Помимо идеолога эстетизма Уолтера Патера, на Оскара Уайльда оказал влияние экстравагантный художник и франт Джеймс Уистлер. Бунтарь-живописец родился в Америке, но в устных рассказах предпочитал оплетать собственное происхождение небылицами. В них перетасовывались страны и обстоятельства. Собственная биография стала для Уистлера полотном для творчества. Всю жизнь он был космополитом. Когда Джеймсу Уистлеру исполнилось девять, его отца пригласили проектировать железные дороги в России, и всей семье пришлось переехать. В Петербурге совсем еще юный Джеймс Уистлер полюбил искусство и в совершенстве овладел французским языком. Уже в отрочестве он так себя зарекомендовал, что все поняли: перед ними эксцентрик. Он умел увлечь слушателей; у Уистлера всегда было наготове броское высказывание обо всем. Его отличали живость ума, острый как бритва язык и бездна себялюбия. Как это водится за художниками, он не вылезал из долгов и умудрялся жить на широкую ногу. Известен случай, когда Джеймс Уистлер собирался просить своего кредитора об отсрочке долга. Уистлер пригласил его к себе домой и угостил бокалом шампанского. — Но как вы можете покупать шампанское, если вы не можете заплатить мне? — спросил кредитор. — Уверяю вас, за него я тоже не заплатил, — ответил Уистлер. Посвятив себя изобразительному искусству, Уистлер стремился создать ощущение «текучести», «зыбкости» перенесенной на холст красоты. В Лондоне на закате Викторианской эпохи Уистлер близко сошелся с Оскаром Уайльдом, который был на двадцать лет его моложе и сразу же признал за Уистлером авторитет маэстро эстетизма. Они вращались в общих богемных кругах и были наслышаны друг о друге. Их общение обернулось чередой «обоюдоострых касаний». Можно только вообразить, с какой жадностью люди ловили каждое слово из диалога Уистлера и Уайльда. В гостиной, где единовременно оказывались два главных афориста своего времени, воздух искрился от иронии. Единицы отважились бы затевать «спарринги» с Оскаром Уайльдом, — велик был риск напроситься на поражение. Джеймса Уистлера это не останавливало, ведь и он никогда не лез за словом в карман. Это были странные отношения, не подлинно приятельские из-за духа конкуренции, но и не враждебные: Уайльд питал к Уистлеру уважение и не хотел лишаться его общества. Их многое объединяло. Оба денди: одеты с иголочки и безупречно элегантны. Оба боготворили искусство и ставили его выше прочих ценностей. Оба демонстрировали непревзойденное чувство юмора. Однако Уистлер не был бы собой, если бы не пытался упрекнуть Уайльда в том, что многие изречения английский литератор позаимствовал у своего наставника. После одного удачного замечания Уистлера Оскар Уайльд воскликнул: — Как жаль, что это сказал не я! — Еще скажете, Оскар, — ответил Уистлер, — еще скажете. Оскар Уайльд не оставался в долгу. Как-то раз он заметил: — Мистер Уистлер всегда произносит «искусство» с большой буквы «Я». Уайльд и Уистлер часто становились героями карикатур. Уж слишком приметный дуэт они образовали. Однажды в сатирическом журнале «Punch» появилась заметка, в которой, по воле автора, Уайльд и Уистлер обсуждали актрис. Ознакомившись с ней, Уайльд немедленно отправил Уистлеру телеграмму: «В "Punch" засели дураки. Когда мы с тобой встречаемся, мы говорим только о нас и больше ни о ком». В ответ Уистлер телеграфировал: «Нет, нет, Оскар, ты забыл. Когда мы с тобой встречаемся, мы говорим только обо мне и больше ни о ком».