Всего один вопрос может остановить поток самых тревожных мыслей

Удивительно, как всего лишь два слова — «Что, если?» — способны нарушить ваш внутренний покой за считаные секунды. Эти слова незаметно проникают в наш разум, а затем разворачиваются в самые страшные сценарии. Что, если я потерплю неудачу? Что, если я им не понравлюсь? Что, если я заболею? Что, если с моим ребенком что-то случится? Тревожность любит всякие «что, если». Эти слова подпитывают неуверенность, раздувают страхи и лишают наш мозг способности ясно мыслить. Никто не застрахован от них — ни дети, ни взрослые. Однако существует противоядие из слов, которые действует как психический огнетушитель: «Что самое худшее, что может случиться?». Эти слова не заставляют вас чувствовать себя беспомощным. Напротив, этот вопрос помогает вам оставаться сильными. Такая постановка вопроса помогает вашему мозгу сосредоточиться на реальности и осознать, что даже если случится самое страшное, вы сможете преодолеть это. Этот вопрос представляет собой действенный метод когнитивно-поведенческой терапии, направленный на борьбу с катастрофическими мыслями и замену их более реалистичным и обоснованным восприятием. От детства к взрослости: сценарии реальной жизни Калла, 10 лет, боялась идти на ночевку. Она думала: «Что, если они забудут обо мне? Что, если я захочу вернуться домой, а они не позовут маму?». Ее папа, с пониманием относясь к ее переживаниям, спросил: «Что самое худшее, что может случиться?». Калла задумалась и ответила: «Мне будет страшно, возможно, я заплачу, но я смогу позвонить и вернуться домой». После этих слов она почувствовала себя более уверенно. В итоге она осталась на всю ночь и весело провела время. Элиас, первокурсник колледжа, не мог уснуть в ночь перед своей первой важной презентацией. Он волновался: «Что, если я забудусь? Что, если я скажу что-то не то? Что, если я потеряю свои записи?». Он написал сообщение своей старшей сестре, которая ответила: «Хорошо, но что самое худшее, что может случиться?». Элиас задумался на мгновение, а затем сказал: «Мне будет неловко, но это всего лишь один урок. Я переживу». Это осознание помогло ему сосредоточиться на подготовке, а не паниковать. Симона, 38 лет, пребывала в состоянии тревожности после собеседования: «Что, если я не получу эту работу? Что, если я сказала что-то не так?». Близкая подруга, выслушав ее, спросила: «Что самое худшее, что может случиться?». Симона, вздохнув, ответила: «Я не получу работу, но я буду продолжать подавать документы на другие вакансии». Понимание этого факта не сделало ее бесстрашной перед неопределенностью, но помогло успокоить всплеск тревоги. Ронан, 62 года, столкнувшись с необычными симптомами, прошел медицинское обследование. Он был напуган перед следующим приемом: «Что, если это что-то серьезное? Вдруг это рак?». Его психотерапевт, сохраняя спокойствие, спросил: «Каков наихудший сценарий? И что вы будете делать в таком случае?». Ронан ответил: «Самое ужасное — если это действительно окажется чем-то серьезным. Но даже в этом случае я буду бороться за свое здоровье и найду поддержку». Его ответ помог ему прийти на прием менее растерянным и более готовым действовать. Почему вопрос «Что самое худшее, что может случиться?» действительно работает Этот вопрос эффективен по нескольким причинам: • Прерывает спираль беспокойства. Он не позволяет вашему разуму погрузиться в пучину неопределенного страха. • Возвращает к реальности. Заставляет сосредоточиться на конкретных обстоятельствах, а не блуждать в догадках о «что, если». • Повышает эмоциональную устойчивость. Вы начинаете верить в свою способность преодолевать трудности. • Раскрывает вашу внутреннюю силу. Вы осознаете, что и раньше преодолевали сложные ситуации, и сможете сделать это снова. Советы по эффективному использованию этого инструмента 1. Задавайте этот вопрос спокойно, без сарказма. Это не вызов и не отказ; это способ вывести человека из состояния паники. Используйте теплый, ровный тон. 2. Пройдите через ответ вместе. Помогите человеку назвать то, чего он боится, и то, как бы он поступил. Часто осознание того, что «самое худшее» не так уж и плохо, приносит облегчение. 3. Сначала подтвердите эмоции. Скажите что-то вроде: «Вполне понятно, что ты встревожен. Давай подумаем об этом вместе». Это укрепляет доверие, прежде чем предлагать свою точку зрения. 4. Используйте этот вопрос и в отношении себя. Когда ваш мозг начинает работать в бешеном темпе, задайте себе вопрос и честно ответьте на него. 5. Переосмыслите результат. Определив худший вариант, спросите: «А как бы я с этим справился?». Именно в этой последней части и рождается уверенность. Вопрос «Что, если?» может вызвать панику. А вопрос «Что самое худшее, что может случиться?» помогает увидеть перспективу. Научите этому принципу своих детей, поделитесь им с друзьями и повторяйте себе, когда вас одолевают тревожные мысли. Это не избавит вас от всех тревожных мыслей, но, возможно, поможет сдержать их накал. По материалам статьи «The 2 Words That Spark Anxiety — and the 8 Words That Calm It» Psychology Today

