Подборка блиц-фактов №91. Впечатляющие музыкальные факты

Музыка активирует часть мозга, которая отвечает за удовольствие. Группа «Metallica» после нашумевшего выступления в Антарктиде занесена в Книгу рекордов Гиннеса как первая и единственная группа, выступившая за год на всех шести континентах Земли. 72% людей до сих пор слушают то, что слушали подростками. И на то есть свое логическое объяснение: у большинства людей, согласно результатам исследования, музыкальный вкус перестает меняться еще до 30 лет. Под воздействием музыки цветы растут быстрее. Слушая громкую музыку, человек может выпить больше алкоголя за короткий промежуток времени. 98% мужчин считают, что прослушивание музыки помогает им оставаться в здравом рассудке. И это не фигура речи: по заверениям психологов, музыка действительно поддерживает психическое здоровье и помогает справляться с рядом расстройств, включая шизофрению. Существует даже такое явление, как музыкальная терапия, и ее широко применяют при лечении психозов, эпилепсии и даже ожирения. Треть мужчин выходят с концерта со звоном в ушах. И как бы ты ни был доволен, это — плохой знак. Звон в ушах — прямой признак вреда, нанесенного нервным окончаниям в твоем внутреннем ухе. В следующий раз подумай о берушах, а пока включи вентилятор или заведи радио в соседней комнате – «белый шум» поможет мозгу избавиться от фантомного звука. Как правило, любимая песня у человека ассоциируется с каким-то эмоциональным моментом в жизни. 3 из 5 слушают музыку каждый день. Ключевое слово «слушают» — слышим мы музыку, сами того не желая, постоянно: телевизор, радио, мерзостная попса от соседей… Музыка едва ли останавливается в течение всего дня. 22% мужчин отказывались от свидания с женщиной, предпочитающей принципиально иную музыку. 14% людей все еще покупают пластинки (американская статистика). И они правильно делают: качество звука на виниле (на хорошей аппаратуре) значительно превосходит любое mp3 на сколь угодно хорошей акустической системе. 1% все еще слушают кассеты. Тоже в Штатах — у нас, судя по обилию отечественных машин со старыми магнитолами, этот процент куда выше. 2 из 11 говорят, что прослушивание музыки на работе не повышает их продуктивности и удовольствия от работы. Вот из-за этих двух и страдают остальные 9 — а как быть? 2 часа 58 минут — среднее время прослушивания музыки в день у среднестатистического человека.

Хотите быть более креативным? Развивайте синестезию

Фрагмент книги «Всеобщая история чувств» Дианы Акерман о том, как люди творческих профессий использовали синестезию для стимуляции вдохновения. Повседневная жизнь — это непрерывная атака на восприятие, и у каждого из нас ощущения в определенной степени накладываются одно на другое. Как утверждает гештальт-психология, если дать людям список бессмысленных слов и поручить связать их с контурами и цветом, то определенные звучания будут в довольно четком порядке ассоциироваться с определенными очертаниями. Еще удивительнее то, что этот порядок будет сохраняться для испытуемых и из США, и из Англии, и с полуострова Махали, который вдается в озеро Танганьика. Люди с развитой синестезией тоже склонны реагировать предсказуемо. Исследование двух тысяч синестетиков, принадлежавших к различным культурам, выявило большое сходство в ассоциации цветов и звучания. Низкие звуки часто ассоциируются у людей с темными цветами, а высокие — с яркими. В определенной степени синестезия встроена в нашу систему чувств. Но сильная природная синестезия встречается у людей редко — примерно у одного на пять тысяч, — и невролог Ричард Сайтовик, прослеживающий основы этого феномена в лимбической системе, самой примитивной части мозга, называет синестетиков «живыми ископаемыми когнитивной системы», потому что у этих людей лимбическая система не полностью управляется куда более сложной (и возникшей на более позднем этапе эволюции) корой головного мозга. По его словам, «синестезия… может