Семь органов, без которых можно жить

Человеческий организм невероятно жизнеспособен. При сдаче полулитра крови вы теряете около 3,5 миллиардов эритроцитов, однако организм очень быстро восстанавливает потери. Более того, вы можете продолжать жить, лишившись крупных частей жизненно важных органов. Есть примеры людей, которые вели нормальную жизнь, потеряв половину мозга. А некоторые органы могут быть удалены из организма полностью без серьезных последствий. Представляем вашему вниманию 7 «не жизненно важных органов». Селезенка Этот орган находится в левой части брюшной полости. Чаще всего селезенка удаляется в результате травм живота, высокая уязвимость при подобных травмах объясняется близким расположением относительно ребер. Этот хрупкий орган окружен капсулой, с виду напоминающей папиросную бумагу, которая легко рвется. Как следствие начинается внутреннее кровотечение, и если его вовремя не диагностировать и не прекратить, то все может обернуться летальным исходом. Внутреннее содержимое селезенки называется пульпы. Различают две основные зоны: красную и белую пульпу. Красная участвует в хранении и утилизации эритроцитов, а белая отвечает за хранение лейкоцитов и тромбоцитов. Без селезенки можно спокойно жить, потому что печень тоже выполняет функцию утилизации эритроцитов, а другие лимфоидные ткани возьмут на себя дополнительную нагрузку, восполняя иммунную функцию селезенки. Желудок Желудок выполняет четыре основные функции: механическое пищеварение (сокращаясь, измельчает пищу), химическое пищеварение (измельчает пищу с помощью желудочного сока), последующее поглощение и секреция. Желудок иногда удаляют хирургическим путем из-за возникновения раковой опухоли или травмы. В 2012 году британке пришлось удалить желудок после того, как она выпила коктейль с жидким азотом. При удалении желудка пищевод прикрепляется непосредственно к тонкой кишке, и при удачном восстановлении можно нормально питаться, принимая витаминные добавки. Половые органы Основными репродуктивными органами у мужчин и женщин являются яички и яичники соответственно, они имеют спаренную структуру, поэтому, потеряв один из них, люди все еще могут иметь детей. У женщин основной причиной потери яичников является рак, мужчины же чаще лишаются яичек из-за различных травм, полученных при дорожно-транспортных происшествиях, в драках или в ходе спортивных поединков. Также у женщин возможно удаление матки, но это не позволяет иметь детей и останавливает менструальный цикл. Исследования показывают, что средняя продолжительность женщины с удаленными яичниками не изменяется. Однако интересен тот факт, что в популяциях некоторых млекопитающих удаление обоих яичек приводило к увеличению продолжительности жизни. Толстая кишка Толстая кишка — это трубка длиной около двух метров, состоящая из четырех частей: восходящей, поперечной, нисходящей и сигмовидной. Основные функции толстой кишки — это всасывание воды и подготовка фекалий к удалению из организма. Иногда, в случае рака или других заболеваний, приходится удалять либо всю кишку полностью, либо ее часть. Большинство людей успешно восстанавливаются после такой операции, и единственное неудобство — это изменение некоторых пищевых привычек, что необходимо для ускорения процесса заживления. Желчный пузырь Желчный пузырь находится под печенью в верхней правой части живота возле ребер. В нем хранится так называемая желчь, которая постоянно вырабатывается печенью. Основная функция желчи — это помощь в расщеплении жиров, но когда эта помощь не требуется, желчь хранится в желчном пузыре. Когда в кишечнике появляется переизбыток жиров, выделяется специальный гормон, который вызывает сокращение желчного пузыря, при котором желчь выталкивается в кишечник и помогает переварить жир. Однако избыток холестерина в желчи может превращаться в желчные камни, которые блокируют крошечные трубы, проводящие желчь. Когда это происходит, может потребоваться удаление желчного пузыря, в Великобритании каждый год около 70000 человек проходят эту процедуру. Иногда камни в желчном пузыре вообще не доставляют дискомфорта, а иногда случаются экстренные ситуации, например, в 2015 году индийской женщине удалили 12000 желчных камней, что стало новым мировым рекордом. Аппендикс Аппендикс представляет собой небольшой червеобразный придаток толстой кишки. Первоначально считалось, что это не более чем рудиментарный орган, однако сейчас известно, что он выполняет функцию некоего убежища для полезных бактерий, которые при необходимости начинают распространяться по кишечнику. Так как аппендикс представляет собой в прямом смысле тупик, некоторым бактериям не удается его покинуть. Скапливаясь в аппендиксе, они вызывают воспаление, это заболевание называется аппендицит. Такая проблема чаще всего решается хирургическим вмешательством, при котором аппендикс полностью удаляется. Однако, даже если аппендикс был удален, это не гарантирует полной безопасности, так как бывают случаи, когда воспаляется его культя. Удаление аппендикса никак не влияет на привычный образ жизни. Почки У большинства людей есть две почки, но жить с одной тоже можно, хотя можно жить и вовсе без них, если время от времени проходить процедуру диализа. Основная функция почек заключается в фильтрации крови для поддержания водного, электролитного, а также кислотно-щелочного баланса. Почка действует как фильтр, и в ходе различных процессов удерживает белки и питательные вещества, необходимые организму. Но еще более важно, что вредные для организма вещества выводятся почками из организма вместе с мочой. Удаление почек может произойти по множеству причин, например, наследственные заболевания, чрезмерное употребление наркотиков, алкоголя или по причине возникновения инфекции. Если у человека отказывают обе почки, проводится процедура диализа. Существует два вида диализа: гемодиализ и перитонеальный диализ. В первом случае используется прибор, содержащий диализирующую жидкость для очистки крови, во втором случае используется специальный катетер, вставленный в живот, через который раствор попадает непосредственно в брюшную полость. Продолжительность жизни людей, подвергающихся процедуре диализа, зависит от множества факторов, таких как диагноз, возраст, пол, сопутствующие заболевания. Недавние исследования показали, что человек, помещенный на диализ в возрасте 20 лет, может в среднем прожить еще 16-18 лет, в то время как человек, помещенный в 60 лет, может прожить в среднем 5 лет. По материалам статьи «Seven body organs you can live without» The Conversation

Как развить привычку читать больше

Проблема чтения существует уже давно — мы вроде как любим и хотим читать, но всегда найдётся тысяча и одна причина: то мы перегружены работой, то зависаем в Интернете, то отдаём предпочтение сериалам… В итоге времени и сил на чтение у нас вовсе не остаётся. «Я люблю книги, но замечаю за собой, что периодически теряю интерес к чтению» — знакомая ситуация? Но как только мы «восстанавливаемся», уже невозможно оторваться, правда? Ведь главное — начать. Как можно наладить отношения с книгами и читать как можно больше? Мы поделимся с вами некоторыми советами. 1. Правильно выбирайте литературу. Это не значит, что надо из кожи вон лезть ради русской литературы только потому, что она считается классикой, а классику обязаны читать все. Делайте выбор в пользу тех жанров и тем, которые интересны прежде всего вам. Читать нужно в удовольствие, а не ради галочки. Прислушивайтесь к своим предпочтениям и желаниям. Никогда не задерживайте своё внимание на не интересующей вас литературе. Если после нескольких страниц вы понимаете, что книга бесполезна или вы не помните, о чём читали минуту назад, бросайте это занятие. 2. Всегда носите с собой книгу. Хотя многие скажут, что лучшее время для чтения — перед сном, правда заключается в том, что оставаться наедине с книгой лучше в любое свободное время дня. В любой неожиданный момент у вас может появиться лишняя минутка: в общественном транспорте, в очереди у кабинета врача, в обеденный перерыв, во время скучной лекции… Так почему бы не посвятить эту минутку книге? Для таких случаев идеальным вариантом будет книга на электронном носителе. И, кстати говоря, в крайнем случае не отметайте вариант с аудиокнигой, ведь её можно «читать» где угодно, хоть во время пробежки. 3. Сделайте чтение книг привычкой всей семьи. Это не тяжело и не больно. Выключение телевизора всего на полчаса явно не повредит, а изменение культурного досуга семьи желательно. Помните, что, если дети видят, как вы поглощены чтением книги, они, скорее всего, поймут, что это занятие поинтереснее видеоигр и даже полезнее домашнего задания. 4. Рассуждайте о прочитанном. Осознанное чтение улучшает его качество. Лучше глубоко поразмышлять над одной книгой, чем бегло прочитать десять романов. Кроме того, всегда любопытно обсуждать книги с другими людьми. Такие беседы помогут увидеть сильные и слабые стороны прочитанных произведений. Кстати, не стесняйтесь перечитывать книги, которые вам понравились. Если вы не читали продолжительное время, совсем не плохо вернуться к книгам, которые вам запомнились ранее. 5. Никогда не чувствуйте себя обязанными. Бывает, что люди испытывают определённое социальное давление. Типа «в глазах других я менее умный, раз так мало читаю». Тем не менее, результат чтения путем насилия над собой часто является контрпродуктивным. Не ставьте целей а-ля «нужно каждую неделю читать по одной книге». Это только запугивает, а не мотивирует продолжать начатое. Просто читайте в своём собственном темпе и режиме. Через некоторое время вы будете читать гораздо больше — это произойдёт само собой. Автор: Юлия Стржельбицкая