4 фразы, которые могут разрушить отношения

Каждый день наши слова и даже молчание формируют отношения. Часто мы неосознанно раним других, даже не желая этого. Но одна неосторожная фраза, сказанная не вовремя, может посеять обиду, которая постепенно разрушит доверие. Ваши слова могут как укреплять связь, так и разрушать — и порой даже извинений недостаточно, чтобы залечить раны, нанесённые необдуманной фразой. Секрет гармоничного общения — в осознанности. Особенно в конфликтах важно тщательно выбирать каждое слово, понимая его последствия. Осознанному общению нужно учиться, и первый шаг — отказаться от этих четырёх фраз. Они кажутся безобидными, но постепенно разрушают отношения, а последствия бывает не исправить. Перестань быть таким обидчивым Эта фраза не просто игнорирует чувства партнера — она заставляет его усомниться в их обоснованности. Когда вы говорите человеку, что его переживания преувеличены или неверны, он начинает подавлять эмоции, лишь бы избежать конфликта. Со временем это подрывает доверие и разрушает ощущение безопасности в отношениях, создавая между вами невидимую, но прочную стену. Коварство таких слов в том, что их разрушительное действие проявляется не сразу, а постепенно, как трещина, которая со временем превращается в пропасть. Исследование 2022 года, опубликованное в журнале Frontiers in Integrative Neuroscience, показывает: ощущение безопасности — базовая биологическая потребность, напрямую связанная с вегетативной нервной системой. Когда человек сталкивается с обесцениванием эмоций, его нервная система воспринимает это как угрозу, запуская защитные реакции — например, замкнутость или отстранённость. Это происходит потому, что мозг воспринимает отвержение (или даже страх отвержения) как угрозу отношениям, активируя механизмы выживания вместо стремления к близости. Напротив, когда человек чувствует, что его эмоции признают и принимают, его нервная система остается в балансе и открыта для общения. Это укрепляет доверие и создает настоящую близость. Я в порядке (хотя это неправда) Представьте: у вас был тяжелый день. Партнёр замечает, что что-то не так — видит напряжение в вашей позе, чувствует эмоциональную отстранённость — и осторожно спрашивает: «Ты в порядке?» Вместо того чтобы поделиться переживаниями, вы отводите взгляд, делаете натянутую улыбку и бросаете: «Всё нормально». Хотя и вы, и партнёр прекрасно понимаете — это неправда. Когда вы говорите «Всё нормально», скрывая истинные чувства, вы возводите стену вместо того, чтобы строить мост доверия. Со временем эти, казалось бы, безобидные уходы от откровенности создают эмоциональную пропасть. Вы невольно даёте партнёру сигнал: «Честные разговоры здесь нежелательны» — даже когда он искренне пытается вас понять. Исследование, опубликованное в феврале 2025 года в The Journal of Psychology, показало, что подавление эмоций в романтических отношениях снижает удовлетворенность партнеров и усиливает чувство одиночества. Особенно сильно этот эффект проявляется у женщин: сдерживание негативных эмоций создает для них еще большую эмоциональную дистанцию, повышая уязвимость к неудовлетворенности и изоляции. Делай что хочешь, мне всё равно Представьте: вы в пылу ссоры с партнёром. Раздражённый и уставший, вы раздражённо бросаете: «Делай что хочешь, мне всё равно». В этот момент вам кажется, что вы просто выпускаете пар — но партнёр слышит нечто гораздо более болезненное: будто вам безразличны его чувства, мнение и даже сами отношения. Исследование 2022 года в журнале Frontiers in Psychology показало, что уход от конфликта — это неадаптивная стратегия поведения, которая тесно связана с избегающим типом привязанности. Учёные выделяют два типа отстранения во время конфликтов: • Активное отстранение. Это намеренный эмоциональный уход или полное прекращение общения. • Пассивная обездвиженность. Это состояние эмоционального ступора, когда человек чувствует себя парализованным и неспособным конструктивно реагировать. Исследователи установили, что активное отстранение особенно сильно связано со снижением удовлетворённостью отношениями и создаёт повторяющийся цикл конфликтов. Фразы типа «Делай что хочешь, мне всё равно» являются примерами активного отстранения — они демонстрируют намеренное эмоциональное дистанцирование. Это провоцирует раздражение у партнёра и ещё больше усиливает эмоциональный разрыв. Ты всегда… или ты никогда… Представьте, как обидно, когда партнер забывает что-то для вас важное. В сердцах вы бросаете: «Ты всегда так делаешь!» или «Ты никогда меня не слушаешь!» Вам кажется, что это правда — ведь прямо сейчас вы действительно так чувствуете. Но на самом деле эти слова несправедливы. Они заставляют партнёра защищаться вместо того, чтобы понять вашу обиду, и превращают конкретный случай в обвинение характера. Всё потому, что слова «всегда» и «никогда» преувеличивают ситуацию и ранят сильнее, чем сама проблема. Вместо того чтобы обсудить конкретный проступок, вы даёте негативную оценку всему характеру партнёра. Это заставляет его чувствовать себя атакованным и автоматически переходить в защиту. Такие категоричные фразы вредят общению, переводя разговор с решения проблемы на защиту от обвинений. Вместо диалога они создают барьер, порождая обиды и замкнутый круг неразрешенных конфликтов. В журнале Social Development опубликовали интересное исследование о ссорах. Оказывается, бывают «хорошие» и «плохие» конфликты. Когда люди спорят по-деловому, спокойно обсуждая проблему, это даже полезно: они учатся лучше понимать друг друга, отношения становятся крепче, а чувства — глубже. А вот когда в споре один давит на другого, такой конфликт только вредит. А вот когда в ссоре начинаются обвинения и агрессия, всё идёт наперекосяк. Фразы типа «Ты всегда...» или «Ты никогда...» только усугубляют ситуацию. Вместо решения проблемы они вызывают обиды, отдаляют партнёров друг от друга и портят отношения. Ведь такие слова звучат как нападение, и естественно, что человек сразу переходит в защиту, вместо того чтобы услышать вас по-настоящему. По материалам статьи «4 Relationship-Ending Phrases All Couples Should Avoid» Psychology Today

Четыре поразительных гена, о которых вы, вероятно, не знали