служить воспоминанием о том, как видели, слышали, обоняли, ощущали вкус и осязали первые млекопитающие». Некоторых синестезия лишь раздражает, но другим она идет во благо. Для человека, желающего избежать сенсорной перегрузки, это может быть и небольшая, но беда, зато настоящие творческие натуры она воодушевляет. Среди наиболее известных синестетиков — немало людей искусства. Композиторы Александр Скрябин и Николай Римский-Корсаков в своей работе легко ассоциировали музыку с цветами. Для Римского-Корсакова тональность до мажор была белой, а для Скрябина — красной. Ля мажор у Римского-Корсакова розовая, у Скрябина — зеленая. Еще удивительнее то, что результаты их музыкально-цветовой синестезии порой совпадали. Ми мажор у обоих была голубой (у Римского-Корсакова — сапфирового оттенка, у Скрябина — бело-голубой), ля-бемоль мажор — пурпурной (у Римского-Корсакова — серовато-лиловой, у Скрябина — пурпурно-лиловой), ре мажор — желтой и т. д. Для писателей синестезия тоже благотворна — иначе разве бы они описывали так выразительно ее проявления? Доктор Джонсон однажды сказал, что «алый цвет лучше всего передает металлический крик трубы». Бодлер гордился своим «сенсорным эсперанто», а один из его сонетов, где связаны между собой ароматы, цвета и звуки, оказал огромное влияние на влюбленных в синестезию символистов. <…> Мало кому удалось написать о синестезии столь точно и изящно, как Владимиру Набокову, который в автобиографии «Память, говори» анализировал то, что называл «цветным зрением»: Не знаю, впрочем, правильно ли говорить о «слухе», цветное ощущение создается, по-моему, самим актом голосового воспроизведения буквы, пока воображаю ее зрительный узор. Долгое «a» английского алфавита… имеет у меня оттенок выдержанной древесины, меж тем как французское «а» отдает лаковым черным деревом. В эту «черную» группу входят крепкое «g» (вулканизированная резина) и «r» (запачканный складчатый лоскут). Овсяное «n», вермишельное «l» и оправленное в слоновую кость ручное зеркальце «о» отвечают за белесоватость. Французское «on», которое вижу как напряженную поверхность спиртного в наполненной до краев маленькой стопочке, кажется мне загадочным. Переходя к «синей» группе, находим стальную «x», грозовую тучу «z» и черничную «k». Поскольку между звуком и формой существует тонкая связь, я вижу «q» более бурой, чем «k», между тем как «s» представляется не поголубевшим «с», но удивительной смесью лазури и жемчуга. Соседствующие оттенки не смешиваются, а дифтонги своих, особых цветов не имеют, если только в каком-то другом языке их не представляет отдельная буква (так, пушисто-серая, трехстебельковая русская буква, заменяющая английское «sh», столь же древняя, как шелест нильского тростника, воздействует на ее английское представление). <…> Писатели — странные люди. Мы бьемся в поисках идеального слова или блестящей фразы, которые позволят каким-то образом сделать внятной для других лавину уникальной осознанной информации. Мы живем в ментальном гетто, где из каждой работоспособной идеи, если дать ей должное побуждение — немного выпивки, небольшая встряска, деликатное обольщение, — может вырасти впечатляющий труд. Можно сказать, что наши головы — это конторы или склепы. Наше творчество словно обитает в маленькой квартирке в доме без лифта в Сохо. Нам известно, что сознание пребывает не только в мозгу, но вопрос о том, где оно находится, не уступает по сложности вопросу о том, как оно работает. Кэтрин Мэнсфилд однажды сказала, что взрастить вдохновение можно, лишь очень тщательно «ухаживая за садом», и я считаю, что она имела в виду нечто более управляемое, нежели прогулки Пикассо в лесу Фонтенбло, где он «до несварения объедался зеленью», которую ему позарез нужно было вывалить на холст. Или, возможно, она имела в виду именно это: упорно возделывать знание о том, где, когда, как долго и как именно действовать, — а потом приступить к действию, и делать это как можно