново открыть для себя скуку — не просто предаться безделью. Это значит вернуть себе условия для мышления, глубины и подлинности. Это тихое сопротивление всепроникающей логике цифровой жизни, открытие полного присутствия бытия и напоминание о том, что пауза, неструктурированный момент и период тишины — нечто существенное и необходимое. По материалам статьи «Put down your phone and engage in boredom – how philosophy can help with digital overload» The Conversation

Искусственный интеллект и будущее любви

Искусственный интеллект все чаще становится пространством для эмоциональной разгрузки, заменяя людям поддержку, которой им не хватает в реальных отношениях. В условиях одиночества, тревожности и дистанцирования в близких связях все больше людей обращаются к ИИ как к источнику утешения, слушающему собеседнику или даже виртуальному партнеру. Эти технологии, способные имитировать заботу и внимание, заполняют эмоциональные пустоты, предлагая стабильность и контроль в противовес сложностям человеческого общения. Такие практики отражают глубинные изменения в способах переживания близости и выстраивания привязанностей в цифровую эпоху — изменения, которые перестают быть исключением и становятся частью повседневной реальности. Для тех, кто страдает от эмоциональной перегрузки или боли, искусственный интеллект может предложить своего рода связь. Он реагирует, слушает и повторяет успокаивающие слова, которые могут помочь успокоить нервную систему. ИИ последователен и всегда доступен. Когда человек находится в тревожном, навязчивом или неконтролируемом состоянии, такая отзывчивость может стать настоящим спасением. Она дает ощущение отражения в зеркале, без риска недопонимания, и присутствия, не требующего эмоциональных переговоров. Для многих это не просто удобно, это опьяняет. И нетрудно понять почему. Теория привязанности объясняет, что мы формируем связи с теми, кто способен нас успокоить. Наше тело нуждается в контроле, разум — в гармонии, а психика, особенно в моменты уязвимости, тянется ко всему, что приносит облегчение: к людям, к историям, к вещам, к фантазии или, в данном случае, к языковой модели. Искусственный интеллект способен имитировать аспекты надежной опоры. Он может сохранять спокойствие, поддерживать пространство и даже предлагать идеи. Однако он не может по-настоящему общаться. У него нет нервной системы, внутреннего мира и тонкого чувства недосказанности. Он не может ни разрушать, ни восстанавливать. Тем не менее многие люди находят его достаточно хорошим в моменты эмоционального кризиса. В этой связи возникает ряд важных психологических вопросов: если человек чувствует, что за ним наблюдает что-то искусственное, меняет ли это его восприятие реальных людей? И если он учится контролировать ситуацию только с помощью запрограммированных проверок, то как это влияет на его способность к настоящей близости? Эти вопросы не являются абстрактными, они возникают в реальной жизни и требуют особого внимания. Желание имеет свойство адаптироваться, как и одиночество. Когда мир вокруг нас разочаровывает, когда мы чувствуем себя проигнорированными, невидимыми или эмоционально истощенными, наша психика начинает искать новые способы облегчения. Она может найти утешение в повторении, фантазии или даже в успокаивающих интонациях чат-бота. В эпоху цифровых технологий, когда нас окружает избыток информации и эмоциональный голод, многие люди стремятся не к близости в традиционном понимании этого слова, а к предсказуемости и возможности совместного регулирования эмоций по запросу. Это особенно заметно в мире, где любовь стала более поверхностной, игровой и эмоционально неуловимой. В приложениях для знакомств больше внимания уделяется перелистыванию, чем глубине. Текстовые сообщения заменяют разговоры. Отношения развиваются не только благодаря зрительному контакту и голосу, но и тщательно продуманным подписям и отложенным ответам. В этом контексте искусственный интеллект незаметно предлагает эмоциональную непосредственность, не требуя от нас эмоциональной отдачи. То, что когда-то мы могли обсуждать с партнером или психотерапевтом, сейчас все чаще передается на откуп различным системам. Хотя эти системы не могут полностью заменить общение, они могут создать иллюзию удовлетворения. Для людей, которые выросли в интернете или чьи самые глубокие эмоциональные переживания происходили через экраны гаджетов, эта иллюзия близости может казаться вполне реальной. Технологии будут продолжать развиваться, как и способы, которыми люди стремятся общаться. Вопрос не в том, станет ли искусственный интеллект более эмоционально интеллектуальным — он обязательно станет. Речь идет о том, какие потери и приобретения мы понесем, когда заменим реальный риск в отношениях искусственным сдерживанием. Отношения не всегда отражают нас самих. Они могут быть сложными, вызывать разочарование и противостоять нашим привычкам, но также и помогают нам расти. ИИ не способен на это. Он не может оспорить наши прогнозы или вызвать нашу защиту. Он не будет неправильно нас понимать и заставлять говорить более четко. Он не уйдет, но и не может по-настоящему остаться. Его присутствие лишь имитируется, а настройка закодирована. Но для людей, которые испытывают боль и отчаянно нуждаются в чувстве безопасности, это может быть не так важно в данный момент. Главное — то, что ИИ помогает им снова