Гены — это своего рода биологическая инструкция по применению, сообщающая нашим клеткам, как правильно выстраивать элементы тела, посылать сигналы, проходящие через наш мозг, и выполняющая все другие сложные биохимические операции, которые поддерживают нашу жизнь. И за каждым из 20 тысяч генов скрываются захватывающие истории, число которых постоянно растет, поскольку открытия в мире генетики неисчерпаемы. Но каким образом гены помогают сделать нас такими, какие мы есть, уникальными, и в то же самое время объединить все живое на Земле? Существуют четыре гена, позволяющих иначе взглянуть на привычные вещи. Ген, повышающий вероятность лишнего веса Некоторые люди набирают вес легче, чем другие. Хотя иногда это можно объяснить неправильным питанием, следует также учитывать роль генетики. Но стоит ли обвинять наши гены, если мы больше не влезаем в джинсы? Ответ таков: возможно. Ген ожирения, или FTO — это обычный ген, который есть у всех нас. Однако одна версия FTO увеличивает риск набора веса, а другая, наоборот, снижает его. Эксперт по ожирению Джайлс Йео объясняет: «Примерно у половины населения мира есть копия версии FTO, повышающая вероятность набора веса». Это означает, что если вы один из счастливчиков, то в среднем у вас на полтора килограмма больше и на 20% больше шансов заболеть ожирением в течение жизни. У одной шестой части населения, или более миллиарда человек, есть две копии этой версии гена, и вероятность ожирения у них на 50% выше. Удивительно, но этот ген когда-то носил неоднозначное название «толстяк», что является уничижительным способом обозначения человека с избыточным весом. Хотите верьте, хотите нет, но это было не из-за его связи с ожирением. Это прозвище было дано ему потому, что это самый большой из трех генов, обнаруженных в коротком участке ДНК, связанном с проблемами развития. В 2007 году, когда FTO связали с индексом массы тела, ученые решили, что пришло время его переименовать. Однако тенденция к росту ожирения во всем мире больше связана с образом жизни, а не со значительным увеличением числа генетических вариаций от поколения к поколению. К примеру, употребление жареной жирной пищи в сочетании с генетическим багажом играет определяющую роль в вероятном развитии ожирения. Тем не менее нет поводов отчаиваться. Физическая активность хорошо зарекомендовала себя как способ сбросить лишний вес. Этот метод помогает всем, независимо от генетики. Спорт и физические нагрузки также необходимы, чтобы регулировать аппетит и не переедать. Ген воина В 1993 году Ханс Брюннер обнаружил ген, кодирующий особый фермент — МАО-А. Исследование проводилось с группой мужчин, отличающихся агрессивным поведением и излишней вспыльчивостью, что зачастую приводило к антисоциальным действиям. МАО-А, или, если быть точным, моноаминоксидаза А, представляет собой фермент, расщепляющий серотонин, дофамин и адреналин — химические вещества, регулирующие наше настроение и самочувствие. По словам психолога Салли Максвигган, когда фермент менее активен, в нашем сером веществе наблюдается повышенная концентрация серотонина. Это делает нас более импульсивными, эмоциональными и агрессивными. Любопытно, что ген воина расположен в женской X-хромосоме, и поэтому наследуется только от матери. Поскольку у мужчин всего одна X-хромосома, то ген проявляет себя в полном объеме. А вот у женщин две X-хромосомы, и так как один из генов воина подавляет другой, то агрессивное поведение проявляется либо в незначительной степени, либо совсем отсутствует. В исследовании, проведенном Яри Тиихоненом, профессором клинической психиатрии, сравнивались около 800 заключенных, чтобы выяснить, существует ли связь между этим геном и агрессивным поведением. Он обнаружил, что заключенные, являющиеся носителями определенной версии МАО-А, с большей вероятностью совершают насильственные преступления. Однако это не означает, что любой, у кого есть этот ген, обречен стать вспыльчивым и агрессивным. Фактически каждый второй из нас живет с «воинственной» версией МАО-А, но большинство все же не совершает преступлений. Это не помешало адвокату представить ДНК своего клиента в суд в надежде смягчить приговор. Случай произошел в маленьком городке Хэмлин, штат Канзас, где Рене Патрик Бурасса жестоко избил 80-летнюю Лилиан Уилсон, после чего она скончалась. В защиту его адвокат использовал тот факт, что у Бурассы «воинственная» версия МАО-А. Несмотря на то, что он был осужден за убийство, караемое смертной казнью, ему удалось избежать приговора. Его ДНК, возможно, спасла ему жизнь. Ген глазного яблока Тот самый, который объединяет нас со всеми живыми существами на планете. PAX6 — это ген, запускающий формирование глаз у эмбриона. Он проявляет себя очень рано, как объясняет генетик Вероника Ван Хейнинген, всего через пару недель после оплодотворения. Прежде чем мозг в полной мере станет мозгом, глаза уже начинают развиваться. Затем PAX6 работает во всех слоях глаза, от сетчатки до роговицы и хрусталика. Изучение PAX6 сопряжено со множеством сложностей, но одно исследование оказалось результативным и обнаружило удивительную связь с геном глазного яблока другого существа. И это существо — муха! Доктор Патрик Каллаертс провел эксперименты, в ходе которых он активировал ген (известный под сбивающим с толку названием «безглазый») в лапках мух. Он обнаружил, что те начали отращивать глаза прямо на своих конечностях. Затем его команда ввела человеческий ген PAX6 мухам, и, что удивительно, произошло то же самое: у мух сформировались глаза. Оказалось, что PAX6 и «безглазый» — это просто разные названия одного и того же основного контрольного гена, который дает инструкции эмбриону, будь то муха или человек. И они узнали кое-что еще более фундаментальное: куда бы вы ни посмотрели, вы найдете PAX6. От рыб до плоских червей, от панд до попугаев, от крошечной мухи до синего кита — везде задействован один и тот же ген, который позволяет всем им видеть этот мир. Ген иммунитета к ВИЧ Один из ста человек обладает естественным иммунитетом к ВИЧ. Ген под названием CCR5 является важнейшими входными воротами (определенные структуры организма, через которые патогены попадают в организм), через которые ВИЧ поражает иммунные клетки. А вот определенная версия гена, получившая название delta 32, напротив, защищает от вируса. Доктор Стивен О'Брайен обнаружил, что люди, у которых есть две копии CCR5-delta32, никогда не попадают в число ВИЧ-инфицированных. Похоже, что если вы являетесь носителем «защищающего» генотипа, то никогда не сможете заразиться. Все потому, что у таких людей просто нет входных ворот, через которые ВИЧ мог бы проникнуть в клетки. «Впервые была обнаружена мутация, которая неоценимо полезна для людей, ведь она защищает от такого уносящего многие жизни заболевания как СПИД», — заявляет Стивен. Один из пяти человек европейского происхождения имеет единственную копию защитной версии CCR5. У одного из ста человек есть две из них, что обеспечивает полную защиту от ВИЧ.