«Селфи с котом» поднимет вам настроение!

В этом веселом мультфильме девочка, увидев кучу лайков на фото своей подружки с котом пытается сделать такое же селфи с своим любимцем. Хотите узнать, что из этого получилось?

Почему играть в детстве гораздо важнее, чем ходить в школу

Психолог Питер Грей приводит неопровержимые доказательства того, что играть в детстве гораздо важнее, чем ходить в школу. Я рос в пятидесятые. В те времена дети получали образование двух видов: во‑первых, школьное, а во-вторых, как я говорю, охотничье-собирательское. Каждый день после школы мы выходили на улицу поиграть с соседскими детьми и возвращались обычно затемно. Мы играли все выходные и лето напролет. Мы успевали что-нибудь поисследовать, поскучать, самостоятельно найти себе занятие, попасть в истории и из них выпутаться, повитать в облаках, найти новые увлечения, а также прочитать комиксы и прочие книги, которые нам хотелось, а не только те, что нам задали. Вот уже больше 50 лет взрослые шаг за шагом лишают детей возможности играть. В своей книге «Дети за игрой: американская история» Говард Чудакофф назвал первую половину XX века золотым веком детских игр: к 1900 году исчезла острая необходимость в детском труде, и у детей появилось много свободного времени. Но начиная с 1960-х взрослые принялись урезать эту свободу, постепенно увеличивая время, которое дети вынуждены проводить за школьными занятиями, и, что еще важнее, все меньше и меньше позволяя им играть самим по себе, даже когда они не в школе и не делают уроки. Место дворовых игр стали занимать спортивные занятия, место хобби — внешкольные кружки, которые ведут взрослые. Страх заставляет родителей все реже и реже выпускать детей на улицу одних. По времени закат детских игр совпадает с началом роста числа детских психических расстройств. И это нельзя объяснить тем, что мы стали диагностировать больше заболеваний. Скажем, на протяжении всего этого времени американским школьникам регулярно раздают клинические опросники, выявляющие тревожные состояния и депрессию, и они не меняются. Из этих опросников следует, что доля детей, страдающих тем, что теперь называют тревожным расстройством и глубокой депрессией, сегодня в 5−8 раз выше, чем в 1950-е. За тот же период процент самоубийств среди молодых людей от 15 до 24 лет увеличился больше чем в два раза, а среди детей до 15 лет — учетверился. Нормативные опросники, которые студентам колледжей раздают с конца 1970-х, показывают, что молодежь становится все меньше склонна к эмпатии и все больше — к нарциссизму. Дети всех млекопитающих играют. Почему? Зачем они тратят энергию, рискуют жизнью и здоровьем, вместо того чтобы набираться сил, спрятавшись в какой-нибудь норе? Впервые с эволюционной точки зрения на этот вопрос попытался ответить немецкий философ и натуралист Карл Гроос. В 1898 году в книге «Игра животных» он предположил, что игра возникла в результате естественного отбора — как способ научиться навыкам, необходимым для выживания и размножения. Теория игры Грооса объясняет, почему молодые животные играют больше, чем взрослые (им еще надо многому научиться), и почему чем меньше выживание животного зависит от инстинктов и чем больше — от навыков, тем чаще оно играет. В значительной степени предсказать, во что животное будет играть в детстве, можно исходя из того, какие умения ему понадобятся для выживания и размножения: львята бегают друг за другом или крадутся за партнером, чтобы потом неожиданно на него наброситься, а жеребята зебры учатся убегать и обманывать ожидания противника. Следующей книгой Грооса стала «Игра человека» (1901 год), в которой его гипотеза распространялась на людей. Люди играют больше всех остальных животных. Человеческие дети, в отличие от детенышей других видов, должны выучиться множеству вещей, связанных с культурой, в которой им предстоит жить. Поэтому, благодаря естественному отбору, дети играют не только в то, что нужно уметь вообще всем людям (скажем, ходить на двух ногах или бегать), но и навыкам, необходимым представителям именно их культуры (например, стрелять, пускать стрелы или пасти скот). Основываясь на работах Грооса, я опросил десять антропологов, которые в общей сложности изучили семь различных охотничье-собирательских культур на трех континентах. Выяснилось, что у охотников и собирателей нет ничего похожего на школу — они считают, что дети учатся, наблюдая, исследуя и играя. Отвечая на мой вопрос «Сколько времени в изученном вами обществе дети проводят за игрой?», антропологи в один голос ответили: практически все время, когда не спят, начиная примерно с четырех лет (с этого возраста их считают достаточно ответственными, чтобы оставаться без взрослых) и заканчивая 15−19 годами (когда они по собственной воле начинают брать на себя какие-то взрослые обязанности). Мальчики играют в выслеживание и охоту. Вместе с девочками они играют в поиск и выкапывание съедобных корешков, в лазанье по деревьям, приготовление еды, строительство хижин, долбленных каноэ и прочих вещей, значимых для их культур. Играя, они спорят и обсуждают проблемы — в том числе те, о которых услышали от взрослых. Они делают музыкальные инструменты и играют на них, танцуют традиционные танцы и поют традиционные песни — а иногда, отталкиваясь от традиции, придумывают что-то свое. Маленькие дети играют с опасными вещами, например с ножом или огнем, потому что «как же они иначе научатся ими пользоваться?». Все это и многое другое они делают не потому, что кто-то из взрослых их к этому подталкивает, им просто весело в это играть. Параллельно я исследовал учеников очень необычной массачусетской школы, Школы Садбери Вэлли. Там ученики, которым может быть от четырех лет до девятнадцати, целыми днями делают все, что захотят — запрещено только нарушать некоторые школьные правила, не имеющие, впрочем, никакого отношения к образованию, задача этих правил — исключительно поддерживать мир и порядок. Большинству людей это кажется безумием. Но школа существует уже 45 лет, и за это время выпустила несколько сот человек, у которых все в порядке. Выясняется, что в нашей культуре дети, предоставленные самим себе, стремятся научиться ровно тому, что имеет ценность в нашей культуре и дает им впоследствии возможность найти хорошую работу и получать от жизни удовольствие. Играя, ученики этой школы учатся читать, считать и пользоваться компьютерами — и делают это с той же страстью, с которой дети охотников и собирателей учатся охотиться и заниматься собирательством. Школу Садбери Вэлли объединяет с группами охотников и собирателей (совершенно верная) установка на то, что образование должно находиться в зоне ответственности детей, а не взрослых. И там, и там