Их называли «литературными хулиганами», «заумными жонглерами» и «поэтами абсурда». Они выставляли напоказ весь свой эпатаж, не боялись показаться смешными, но так и остались не понятыми современниками. Изначально ОБЭРИУ появилось в 1922 году в Санкт-Петербурге как маленький клуб по интересам, который еще не имел своего знаменитого названия. В него входили Александр Введенский, Яков Друскин и Леонид Липавский. Молодые поэты собирались дома, обсуждали поэзию, науку, религию и другие вечные темы, которые всегда затрагивают человеческие умы. В 1925 году к троице присоединились Даниил Хармс, Игорь Бахтерев и Николай Олейников. Тогда клуб получил название Объединения реального искусства, который придумал молодой драматург Бахтерев. А за два года новыми обэриутами стали Константин Вагинов, которого вскоре сменил Юрий Владимиров, Борис Левин, Александр Разумовский и Климентий Минц. Когда обэриуты начали публиковать свои произведения, в их группу вошли иллюстраторы Евгений Шварц, Алиса Порет и Татьяна Глебова. Они называли себя «чинарями». Никто из участников не мог точно вспомнить, откуда произошло это слово. Но Яков Друскин вспоминал, что оно было выдумано Введенским. Считается, что «чинари» происходят от слова «чин» в значении духовного ранга. В 1925 году Введенский начал подписывать свои произведения псевдонимом «Чинарь АВТОритет бессмыслицы», а Хармс называл себя «чинарем-взиральником». Официальное заявление о своем существовании Объединение сделало только в 1928 году — манифест ОБЭРИУ был опубликован в выпуске «Афиши Дома печати». А сразу за ним прошло известное выступление круга «Три левых часа». В первый час проходило выступление поэтов, которые читали свои стихотворения, сидя на передвигающемся платяном шкафу, на трехколесном велосипеде и даже при танцующей рядом балерине. Вторым часом стало театрализованное представление по пьесе Хармса «Елизавета Бам», в котором играли непрофессиональные актеры. В третий час прошла лекция о современном кинематографе Александра Разумовского и Климентия Минца, которые в то время учились на кинематографическом отделении Института истории искусств. После такого успеха подобные вечера происходили постоянно: перформансы, где выступали поэты, цирковые артисты, музыканты и певцы. Это был настоящий гудящий праздник. Главная особенность поэтов и писателей ОБЭРИУ — экспериментальность и авангардность их искусства. В своем манифесте они писали: «Мы расширяем смысл предмета, слова и действия. Эта работа идет по разным направлениям, у каждого из нас есть свое творческое лицо, и это обстоятельство кое-кого часто сбивает с толку. Говорят о случайном соединении различных людей. Наше объединение свободное и добровольное, оно соединяет мастеров, а не подмастерьев — художников, а не маляров. Каждый знает самого себя, и каждый знает — чем он связан с остальными». ОБЭРИУ было про единство и общую идею. Изначально планировалось, что в нем будет несколько отделений: литературное, театральное, кинематографическое, музыкальное и изобразительное. Одним из участников изобразительного направления стал Казимир Малевич, который в 1927 году подарил Хармсу свою книгу «Бог не скинут» с надписью: «Идите и останавливайте прогресс». Идеи и лозунги ОБЭРИУ подвергались критике общественности, не все понимали их авангардные выходки и поэзию. Например, то, как Даниил Хармс надевал пилотку с «ослиными ушами», брал трость, на конце которой находился автомобильный клаксон, ходил по Невскому проспекту и пугал прохожих. Также ходили и слухи, что поэт занимается оккультизмом — он перевел несколько сочинений известного в то время алхимика Папюса. Большинство произведений чинарей не проходило цензуру, они не могли публиковаться в серьезных изданиях и все, что им оставалось — подписывать контракты с детскими изданиями, такими как «Еж» и «Чиж». Хармс писал: «В область детской литературы наша группа привнесла элементы своего творчества для взрослых». Объединение ругалось критиками, которые отдавали предпочтение реалистичной литературе, где отражался обычный быт простых советских граждан. А ОБЭРИУ даже для 1930-х годов было слишком эпатажным и непонятным. 1 апреля 1930 года состоялось последнее выступление поэтов. Перфоманс прошел в общежитии Ленинградского государственного университета. Слушателями выступили студенты, которые высмеяли поэтов, а после в студенческой газете написали: «Поэзия их… контрреволюционна. Это поэзия чуждых нам людей, поэзия классового врага…» и даже предложили отправить обэриутов на Соловки. И студенты были не так далеки от предсказания — в 1931 году были арестованы Даниил Хармс, Александр Введенский и Игорь Бахтерев. Их обвинили в участии в антисоветской группе писателей. Это событие стало главной причиной распада обэриутов. Хармса приговорили к трем годам исправительных лагерей, а Введенский был выслан в Курск. Но участники группы продолжали переписываться и сохранили дружеские отношения, несмотря на то, что ОБЭРИУ перестало существовать. Большинство архивов обэриутов было утрачено во время Великой Отечественной Войны, а произведения Хармса и Введенского начали постепенно переиздаваться только после смерти поэтов. Активное распространение ранее неизданного началось только в 1980-х годах. Большинство участников направления скончались еще в годы войны, а дело обэриутов продолжил Игорь Бахтерев. Он продолжал писать стихотворения «не для печати» и примкнул к поэтами-трансфуристам, которые идейно напоминали ОБЭРИУ. Долгое время считалось, что произведения чинарей — просто хулиганство ради хулиганства, что их произведения воспевают бессмыслицу и ничего больше. Но, используя свои странные формы, поэты в стихотворениях говорили о времени, смерти, смысле существования и задавались другими экзистенциальными вопросами. Их творчество строилось на принципе релятивности — один фрагмент текста противоречит предыдущему. Например, так создавался рассказ Хармса «Четвероногая ворона», в начале которого он пишет: «У вороны, собственно говоря, было пять ног, но об этом говорить не стоит». Релятивность смотрит на мир через призму того, что для одного естественно и правильно — может быть неправильно для другого из-за различия культур. То же самое происходит и с формами поэзии — у текста не может быть единственного правильного понимания, потому что у каждого читателя свой жизненный опыт, через призму которого он смотрит на мир. Несмотря на то, что современники не оценили поэзию обэриутов по достоинству, ее глубина изучается до сих пор.