чаще, даже если устал, или не в настроении, или недавно совершил несколько бесплодных попыток. Художники славятся умением заставлять свои ощущения работать на себя и порой используют поразительные фокусы синестезии. <…> Шиллер складывал в ящик стола гниющие яблоки и вдыхал их едкий запах, если затруднялся найти нужное слово. Потом он задвигал ящик, но запах оставался у него в памяти. Исследователи из Йельского университета установили, что пряный аромат яблок оказывает сильный бодрящий эффект и может даже предотвращать панические атаки. Шиллер мог установить это опытным путем. Что-то в сладкой затхлости этого запаха взбадривало его мозг и успокаивало нервы. Эми Лоуэлл, как и Жорж Санд, за письменным столом курила сигары и в 1915 году закупила 10 тысяч любимых ею манильских второсортных сигар, чтобы наверняка обеспечить питанием свои творческие печи. Это Лоуэлл сказала, что обычно «швыряет» идеи в подсознание: «…как письмо в почтовый ящик. Через шесть месяцев у меня в голове начинают возникать слова стихотворения. <…> Слова будто бы проговариваются в голове, но их никто не произносит». Потом они обретают форму, окутанные облаком дыма. И доктор Сэмюэль Джонсон, и поэт У.Х. Оден более чем неумеренно пили чай — сообщалось, что Джонсон частенько выпивал за один присест двадцать пять чашек. Джонсон умер от удара, но непонятно, могло ли это явиться следствием злоупотребления чаем. Виктору Гюго, Бенджамину Франклину и многим другим лучше всего работалось, если они раздевались донага. Д.Х. Лоуренс однажды признался, что любил лазить нагишом по шелковичным деревьям — их длинные ветви и темная кора служили для него фетишем и стимулировали мысли. Колетт начинала творческий день с вылавливания блох у своей кошки; мне нетрудно представить, как методичное перебирание и разглаживание меха помогало сосредоточить разум сибаритки. Кстати, эта женщина никогда не путешествовала налегке, а всегда требовала брать с собой большие запасы шоколада, сыров, мясных деликатесов, цветов и багетов в каждую, даже непродолжительную поездку. Харт Крейн обожал шумные вечеринки, но в разгар веселья всегда исчезал, бежал к пишущей машинке, включал запись кубинской румбы, потом «Болеро» Равеля, потом любовную балладу, после чего возвращался «с багрово-красным лицом, пылающими глазами, стоящими дыбом уже седеющими волосами. Во рту у него торчала пятицентовая сигара, которую он вечно забывал закурить. В руках он держал два-три листа машинописного текста… «Прочти-ка! — говорил он. — Величайшее стихотворение в мировой литературе!» Это рассказывал Малкольм Каули, который приводит много других примеров того, как Крейн напоминал ему «еще одного друга, знаменитого убийцу лесных сурков», когда писатель «пытался выманить вдохновение из тайного убежища пьянством, смехом и музыкой фонографа». Стендаль, работая над «Пармской обителью», каждое утро читал две-три страницы французского Гражданского кодекса, чтобы, по его словам, «настроиться на нужный тон». Уилла Кэзер читала Библию. Александр Дюма-отец писал публицистику на бумаге розового цвета, беллетристику — на голубой, а стихи — на желтой. Он был чрезвычайно организованным человеком, вплоть до того, что для лечения бессонницы и утверждения привычек ежедневно в семь утра съедал яблоко под Триумфальной аркой. Киплингу требовались самые черные чернила, какие только удавалось найти; он мечтал о том, чтобы «завести чернильного мальчика, который растирал бы мне индийские чернила», как будто сама тяжесть черноты должна была сделать его слова столь же значимыми, как и его воспоминания. Альфред де Мюссе, любовник Жорж Санд, признавался, что его больно задевало, когда она сразу после секса кидалась к письменному столу (а такое случалось часто). Впрочем, Жорж Санд не превзошла Вольтера, который пристраивал лист бумаги прямо на обнаженной спине любовницы. Роберт Льюис Стивенсон, Марк Твен и Трумэн Капоте обычно писали лежа. Капоте даже объявил себя «абсолютно горизонтальным писателем». Хемингуэй работал стоя — те, кто учится литературному мастерству, часто запоминают это, но пропускают мимо ушей то, что стоял он не потому, что воспринимал себя стражем суровой прямодушной прозы, а из-за больной спины, поврежденной при крушении самолета. Кстати, перед тем как приступить к работе, Хемингуэй фанатично затачивал карандаши. Считается, что, когда Эдгар По писал, у него на плече сидела кошка. Стоя работали Томас Вулф, Вирджиния Вулф и Льюис Кэрролл; сообщение Роберта Хендриксона в работе «Литературная жизнь и другие курьезы» (The Literary Life and Other Curiosities) гласило, что Олдос Хаксли «частенько писал носом». Сам Хаксли в книге «Как исправить зрение» (The Art of Seeing) утверждал: «После короткого „рисования носом“ наступит значительное временное улучшение зрения». <…> Расспрашивая некоторых друзей о том, как они привыкли организовывать свой писательский труд, я ожидала рассказов о каких-нибудь вычурных ухищрениях — стоять в канаве и насвистывать «Иерусалим» Блейка или, может быть, наигрывать на трубе мелодию открытия скачек на ипподроме в Санта-Аните, поглаживая пестрые колокольчики наперстянки. Но большинство из них уверяли меня, что ничего подобного у них нет — ни привычек, ни суеверий, ни особых обычаев. Я позвонила Уильяму Гэссу и слегка надавила на него. — Неужели у вас нет никаких необычных привычек и способов организации работы? — спросила я насколько могла нейтрально. Мы три года проработали вместе в Вашингтонском университете, и я знала, что за его маской тихого профессора скрывается поистине экзотическая интеллектуальная натура. — Нет, боюсь, я очень скучный человек, — вздохнул он. Я слышала, как он устраивался поудобнее на лестнице в своей кладовке. И, поскольку его сознание очень походило на захламленную кладовку, это казалось очень кстати. — Как начинается ваш день? — О, я посвящаю пару часов фотографированию, — ответил он. — И что же вы фотографируете? — Ржавые, заброшенные, безнадзорные, выморочные уголки города. В основном тлен и грязь, — сообщил он тоном «а что тут такого?», небрежным, как взмах ладони. — Значит, вы каждый день фотографируете тлен и грязь? — Почти каждый. — А потом начинаете писать? — Да. — И не считаете это необычным? — Для меня — нисколько.

Скрытая мудрость

Можно с уверенностью сказать, что большинство людей знает больше, чем они сами признают или эффективно используют это в своей жизни. Об этой скрытой мудрости частично идет речь, когда мы говорим об «интуиции». Она также проявляется в те моменты, когда мы просто автоматически реагируем на какую-то ситуацию правильным образом, а потом спрашиваем себя: «Как я это сделал?» Дело в том, что мы часто прячем свою скрытую мудрость от самих себя. Мы не используем в полной мере свои ресурсы, навыки, таланты и здравый смысл, приобретенные в течение жизни. Мы игнорируем свою скрытую мудрость. Например, если кто-то чувствует, что ему не хватает уверенности в себе, то он, скорее всего, не станет более продуктивно использовать знания, которые уже лежат внутри. Большинство людей начнет заниматься тем, в чем они чувствуют себя уверенно, независимо от того признают они это сами или нет. В этом случае скрытая мудрость может быть спрятана за вашим опытом. Первым делом нужно вспомнить те моменты, когда вы вели себя уверенно, определенно и решительно (пусть даже это длилось недолго). Большинство людей с низким уровнем уверенности в себе может найти такие примеры, и эти примеры должны быть признаны, как факты того, что это имело место быть. Наша скрытая мудрость может быть не видна из-за многих вещей. Иногда мы ориентируемся на контр-примеры, т.