взрослые являются заботливыми и знающими помощниками, а не судьями, как в обычных школах. Кроме того, они обеспечивают детям возрастное разнообразие, потому что игра в смешанной возрастной группе лучше способствует образованию, чем игра сверстников. Уже больше двадцати лет люди, формирующие образовательную повестку на Западе, побуждают нас следовать примеру азиатских школ — в первую очередь японских, китайских и южнокорейских. Там дети больше времени уделяют учебе и в результате получают более высокие баллы на стандартизированных международных тестах. Но в самих этих странах все больше людей называют свою образовательную систему провальной. В статье, вышедшей не так давно в The Wall Street Journal, известный китайский педагог и методист Цзян Сюэцинь писал: «Недостатки системы, требующей зубрежки, хорошо известны: нехватка социальных и практических навыков, отсутствие самодисциплины и воображения, потеря любопытства и стремления к образованию… Мы поймем, что китайские школы меняются к лучшему, когда оценки начнут падать». Несколько десятилетий американские дети разных возрастов — с детского сада и до конца школы — проходят так называемые «Тесты творческого мышления Торренса», комплексные измерения креативности. Проанализировав результаты этих исследований, психолог Кюнхи Ким пришел к выводу, что с 1984 до 2008 года средний результат теста для каждого класса упал на показатель, превышающий допустимое отклонение. Это значит, что больше 85% детей в 2008 году показали худший результат, чем среднестатистический ребенок в 1984-м. Другое исследование, которое психолог Марк Рунко провел со своими коллегами из Университета Джорджии, показало, что тесты Торренса предсказывают будущие достижения детей лучше, чем тест на IQ, успеваемость в старшей школе, оценки одноклассников и все прочие способы, известные на сегодняшний день. Мы спрашивали выпускников Садбери Вэлли, во что они играли в школе и в каких областях работали после ее окончания. Во многих случаях ответы на эти вопросы оказались взаимосвязанными. Среди выпускников были профессиональные музыканты, которые в детстве много занимались музыкой, и программисты, которые большую часть времени играли в компьютеры. Одна женщина, капитан круизного лайнера, в школе все время проводила в воде — сначала с игрушечными лодочками, потом на настоящих лодках. А востребованный инженер и изобретатель, как выяснилось, все свое детство мастерил и разбирал разные предметы. Игра является лучшим способом приобретения социальных навыков. Причина — в ее добровольности. Игроки всегда могут выйти из игры — и делают это, если им не нравится играть. Поэтому целью каждого, кто хочет продолжить игру, является удовлетворение не только своих, но и чужих потребностей и желаний. Чтобы получать от социальной игры удовольствие, человек должен быть настойчивым, но не слишком авторитарным. И надо сказать, это касается и социальной жизни в целом. Понаблюдайте за любой группой играющих детей. Вы увидите, что они постоянно договариваются и ищут компромиссы. Дошкольники, играющие в «семью», большую часть времени решают, кто будет мамой, кто ребенком, кто что может взять и каким образом будет строиться драматургия. Или возьмите разновозрастную компанию, играющую во дворе в бейсбол. Правила устанавливают дети, а не внешняя власть — тренеры или арбитры. Игроки должны сами разбиться на команды, решить, что честно, а что нет, и взаимодействовать с командой противника. Всем важнее продолжить игру и получить от нее удовольствие, чем выиграть. Я не хочу чрезмерно идеализировать детей. Среди них встречаются хулиганы. Но антропологи говорят о практически полном отсутствии хулиганства и доминирующего поведения среди охотников и собирателей. У них нет вождей, нет иерархии власти. Они вынуждены всем делиться и постоянно взаимодействовать друг с другом, потому что это необходимо для выживания. Ученые, которые занимаются играми животных, утверждают, что одна из главных целей игры — научиться эмоционально и физически справляться с опасностями. Молодые млекопитающие во время игры снова и снова ставят себя в умеренно опасные и не слишком страшные ситуации. Детеныши одних видов неуклюже подпрыгивают, усложняя себе приземление, детеныши других бегают по краю обрыва, на опасной высоте перескакивают с ветки на ветку или борются друг с другом, по очереди оказываясь в уязвимой позиции. Человеческие дети, предоставленные сами себе, делают то же самое. Они постепенно, шаг за шагом, подходят к самому сильному страху, который могут выдержать. Делать это ребенок может только сам, его ни в коем случае нельзя заставлять или подстрекать — вынуждать человека переживать страх, к которому он не готов, жестоко. Но именно так поступают учителя физкультуры, когда требуют, чтобы все дети в классе забирались по канату к потолку или прыгали через козла. При такой постановке задачи единственным результатом может быть паника или чувство стыда, которые лишь уменьшают способность справляться со страхом. Кроме того, играя, дети испытывают злость. Вызвать ее может случайный или намеренный толчок, дразнилка или собственная неспособность настоять на своем. Но дети, которые хотят продолжить игру, знают, что злость можно контролировать, что ее нужно не выпускать наружу, а конструктивно использовать для защиты своих интересов. По некоторым свидетельствам, молодые животные других видов тоже учатся регулировать злость и агрессию с помощью социальной игры. В школе взрослые несут за детей ответственность, принимают за них решения и разбираются с их проблемами. В игре дети делают это сами. Для ребенка игра — это опыт взрослости: так они учатся контролировать свое поведение и нести за себя ответственность. Лишая детей игр, мы формируем зависимых и виктимных людей, живущих с ощущением, что кто-то облеченный властью должен говорить им, что делать. В одном из экспериментов крысятам и детенышам обезьян позволяли участвовать в любых социальных взаимодействиях, кроме игр. В результате они превращались в эмоционально искалеченных взрослых. Оказавшись в не очень опасной, но незнакомой среде, они в ужасе замирали, не в силах преодолеть страх, чтобы осмотреться. Столкнувшись с незнакомым животным своего вида, они либо сжимались от страха, либо нападали, либо делали и то, и другое — даже если в этом не было никакого практического смысла. В отличие от подопытных обезьян и крыс, современные дети пока что играют друг с другом, но уже меньше, чем люди, которые росли 60 лет назад, и несопоставимо меньше, чем дети в обществах охотников и собирателей. Думаю, мы уже можем видеть результаты. И они говорят о том, что этот эксперимент пора прекратить. Источник: Esquire Перевод: Ирина Калитеевская