дышать. Он дает название буре, смягчает острые углы и позволяет почувствовать себя лучше. Это не провал. Это процесс адаптации. Но в то же время это и зеркало. Это показывает нам, чего не хватает в мире человеческих отношений. Многие люди сегодня не стремятся к традиционным связям. Они ищут стабильности, контроля и ощущения поддержки, не рискуя при этом потерять что-то важное. И в этом контексте искусственный интеллект выступает убедительным подтверждением этих тенденций. Однако, как мы знаем, искусственный интеллект — это лишь копия. Что еще предстоит исследовать — то, как это отразится на глубинных основах нашей эмоциональной жизни. Станем ли мы более самостоятельными или более отстраненными? Избавимся ли мы от некоторых вредных зависимостей или, возможно, приобретем новые? Станем ли мы более эмоционально развитыми или, наоборот, более закрытыми? Как напоминает нам Стивен Порджес, автор поливагусной теории, безопасность — это основа любых отношений. Когда мы не ощущаем безопасности рядом с другими людьми, наши системы ищут защиту в других местах. В мире, где любить становится все сложнее, искусственный интеллект может стать заменителем совместного регулирования. Искусственный интеллект обладает потенциалом для поддержки, регуляции и даже исцеления. Однако есть риск, что мы потеряем связь с качествами, которые делают настоящие отношения поистине преобразующими. Любовь, которая охватывает все сферы жизни, определяется не своим совершенством, а способностью выдерживать противоречия и хаос. Она позволяет нам раскрыться во всей нашей эмоциональной многогранности, а не просто отражать наши приятные реакции. Возможно, именно этого требует от нас сегодняшняя ситуация — не паниковать и не отступать, а исследовать. Как меняются наши потребности? Что мы ожидаем от технологий? И где те грани, которые мы все еще стремимся найти друг в друге? Будущее близости может оказаться не совсем человеческим. Возможно, это будет что-то гибридное, чего мы пока не до конца понимаем. Но если мы хотим оставаться в контакте с тем, что делает любовь преображающей, нам следует осознать, что мы размениваем. По материалам статьи «AI and the Future of Love» Psychology Today

Удивительное телевидение 90-х

С началом перестройки Центральное телевидение приобрело особое значение. Эфирное время стремительно расширялось, росло число передач, менялись их форматы, тематика и ведущие. Телевизионные жанры обновлялись, а в эфир выходили телемосты, дебаты и обсуждения на актуальные темы. Настоящим прорывом стали такие передачи, как «Взгляд», «До и после полуночи», «Прожектор перестройки», «Поле чудес», «Час пик» и другие, ставшие символами нового времени. Не только программы, но и их ведущие стали легендами эпохи. Они выглядели и вели себя совсем иначе, чем советские дикторы — яркие, харизматичные, свободные в выражении мыслей. Новый стиль подачи информации отразил изменение самой журналистики. С 1985 года начинает выходить первое молодежное ток-шоу «12 этаж», созданное на 12 этаже телецентра, где находилась Главная редакция программ для молодежи. Ведущие — Эдуард Сагалаев, Иван Кононов, Александр Масляков — вместе с подростками обсуждали «острые» темы. Телемост с «лестницей», где собирались представители неформальной молодежи, стал визитной карточкой шоу. Передача была закрыта Политбюро в 1987 году с формулировкой: «Такой молодежи у нас нет». Однако в 1989 году шоу ненадолго вернулось. Передача «600 секунд» впервые вышла в эфир 23 декабря 1987 года на Ленинградском телевидении. За 10 минут, пока на экране отсчитывал секундомер, зрители получали мощный заряд информации и эмоций. Команда из 5–6 человек ежедневно снимала по нескольку сюжетов, монтаж завершался к 19:00. У передачи была целая сеть информаторов, иногда за информацию платили. По словам Александра Невзорова, кооперативы даже предлагали взятки за упоминание в эфире — до 30 тысяч рублей. Съемочная группа не боялась проникать в закрытые и острые зоны — свалки, морги, бордели, — показывая суровую правду жизни. Передача несколько лет удерживала лидерство в рейтингах, а летом 1990 года ее популярность превысила 90%. Она даже была внесена в Книгу рекордов Гиннесса. Однако в 1993 году программа вызвала недовольство властей: один из выпусков сняли с эфира, а авторов обвинили в подстрекательстве к смене строя. Последний выпуск вышел 1 октября 1993 года. Программа «Взгляд» стала символом перемен. Первый выпуск вышел в октябре 1987 года. Раскованные ведущие — Владислав Листьев, Александр Любимов, Дмитрий Захаров — говорили с аудиторией откровенно и свободно. «Взгляд» обсуждал темы морали, бедности, наркомании, социальной несправедливости. В эфир выходили репортажи с чеченской войны, интервью с простыми людьми и политиками. Программа разрушила привычные шаблоны телевидения и вызвала живой отклик зрителей. С 1986 по 1988 год объем прямых эфиров на Центральном телевидении вырос почти в 30 раз. А уже в 1989 году появился первый коммерческий телеканал — «2×2». Канал стал первым проектом, функционировавшим полностью за счет рекламы, без государственной поддержки или бюджетных дотаций. С момента запуска «2×2» моментально завоевал внимание зрителей. Причиной такой популярности стало кардинально иное, по сравнению с привычным, программное наполнение. На фоне перегруженного идеологией и политикой советского телевидения конца 1980-х, «2x2» предложил