Что происходит в мозге, когда мы сталкиваемся с речевым ступором?

Каждому из нас знакомо это чувство: вы находитесь в разгаре разговора, пытаетесь вспомнить нужное слово или имя, но... ничего не выходит. Вы знаете, что оно где-то близко, почти можете его уловить, но оно ускользает от вас. Это явление, известное как «слово на кончике языка», одновременно завораживает и расстраивает. Но что именно происходит в нашем мозге в такие моменты? Ученые провели исследования на эту тему и сделали несколько удивительных открытий. Когда нужное слово «вертится на кончике языка», в работу включаются различные участки мозга, которые активно ищут недостающий термин. Это можно сравнить с группой людей, которые усердно ищут в библиотеке конкретную книгу. Мозг активирует определённые области, чтобы облегчить этот поиск. Особенно важную роль в этом процессе играют три ключевые зоны: передняя поясная извилина, префронтальная кора и островковая кора. Передняя поясная извилина и префронтальная кора — это части сети, отвечающей за когнитивный контроль. Они играют взаимодополняющие роли, когда нам трудно вспомнить слово. Передняя поясная извилина работает как супервизор, сигнализируя о наличии конфликта: «Я знаю это слово, но не могу его вспомнить!» В то же время префронтальная кора оценивает и проверяет информацию, которая появляется во время поиска, чтобы убедиться, что она соответствует тому, что мы ищем. Островковая кора, более глубокая и менее заметная область мозга, способствует фонологическому поиску, помогая нам получить доступ к звукам, из которых состоят слова. С помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (ФМРТ) исследователи смогли увидеть, как эти области мозга взаимодействуют во время таких моментов. Это похоже на то, как коллеги решают сложную задачу, объединяя свои усилия, чтобы найти недостающее слово. Удивительно, но с возрастом этот неприятный опыт становится всё более распространённым. Исследования показывают, что области мозга, отвечающие за поиск слов, особенно передняя поясная извилина и островковая кора, с течением времени теряют свою эффективность. Это можно сравнить с тем, как некогда аккуратная библиотека становится хаотичной: книги на полках оказываются в беспорядке, а надписи на них плохо различимы. Из-за этого становится всё труднее найти нужную «книгу», то есть слово. Например, исследования показывают, что у пожилых людей островковая кора не так активно участвует в процессе поиска слов. Эта сниженная активность влияет на способность собирать фонологические элементы слов, что делает ситуации, когда нужное слово словно «вертится на кончике языка», более частыми. Чем сильнее поражение островковой коры с возрастом, тем сложнее вспомнить слова, которые в остальном кажутся знакомыми. Хотя с возрастом это явление наблюдается всё чаще, оно абсолютно нормально. Это свидетельствует о сложной работе мозга и о том, что даже самые простые задачи, такие как поиск нужного слова, требуют слаженной работы множества его областей. Более того, есть способы уменьшить негативное влияние старения на процесс поиска слов. Одна из таких стратегий — формирование когнитивного резерва, который представляет собой защитный механизм, поддерживаемый интеллектуальной, физической и социальной активностью. Этот резерв способствует улучшению здоровья мозга и замедляет когнитивное старение, облегчая процесс поиска слов даже в пожилом возрасте. В следующий раз, когда вам будет казаться, что вы знаете нужное слово, но не можете его вспомнить, помните, что ваш мозг активно работает, пытаясь найти его. Иногда первой всплывает частичная информация, например, определённые звуки или связанные слова, что подталкивает вас к продолжению поиска. Если нужное слово не приходит сразу, сделайте перерыв и попробуйте снова позже, когда ваш разум будет более ясным. Эти моменты свидетельствуют о сложности нашего мозга и его удивительной эффективности. По материалам статьи «What happens in the brain when there’s a word ‘on the tip of the tongue’?» The Conversation

Лень — двигатель прогресса?