Как вернуть страсть в отношения: верные способы и советы

С годами эмоции в браке притупляются, становятся более спокойными и размеренными. Уже нет желания каждый день удивлять вторую половину интересными фантазиями, романтические свечи появляются за ужином все реже, а любимый взрослый наряд покрывается пылью в дальнем углу шкафа. Что делать, если вы почувствовали, что страсть между вами и вашим партнером охладела? Неужели это значит, что любовь ушла и не вернется? Отставить панику — чувствам быть! Психологи отмечают, что уже через 3 года совместного проживания пары занимаются сексом в 1,5-2 раза реже, чем в первые месяцы знакомства. И это естественно: мы привыкаем к партнеру, знаем все его повадки и движения, а пылкая эйфория перетекает в удобную, комфортную жизнь без искр и безумия. Вы не разлюбили вторую половинку, просто ваша любовь вышла на другой уровень, где дружба и забота о партнере превалируют над «розовыми очками». Но как же себя вести, если хочется «тряхнуть стариной» и вернуть отношениям былую страсть? Выход есть, главное — поверить в себя и быть немного раскованней. В приоритете — вкусная подача 80% мужчин жалуются, что теряют интерес к своим женам из-за того, что те ходят по дому в засаленных халатах, с грязной головой и непередаваемым запахом зажарки, котлет, борща. Впрочем, девушки тоже не в восторге от парней с грязными ногтями и дырявыми носками. Помните золотое правило: даже если партнер вхож в вашу зону комфорта, это не значит, что можно открываться ему с плохой стороны. Смените старые растянутые футболки и поношенные пижамы на приличные, новые, симпатичные домашние костюмы по фигуре. Если же намечается романтический вечер, подберите соблазнительный пеньюар и кружевную ночную рубашку. Можно дополнить образ эффектным нижнем бельем, чтобы точно сразить наповал. Только не надевайте «все лучшее сразу», и не повторяйте свой сногсшибательный выход каждый вечер: к хорошему быстро привыкаешь. Не стесняйтесь заглянуть в секс-шоп Все эти «смешные штучки» из магазина для взрослых придуманы неспроста. Они реально работают, и помогают узнать прелести сексуальной жизни с новой стороны. Не стоит сразу хвататься за дорогие наборы с замысловатыми названиями, предназначение которых для вас — тайна за семью печатями. Начните с чего-то безобидного: игровых костюмов, наручников, возбуждающих гелей. Продавец с радостью поможет вам определиться с выбором, поэтому не бойтесь делиться с ним своими идеями и пожеланиями. Помните: стыдного в этом ничего нет. Вспоминаем, где находится салон красоты Встречают по одежде — провожают… тоже по одежде. Даже если вы искренне любите человека за его внутренние качества, отрицать важность ухоженной внешности нельзя. Чувствуете, что партнер охладел? Задумайтесь, так ли прекрасно вы выглядите, как в начале отношений. Если быт поглотил вас с головой, вы три раза переносили запись к мастеру маникюра, а корни волос жалобно требуют окрашивания уже полгода, то выводы о причинах потери влечения со стороны второй половины напрашиваются сами собой. Знайте — мужчина способен простить вам ужин из магазинных пельменей, но вот отсутствие ухоженности ему точно придется не по душе. Не приносите себя в жертву кухонного алтаря — это никому не нужно. Есть и обратная сторона медали: даже ухоженная, красивая жена может наскучить. Попробуйте сменить образ — например, перекрасить волосы, поменять стрижку или нарастить ресницы. Это 100% эффективный вариант для получения той самой искры, ведь обновленная вы понравитесь и себе, и своему партнеру. Фильмы для взрослых вместо сериалов и новостей Свыше 90% мужчин и женщин хотя бы раз в жизни смотрели адалт-видео, а большая часть делает это регулярно. Так почему бы не насладиться просмотром вместе с партнером? Так вы убьете двух зайцев — почувствуете неподдельное возбуждение и узнаете больше о вкусах, предпочтениях, тайных желаниях второй половинки. Если смотреть фильмы для взрослых вдвоем вы пока не готовы, посмотрите какой-нибудь ролик самостоятельно. В нем можно почерпнуть много новых идей, которые наверняка пригодятся вам в постели. Вернемся к первому свиданию Всколыхнуть яркие чувства поможет ностальгия. Женатые люди так редко выбираются вместе в свет вдвоем, отдавая предпочтение семейному отдыху с детьми или встрече с друзьями. Устройте сюрприз любимому человеку, и пригласите его… в место вашего первого свидания! Постарайтесь воплотить атмосферу прошлого с точностью до мелочей, вплоть до одинакового заказа по меню и того самого, сокровенного плейлиста. Нотка приятной, теплой ностальгии наверняка возродит романтику в ваших сердцах, после чего влечение моментально усилится. Не бойтесь, что партнер воспримет это как ребячество: искренняя любовь не подвластна возрасту и социальным устоям. Разлука укрепляет брак Даже самый любимый человек может наскучить своим постоянным присутствием. В таких случаях нужна временная разлука, которая поможет соскучиться друг по другу и желать скорейшей встречи. Если есть возможность, попроситесь на работе отправиться в командировку в другой город, либо переедьте под благовидным предлогом к родителям на недельку. В период расставания не забывайте сообщать второй половинке, как вы скучаете, и рассказывать, чем будете заниматься после долгожданной встречи. Подобная перезагрузка пойдет на пользу вам обоим, а яркие эмоции в день воссоединения гарантированы. Посетите секс-тренинг Хотя бы онлайн. Только сразу определитесь, что именно вы планируете изучить. Например, мужчину можно порадовать новыми техниками оральных ласк, а женщина придет в восторг от умения партнера доводить ее до пика удовольствия. Выбирайте проверенные курсы от преподавателей с опытом и образованием сексолога. Учитесь относиться к сексу без предрассудков, ведь успех семейной жизни во многом зависит именно от физической удовлетворенности друг другом. Смените обстановку Предложите любимому человеку отправиться в отпуск, провести уикенд в соседнем городе или хотя бы снять номер в гостинице на сутки. Новые эмоции, положительные впечатления и смена обстановки — лучшие друзья искренней страсти. Совместите приятное с полезным, прогулявшись по красивым улицам неизведанной страны и подарив друг другу возможность расслабиться вдалеке от домашней суеты. Автор: Инесса Борцова

25 странных фактов о знаменитых личностях

1. Ампер до такой степени живо чувствовал красоты природы, что едва не умер от счастья, очутившись однажды на берегу Женевского озера. 2. Шопенгауэр приходил в ярость и отказывался платить в гостиницах по счетам, если его фамилия была написана через два «п». 3. Отец русской авиации Жуковский однажды, проговорив целый вечер с друзьями в собственной гостиной, вдруг поднялся, ища свою шляпу, и начал торопливо прощаться, бормоча: «Однако я засиделся у вас, пора домой!» 4. Шуберт любимые свои произведения, прежде чем обнародовать, обязательно должен был сыграть… на гребёнке. 5. Шарлотта Бронте постоянно отрывалась от писания очередного романа и отправлялась чистить картофель. 6. Гейне писал о себе: «Моё умственное возбуждение есть скорее результат болезни, чем гениальности. Чтобы хоть немного утешить страдания, я сочинял стихи. В эти ужасные ночи, обезумев от боли, бедная голова моя мечется из стороны в сторону и заставляет звенеть с жестокой веселостью бубенчики изношенного дурацкого колпака…» А заключал он эти размышления словами: «Творчество — это болезнь души, подобно тому, как жемчужина есть болезнь моллюска». 7. Эдгар По мог сидеть часами за письменным столом и молча смотреть на лежащий перед ним лист чистой бумаги. 8. Жорж Санд ежедневно писала до 11 часов, а если заканчивала роман в 10:30, то тут же начинала новый, над которым работала полчаса. 9. Французский баснописец Лафонтен, когда находило вдохновение, часами метался по улицам, не замечая прохожих, с удивлением наблюдавших, как он жестикулирует, топает ногами, во весь голос выкрикивая рождающиеся строки. 10. Бернард Шоу, уже в преклонном возрасте, надевал резиновые ботинки, застегивал на все пуговицы подбитый байкой плащ и, обращаясь к домочадцам, говорил: «Иду писать пьесу!» И отправлялся на рынок, где было очень оживлённо. Нередко его видели в пригородных поездах с блокнотом в руках, быстро набрасывающим строку за строкой. 11. Александр Дюма-отец писал только на особых квадратных листах. Если такой бумаги не оказывалось или она кончалась, он прекращал работу. 12. Однажды Ампер, уходя из своей квартиры, написал мелом у себя на дверях: Ампер будет дома только вечером. Но вернулся домой еще днем. Прочитал надпись на своих дверях и ушел обратно, так как забыл, что он и есть Ампер. 13. Эйнштейн однажды, встретив своего друга и поглощённый мыслями, сказал: «Приходите ко мне вечером. У меня будет и профессор Стимсон». Его друг озадаченно возразил: «Но ведь я и есть Стимсон!» На что Эйнштейн спокойно ответил: «Это не имеет значения, всё равно приходите!» 14. Немецкий композитор Шуман начал страдать приступами помешательства в 24 года, а в 46 лет вовсе лишился рассудка. Его преследовали говорящие столы, он видел звуки, которые складывались в аккорды и музыкальные фразы. 15. Английский писатель Гаррингтон воображал, что мысли вылетают у него изо рта в виде пчел и птиц, и хватался за веник, чтобы разогнать их. 16. Итальянскому философу Кардано мерещилось, что за ним шпионят все правительства, а мясо, которое ему подавали, специально пропитывали воском и серой. 17. Моцарт страдал манией преследования, считая к тому же, что итальянцы хотят его отравить. 18. Ибсен, перепив, начинал комкать и рвать все, что подвёртывалось под руку, часто уничтожая только что написанное. 19. Ван Гог сутками рисовал, вёдрами пил абсент, отрезал себе левое ухо и написал автопортрет в таком виде, а в возрасте 37 лет покончил жизнь самоубийством. После его смерти, кстати, врачами были обнародованы десятки медицинских диагнозов, которые при жизни были поставлены великому живописцу. 20. Шиллер почему-то мог творить лишь тогда, когда на столе у него лежали гнилые яблоки. 21. Гайдн не работал без своего кольца с алмазом: он поминутно его рассматривал. 22. Вагнер во время сочинения очередного музыкального произведения раскладывал на стульях и другой мебели яркие куски шёлка, имел обыкновение брать их в руки и теребить. 23. Для продуктивной работы над романом Золя привязывал себя к стулу. 24. Мюссе слагал свои стихи при свечах, в полном одиночестве, за столом, где стояло два прибора для него и его милой воображаемой женщины, которая должна была вот-вот прийти и разделить с ним ужин. 25. Дюма-сын для пробуждения вдохновения любил раз пять основательно поесть.