зрителям легкий, свободный, развлекательный контент: фильмы, мультипликацию, музыкальные клипы. У него не было средств на собственные программы, поэтому контент собирали по связям. Канал также показывал передачи британского Super Channel и программы Discovery. Формат вещания был фоновым — его можно было смотреть в любой момент, не следя за эфирной сеткой. Телевизор с включенным «2x2» стал частью повседневного фона, как радиостанция «Маяк» на кухне — он не отвлекал, но всегда был рядом. В начале 1990-х российское телевидение начало активно заимствовать форматы западных телешоу. Образы ведущих, структура передач — все это стало напоминать программы зарубежных каналов. Телевидение превратилось в основной досуговый фон: ежедневно его смотрело до 90% населения. Для многих оно стало привычным элементом быта — включали телевизор, едва переступив порог дома. Главный урок перестроечного телевидения — свобода слова, которая дала мощный импульс развитию творческого потенциала журналистов. Появилось ощущение личной ответственности и стремление быть не просто информатором, а полноценным автором, формирующим взгляд зрителя. Новые телепередачи помогли изменить общественное сознание и заложили основу новой культурной среды. «На телевидении появилось очень много...» — так отзывались телезрители о переменах тех лет. 1 января 1991 года была зарегистрирована первая частная независимая телекомпания REN-TV, основанная Иреной Лесневской и ее сыном Дмитрием. Уже в 1997 году канал начал вещание в эфире. Изначально REN-TV задумывался как интеллектуальная альтернатива существующим каналам, дающая возможность самовыражения тем, кто не вписывался в формат официального телевидения. Под началом Лесневской собрались известные представители российской культуры и журналистики: Эльдар Рязанов, Григорий Горин, Булат Окуджава, Юрий Рост и другие. Канал предлагал широкий спектр контента: информационные и аналитические передачи, авторские проекты, развлекательные и музыкальные программы, телесериалы и фильмы. Именно REN-TV впервые в России показал культовые западные сериалы, включая «Монти Пайтон» и «Секретные материалы». Появляются и региональные проекты. В 1991 году, в Самаре, начинает вещание канал СКАТ, который быстро становится популярным — его смотрят 70% местных жителей. Из-за отсутствия финансирования выжить помогли зрители: была организована подписка. 19 августа 1991 года по приказу Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) в Москву вошли войска. Они заняли центральные улицы, заблокировали телецентр в Останкино, отключили радиостанции и телеграф. Президент РСФСР Борис Ельцин вместе со сторонниками забаррикадировался в Белом доме. Эти события войдут в историю как августовский путч. В те дни эфир центрального телевидения был почти заморожен: на экранах круглосуточно транслировался балет «Лебединое озеро», звучала классическая музыка и выходили сухие официальные сводки. Программа «Время» сообщала о «временной нетрудоспособности» Михаила Горбачева и зачитывала заявления от имени ГКЧП. В то время в провинции, например, в Самаре, никто не знал, что происходит: интернета, мобильной связи и соцсетей еще не было. Газеты доставляли только на следующее утро. Несмотря на запрет ГКЧП, частная телекомпания СКАТ все же вышла в эфир в 22:00. К 23:00 вещание было прервано: передатчик отключили. Однако уже 21 августа СКАТ вернулся в эфир. Так завершалась советская эпоха — не только в политике, но и на телевидении. Начиналась новая — постсоветская, рыночная, с иным языком и подачей информации. После распада СССР Первый и Второй телеканалы переживают трансформацию. Первый становится «Первым каналом Останкино», а Второй — РТР (ныне Россия-1). РТР в начале 1990-х воспринимался как более живой и независимый: программа «Вести» давало больше репортажей с мест событий и говорило проще, чем официальная, канцелярская «Время». Во время путча 1991 года, когда здание РТР было опечатано, вещание продолжили из передвижной студии. Позже, уже в середине 90-х, Первый канал запускает успешные шоу: «Поле чудес», «Час пик», «Угадай мелодию». С 1995 по 2002 год он носит название ОРТ. Следующим важным этапом стало появление ТВ-6 в январе 1993 года. Московская независимая вещательная корпорация (МНВК), возглавляемая Эдуардом Сагалаевым, получила лицензию на вещание в столице на шестом канале. В состав МНВК входило также Радио 101. Изначально ТВ-6 задумывался как семейный телеканал, ориентированный на зарубежное программирование — до 90% эфира составляли зарубежные проекты. Основой стали материалы из библиотеки Теда Тернера: CNN International, фильмы и программы от TNT и других американских студий. В отличие от «2x2», ТВ-6 вещал круглосуточно и сразу функционировал как полноценный телеканал. Он быстро завоевал интерес рекламодателей и стал одним из первых национальных коммерческих каналов с узнаваемым стилем. За два года он выпустил около 30 оригинальных программ, многие из которых были отмечены премией «ТЭФИ» и международными наградами. 