е. на те случаи, когда мы вели себя неуверенно. То, как мы думаем о себе, имеет решающее значение в этом случае. Даже самые уверенные в себе люди не всегда ведут себя уверенно. Иногда то, как мы определяем или классифицируем свое поведение, может омрачать опыт, который мы получаем из того, что делаем, думаем или чувствуем. Мы остаемся с самомнением, таким как: «Я неуверенный в себе человек», и забываем подробности того, кем мы являемся на самом деле. Часто встречаются уроки, которые можно извлечь, вспоминая детали и другие интерпретации событий. Часто те выводы, которые мы делаем о себе, давно уже недействительны. Пересмотрите свои предположения, и ваша скрытая мудрость может заявить о себе. Также люди не замечают скрытую мудрость, потому что не доверят себе, своему восприятию и чувствам. Они могут что-то знать, но активно пытаются подавить это чувство. Зачастую это можно встретить у тех людей, которые находятся в плохих отношениях с окружающими. Неспособность увидеть очевидное, игнорирование знаков, а также неспособность заметить «надпись на стене» часто приводит к неприятным отношениям. Цепко держась за то, что мы «хотим», может исказить реальность и похоронить мудрость, лежащую внутри. Ложь, которую мы намеренно навязываем себе, заглушает голос разума и здравого смысла. Взгляните поверх всего этого, услышьте свой разум и почувствуйте то, что вы знаете. Скрытая мудрость имеет много форм. Обычно она выражается в ощущениях и ясности мысли. Поищите ее внутри себя. Рассмотрите тот факт, что она находится внутри вас, когда вы размышляете или обсуждаете вещи со своими близкими людьми. Проверьте себя с разных точек зрения. Проверьте, правильно ли ваши убеждения о себе служат вам. Проверьте, что говорят ваши чувства, и какие мысли могут быть достойны вашего внимания. Встряхните свой фундамент, и не удивляйтесь тому, что ваша скрытая мудрость может внезапно появиться.

11 способов не забывать прочитанное

Когда мы читаем что-то интересное, хочется удержать в памяти все детали. Но проходит время — и мы обнаруживаем, что не можем вспомнить не только детали, но даже суть. Провалы в памяти? Склероз? Ничего подобного. Просто читать и запоминать — это два разных процесса. Чтобы удержать информацию в голове, память нужно включить. Вот 11 способов, которые помогут это сделать. 1. Ароматное чтение Случалось вам когда-нибудь, зайдя в комнату, ощутить запах мебели и сразу что-то вспомнить? «Вау, будто я у бабушки дома» или «Помнишь тот старый отель?» Обоняние тесно связано с памятью, потому что место, где находятся анализаторы запахов, расположено очень близко от участка мозга, контролирующего память. Ученые обнаружили, что если дети сдают экзамен в комнате с таким же запахом, при котором проходили занятия, то они справляются лучше тех, кто сдает экзамен в комнате без аромата. Когда читаете, нюхайте любимые цветы, духи или эфирное масло. Когда понадобится вспомнить информацию, снова вдохните этот же аромат. 2. Связь с местом Связь с местом тоже помогает вспомнить информацию. Это подтверждает забавное исследование: шести дайверам дали список из 40 слов. 20 слов они учили на берегу, еще 20 — под водой. Затем дайверов протестировали, один раз на берегу, другой раз под водой. Слова, которые они учили под водой, лучше вспоминались под водой, и наоборот. Если вы читаете в своей спальне, то и вспомнить прочитанное легче всего там. Но не бежать же в спальню каждый раз, когда нужно чем-то поделиться. Используйте лайфхак. Найдите вещь, которая напомнит вам об атмосфере спальни: подушку, светильник, плед. Мысленно перенеситесь в спальню, и память заработает. 3. Общая картина Детали запомнить легче, если встраивать их в общую картину. Вот как ученые это выяснили. Они предложили двум группам студентов прочитать детективный роман. Участники одной группы получали его по одной странице, переходя к следующей только после прочтения предыдущей. Участников другой группы попросили сначала прочитать заключение, чтобы они знали, кто и почему совершил убийство. А потом им дали книгу полностью. Группа, читавшая роман постранично, потратила на него на 30% больше времени, а понимание текста оказалось хуже. Группа, которая сначала получила «общую картину», поняла текст на 38% лучше. Более того, формирование общей картины позволяет запомнить информацию на более долгий срок. Постарайтесь сложить общую картину. Если нужно — загляните в конец. Так можно. 