Математическая модель объяснила, почему хипстеры выглядят одинаково

Ученый построил математическую модель влияния новой информации на человеческое поведение. В результате оказалось, что во многих случаях множество людей, находящихся в оппозиции к большинству, ведет себя синхронно. В частности, это позволяет объяснить схожесть внешнего вида хипстеров и коллективное поведение играющих против рынка финансовых спекулянтов. Многие группы людей, пытаясь выделиться непохожестью, противопоставляют себя большинству. Данное явление хорошо заметно в области массовой культуры. В частности, подобный протест может быть выражен в ношении отличающейся одежды, использовании новых причесок или нестандартного макияжа. Можно предположить, что вставшие в оппозицию к доминирующему направлению люди окажутся сильно непохожими друг на друга, но во многих случаях это оказывается не так. Получается, что подобная контркультурная позиция приводит к спонтанному формированию новой значительной группы похожих людей, что полностью противоречит исходному посылу. Это явление получило название «эффекта хипстера» по названию широко распространившейся в начале XXI века субкультуры, однако не ограничивается внешним видом и предпочитаемыми брендами, а может быть обобщено на гораздо более широкий диапазон социальных феноменов. В новой работе сотрудника Университета Брендайса в Массачусетсе (США) Джонотана Тубуля описывается математическая модель социальных взаимодействий, которая воспроизводит подобную синхронизацию между нонконформистами. Модель описывает взаимодействие двух групп людей: «конформистов», которые поступают всегда так же, как и большинство, и «хипстеров», которые делают с точностью до наоборот. Важной особенностью такой симуляции является реализация задержки, которая требуется для распространения информации по обществу. Это позволяет учесть тот факт, что люди не узнают о новых веяниях немедленно, а различные группы людей значительно отличаются по оперативности доступа к новой информации. Автор попытался ответить на вопрос, при каких условиях наступает синхронное поведение хипстеров и как это зависит от таких параметров, как величина временной задержки и соотношение людей в двух группах. Оказалось, что даже такие простые правила порождают в некоторых случаях исключительно сложную динамику. Однако в большинстве случаев хипстеры изначально ведут себя случайным образом, но затем их субкультура претерпевает аналог фазового перехода, после которого их поведение оказывается согласованным. Анализ показал, что синхронизация наблюдается как в случае бинарных решений, таких как «носить бороду» и «не носить бороду», так и при наличии множества вариантов, например, различных фасонов бороды. Тем не менее, автор называет результаты предварительными и планирует посвятить этой теме дальнейшие работы. В частности, он хочет попытаться найти объяснение некоторым особым случаям, таким как случайная смена решения всем социумом при равной доле «хипстеров» и «конформистов». «Помимо выбора наилучшего костюма, который стоит носить в этом сезоне, данная работа может иметь большое значение для понимания синхронизации нервных клеток, инвестиционных стратегий в финансовой сфере и системной динамики в социальных науках», — заключает Тубуль. Источник: Индикатор

Тайны картин Иеронима Босха

Творчество этого художника связано с огромным количеством загадок, которые исполнены магическим значением. Идиллические видения рая и ада, которые населены причудливыми, часто уродливыми существами, таинственная символика — этими характеристиками можно описать большую часть картин Иеронима Босха (родился около 1450 — умер в 1516 году). Именно это делает его творчество оригинальным и волнует историков искусства уже не одно столетие. Загадочный художник из Средневековья Исследователи жизни и творческого пути художника выдвигают большое количество различных теорий в отношении личности Босха. Кто-то видит в нем предшественника сюрреалистов, который вдохновлялся образами из бессознательного. Кому-то кажется, что у Босха были психические расстройства, зацикленность на сексе, а другим — что он участвовал в еретических сектах, считающих, что сексуальная свобода способна вернуть человека в невинное состояние, которое у него отняло грехопадение. Также есть различные предположения о том, что Иероним Босх практиковал алхимию и магию, интересовался оккультными учениями, астрологией, использовал галлюциногенные вещества. Ученые пытаются найти то, что послужило фундаментом для фантастических образов с картин художника. Для этого они занимаются исследованием его культурного пространства и религиозного мировоззрения. Есть несколько наиболее увлекательных загадок, связанных с картинами Босха. Так или иначе, любые гипотезы являются противоречивыми и не претендуют на однозначное подтверждение учеными. Ад на картинах Множество картин Иеронима Босха создавалось на заказ по религиозным сюжетам. К примеру, наиболее знаменитый триптих «Страшный Суд» художник, как предполагают исследователи его творчества, написал по заказу короля Филиппа I, а картину «Искушение Святого Антония» — по заказу Маргариты Австрийской. На что зритель обращает внимание в работах художника в первую очередь? Это большое количество разных чудищ и демонов, непонятное сочетание разных частей тела, животных и растений. Босха называют живописцем, который изобразил на своих картинах ад. К примеру, на картине «Сад земных наслаждений» изображены огромные чудовища, а на их фоне — обнаженные человеческие фигуры. Другие измерения Апокалиптические изображения можно встретить у множества художников, но то, как их рисовал Босх, далеко от религиозных канонов христианства. На одной из фресок, которые были расписаны Босхом, изображены человеческие толпы с простертыми вверх руками. Эти люди наблюдают за объектом зеленого цвета в форме конуса, внутри которого виден сияющий белый шар, где находится кто-то, похожий лишь отчасти на человека. Историк и знаток иконографии из Нидерландов Эдмунд Ван Хоосе говорит о том, что Иероним Босх предвосхитил земной контакт с инопланетной цивилизацией. Кто-то и вовсе полагает, что Босх был пришельцем из других миров и измерений, а изображения на его работах — это попросту путешествия в космосе. Босх — еретик, алхимик Сегодня интерес к творчеству Иеронима Босха остается неизменно высоким. Какие символы в действительности можно рассмотреть в произведениях художника? К примеру, эзотерические учения рассматривают лестницу, как символ дороги к познанию. Воронка в перевернутом виде — это мошенничество или мудрость, которая является в реальности ложной. Символом познания выступает ключ, ереси — отрезанная конечность, зла — стрела. Что могут символизировать изображенные на картинах Босха животные? К примеру, сова означает мудрость, но у Иеронима Босха это скорее символ греха и коварства. Поэтому здесь это ночная птица и хищник, которого можно связать с темной стороной нашей природы. Это же относится к черным птицам, которые изображены зачастую на полотнах живописца. Лягушки во времена Средневековья считались созданием ада и в алхимии были символом серы, которая, в свою очередь, в соответствии с христианскими поверьями ассоциируется с преисподней. На картинах Босха можно зачастую увидеть сухие деревья или различные скелеты животных. И то, и другое символизирует смерть. Исследовательница из Соединенных Штатов Линда Харрис полагает, что у Иеронима Босха был визионерский дар (мог делать пророчества). Поэтому полотна со Страшным Судом исследовательница связывает с катастрофами и военными столкновениями современного периода. Пустая могила Еще одним секретом, который связан с Босхом, считается его могила. Останки художника захоронили в храме Св. Иоанна, который он когда-то расписывал. Однако в 1977 могила была вскрыта, а при этом обнаружено, что она пустая. Руководитель раскопок Ханс Гаальфе говорил о том, что для надгробия был использован особенный, не похожий на другие, камень. Когда его изучили, то поняли, что он сам по себе нагревается и немного сияет. Продолжение исследований было остановлено церковью. Она воспринимала данные действия как осквернение могилы. На сегодняшний день в храме Св. Иоанна можно посмотреть на надгробную плиту Босха. А сверху расположена фреска, которую он когда-то писал, изображающая распятие. Его, в свою очередь, окружает необычный зеленый свет… Автор: Инесса Борцова