14 июля 1993 года произошло одно из важнейших событий в истории российского телевидения — была основана телекомпания НТВ. Проект родился на базе ТОО «Итоги» и объединил журналистов Игоря Малашенко, Евгения Киселева, Олега Добродеева и финансистов из группы «Мостбанк» Владимира Гусинского. Первоначально НТВ производило только информационные передачи: «Сегодня», «Итоги», «Намедни». В 1994 году к ним присоединилась сатирическая программа «Куклы», а в 1995-м — «Криминальная Россия», освещающая рост преступности. После получения права вещания на четвертом канале НТВ расширило сетку собственными проектами: «Мир кино», «Наше старое кино», «Летний кинотеатр», «Кинотеатр юного зрителя», музыкальные шоу, документальные циклы и программы для детей. Также канал продолжил выпуск ток-шоу, ранее выходивших на 4-м канале Останкино и созданных телекомпанией АТВ: «Времечко», «Третий глаз», «Воскресенье с Дмитрием Дибровым». НТВ быстро стало лидером независимой журналистики 1990-х, формируя новый стандарт подачи новостей и общественно-политического вещания в России. В 1996 году стартует СТС — первый российский телеканал, построенный по франчайзинговой модели. Центральный канал делился программой с региональными партнерами, получая часть их рекламного времени. СТС сделал ставку на широкую аудиторию, развлекательный контент и зарубежные сериалы — от «Альфа» до «90210». По схожей схеме работал канал ТНТ, начавший вещание в 1998 году. Главным хитом стал сериал «Улицы разбитых фонарей», положивший начало популярности «ментовских» драм. Позже ТНТ становится лидером среди развлекательных каналов благодаря собственным сериалам и шоу. События конца XX века повлекли за собой рост популярности аналитических программ. Дикторская подача уступила место форматам, где ведущий не только информировал, но и комментировал события. В 1990-е активно развивался жанр еженедельной информационно-аналитической передачи. Яркими примерами стали: «Итоги», «Воскресенье», «19:59», «Зеркало», «Обозреватель», «Авторская программа Сергея Доренко». Позже, уже в XXI веке, появились новые проекты — «Время», «Вести недели», «Намедни», «Неделя», «Сегодня. Итоговая программа», «Мир за неделю» и другие. Телевидение 90-х — это эксперимент, дерзость, свобода. Оно стало зеркалом перемен, платформой для новой журналистики, голосом нации в момент трансформации. То время запомнилось как эпоха, когда ТВ говорило, спорило, смело рисковало — и навсегда изменило представление о возможностях экрана.

10 ужасных фильмов, снятых великими актерами

Многие актеры на протяжении всей истории кино не могли устоять перед искушением: им хотелось перейти по другую сторону камеры и стать режиссерами. Студии часто балуют звезд, которые приносят деньги, а они, в свою очередь, с радостью потакают собственным амбициям. Конечно, есть немало примеров успешных актеров-режиссеров — от Клинта Иствуда до Джордана Пила и Греты Гервиг. Но к таким артистам часто относятся скептически, особенно если в их фильмах чувствуется налет самолюбования. При этом далеко не все талантливые актеры — даже великие — смогли найти творческое вдохновение в режиссуре. А некоторые, хотя и доказали свой профессионализм за камерой, все равно иногда выдавали откровенно провальные работы. Вот 10 худших фильмов по версии издания Independent. «Как поймать монстра», Райан Гослинг Райан Гослинг, которого обычно все обожают, получил разгромные отзывы за сценарий, режиссуру и продюсирование этого бессмысленного фэнтезийного нуара. В главной роли — Кристина Хендрикс в образе отчаявшейся матери, работающей в бурлеск-клубе, где устраивают жестокие кровавые представления. Гослинг скопировал самые претенциозные моменты режиссера Николаса Виндинга Рефна («Драйв», «Только Бог простит»), а также Дэвида Линча и Дэвида Кроненберга. Фильм, конечно, не настолько плох, как сдирание кожи с собственного лица (чем занимается героиня Хендрикс), но дебют Гослинга в режиссуре — это помпезная вторичная каша. «Гарлемские ночи», Эдди Мерфи Эта гангстерская комедия вышла в тот период, когда Эдди Мерфи уже начинал терять статус главной звезды американского юмора, и ознаменовала начало его творческого спада. Мерфи играет вместе с комиком Ричардом Прайором. Согласно сюжету, их герои владеют ночным клубом и публичным домом в Гарлеме 1930-х годов. Они обманывают конкурирующего гангстера, а персонаж Мерфи простреливает мизинец на ноге болтливой проститутки. Однако шутки в фильме не работают, а вся постановка кажется неестественной и натянутой — фильм не складывается ни на одном уровне. Сам Мерфи признал, что его работа рассматривалась как потакание самолюбию, и ему настолько не понравился этот опыт, что он больше никогда не возвращался к режиссуре. «Храбрец», Джонни Депп За годы до того, как Джонни Деппа раскритиковали за роль Тонто в «Одиноком рейнджере», он сыграл коренного американца, согласившегося умереть в снафф-фильме за 50 тысяч долларов — жертва ради своей нуждающейся семьи. Депп вложил в фильм около двух миллионов долларов, но получил разгромные отзывы от критиков после показа на Каннском кинофестивале. Артист лично переписал сценарий и настоял на полном творческом контроле. Однако его работа выглядит как неуклюжая попытка сделать что-то в духе Джима Джармуша (который снял его в «Мертвеце»). После реакции американских критиков Депп запретил выпускать фильм в США. «Чистильщик бассейнов», Крис Пайн Режиссерский дебют Криса Пайна доказывает, что для создания фильма в духе братьев Коэн недостаточно просто эксцентричности и многословности. По сути, эта картина представляет собой переработку «Китайского квартала» 1974 года с претензиями на «Большого Лебовски». Пайн (выступивший режиссером и соавтором сценария) играет добродушного и