4. Образы Мозг воспринимает информацию не словами, а изображениями. Одно из самых известных доказательств тому — парадокс Бейкера — бейкера. Участникам эксперимента дали фотографию человека. Одну группу попросили запомнить, что фамилия человека на фотографии — Бейкер, другую — что его профессия пекарь (по-английски — «бейкер»). Через две недели их спросили, что они могут вспомнить — фамилию или профессию. Участники, которым сказали, что человек, о котором идет речь, пекарь по профессии, смогли это легко вспомнить. А из участников, которых просили запомнить имя, только один смог его воспроизвести. Объяснить это можно следующим: когда вы думаете о профессии пекаря, то представляете образ человека, что-то пекущего. Это просто визуализировать. Запомнить имя Бейкер не так просто — оно не создает в вашем мозге никаких образов, если только вы не знаете человека с таким же именем. Читая, преобразуйте слова в образы, прокручивайте в голове собственный фильм. Через изображения информация четко и точно записывается в память. 5. Цель Запомнить вообще всё невозможно. Поставьте перед собой конкретную цель — и вы сможете читать гораздо быстрее, запоминая именно то, что нужно. Чтобы поставить цель, вам стоит задать себе два вопроса. • Насколько значим тот материал, который я читаю? • Что я хочу или должен запомнить (настолько конкретно, насколько это возможно) из материала, который собираюсь прочесть? Начните определять цель при любом чтении, даже если это всего лишь текст на коробке хлопьев. Обычно на это уходит не более секунды, а эффект потрясающий. 6. Заметки на полях Как мы уже говорили, чтение и запоминание — это разные виды деятельности. Чтобы включить память, нужны дополнительные действия: заметки на полях, выделение важных мыслей, подчеркивание. Так вы лучше запомните материал по ходу чтения и сможете восстановить его позже, просто пробежавшись по заметкам. Делайте заметки на полях или выделяйте цветом важные мысли в электронных книгах. 7. Используйте свой багаж Чем больше у вас предшествующих знаний по определенному предмету, тем лучше запоминается новая информация по этой теме. Новое связывается с уже известным, опирается на имеющийся фундамент. Перед работой с новым материалом целесообразно заранее вспомнить все, что уже известно по этой теме. Таким образом мозг подготовится к новой информации и сформирует нужную установку. Прежде чем начать читать книгу, вспомните всё, что вам уже приходилось читать или слышать по этой теме. 8. Образ врага Чтобы лучше сконцентрироваться на информации, попробуйте такой способ: представьте, что текст, который вы читаете, написал ваш враг. Если вы ищете ошибки и неточности текста, то заметно лучше концентрируетесь и больше запоминаете. Тот же самый прием можно использовать, когда вы слушаете аудиокнигу и не можете на ней сосредоточиться. Начните искать противоречия, чтобы можно было возразить чтецу (не обязательно делать это на самом деле). Таким образом, вы извлекаете пользу из негативных качеств — желания возражать, критиковать, привязываться к словам. Настройтесь враждебно. Вслушивайтесь в каждое слово, чтобы найти подвох. 9. Пересказ Похожий прием — пообещать себе пересказать текст после того, как он будет прочитан. Даже если вы на самом деле не собираетесь его пересказывать, но дали себе слово, что будете, — концентрация внимания усилится. Вы начнете читать, пропуская несущественную информацию и удерживая внимание на самом важном, что достойно упоминания при пересказе. Пообещайте себе пересказать текст. Еще лучше — сделайте это. 10. Чередуйте дела Из-за заученного ранее материала происходит забывание нового. Влияние тем сильнее, чем больше сходства с предыдущей деятельностью. Если вы пять часов читали о философии Фихте, а потом без всякого отдыха перешли к Канту, то мысли Канта в вашей памяти могут спутаться — и, скорее всего, спутаются — с мыслями предыдущего философа. При переходе от одной книги или главы к другой сделайте перерыв — выпейте кофе, прогуляйтесь, помойте посуду. 