«Почти всякое государство видит в своем подданном либо раба, либо – врага»

Иосиф Бродский. «Писатель — одинокий путешественник» (Письмо в «Нью-Йорк Таймс») Уважаемый господин Издатель, оглянувшись на стены родного Содома, жена Лота, как известно, превратилась в соляной столб. Поэтому среди чувств, которые я испытываю, берясь сейчас за перо, присутствует некоторый страх, усугубляющийся еще и полной неизвестностью, которая открывается при взгляде вперед. Можно даже предположить, что не столько тоска по дому, сколько страх перед неведомым будущим заставили вышеупомянутую жену сделать то, что ей было заповедано. Мне оглядываться не запрещено. Больше того, я имею возможность оглянуться в довольно комфортабельных условиях и зафиксировать открывшуюся картину на бумаге, в данном случае на страницах, любезно предоставленных мне газетой «Нью-Йорк Таймс». Но я не вполне убежден, что изображаемая мной картина удовлетворит всех ее, картины, зрителей. Что ж, в свое оправдание я могу только сказать, что, хотя «большое» — как писал один русский поэт — «видится на расстояньи», на таком расстоянии от объекта, как нынешнее, кое-что становится уже расплывчатым, и речь идет уже не о точке зрения , но о самом зрении. Надеюсь, что мое зрение мне не изменяет, но я хочу подчеркнуть, что это мое, собственное, зрение, и если я вижу или не вижу что-то из того, что видят или не видят другие, то это следует считать не пороком зрения, но его частным качеством. Я не претендую на объективность, мне даже представляется, что объективность есть некий сорт слепоты, когда задний план и передний решительно ничем друг от друга не отличаются. В конце концов, я полагаюсь на добрые нравы свободной печати, хотя свобода слова, как и всякая благоприобретенная, а не завоеванная свобода, имеет свои теневые стороны. Ибо свобода во втором поколении обладает достоинством скорее наследственным, чем личным. Аристократия, но обедневшая. Это та свобода слова, которая порождает инфляцию слова. Тут, конечно, есть и свои плюсы. Такая свобода, во всяком случае, дает возможность взглянуть на вещь со всех возможных точек зрения, включая и абсолютно идиотическую. Решение, которое мы примем, таким образом гарантировано от каких-либо упущений. Но чем больше обстоятельств и точек зрения мы учитываем, тем труднее нам это решение принять. Дополнительные реалии, как и дополнительные фикции, возникающие при инфляции слова, засоряют наш мозг и, начиная жить собственной жизнью, зачастую затмевают подлинное положение вещей. В результате возникает не свобода, но зависимость от слова. Соляному столбу, впрочем, обе эти вещи — рабство или свобода — не угрожают. Я покинул Россию не по собственной воле. Почему все это случилось — ответить трудно. Может быть, благодаря моим сочинениям — хотя в них не было никакой «contra». Впрочем, вероятно, не было и «pro». Было, мягко говоря, нечто совершенно иное. Может быть, потому что почти всякое государство видит в своем подданном либо раба, либо — врага. Причина мне неясна. Я знаю, как это произошло физически, но не берусь гадать, кто и что за этим стоит. Решения такого сорта принимаются, как я понимаю, в сферах довольно высоких, почти серафических. Так что слышен только легкий звон крыльев. Я не хочу об этом думать . Ибо все равно, по правильному пути пойдут мои догадки или нет, это мне ничего не даст. Официальные сферы вообще плохой адрес для человеческих мыслей. Время тратить на это жалко, ибо оно дается только один раз. Мне предложили уехать, и я это предложение принял. В России таких предложений не делают. Если их делают, они означают только одно. Я не думаю, что кто бы то ни было может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем — хорошо или плохо — ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия — это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И — главное — ее языку. Язык, как я писал уже однажды, вещь более древняя и более неизбежная, чем любая государственность, и он странным образом избавляет писателя от многих социальных фикций. Я испытываю сейчас довольно странное чувство, делая язык объектом своих рассуждений, глядя на него со стороны, ибо именно он обусловил мой несколько отстраненный взгляд на среду, социум, то есть то качество зрения, о котором я говорил выше. Разумеется, язык сам испытывает некоторое давление со стороны среды, социума, но он — чрезвычайно устойчивая вещь; ибо, если бы язык, литература зависели бы от внешних факторов, у нас давным-давно не осталось бы ничего, кроме алфавита. И для писателя существует только один вид патриотизма: по отношению к языку. Мера писательского патриотизма выражается тем, как он пишет на языке народа, среди которого он живет. Плохая литература, например, является формой предательства. Во всяком случае, язык нельзя презирать, нельзя быть на него в обиде, невозможно его обвинять. И я могу сказать, что я никогда не был в обиде на свое отечество. Не в обиде и сейчас. Со мной там происходило много плохого, но ничуть не меньше — хорошего. Россия — великая страна, и все ее пороки и добродетели величию этому более или менее пропорциональны. В любом случае, размер их таков, что индивидуальная реакция адекватной быть не может. Ибо, если, например, вспомнить всех загубленных в сталинских лагерях и тюрьмах — не только художников, но и простолюдинов, — если вспомнить эти миллионы мертвых душ — то где взять адекватные чувства? Разве ваш личный гнев, или горе, или смятение могут быть адекватны этой сводящей с ума цифре? Даже если вы их растянете во времени, даже если станете их сознательно культивировать. Возможности сострадания чрезвычайно ограничены, они сильно уступают возможностям зла. Я не верю в спасителей человечества, не верю в конгрессы, не верю в резолюции, осуждающие зверства. Это всего лишь сотрясение эфира, всего лишь форма уклонения от личной ответственности, от чувства, что ты жив, а они мертвы. Это всего лишь оборотная сторона забвения, наиболее комфортабельная форма той же болезни: амнезии. Почему тогда не устроить конгресса памяти жертв инквизиции, Столетней войны, Крестовых походов? Или они мертвы как-нибудь иначе? Уж если устраивать съезды и принимать резолюции, то первая, которую мы должны принять, это резолюция, что мы все — негодяи, что в каждом из нас сидит убийца, что только случайные обстоятельства избавляют нас, сидящих в этом гипотетическом зале, от разделения на убийц и на их жертв. Что следовало бы сделать в первую очередь, так это переписать все учебники истории в том смысле, что выкинуть оттуда всех героев, полководцев, вождей и прочих. Первое, что надо написать в учебнике, — что человек радикально плох. Вместо этого школьники во всех частях света заучивают даты и места исторических сражений и запоминают имена генералов. Пороховой дым превращается в дымку истории и скрывает от нас безымянные и бесчисленные трупы. Мы усматриваем в истории философию и логику. Что ж, вполне логично, что и наши тела исчезнут, заслоненные тем или иным — скорее всего, радиоактивным — облаком. Я не верю в политические движения, я верю в личное движение, в движение души, когда человек, взглянувши на себя, устыдится настолько, что попытается заняться какими-нибудь переменами: в себе самом, а не снаружи. Вместо этого нам предлагается дешевый и крайне опасный суррогат внутренней человеческой тенденции к переменам: политическое движение, то или иное. Опасный более психологически, нежели физически. Ибо всякое политическое движение есть форма уклонения от личной ответственности за происходящее. Ибо человек, борющийся в экстерьере со Злом, автоматически отождествляет себя с Добром, начинает считать себя носителем Добра. Это всего лишь форма самооправдания, self-comfort, и в России она распространена ничуть не меньше, чем где бы то ни было, может быть, несколько на иной лад, ибо там она имеет больше физических оснований, более детерминирована в прямом смысле. Коммунальность в сфере идей, как правило, ни к чему особенно хорошему еще не приводила. Даже в сфере идей очень высоких: вспомним Лютера. Что же говорить о идеях чисто политических! «Мир плох, надо его изменить. Таким-то и таким-то образом». Мир как раз неплох, можно даже сказать, что