В современном мире кажется, что все вокруг создано для того, чтобы облегчить нашу жизнь и дать возможность полениться. Но задумывались ли вы когда-нибудь о том, что именно лень зачастую становится той силой, которая движет прогрессом? Именно желание не тратить лишние усилия порой приводит к появлению гениальных изобретений, меняющих наш быт. Взглянем на некоторые из продиктованных ленью изобретений, которые прочно укоренились в нашем сознании как то, без чего сложно представить жизнь. Лифт С его помощью мы каждый день с легкостью преодолеваем несколько этажей, а порой и несколько десятков, экономя силы и время. Но прототип современного лифта был порожден не только ленью, но и … влюбленностью! Легенда гласит, что французский монарх Людовик XV, стремясь упростить свои визиты к фаворитке, пожелал избежать энергозатратного подъема по лестнице. Для этого в Версале была установлена сложная подъемная машина, работу которой обеспечивали придворные слуги. За этим последовало изобретение Велайером «Летающего стула» — наружной конструкции, перемещавшейся с помощью системы блоков и лебедок. Однако эти ранние прототипы лифтов быстро уступили место более совершенным решениям. Подлинный расцвет лифтовой индустрии наступил в 1854 году, когда американский инженер Э. Г. Отис представил первый пассажирский лифт, оснащенный предохранительным механизмом — ловителем, обеспечивающим безопасность пассажиров. В России же первое лифтовое устройство появилось в 1793 году — Иван Кулибин сконструировал его для Екатерины II. Подгузники В эпоху до их появления забота о гигиене малышей была связана с ежедневной изматывающей стиркой и сменой тканевых пеленок. Представьте себе молодую маму, которая не спит ночами, готовит, убирается и стирает гору грязных пеленок, которой не видно конца и края. Именно желание избавиться от этой рутины и стало движущей силой для создания первых одноразовых подгузников. В 1946 году американская изобретательница Марион Донован придумала водонепроницаемый чехол для пеленок из занавесок для душа, а уже в 1951 году получила патент на свое изобретение. А в 1961 году, благодаря ведущему химику и дедушке трех внуков Виктору Миллзу, компания Procter & Gamble выпустила первые одноразовые подгузники. В Россию их начали завозить лишь в начале 1990-х. И это стало настоящей революцией! Сегодня одноразовые подгузники — это не только комфорт для малышей, но и огромная помощь для родителей по всему миру. Пульт от телевизора В эпоху появления телевизоров управление ими требовало вставания с дивана и подхода к устройству, что было неудобно, особенно если нужно часто переключать каналы или регулировать громкость. Лень тянет человека к тому, чтобы все делать проще и быстрее. И именно это желание вдохновило инженеров на создание пульта дистанционного управления. Проделав путь от устройства, позволяющего удаленно регулировать громкость и пульта, подсоединенного к телевизору шнуром, первые беспроводные модели появились в 1956 году благодаря американскому инженеру Роберту Адлеру. Стиральная машина Раньше стирка одежды была тяжелой физической работой. Так, в дореволюционной России это и вовсе было адским трудом. Сперва требовалось тщательно перебрать золу, затем приготовить из нее щелок. Этот раствор переливали в емкости с грязной одеждой, кипятили вместе с мыльным составом в котле, а после дочищали вручную в тазу. Далее белье ополаскивали в реке, а после просушивания обрабатывали на специальном валике. Спасающая от изнурительного труда стиральная машина с ручным приводом была запатентовала Джеймсом Кингом в 1851 году. Первая автоматическая конструкция появилась лишь в 1949 году в Америке. Импорт стиральных машин в Советский Союз начался в 1925 году, однако в те времена они были доступны лишь малой части семей, и большинство населения продолжало использовать стиральные доски вплоть до наступления эпохи «оттепели». Сегодня стиральная машина — это незаменимый помощник в каждом доме. Роботы Технологии настолько шагнули вперед, что в каждом доме может оказаться робот-домохозяйка, робот-компаньон для животных и даже робот-повар. И если перечисленные роботы кажутся несколько фантастичными, то сама идея роботизации быта появилась довольно давно. Первым шагом к этому было создание автоматических пылесосов. В 1997 году компания Electrolux представила прототип робота-пылесоса — самого известного и доступного робота на сегодняшний день, и уже в 2002 году можно было приобрести маленького помощника, который делает дом чище без лишних усилий с нашей стороны. Если раньше требовалось не менее получаса на уборку, то теперь достаточно пары секунд. Нажать кнопку — и вуаля! Чем вдохновлено каждое из изобретений? Очевидно, желанием избавиться от рутинных усилий и сделать жизнь чуть легче и приятнее. И, хотя лень помогает прогрессу двигаться вперед, но всех тех изобретателей, которые воплотили в жизнь облегчающие быт идеи, назвать ленивыми уж точно нельзя.

Могут ли ноющие суставы действительно предсказывать погоду

На протяжении столетий люди утверждали, что их ноющие суставы могут предсказывать изменения погоды, часто сообщая об усилении дискомфорта перед дождем или похолоданием. Учитывая масштаб и продолжительность таких историй, возможно, в них есть доля правды, но это явление остается спорным в научной среде. Многие теории пытаются объяснить, как факторы окружающей среды способны влиять на боль в суставах. Но есть ли анатомическая основа для утверждения, или это просто устойчивый миф, связанный с погодой? Являются ли суставы надежнее, чем метеобюро? Результаты исследований В основе этой дискуссии лежит барометрическое давление (атмосферное давление) — сила, создаваемая молекулами воздуха в атмосфере Земли. Несмотря на то, что воздух невидим, у него есть масса. «Вес», давящий на вас, меняется в зависимости от высоты и погодных условий. Более высокое атмосферное давление часто сигнализирует о хорошей погоде с ясным небом и тихим ветром, тогда как более низкое давление обычно предшествует неустойчивой погоде — облачному небу, осадкам и влажности. Подвижные суставы представляют собой сложные структуры, заключенные в капсулы, богатые нервными окончаниями и амортизированные синовиальной вязкой жидкостью. В здоровых суставах эти компоненты должны обеспечивать плавное, безболезненное движение. Однако, когда суставы подвергаются риску из-за повреждения хряща (как при остеоартрите) или воспаления (как при ревматоидном артрите), даже незначительные изменения в окружающей среде могут ощущаться остро. Одна из ведущих гипотез предполагает, что изменения барометрического давления могут напрямую влиять на дискомфорт в суставах. Когда атмосферное давление падает перед грозой, это может привести к расширению воспаленных тканей внутри суставов, увеличивая нагрузку на нервы и усиливая боль. И наоборот, быстрое повышение давления, характерное для хорошей погоды, способно сжимать и без того чувствительные ткани, что приводит к дискомфорту у некоторых людей. Наука отчасти подтверждает эти заявления, но не все так однозначно. Например, в ходе исследования, опубликованного в American Journal of Medicine в 2007 году, обнаружили небольшую, но значимую корреляцию между снижением атмосферного давления и усилением боли в коленах у пациентов с остеоартритом. Однако эта закономерность не наблюдается повсеместно при всех заболеваниях суставов. В медицинском журнале Arthritis Research & Therapy опубликовали систематический обзор 2011 года, в котором изучили связь между погодой и болью у пациентов с ревматоидным артритом. Результаты показали, что реакции людей различаются: некоторые сообщали об усилении боли в условиях низкого давления, несколько человек испытывали дискомфорт во время фронтов высокого давления, другие же не отмечали никаких изменений. В 2019 году группа исследователей из Манчестерского университета реализовала гражданский научный проект под названием «Облачно, есть вероятность боли», использовав отслеживание неприятных ощущений на основе приложения для изучения этой связи. Ученым удалось выявить связь между падением давления и усилением боли в суставах, но также они обнаружили существенные индивидуальные различия в том, как люди воспринимают боль, связанную с погодой. Эти результаты показали, что изменения барометрического давления все же могут влиять на дискомфорт в суставах у некоторых людей, но реакции неодинаковы и зависят от сложного взаимодействия факторов, включая основное состояние суставов человека и общую чувствительность к боли. Как это работает Атмосферное давление редко действует изолированно. Колебания температуры и влажности часто сопровождают изменения, усложняя картину. Холодная погода может оказывать выраженное воздействие на суставы, особенно у людей с уже имеющимися заболеваниями. Низкие температуры заставляют мышцы сокращаться и становиться жестче, что может привести к снижению гибкости и увеличению риска растяжения или дискомфорта. Связки, соединяющие кости друг с другом, и сухожилия, которые прикрепляют мышцы к костям, также способны терять часть своей эластичности в более холодных условиях. Это затрудняет движение суставов и усиливает боль при артрите. Кроме того, холод может привести к сужению кровеносных сосудов, особенно в конечностях, поскольку организм в первую очередь стремится поддерживать внутреннюю температуру. Такое снижение кровотока лишает пораженные участки необходимого кислорода и питательных веществ, замедляя выведение метаболических отходов, которые могут накапливаться в тканях и усиливать воспаление и дискомфорт. У людей с воспалительными заболеваниями нарушение циркуляции крови может усугубить отек и скованность, особенно в суставах пальцев рук и ног. Холод также замедляет выработку синовиальной жидкости. При более низких температурах жидкость становится менее эффективной в снижении трения, что усиливает скованность суставов и делает движение болезненным (касается в первую очередь людей с дегенеративными заболеваниями, такими как остеоартрит). Резкие перепады температуры также могут играть свою роль. Быстрые изменения способны нарушить способность организма адаптироваться, что усиливает боль у тех, кто имеет хронические заболевания. Высокая влажность воздуха действует аналогичным образом: усиливает ощущения тепла или сырости в уже воспаленных областях и усложняет восприятие боли. Однако выделить какую-то одну переменную — влажность, температуру или давление — затруднительно из-за взаимодействия перекрывающихся факторов. Реакция на погодные условия также зависит от индивидуальных причин, включая степень повреждения суставов, общую болевую чувствительность и психологические ожидания. Из-за этой изменчивости трудно связать одно метеорологическое обстоятельство с биологической реакцией. Тем не менее уже имеющиеся данные свидетельствуют о том, что люди с заболеваниями суставов, как правило, более восприимчивы к изменениям окружающей среды, особенно к колебаниям давления. Хотя связь между погодой и болью остается в научной среде неподтвержденной полностью, коллективные свидетельства указывают на то, что в этом старом убеждении может быть доля истины. Для людей с хроническими заболеваниями суставов перепады атмосферного давления и сопутствующие погодные изменения, вероятно, являются природной системой оповещения, хотя и не самой надежной. По материалам статьи «Can aching joints really predict the weather? Exploring the science behind the stormy debate» The Conversation