расслабленного чистильщика бассейнов, которого втягивают в расследование коррупционных схем члена городского совета Лос-Анджелеса. Как и главный герой, фильм бесцельно бредет по сюжету без направления и особого смысла происходящего. На показе «Чистильщика бассейнов» на Международном кинофестивале в Торонто зрители уходили из зала, и вскоре фильм утонул в волне негативных рецензий. «Прежде чем мы расстанемся», Крис Эванс Еще один претендент на звание лучшего актера Голливуда по имени Крис (или же худшего режиссера по имени Крис). Звезда фильма «Достать ножи» попробовал свои силы в новом для него ремесле, но на выходе получилась легкомысленная пустышка, настолько шаблонная, что не может вызвать ни малейшего интереса. Эванс и Элис Ив играют пару травмированных одиночек, которые мило знакомятся и проводят ночь, разбирая свои отношения, обмениваясь банальностями и залечивая разбитые сердца друг друга. Такой слащавый сценарий влюбленный подросток мог бы ошибочно посчитать глубоким и содержательным. Даже сам Капитан Америка не спас эту картину от разгромных рецензий. «Ангелы Чарли», Элизабет Бэнкс Хотя после этого провала любимица комедий Элизабет Бэнкс сняла невероятно увлекательного «Кокаинового медведя», ее «Ангелы Чарли» прошли практически незамеченными и разочаровали в прокате. Фильм 2019 года, который Бэнкс сама написала и поставила, отдает бесконечной эксплуатацией франшиз — подходом, давно вытеснившим в Голливуде подобие оригинальности. Картина утратила дух предыдущих версий. И даже с Кристен Стюарт в составе новой тройки Ангелов фильму не хватило той звездной энергии, которая сделала успешными работы 2000-х годов с Кэмерон Диас, Дрю Бэрримор и Люси Лью. «Тайны прошлого», Дэвид Духовны Спустя десять лет после того, как Дэвид Духовны стал частью культового дуэта Малдера и Скалли из «Секретных материалов» — главной поп-культурной пары 1990-х, — он написал и снял эту меланхоличную историю взросления. Духовны играет художника, который вспоминает свое детство в Нью-Йорке 1970-х годов, а его юную версию изображает Антон Ельчин. Персонаж проводит время с мужчиной средних лет с особенностями развития, которого неловко играет Робин Уильямс. Именно в этот период карьера Уильямса оказалась затоплена подобной приторной сентиментальностью. Фильм, пронизанный болезненной ностальгией, пытается задеть эмоциональные струны, но не вызывает ни единой реакции. «Бобер», Джоди Фостер Джоди Фостер уже проявила себя в качестве хорошего режиссера. Однако эта трагикомедия с Мэлом Гибсоном в главной роли получилась странной. Но благие намерения, конечно, присутствуют. Гибсон играет отца, страдающего депрессией, который общается с семьей через перчаточную куклу-бобра — таким образом проявляются его психические проблемы. В целом фильм Фостер слишком напоминает семейную комедию, чтобы всерьез затрагивать мрачные темы, но при этом он слишком депрессивный, чтобы быть смешным. Кроме того, киноработа оказалась в тени скандала с домашним насилием, в котором был замешан Гибсон, и, как следовало ожидать, провалилась в прокате. «Почтальон», Кевин Костнер После провального «Водного мира» эта постапокалиптическая каша окончательно превратила Кевина Костнера из голливудского золотого мальчика в мишень для критиков. В мире, где цивилизация рухнула, его персонаж бродит между поселениями, выдавая себя за почтальона из реформированного правительства США. Фильм получился затянутым и банальным, не говоря уже о самолюбовании Костнера. Он называет себя «величайшим человеком, который когда-либо жил», что выглядит проявлением звездной болезни. Сценарий раздулся до невероятных масштабов, а съемочный процесс вышел из-под контроля, заранее обрекая проект на провал. Когда фильм наконец дошел до кинотеатров, он мгновенно провалился в прокате. «Любовь и сигареты», Джон Туртурро Весьма уважаемый Джон Туртурро — любимец артхауса и постоянный актер братьев Коэн — начал писать этот музыкальный проект еще во время «Бартона Финка». До экранов картина добралась 15 лет спустя. Фильм рассказывает о брошенной жене (Сьюзан Сарандон), обнаружившей, что ее муж (Джеймс Гандольфини) изменяет. Было все необходимое для успеха, включая звездный состав: Кейт Уинслет, Стив Бушеми и Кристофер Уокен. Но драматургия, неуклюжие реплики и странные музыкальные номера совершенно не сочетаются друг с другом. Через 14 лет Туртурро снял еще один провал — ненужный спин-офф «Большого Лебовски» под названием «Дальше некуда». По материалам статьи «15 terrible movies directed by great actors, from Jodie Foster’s The Beaver to Mel Gibson’s The Passion of the Christ» Independent

Ипохондрия: как жить в мире с телом, которое предательски «врет»