мир хорош. Что правда, так это то, что он испорчен обитателями. И если нужно что-то менять, то не детали пейзажа, но самих себя. В политических движениях дурно то, что они уходят слишком далеко от своего источника; что их следствия подчас так уродуют мир , что его и впрямь можно признать плохим, чисто визуально; что они направляют человеческую мысль в тупик. Напряжение политических страстей прямо пропорционально расстоянию от источника проблемы. Все мы ведем себя в жизни таким образом, как будто кто-то когда-то где-то сказал нам, что жизнь будет хорошей, что мы можем рассчитывать на гармонию, на Рай на земле. Я хочу сказать, что для души — для человеческой души — есть нечто оскорбительное в проповеди Рая на земле. И нет ничего хуже для человеческого сознания замены метафизических категорий категориями прагматическими, этическими и социальными. Но даже оставаясь на уровне прагматическом, если мы постараемся вспомнить, кто и когда говорил нам что-либо подобное, то в нашем сознании всплывут либо родители в тот момент, когда мы больны и лежим в постели, нянюшка, учительница в школе, газетный заголовок или просто реклама газировки. На самом деле если кто и говорил что-то человеку, так это Господь Бог — Адаму о том, как он будет зарабатывать свой хлеб и чем будут для него дни и ночи. И это больше похоже на правду, и надо еще благодарить Творца за то, что время от времени Он дает нам передышку. Жизнь — так, как она есть, — не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом. Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтоб остаться добрым в царстве Зла, а не стать самому его, Зла, носителем. Условия жизни на земле чрезвычайно быстро усложнились, и человек, не будучи, видимо, к столь стремительной перемене достаточно — даже биологически — подготовлен, сейчас расположен более к истерике, чем к нормальному мужеству. Но если уж не к вере, то именно к этому и следует его призывать — к личному мужеству, а не к надежде, что кто-то (другой режим, другой президент) облегчит его задачу. В этом я вижу одну из задач литературы, может быть, даже — главную: дать человеку подлинный масштаб происходящего. Что касается средств, то они всегда индивидуальны, у каждого писателя они другие. Я думаю, что русская литература всегда решала эту задачу более успешно, чем русская политическая мысль, и, как русский литератор, я смею думать, что не слишком выпадаю из традиции. Со всеми вытекающими последствиями. Роберт Фрост сказал однажды: «Сказать о себе, что ты поэт, это все равно, что сказать о себе, что ты — хороший человек». Мне не очень удобно называть себя писателем, ибо писатель ассоциируется с прозой, а я прозы не писал. Я — литератор: это более нейтрально. Во всяком случае я скорее частное лицо, чем политическая фигура. Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре. Я не собираюсь объяснять urbi et orbi, что такое Россия, не собираюсь никому «открывать глаза». Я не репрезентативен, и я не журналист, не ньюзмен. У меня нет материала для сенсаций. Я и вообще думаю, что сенсаций на свете не существует. Если что-то происходит противу ожиданий, то это только следствие нашей недальновидности. Кроме того, я просто не хочу создавать дополнительные реальности. Вообще говоря, я не полностью разделяю современную точку зрения насчет того, что страны должны больше знать друг о друге. Как сказал Роберт Фрост: «Сосед хорош, когда забор хороший». Примерно так и в таком духе и должен высказываться поэт. По причинам, которые перечислять было бы слишком долго, церковь, образование, правосудие и некоторые другие социальные институции в России всегда находились в состоянии крайне неудовлетворительном и со своими обязанностями не справлялись. И случилось так, что литературе пришлось взять на себя многие из этих функций. Это ситуация, насколько я понимаю, уникальная. Литература взяла на себя так называемую «учительскую» роль. Она стала средоточием духовной жизни народа, арбитром его нравственного облика. Со временем эта тенденция — учить и судить — превратилась в традицию. Подобная традиция таит в себе для писателя не только преимущества, но и серьезные опасности. Из XIX века в сознание русского читателя по инерции перешло представление о том, что у нас — великая литература. И мы более или менее автоматически стали выдавать желаемое за сущее. На протяжении полувека в ранг великих писателей официально и неофициально было возведено не менее дюжины авторов, чье творчество по тем или иным причинам оказывалось в центре общественного внимания. Но великим писателем является тот писатель, который привносит в мир новую духовную идею. Как, например, Достоевский, сказавший, что в человеке две бездны — Зла и Добра, и что человек не выбирает между ними, но мечется, как маятник. Или — Мелвилл, сказавший, что в поединке Добра со Злом победителя не существует: они взаимно уничтожают друг друга, что воспринимается как трагедия гибели двух высших человеческих категорий, вернее — трагедия человека в качестве зрителя этой гибели. В этом смысле в русской литературе ХХ века ничего особенного не происходило, кроме, пожалуй, одного романа и двух повестей Андрея Платонова, кончившего свои дни, подметая улицы. Все остальное представляет интерес скорее историографический — а для западного читателя — почти этнографический. Это литература, характеризующаяся гурманством стиля или остротой социального наблюдения, иногда и тем и другимвместе, но в вышеуказанном смысле эту литературу великой назвать нельзя. Первой из опасностей, возникающих при отождествлении писателем себя с «учительской традицией», является возникающее почти автоматически ощущение своей априорной правоты и интеллектуальной неподсудности. Если у писателя хватает внутренней трезвости, он выдерживает свои идеи некоторое время под спудом. Если не хватает — он начинает вещать. Ибо — в результате проводившейся десятилетиями политики духовной кастрации — мы все — интеллигенты в первом поколении, и наши идеи (не говоря уже о стиле) обладают для нас почти гипнотическим обаянием первородства. Отсутствие сколько-нибудь серьезного критицизма, проводящегося топографически сверху, но в квалификационном отношении снизу, довершает дело. Хуже всего то, что большинство тезисов и, главное, антитез, содержащихся в современной советской литературе, детерминировано официальной точкой зрения. Это отрицание, находящееся на том же самом уровне, что и утверждение. Если же этот уровень хоть на миллиметр преодолевается, то раздается такой гром аплодисментов — пусть и неофициальных, — который начисто заглушает голос Музы. Ко всему этому следует прибавить психологию подвижничества, резистанса, ибо условия, в которых приходится работать, никак нельзя назвать идеальными; тут и система редакторов, и цензура, и довольно удушливый климат официального позитивизма. Кроме того, существует и просто конкуренция коллег, конкуренция эстаблишмента, стоящего у кормушки и совершенно не желающего тесниться. Не следует думать, будто молчание или кошмарные судьбы лучших писателей нашего времени — результат чистого политического террора. Это также и результат конкуренции; ибо репрессии против того или иного писателя редко происходят без гласной или безгласной санкции его коллег. Так, судьбу М. М. Зощенко во многом определило пожатие плечами В. Катаева. Если учесть эти телодвижения, регулярные тематические партинструктажи, негласный геноцид или просто антисемитизм, закулисную грызню и бешеное желание каждого главного редактора сохранить место, математически беспредельные сроки оттяжек и прочее, то, конечно, мужеству людей, посвятивших себя литературе, нельзя не подивиться, а им самим — нельзя не уважать себя. Сказанное относится, главным образом, к положению в прозе, как в рамках, так и вне рамок Союза писателей. Вполне возможно, что картина, набросанная мной, не полна или неверна в деталях, но общий вид примерно таков. Я не был членом Союза писателей и не испытывал сколько-нибудь сильного желания им стать. Не из обскурантизма и не из-за высоких принципов, но потому что меня вполне устраивали те условия работы, в которых я находился, потому что сама работа отнимала довольно много времени и душевной энергии, и