Проблема не в искусственном интеллекте, а в нас самих

Автор статьи — бизнесмен Фейсал Хок. Искусственный интеллект чаще всего воспринимают как внешнюю силу, которая изменит нашу жизнь к лучшему или худшему. Но в этих прогнозах упускается главное: ИИ — не просто инструмент или угроза, а зеркало, отражающее наши ценности и предубеждения. Важно не только то, как ИИ повлияет на общество, но и то, как мы его создаём. Каждый алгоритм, каждый набор данных раскрывает что-то о нас самих — о наших приоритетах, слепых пятнах и представлениях о мире. Поэтому настоящий вопрос не в том, что ИИ сделает с человечеством, а в том, что его создание говорит о самом человечестве. Искусственный интеллект — это не просто технология. Это проверка нашей способности к осознанному творчеству. ИИ служит беспощадным зеркалом человеческих предубеждений. Когда алгоритмы дискриминируют по расовому признаку или усиливают поляризацию — это не ошибки программирования, а точное отражение данных, на которых их обучали, и человеческого поведения, которое они копируют. Главная опасность ИИ кроется не в самом искусственном интеллекте, а в том, какие аспекты человеческой природы он выводит на свет. Технология лишь обнажает давно существующие в обществе предрассудки и противоречия. Создавая ИИ, мы сталкиваемся не с проблемой контроля над машинами, а с необходимостью разобраться в самих себе. ИИ стал современным «познай самого себя» — технологическим вызовом, требующим от человечества глубокой рефлексии. Закодированные Отражения Алгоритмы воспроизводят человеческие предубеждения. В 2018 году Amazon закрыла систему ИИ для найма, которая невольно дискриминировала женщин, просто повторяя исторические данные. Аналогично, исследования показали, что кредитные алгоритмы предлагают худшие условия чернокожим и латиноамериканцам, закрепляя существующее неравенство. ИИ не создаёт предрассудки — он лишь обнажает системные перекосы, действуя как увеличительное стекло для социальных проблем. В правоохранительной системе, здравоохранении и образовании ИИ-алгоритмы демонстрируют тревожную закономерность — они воспроизводят и усиливают существующие социальные неравенства. Прогностические полицейские системы, обученные на исторических данных, концентрируют внимание на определенных районах, создавая порочный круг гиперконтроля. В медицине алгоритмы диагностики показывают меньшую точность для представителей уязвимых групп населения. Образовательные ИИ-системы при равном качестве работ неосознанно завышают оценки учащимся из привилегированных слоев. Эти примеры ясно показывают: проблема не в самом искусственном интеллекте, а в данных и предубеждениях, которые мы в него закладываем. Технология лишь обнажает глубинные системные перекосы, существующие в обществе десятилетиями. ИИ, делая системные предрассудки более заметными и неотложными, буквально заставляет нас признать и исправить искажения в исходных данных. Но главный вызов впереди: с появлением нового поколения адаптивных роботов, предвзятость станет персонализированной. Поведение ИИ-систем будет отражать уже не общественные, а личные предрассудки их владельцев. Современный подход к искусственному интеллекту полон двойных стандартов, и ИИ лишь отражает их обратно на нас. Мы ценим его как инструмент для роста эффективности бизнеса, но боимся, что он оставит людей без работы. Мы осуждаем тотальную слежку на основе ИИ, но сами охотно обмениваем личные данные на мелкие удобства (61% пользователей признают, что жертвуют приватностью ради цифровых сервисов). И хотя проблема дезинформации становится всё острее, алгоритмы соцсетей по-прежнему поощряют вирусный контент, а не достоверность. ИИ не создаёт эти противоречия — он лишь обнажает уже существующие. И пока мы не решим их в себе, технологии будут лишь усиливать их. Каждое действие оставляет след По мере развития искусственного интеллекта (ИИ) мы должны задуматься о том, какую роль он должен играть в нашем обществе. Это касается не только улучшения алгоритмов, но и обеспечения ответственного подхода к разработке и внедрению ИИ. Некоторые организации уже предпринимают шаги в этом направлении. Вместо того чтобы просто улучшать ИИ-модели с единственной целью повышения экономической эффективности, они анализируют данные, принципы и допущения, которые определяют поведение этих моделей. Такой подход может помочь смягчить непредвиденные последствия. Тем не менее мы не можем ожидать, что организации и институты сделают всю работу. Пока ИИ обучается на человеческих данных, он будет отражать человеческое поведение. А значит, нам нужно внимательнее относиться к цифровым следам, которые оставляем в этом мире. Я могу сказать, что ценю приватность, но если я без раздумий жертвую ею ради доступа к сайту, алгоритмы сделают вполне определённые выводы о моих истинных предпочтениях. Если я утверждаю, что стремлюсь к осмысленным человеческим связям, но при этом провожу больше времени в соцсетях, чем в реальном общении с друзьями, — я невольно учу ИИ, что на самом деле представляет собой человеческая природа. ИИ не просто вскрывает системные противоречия — он также обнажает внутренние конфликты каждого из нас. И по мере того как искусственный интеллект становится мощнее, нам всё важнее следить, чтобы наши действия соответствовали декларируемым принципам, а не позволяли этим двум реальностям расходиться ещё больше. По мере интеграции ИИ в нашу жизнь важно осознать: эти системы не просто предсказывают наше поведение — они отражают нашу сущность. Такое зеркало может помочь нам делать более осознанный и принципиальный выбор — но лишь при условии, что мы готовы внимательно в него вглядеться и принять ответственность за увиденное. По материалам статьи «AI Isn’t the Problem, We Are» Psychology Today