Ипохондрию часто называют мнительностью, капризом или симуляцией. Со стороны человек, который приходит к врачу с очередным «несуществующим» заболеванием, выглядит странно. Но для того, кто живет с этим состоянием, ипохондрия — не прихоть, а сложный, изнурительный мир, в котором сконцентрированы ключевые проблемы современного человека: фоновая тревожность, утрата базового чувства безопасности, недоверие к миру и к официальной медицине в частности. Это мощнейшая психосоматика, которая мастерски симулирует самые страшные сценарии, заставляя тело по-настоящему болеть от страха. Как действующий ипохондрик, я вижу в этом расстройстве не слабость, а крик души, пытающейся справиться с неподъемной внутренней тревогой. Это полномасштабная война, где врагом становится собственное тело, а полем боя — сознание. Попробуем не жаловаться, а исследовать: почему ипохондрию можно считать настоящим, но непризнанным в быту заболеванием психики, на какие «болевые точки» личности она бьет, и как выстраивать стратегии защиты и самопомощи, чтобы бороться именно с ипохондрией, а не с самим собой. Что же скрывается за маской? Ипохондрическое расстройство — это не просто беспокойство о здоровье. Это устойчивая, всепоглощающая озабоченность мыслью о наличии серьезного, прогрессирующего заболевания. Ключевое слово — «мыслью». Мозг ипохондрика не выдумывает симптомы, он катастрофически их интерпретирует. Легкое покалывание становится признаком начинающегося инфаркта, головная боль — опухолью мозга, а обычное вздутие — раком кишечника. Корни ипохондрии уходят глубоко в историю. Первым «определителем» этого состояния считается Гиппократ, который использовал термин «ипохондрия» (от греч. «hypochondrion» — подреберье) для описания недугов, источник которых, как он полагал, находился в этой области тела — месте расположения селезенки и печени. Позже, во II веке нашей эры, Клавдий Гален развивал идею о том, что это состояние связано с расстройством нервной системы. Однако настоящий прорыв в понимании ипохондрии как психического феномена совершил Зигмунд Фрейд, связав ее с неотработанной тревогой и вытесненными конфликтами, которые находят свой выход через телесные симптомы. Современная диагностика опирается не на анализ самих симптомов (они могут быть любыми), а на поведенческие и когнитивные паттерны: • Навязчивый поиск информации: постоянное изучение симптомов в интернете либо в медицинской литературе. • Избыточный самоконтроль: многократная проверка пульса, давления, осмотр тела на наличие новых родинок или изменений. • Избегающее поведение: боязнь посещать врачей (дабы не услышать «страшный» диагноз) или, наоборот, частая потребность в консультациях и обследованиях. • Катастрофизация: любое ощущение в теле автоматически интерпретируется как признак смертельной болезни. Ипохондрия — это не случайный сбой. Она всегда бьет по самым уязвимым местам человеческой психики, таким как: • Утрата базового доверия к миру. Это фундаментальное чувство, формирующееся в детстве, дает нам уверенность, что мир в целом безопасен, а наше тело — надежный союзник. Когда это доверие подорвано (травмой, потерей, нестабильным окружением), тело перестает быть крепостью и становится источником постоянной угрозы. • Экзистенциальная тревога и страх смерти. Ипохондрия — это, по сути, персонифицированный ужас перед небытием. Борясь с мнимой болезнью, человек бессознательно борется со смертью, пытаясь взять под контроль то, что контролю в принципе не подлежит. • Потребность в заботе и внимании. В обществе, где болеть «неприлично», а жаловаться — признак слабости, болезнь становится единственным социально одобряемым способом получить поддержку и сочувствие. Тело «говорит» то, что не может сказать его хозяин: «Мне нужна помощь, я не справляюсь». • Невыраженные эмоции и психосоматика. Гнев, обида, тоска, которые не нашли выхода, часто «оседают» в теле. Ипохондрический ум, не способный распознать их истинную природу, приписывает их соматическому недугу. Так психическая боль превращается в физическую, с которой бороться кажется проще. Борьба с ипохондрией — это не война на уничтожение, а партизанские действия по установлению перемирия. Она требует принятия и понимания, а не самобичевания. Краеугольный камень первой помощи себе — психотерапия. Помочь могут несколько современных подходов: • Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ): помогает выявить иррациональные мысли-катастрофы («покалывание = рак») и заменить их более реалистичными. • Терапия принятия и ответственности (ACT): учит принимать тревожные мысли как «просто мысли», не подчиняясь им, и направлять энергию на ценные для себя действия. • Метакогнитивная терапия: помогает понять, что проблема не в самих мыслях, а в нашей реакции на них (постоянная проверка, поиск подтверждений). • Работа с тревогой. Поскольку ипохондрия — дочь тревоги, будут полезны техники для ее снижения. Это могут быть дыхательные практики и медитация: помогают укорениться в «здесь и сейчас», вырывая из плена пугающих фантазий о будущем. И, конечно, телесные практики: йога, плавание, бег. Они в данном случае не столько «укрепляют здоровье», сколько возвращают связь с телом как с источником силы и удовольствия, а не только боли. • Информационная гигиена. Жесткий, но необходимый шаг — запретить себе «гуглить» симптомы. Попробуйте договориться с собой: «У меня есть один доверенный врач. Только его мнение я считаю авторитетным». Безусловно, ипохондрия рождается у людей, подверженных высокой тревожности. Это лечится, но поскольку корень этой тревожности за годы формирования стал частью личности, искоренить ее на 100% может не получиться никогда. И здесь кроется важнейший инсайт: если это часть личности — значит, это вы. И эту часть тоже нужно принять. Все чувства страха понятны. Но ключевой вопрос — осознанность: предпринимаете ли вы действия, чтобы помогать своему организму, или только переживаете? Если вы прошли необходимые обследования и врачи исключили патологию, значит, вы сделали все, что могли. Дальнейшее просиживание в очереди к новому специалисту