жалко было тратить остававшееся на хитросплетения внутреннеполитической жизни литературного мира. Я был членом профсоюза литераторов при Министерстве культуры, и профсоюзный билет более или менее ограждал меня от неприятностей, возможных для человека, не имеющего штампа с места работы в паспорте. Источником моего существования служили переводы, и в этой области я не испытывал никакого остракизма: работы всегда было слишком много — так много, что порой она мешала заниматься собственными делами, то есть сочинительством. Я зарабатывал около ста рублей в месяц, и этого для меня было достаточно. Меня мало беспокоило, что стихи мои не печатаются. Прежде всего потому, что поэзия — это скорее подход к вещам, к жизни, а не типографская продукция. Разумеется, мне бывало приятно, когда мои стихи печатались, но мне гораздо интереснее было просто писать их и думать то, что я думал. Я не очень люблю параллели между видами искусства, но хочу сказать, что художнику приятней работать над картиной, чем слышать то, что ему о ней, вывешенной, говорят. Пусть даже и знатоки. Работа сама по себе куда интереснее, чем судьба продукта, в этом я расхожусь с Марксом. Как, в конце концов, можно представить себе торжество художника, особенно поэта? В чем оно должно выражаться? Цветы, прожекторы, поцелуй кинозвезды? Я думаю, что торжеством Фроста было не присутствие на инаугурационной церемонии Джона Кеннеди, но день, когда он поставил точку в стихотворении «West-Running Brook». Ибо у искусства нет внешнего измерения. Оно всегда индивидуально: в момент созидания — художником, в момент потребления (восприятия) — зрителем. Оно не нуждается в посредниках и даже когда труд окончен, чуждо автору. Автору можно сказать спасибо, но можно и не говорить: максимум — созидание, а не награда за него. Я любил заниматься своим делом, и если за это даже приходилось расплачиваться кое-какими неприятностями — что ж, я всегда был более или менее готов. Готов и сейчас. Разница между положением писателя на Востоке и на Западе, по сути дела, не слишком велика. И там, и здесь он пытается прошибить лбом довольно толстую стену. В первом случае стена реагирует на малейшее головы к ней прикосновение таким образом, что это угрожает физическому состоянию писателя. Во втором — стена хранит молчание, и это угрожает состоянию психическому. Я, правду сказать, не знаю, что страшнее. Хуже всего, когда имеет место сочетание, а для многих из нас оно существовало. Говоря «нас», я имею в виду большую группу литераторов послевоенного поколения, точнее — так называемое «поколение 56-го года». Это поколение, для которого первым криком жизни было Венгерское восстание. Боль, шок, горе, стыд за собственное бессилие — не знаю, как назвать этот комплекс чувств, которые тогда мы испытали и с которых началась наша сознательная жизнь. Ничего подобного мы уже больше не испытывали, даже в августе 1968-го. Это была трагедия не только политического свойства: как и всякая настоящая трагедия, она носила еще и метафизический характер. Мы довольно быстро поняли, что дело не в политике, но в миропорядке, и — каждый по-своему — миропорядок этот стали исследовать. Так возникла наша литература, судьба которой оформила характер и наших личных судеб. С течением времени местоимение «мы» распалось и превратилось в скромную цифру нескольких сильных «я». И каждое из этих «я» пошло своим длинным, извилистым и, во всяком случае, очень тяжелым путем к собственной реализации. Каждое «я» прошло через поиски собственного стиля, собственной философии, через сомнение в своих силах и через сознание собственной значительности, через личные трагедии и через искус капитуляции. Одни приняли статус-кво, другие сели в сумасшедший дом, третьи занялись литературной поденщиной, четвертые ударились в мистицизм, пятые замкнулись в самих себе, в башне из херовой кости. Осталось несколько человек, благодаря душевной твердости которых, сейчас, сидя за тридевять земель от них, я чувствую, что за литературу на русском языке можно быть более или менее спокойным. Я не называю их имен не только по соображениям их безопасности, но также и потому, что не вижу смысла называть их здесь, если они почти что безымянны дома. Потому что литература не есть сфера журналистики. Потому что не хочу, чтобы скорые на руку ньюзмены зачислили их в диссиденты, в оппозиционеры, в борцы. Они ими не являются, они являются писателями. Необъясним и отвратителен газетный истерический взгляд на литературу. Не парадокс ли, что журналист пишет о писателе? Информация о литературе — что это такое? Зачем тогда собственно литература? Нужны книги, а не статьи «о». Ныне уже существует огромная культура «о», затмевающая самые объекты. Пар на крышке кастрюли, где кипит суп, голода не утоляет. Я приехал в Америку и буду здесь жить. Надеюсь, что смогу заниматься своим делом, то есть сочинительством, как и прежде. Я увидел новую землю, но не новое небо. Разумеется, будущее внушает бульшие опасения, чем когда бы то ни было. Ибо если прежде я не мог писать, это объяснялось обстоятельствами скорее внутренними, чем внешними. Сомнения, которые овладевали мною и приводили время от времени к молчанию, я думаю, знакомы каждому сколько-нибудь серьезному литератору. Это скверное время, когда кажется, что все, что ты мог сделать, сделано, что больше нечего сказать, что ты исчерпал себя, что хорошо знаешь цену своим приемам; что твоя литература лучше, чем ты сам. В результате наступает некоторый паралич. От сомнений такого рода я не буду избавлен и в будущем, я это знаю. И более или менее к этому готов, ибо, мне кажется, знаю, как с этим бороться. Но я предвижу и другие поводы для паралича: наличие иной языковой среды. Я не думаю, что это может разрушить сознание, но мешать его работе — может. Даже не наличие новой, но отсутствие старой. Для того чтобы писать на языке хорошо, надо слышать его — в пивных, в трамваях, в гастрономе. Как с этим бороться, я еще не придумал. Но надеюсь, что язык путешествует вместе с человеком. И надеюсь, что доставлю русский язык в то место, куда прибуду сам. На все, в конце концов, воля Божья. Перефразируя одного немецкого писателя, оказавшегося тридцать пять лет назад в похожей ситуации: «Die Russische Dichtung ist da wo ich bin». В общем, предыдущая жизнь, жизнь дома, кажется мне сейчас более комфортабельной в психическом смысле, нежели предстоящая. Большинство обстоятельств, с которыми приходилось бороться, были физическими, материальными. Физическому давлению, сколь бы высокий характер оно ни носило, сопротивляться все-таки легче. Этому можно научиться, в этом можно даже достичь известного артистизма. Думаю, что я его достиг. Это всего лишь наука игнорировать реальность. Надеюсь, что мои познания в этой сфере мне помогут — в той мере, в какой это необходимо, чтобы писать на родном языке, каковое занятие, казавшееся мне прежде моим личным делом, я считаю теперь моим личным долгом. Что касается давления психического, то тут никто за себя ручаться не может, но надеюсь, что иммунитет все-таки выработается. Писатель — одинокий путешественник, и ему никто не помощник. Общество всегда — более или менее — враг. И когда оно его отвергает, и когда принимает. Во всяком случае, и то и другое оно делает в грубой форме. И не только в силу своего личного, но и в силу видимого мной окружающего опыта, я все больше и больше убеждаюсь в правоте Святого Павла, назвавшего землю «юдолью плача». Человек, как слагаемое, от перестановки ничего не выигрывает. Трагедию можно обменять только на трагедию. Это старая истина. Единственное, что делает ее современной, это ощущение абсурда при виде ее — трагедии — героев. Так же, как и при виде ее зрителей. Иосиф Бродский, 1972 Эссе было написано по-русски по просьбе газеты «The New York Times» в 1972 году и опубликовано в переводе Карла Проффера (Carl Proffer) в воскресном приложении к ней: «Say Poet Brodsky, Ex of the Soviet Union: „A Writer is a Lonely Traveller, and No One is His Helper“» («The New York Times Magazine», 1 October 1972. P 11, 78-79, 82-84, 86-87). Машинопись русского текста сохранилась в нью-йоркском архиве поэта; он был впервые опубликован в журнале «Звезда» (2000. № 5. С. 3-9).