Trash-кино

Когда-то самым модным словом среди молодежи считалось «культовый». Им обозначали все подряд: новый коктейль, свежую книгу, популярного телеведущего. Само слово не несло особого значения, но обладало притягательным звучанием. Со временем в русском языке появился новый конкурент «культового» — слово «трэш». Термин пришел из английского языка: trash означает «мусор». Однако в повседневной речи оно давно оторвалось от первоначального смысла. В молодежной среде закрепились странные комбинации вроде «арт-трэш», «ультра-трэш» или «панк-трэш», хотя такие словосочетания фактически равны «маслу масляному». Несмотря на кажущуюся пустоту, за словом «трэш» стоит вполне четкая культурная категория. В мировом контексте оно обозначает особую эстетику, а в кино породило отдельный поджанр — trash movies. Что такое trash movies? Часто трэш-кино путают с малобюджетными фильмами. Но между ними есть различие. Недорогие проекты Кевина Смита, «Ведьма из Блэр: Курсовая с того света» или «Музыкант» Роберта Родригеса хоть и снимались за копейки, но в категорию трэша не попадают. Настоящий трэш — это «Операция „Мутанты“», «Космические дальнобойщики» или «Урод в замке». Эти ленты не просто дешевые, они намеренно подчеркивают свою «несерьезность». Главная особенность трэш-кино — демонстративная «сделанность». Они не пытаются замаскироваться под реальность, а напротив, подчеркивают условность происходящего. Литры бутафорской крови, примитивные костюмы, нелепые монстры и нарочито грубая игра актеров превращают зрителя не в пассивного наблюдателя, а в соучастника балагана. Именно это создает особый шарм «мусорного кино» и делает его источником уникального зрительского опыта. Корни жанра: Голливуд и «двойные программы» Истоки трэш-кино уходят в 1930–1950-е годы. В Голливуде тогда активно выпускали «двойные программы» — в рамках одного сеанса показывали фильм категории А (с крупным бюджетом и звездами) и второстепенную ленту категории Б. Именно эти дешевые боевики, хорроры и фантастика стали питательной почвой для рождения трэш-культуры. Картины категории Б снимали в жанровых рамках: гангстерские драмы, вестерны, ужасы, фантастика. Однако именно в научной фантастике проявились самые яркие представители будущего трэша — от нелепых «гигантских пауков» до картонных «инопланетян». Заслуженный мусорщик Голливуда Имя Эда Вуда закрепилось в массовом сознании благодаря фильму Тима Бертона, где Джонни Депп сыграл Вуда, а основой сценария стала биография, написанная Рудольфом Греем. Эд Вуд вошел в историю мирового кино как режиссер с репутацией «самого плохого». Это звание ему дали два кинокритика — Гарри и Майкл Медвед — в своей книге «The Golden Turkey Awards» в 1980 году (то есть через два года после смерти Вуда). Его фильмы действительно подтверждают это звание: сюжеты выглядят занимательно при пересказе, но экранное воплощение оказывается настолько нелепым, что поражает даже подготовленного зрителя. Характерный пример — «План 9 из открытого космоса» (1959). Сюжет строится на попытке инопланетян подчинить землян, оживляя мертвецов на американских кладбищах. Полицейские стреляют в оживших покойников, пришельцы облучают людей загадочными лучами, а человечество оказывается под угрозой порабощения. В фильме присутствуют все клише наивной фантастики, которые могли бы заинтересовать непритязательного зрителя. Однако реализация сюжета оказалась настолько слабой, что выпуск картины в 1990-е годы вызвал неожиданную сенсацию: зрители, отвыкшие от столь плохого кино, смеялись до слез. Декорации тряслись от каждого хлопка двери, космические тарелки выглядели как колпаки автомобильных колес, подвешенные на нитках, а приборы инопланетян собирались из деталей старых радиоприемников. Костюмы «чудовищ» напоминали дешевые маскарадные наряды, купленные на Хэллоуин. Не меньший эффект производила актерская игра: артисты кривлялись, размахивали руками, таращили глаза, и даже в провинциальных театрах редко встречались актеры столь низкого уровня. Именно такие фильмы и сформировали понятие trash. Родитель чудовищ При обсуждении трэш-кино имя Эда Вуда обычно упоминают рядом с Джеком Арнольдом и Роджером Корманом. Однако в отличие от Вуда, Арнольд обладал талантом и умел создавать кинематограф в первозданном смысле слова. Его спецэффекты казались примитивными, декорации — картонными, а чудовища — нелепыми, но фильмы цепляли зрителя и открывали неожиданные глубины. В «Невероятно уменьшающийся человек» Арнольд экранизировал роман Ричарда Матесона. Герой, попавший под радиоактивный дождь, начинает стремительно уменьшаться. Сначала он теряет привычные размеры, затем сражается с домашней кошкой, потом с пауком в подвале, а в финале уменьшается до микроскопических масштабов и исчезает в новой вселенной. Несмотря на примитивность исполнения, фильм потрясал зрителей: кинематографическая условность не мешала сопереживать герою и ощущать трагизм его судьбы. Арнольд активно развивал тему изменения размеров. В «Тарантуле» гигантский паук терроризировал целый город, в «Colossus» морской пехотинец превращался в гиганта и терял рассудок. Эти фильмы породили целое направление в B-movies и вдохновили на создание десятков картин о чудовищах: от «Смертельных кузнечиков» и «Паука» до японского «Годзиллы» Исиро Хонды. Следует отметить, что Арнольд не был первооткрывателем. В 1954 году Гордон Дуглас снял фильм «Они!» о гигантских муравьях, появившихся после ядерных испытаний. Еще раньше, в 1930-е годы, Тед Броунинг («Дьявольская кукла») и Эрнст Шедзак («Доктор Циклоп») обращались к идее уменьшения людей до кукольных размеров. Трэш-кино развивалось парадоксальным образом: с одной стороны, режиссеры вроде Эда Вуда демонстрировали полное отсутствие таланта, а с другой — авторы уровня Джека Арнольда использовали «мусорное кино» для экспериментов и создавали произведения, которые продолжали волновать зрителей даже в своей условности и примитивности. Мастер фильмов-за-три-дня Джек Арнольд умел управлять вниманием зрителя: он заставлял аудиторию вжиматься в кресла, сжимать подлокотники и погружаться в напряжение. Он сталкивался с ограниченным бюджетом и экономил каждый кадр, но это не мешало ему создавать эффектные фильмы. Если бы ему выделили средства на дорогой проект, мир, несомненно, содрогнулся бы от восторга и ужаса. Однако всю жизнь Арнольд мастерил исключительно трэш. Его коллега и вечный соперник Роджер Корман пошел другим путем. Ему предлагали большие деньги и приглашали на студии Голливуда, но он отказывался. Для Кормана съемки дешевых фильмов стали видом спорта. Он выпускал фильмы десятками, иногда по несколько картин в год, охватывая все жанры B-movies: от вестернов вроде «На пять пистолетов к Западу» до комедий ужасов в духе «Магазинчика ужасов». Корман сочетал серьезную готику с трэшем, снимая «Нападение чудовищных крабов» и другие абсурдные картины. Его комедийные фильмы одновременно страшны, дики и забавны. В фильме «Террор» (1963) он нагромоздил оживающие статуи, живых мертвецов и колдунов, убивающих взглядом. Все происходящее подавал максимально серьезно: замок чародея разрушается прямо в кадре, каменные глыбы из пенопласта падают на героя Джека Николсона, весело отскакивают и уносятся бурным потоком. Съемки шли всего три дня, без сценария, в декорациях, оставшихся после более дорогого фильма «Ворон», где снимались Винсент Прайс, Борис Карлоф и Питер Лорре, а сценарий сочинил Ричард Матесон. Другие времена Между бездарным Эдом Вудом и талантливыми Джеком Арнольдом и Роджером Корманом существовало множество полузабытых жемчужин трэш-культуры, спродюсированных Сэмюэлем Аркоффом. В этих фильмах с сюрреалистичными названиями вроде I Was a Teenager Alien и Terror from the Year 5000 встречается как талантливое, так и бессмысленное кино. Фильмы снимали быстро, выпускали на экран еще быстрее, и многие копии терялись, сохранившись лишь в рекламных брошюрах и каталогах. 1950-е годы стали золотым веком трэш-кино, но в 1960-х «мусорное кино» оттесняли в подполье и провинциальные театры. Режиссеры либо замолкали, либо переходили на «нормальные» дорогостоящие проекты. Италия, пытаясь конкурировать с американским кино, довела характерные черты американских B-movies до гротеска, создавая комические и вызывающие картины. Однако вклад итальянцев в научную фантастику trash был ограничен, и лишь фильм Марио Бавы «Планета Вампиров» пережил десятилетия и повлиял на «Чужого» Ридли Скотта. В 1970-х годы trash movies вернулись: анилиновый рок-н-ролл и новая молодежная культура сделали их художественным объектом. Символом стало The Rocky Horror Picture Show Ричарда О’Брайена, снятое Джимом Шарманом. Фильм построен на цитатах и пародиях трэш-кино, и на сеансах публика выходила на сцену, танцевала, использовала воду из спринцовок и надевала костюмы героев фильма, создавая интерактивное зрелище. Мусор на потоке В середине 1980-х годов трэш-фильмы пережили второе рождение благодаря видеоформату. Видеотеки множились, и молодежь требовала грязных, диких и злых фильмов. Классика и фестивальные фавориты не интересовали зрителей: они выбирали дешевые экшены и ужасы в научно-фантастических декорациях, смеялись над пластиковыми супергероями. Спрос породил предложение: полупрофессиональные режиссеры и продюсеры по всему миру, особенно в Италии, начали создавать дешевые фильмы. Американцы пытались делать трэш для кинотеатров, но итальянцы ловко клонировали американские идеи, создавая массовую серию подделок, маркированных англоязычными псевдонимами. К началу 1990-х годов производство трэш-кино снова сосредоточилось в США. Нью-Йорк стал виртуальной столицей мусорного кино, где студия Troma Entertainment, основанная Ллойдом Кауфманом и Майклом Херцем, продолжила традиции Роджера Кормана. Здесь создавали панк-триллеры с карикатурным насилием, идиотской научной фантастикой и откровенной эротикой. Фильмы вроде Atomic Hero, Toxic Avenger, Strangest Dream, Vegas in Space осознанно превращали трэш в дикую клоунаду. Troma Entertainment вдохновила режиссеров по всему миру: некоторые поднялись в мировой кинематограф (например, Питер Джексон и Алекс де ла Иглесиа), другие остались в тени или присоединились к Troma. Новые имена и фильмы продолжают появляться ежегодно, создавая грубое, веселое и дерзкое кино, которое сохраняет свой трэшовый дух.