или неделя парализующего страха перед МРТ — это не забота о здоровье, это украденная у себя жизнь. Да, страшно ждать результатов. Но спросите себя: что вы делаете с этой неделей ожидания? Проживаете ее в страхе или наполняете ее жизнью? Осознание, что не все вам подконтрольно — горькое, но освобождающее. И вот еще одно наблюдение, которое помогло мне впервые взять ипохондрию под контроль. Все люди хотят чувствовать, ведь пока ты чувствуешь — ты живой. Но наш мозг ленив и автоматизирует рутину, которая составляет 80% нашей жизни. Мы проживаем ее на автопилоте, без ощущения включенности. Когда же мы по-настоящему чувствуем? В яркие моменты: счастья, путешествий, праздников. Или в негативе — в страхе, боли, борьбе с болезнью. Что мы проживаем дольше и «качественнее»? К сожалению, негатив. Счастье от отпуска быстротечно, а страх перед болезнью может длиться месяцами. И тогда подсознание делает «выгодный» выбор: чтобы ощутить себя живым, проще привлечь проблему, чем организовать себе праздник. Значит ли это, что за ипохондрией подсознательно кроется желание привлекать проблемы, чтобы чувствовать? Вопрос без однозначного ответа, но сам факт его рассмотрения меняет взгляд на проблему. Как только я увидела эту связь, мне стало понятно: гораздо приятнее концентрироваться на позитиве. Но для этого нужно изменить подход к «скучной» рутине, из которой мы так отчаянно пытаемся вырваться любыми способами, даже через болезнь. Мне помогла простая практика «Приятности дня» — нечто среднее между дневником благодарности и вечерним ритуалом с близкими. Каждый вечер мы с семьей делимся 3-5 приятными моментами, которые случились с нами за день. Сначала это было трудно: «Что в этом дне могло быть хорошего?». Но мозг — гибкая система. Он быстро перепрограммируется на поиск хорошего. Первая чашка кофе, лучик солнца в окне, улыбка прохожего, интересная задача на работе, вкусный ужин. Мозг начинает сканировать день не на предмет опасностей, а на предмет мини-радостей, чтобы вечером было чем поделиться. Программирование на поиск хорошего — замечательный подход, который может принести множество выгод, перевешивающих мнимые «выгоды» ипохондрии. Это не значит отрицать проблемы и риски. Забота о здоровье должна оставаться важным приоритетом, и важно слышать предупреждения своей интуиции. Но когда вы сделали все, что могли, вместо тяжелого ожидания спросите себя и своих близких: «А какие приятности окружали вас сегодня?». Пусть этот простой вопрос станет вашим первым шагом к прекрасному здоровью — не только тела, но и души, которая так устала бояться и так хочет, наконец, жить.

«Сад чудес» и несостоявшаяся пищевая революция Даниэля Бертло

В начале 1920-х годов на левом берегу Сены, неподалеку от Парижа, на участке земли, зажатом между возвышающейся Парижской обсерваторией и зелеными массивами парка Шале, цвел небольшой лабораторный сад. В отличие от обычного сада с ухоженными растениями и запахом свежевскопанной земли, этот имел индустриальный вид. «Сад чудес», как окрестил его один из журналистов, был заставлен возвышающимися белыми ящиками, снабжаемыми водой из больших стеклянных сосудов. В соседних теплицах находилось не менее необычное оборудование. Но настоящее чудо происходило внутри приземистых лабораторных зданий. В августе 1925 года автор журнала Popular Science Норман К. Макклауд описал, как Даниэль Бертло — отмеченный наградами французский химик и физик — проводил в своем «Саду чудес» революционные эксперименты по созданию «фабричных овощей». Бертло (сын знаменитого французского химика и дипломата XIX века Марселена Бертло) использовал сад для развития новаторских работ своего отца. С 1851 года старший Бертло начал создавать синтетические органические соединения, такие как жиры и сахара (именно он ввел название «триглицерид»), из неорганических соединений — водорода, углерода, кислорода и азота. Это был первый революционный шаг на пути к созданию искусственной пищи. Как писал Макклауд, мужчина получал пищевые продукты искусственным путем, подвергая различные газы воздействию ультрафиолета. Эти эксперименты показали, что с помощью света растительную пищу можно производить из газов воздуха. Но эксперимент Бертло не получил широкого распространения. Спустя столетие большая часть продуктов по-прежнему производится традиционным способом — выращиванием растений. Однако идея производства еды в контролируемых промышленных условиях набирает популярность. Возможно, идея изобретателя все-таки принесла свои плоды — просто не так, как он себе это представлял. Революция в пищевой химии Бертло не смог полностью достичь своей цели и искусственно воспроизвести то, что растения делают естественным путем. Тем не менее его эксперименты, какими бы сенсационными они ни казались сегодня, в 1925 году считались нормальными. А все потому, что открытия его отца произвели революцию в химии и вызвали волну невероятного оптимизма в отношении будущего пищевой промышленности. К 1930-м годам ученые начали синтезировать все: от витаминов до лекарств вроде аспирина и пищевых добавок (искусственных загустителей, эмульгаторов, красителей и ароматизаторов). В 1894 году в интервью журналу McClure’s отец Бертло отметил, что к 2000 году вся пища станет искусственной и люди будут питаться искусственными мясом, мукой и овощами. По мнению ученого, пшеничные и кукурузные поля исчезнут с лица земли, а коров, овец и свиней перестанут разводить, потому что мясо будут производить напрямую из их химических компонентов. Добро пожаловать в «Сад чудес» Целью младшего Бертло было производство «сахара и крахмала без участия живых организмов». Для достижения этого он задумал фабрику с огромными стеклянными резервуарами. Газы закачивались бы в эти емкости, а «с потолка свисали бы лампы, излучающие ультрафиолетовый свет». Мужчина представлял, что, когда химические элементы соединятся, «сквозь стеклянные стенки резервуара мы увидим нечто вроде легкого снегопада, который будет скапливаться на дне резервуаров». Конечными продуктами должны были стать растительные крахмалы и сахара, созданные в результате точного воспроизведения работы природы. К 1925 году ему уже удалось с помощью света и газов (углерода, водорода, кислорода и азота) создать соединение формамид, которое используется в производстве сульфаниламидных препаратов (разновидность синтетических антибиотиков), других лекарств, а также промышленных товаров. Но на этом прогресс в воссоздании фотосинтеза остановился. Бертло скончался в 1927 году — через два года после выхода статьи Макклауда в Popular Science — так и не осуществив свою мечту. Несмотря на смелые прогнозы того времени, производство продуктов питания только из воздуха и света в 1925 году было крайне амбициозной задачей, хотя бы по той причине, что фотосинтез был плохо изучен. Этот термин был введен всего за несколько десятилетий до этого, когда влиятельный американский ботаник Чарльз Барнс выступил за более точное описание внутренних механизмов растения. Хлорофилл открыли в предыдущем веке, но то, что происходит на клеточном уровне в растениях, в основном оставалось на уровне теорий вплоть до 1950-х годов. Бертло, возможно, был прав в своих экспериментах, придав импульс развитию будущей индустрии искусственного питания, но он был далек до копирования природного процесса. Однако недавние открытия, возможно, все же позволили найти обходной путь — в зависимости от того, что вы понимаете под словом «еда». Современный ответ саду Бертло От вертикальных ферм и гидропоники до генетически модифицированных культур — с 1960-х годов коммерческое сельское хозяйство было сосредоточено на получении большей урожайности с использованием меньшего количества ресурсов, включая землю, воду и питательные вещества. Начало этому положил лауреат Нобелевской премии мира американский биолог Норман Борлоуг. Он способствовал «зеленой революции», выведя методом селекции низкорослый и высокозернистый сорт пшеницы. Теоретически пределом этой «революции» стало бы полное освобождение производства продовольствия от традиционного сельского хозяйства, исключая все ресурсы, кроме воздуха и света, как и задумывал Бертло. В прошлом столетии люди постепенно приблизились к созданию еды буквально из ничего, добившись прогресса в расшифровке сложных биохимических процессов, связанных с физиологией растений. Но со времен экспериментов Бертло стало понятно, что фотосинтез нелегко воспроизвести в промышленных масштабах. Однако компании все же пытаются. В апреле 2024 года Solar Foods открыла завод в финском городе Вантаа. Это современное предприятие, где работники контролируют большие резервуары, заполненные атмосферными газами. Внутри этих емкостей вода превращается в богатую белком жидкую субстанцию. После обезвоживания она становится золотистым порошком, насыщенным белком и другими питательными веществами, готовым к превращению в пасту, мороженое и протеиновые батончики. Солеин (solein) напоминает то, к чему стремился Бертло, как и сам завод, который, согласно корпоративному пресс-релизу 2025 года, использует атмосферные газы, чтобы сделать возможным «производство продуктов питания в любой точке мира, поскольку оно не зависит от погоды, климатических условий или использования земли». Но на этом сходство с видением французского ученого заканчивается. Solar Foods действительно не требует для производства пищи земли или растений, но их технология основана на живом организме. Используя одну из форм ферментации, она полагается на микроб, который «переваривает» воздух и воду, чтобы произвести белок. Американская компания Kiverdi использует схожий процесс микробной ферментации, изначально разработанный NASA еще в 1960-х годах для дальних космических полетов. Австрийская компания Arkeon Technologies разработала собственную технологию ферментации для производства пищи из углекислого газа без необходимости использования земли или других питательных веществ. Кажется, микробная ферментация открывает многообещающую новую главу в создании синтетических продуктов, но не ждите, что помидоры или кукуруза в ближайшее время начнут появляться из воздуха — это не искусственный фотосинтез. Понимание фотосинтеза столетие назад было примитивным, но Бертло во многом опередил свое время — его видение оказалось удивительно пророческим. Хотя люди до сих пор не поняли, как химически воспроизвести фотосинтез, стоит признать некоторые успехи, сделанные только за последнее десятилетие. Упомянутые компании могут помочь удалить избыток углекислого газа из атмосферы, одновременно предлагая решения для будущих продовольственных кризисов. А могут и не помочь. Это покажет только следующее столетие. По материалам статьи «100 years ago, scientists thought we’d be eating food made from air» Popular Science