Как изменилось кино в 90-х?

1990-е годы стали одним из самых противоречивых и сложных этапов в истории России, и столь же неоднозначно этот период отразился в отечественном кинематографе. Это было время бурных надежд, быстро сменявшихся горькими разочарованиями; эпоха безграничной свободы — не только творческой, — которая открыла путь к обсуждению острых социальных и политических тем, а также к смелым художественным экспериментам, разрушающим привычные жанровые и нарративные рамки. Кино тех лет, независимое как от идеологических установок, так и от эстетики прошлого, зачастую выходило за пределы традиционных форм, что делает многие фильмы, особенно дебютные, трудно поддающимися строгой классификации, несмотря на наличие устойчивых творческих связей и стилистических общностей. Неудивительно, что болезненное прощание с прошлым и впервые обретенная свобода говорить о нем открыто породили волну фильмов, исследующих ранее табуированные исторические темы. Но и острые, злободневные проблемы настоящего не могли не волновать новых режиссеров, пришедших в профессию с началом новой эпохи. Однако в условиях нестабильной политической и экономической ситуации, а также из-за нехватки личного и профессионального опыта, результаты их усилий нередко оказывались неубедительными. Тем не менее в стремлении дистанцироваться от советского наследия и найти собственный киноязык, многие дебютанты, сознательно или нет, обращались к эстетике прошлого, тем самым выстраивая мост между прежним и настоящим и — подчас — предвосхищая будущее. Увы, значительная часть кинопродукции 90-х, точно уловившая дух времени, так и не достигла широкого зрителя — из-за разрушения системы кинопроката, в результате чего на одного человека в год приходилось всего два проданных билета. Новое «рыночное кино» не находило отклика у публики, куда большее распространение получали видеосалоны и домашние видеомагнитофоны, которые перестали быть роскошью. Оказавшиеся без хозяина кинотеатры быстро превращались в казино или торговые центры. Даже картины признанных мастеров нередко оставались без полноценного проката — что уж говорить о дебютантах. Для них путь на экран был особенно тернист. Наиболее прагматичные авторы сразу ориентировались на видеосалоны, число которых неуклонно росло, но и туда было сложно пробиться: предприниматели предпочитали демонстрировать пиратские копии западных блокбастеров, а не рискованные эксперименты начинающих режиссеров. Несмотря на это, кинопроизводство не останавливалось ни на день. Частные студии продолжали снимать фильмы, зачастую на средства спонсоров, далеких от искусства. Бюджеты были мизерными, съемки — на дешевую пленку, нередко без официальных разрешений. Главным критерием при выборе сюжетов оставались вкусы инвесторов, в результате чего преобладали боевики и комедии, часто не соответствовавшие ни советским, ни западным стандартам. Для многих режиссеров их дебют так и остался единственным фильмом. Тем не менее эти картины ярко отображали реальность того времени: рост преступности, наркоманию, алкоголизм, проституцию, массовую эмиграцию, общую разруху. Засилье эротики на экранах выглядело как вызов пуританизму советских десятилетий. Новыми героями стали криминальные авторитеты, ветераны Афганистана и Чечни, девушки, стремящиеся вырваться из нищеты, и представители интеллигенции, отчаянно пытавшиеся найти свое место в новых условиях. Образом «успешного» адаптанта стал изобретательный Ненашев из фильма «Гений», а судьбы тех, кто оказался лишним в новой жизни, Рязанов с трагикомической точностью передал в Небесах обетованных. Режиссеры старшего поколения пытались адаптироваться к новым реалиям, но время изменилось. Поздние работы Эльдара Рязанова не дотягивали до его классики, Леонид Гайдай завершил карьеру криминальной комедией о русской мафии за границей, Георгий Данелия снимал незамеченные мелодрамы, а Владимир Меньшов создал абсурдный фарс «Ширли-мырли», блиставший количеством звезд, но не содержанием. Советские актеры оказались в кризисе: качественных ролей почти не предлагали, и многие соглашались на съемки исключительно ради заработка. Уже в 1990 году начали появляться фильмы, снятые на новых независимых студиях, возникших на волне либерализации конца 1980-х. Среди них — «Грань», «Катарсис», «СВ», «Скифы», «Паритет», «АСК», «Фора-фильм» Александра Разумовского, «12 А» и ТТЛ Ролана Быкова, «Зодиак» Инны Туманян, «Глобус» Владимира Железникова и другие. Если в первом квартале 1990 года было выпущено всего два таких фильма, то к концу года их число возросло до десяти. Работа шла стремительно: независимые продюсеры платили больше, снимали быстрее, и фильмы оперативно запускались в прокат. На конференции Ассоциации независимого кино в Кишиневе в том же 1990 году присутствовали 75 коллективов, из которых 66 представляли производственные студии. Уже в 1991 году их число достигло двухсот. За короткий период независимые студии выпустили сотни полнометражных фильмов, однако экономические трудности, рост цен на оборудование и банковские кредиты вскоре привели к спаду. Ассоциация прекратила существование. Тем не менее, именно в эти первые годы были созданы важные и заметные фильмы. На студии «Катарсис» Михаил Калатозишвили снял «Избранника» (1991), представленного в Берлине и Канне. Руслан Хачемизов создал «Сумерки надежд» (1991) — первый национальный фильм на черкесском языке, снятый на «Ленфильме» при участии студии «Маленький принц». Петербургская студия «Бармалей» под руководством Сергея Снежкина поддержала проекты молодых авторов: «Счастливый неудачник» (1993) Валерия Быченкова и «Пустельга» (1992) Сергея Русакова. А «мосфильмовская» студия «Старт» выпустила драму Олега Кавуна «Уроки в конце весны» (1990) — один из первых фильмов о событиях в Новочеркасске, долгое время оставшихся под запретом. Одним из самых плодовитых режиссеров 90-х стал Анатолий Эйрамджан, основавший в 1992 году собственную киностудию. Он выпускал по несколько комедий в год с громкими названиями вроде «Бабник», «Импотент», «Ночной визит». Хотя его фильмы редко отличались глубиной, Эйрамджан обеспечивал стабильную занятость целой плеяде популярных актеров: Ларисе Удовиченко, Татьяне Васильевой, Любови Полищук, Михаилу Державину, Александру Панкратову-Черному и другим. С середины десятилетия положение в отрасли стало постепенно улучшаться. Инвесторы начали более осознанно подходить к выбору проектов, число фильмов сократилось, но их качество заметно выросло. Успех сопутствовал «Особенностям национальной охоты» Алексея Рогожкина, «Утомленным солнцем» Никиты Михалкова, «Кавказскому пленнику» Сергея Бодрова, «Стране глухих» Валерия Тодоровского. А в 1997 году на экраны вышел «Брат» Алексея Балабанова — фильм, мгновенно ставший культовым. На телевидении появились первые российские сериалы, постепенно вытеснявшие южноамериканские «мыльные оперы». Съемки одной серии занимали до месяца, показывали их раз в неделю, но уже к концу десятилетия сериалы выходили ежедневно. Особую популярность приобрели «Улицы разбитых фонарей», «Агент национальной безопасности», «Каменская», а также исторические драмы «Графиня де Монсоро» и «Петербургские тайны». Несмотря на общий кризис отрасли, новое российское кино вызывало живой интерес за рубежом. «Утомленные солнцем» принесли России единственный «Оскар», а такие картины, как «Мусульманин», «Кавказский пленник», «Вор», «Молох», «Сибирский цирюльник», получали международные награды и выходили в европейский и американский прокат, получая признание критики. Особый интерес вызывает творчество дебютантов. Показательным стал фестиваль «Дебют», впервые прошедший в 1990 году в Москве, на Чистых прудах. Его инициатором выступил актер и режиссер Ролан Быков, основавший Всесоюзный центр кино и телевидения для детей и юношества (впоследствии — Международный фонд Ролана Быкова). Организаторами фестиваля стали Союз кинематографистов, Госкино, Минфин и другие государственные и общественные институты. Конкурсную программу формировали специалисты научной лаборатории под руководством киноведа Аэлиты Романенко. В нее вошло около 350 игровых, короткометражных и анимационных фильмов, снятых на самых разных студиях бывшего СССР, включая прибалтийские республики. Участниками стали авторы, дебютировавшие после 1986 года. Среди них — уже успевшие получить признание на престижных международных фестивалях: Ольга Наруцкая, Рашид Нугманов, Василий Пичул, Александр Кайдановский, Талгат Теменов и другие. Главный приз фестиваля был разделен между двумя лентами — «Панцирь» Игоря Алимпиева и «Трое» Александра Баранова и Бахыта Килибаева. Особую награду получил Джаник Файзиев за фильм «Сиз ким сиз?». Следующий фестиваль, «Дебют II», состоялся через два года и уже имел статус международного. Он стал уникальной площадкой, где можно было увидеть широкий срез постсоветского кинематографа, включая ленты, которые по тем или иным причинам оставались недоступными для широкой аудитории. Более 300 игровых и около 60 анимационных фильмов — от независимых и копродукционных до откровенно авангардных — свидетельствовали о невероятном богатстве форм, смелости высказываний и стремительном обновлении киноязыка. Уже тогда стало ясно: объединить новое кино под одной эстетической или идеологической крышей невозможно. Если в 60–80-е годы можно было говорить об определенной общности творческих координат, то начало 90-х выявило разнородность, стилистическое многообразие и полифонию голосов. В режиссуру пришли не только молодые выпускники профильных вузов, но и зрелые профессионалы — операторы, художники, актеры, которым при советской системе редко удавалось занять режиссерское кресло. На авансцену вышло не просто новое поколение, а целая палитра разновозрастных авторов, стремящихся к самовыражению и поиску нового киноязыка. В переломный момент истории кинематограф вновь стал зеркалом эпохи — и, во многом, ее предвестником. Он сыграл ключевую роль в осмыслении и эмоциональном проживании перестроечных процессов, часто идя на шаг впереди социальных изменений. Как же сложились судьбы дебютантов 90-х годов? Некоторые ограничились одной-единственной работой. К ним, в частности, можно отнести рано ушедшего из жизни Никиту Тягунова или актера Александра Пороховщикова, для которого режиссерский опыт оказался эпизодом. Другие, напротив, стали неотъемлемой частью истории отечественного кинематографа — хотя многих уже нет с нами: Алексей Балабанов, Петр Луцик, Алексей Саморядов, Евгений Юфит, Вера Глаголева. Третьи прочно вошли в активный кинопроцесс и продолжают работать по сей день — среди них Дмитрий Астрахан, Павел Лунгин, Валерий Тодоровский, Тимур Бекмамбетов, Дмитрий Месхиев, Лариса Садилова, Денис Евстигнеев. В последующие десятилетия к ним присоединились новые яркие имена: Андрей Звягинцев, Федор Бондарчук, Алексей Федорченко, Анна Меликян, Петр Буслов, Борис Хлебников, Алексей Попогребский, Николай Хомерики и другие. Сегодня молодым режиссерам одновременно и легче, и труднее. С одной стороны, доступность технологий позволяет снимать кино даже на смартфон. С другой — конкуренция возросла, как и число желающих войти в профессию. Однако именно дебютное кино за последние тридцать лет остается одним из важнейших индикаторов состояния российского кинематографа — как по объему выпускаемых работ, так и по художественной значимости. 1990-е годы стали временем больших надежд и не менее крупных разочарований. Многие амбициозные планы разбились о суровую реальность. Свобода, к которой стремились десятилетиями, оказалась тяжелым испытанием: зритель, уставший от политики и артхауса, повернулся в сторону развлекательного кино. Кто-то пошел навстречу массовому вкусу — но нередко в ущерб качеству. И все же именно в этой хаотичной, противоречивой и беспрецедентно свободной среде зарождалось новое авторское кино, формировались уникальные художественные голоса и смысловые направления. Так рождалась современная кинематография — та, что продолжается до сих пор.