11. Лучше много раз помалу, чем помногу мало раз Лучше всего запоминается информация, полученная в начале и конце. Подумайте о какой-нибудь книге, фильме или разговоре — начало и конец всегда отчетливо выделяются в памяти. Поэтому ежедневное чтение короткими фрагментами предпочтительнее, чем длительное от корки до корки. По материалам книг «Как запоминать (почти) всё и всегда», «Как читать, запоминать и никогда не забывать», «Помнить всё», «Скорочтение»

10 фильмов про крутейших учителей, которые меняют мир

Учитель — волшебная профессия. Ведь можно взять и подарить миру нового Эйнштейна, Складовскую-Кюри, крутого авиаконтруктора или божественного музыканта. А можно просто растить детей думающими, добрыми и открытыми. И мы даже не знаем, первое или второе изменит мир сильнее! Общество мертвых поэтов Академическое образования часто сводится к зубрежке параграфов и наполнению головы фактами. А научить понимать и чувствовать в образовательную программу не входит. Даже если речь идет о литературе. Учитель Китинг не только показал своим ученикам богатство английского языка и литературы, но и научил их её переживать. Научил наслаждаться и радоваться. Пусть всего один класс, но и это великолепный вклад в этот мир. Только сильнейшие Луис Стивенс возвращается домой из армии и навещает школу, в которой когда-то учился, а в школе наркомания, преступность и полное отсутствие дисциплины. Это история о школьном «физруке», который откроет детям мир спорта, дружбы и доверия. А еще это фильм про красивую и радостную капоэйру. Большая перемена Волшебный, добрый, трогательный и пронзительный фильм об учителе в Вечерней школе. Сейчас мало кто знает о том, что это такое. В ней учились взрослые, которые по какой-то причине не получили среднее образование, но решили, что оно им надо для себя или для галочки. Часто учителя в такой школе были младше своих учеников, головы которых были заняты работой, семьями и детьми, а не литературой и алгеброй. Октябрьское небо Это реальная история инженера NASA Хомера Хикэма, сына шахтёра, который, будучи подростком, под впечатлением от запуска советского спутника решил построить ракету. В их городке все были шахтерами, и другого было не дано. Не опустить руки и доказать, что это не он виноват в пожаре, помогла Хомеру его учительница и учебник математики. Американская история Х Когда смотришь эту душераздирающую драму о нацизме, как-то ускользает от внимания тот факт, что кино называется так же, как сочинение, которое чернокожий директор школы Боб Суини задает написать своему ученику Дэнни Виньярду. А еще плохо откладывается в голове, что директор школы — тот, кто поддерживал в тюрьме осужденного за жесточайшее убийство чернокожих грабителей Дерека, выступал в его защиту и помог сократить срок заключения. Тот, кто изменил этих двоих. Улыбка Моны Лизы Во времена, когда смыслом жизни успешной женщины было получить образование, срочно выйти замуж и уехать жить в красивый дом с удобной кухней, в школе для богатеньких и избалованных девиц появилась учительница Кэтрин Энн Уотсон. Она рассказывала бредящим о замужестве девушкам о их свободе, об искусстве, убеждала поверить в себя и открывала в них новое. Это была капля в море того мира, где у женщины не было никаких прав. Но это была та самая капля, которая точит камень. Умница Уилл Хантинг У Уилла Хантинга феноменальная память и потрясающие математические способности, на которые он забил. Он работает в крутейшем университете, но уборщиком. Волею судеб и суда, на котором его будут судить за драку, Уилл встретит профессора математики, а тот сведет его с учителем и психологом. Великолепная драма с Робином Уильямсом, который смог сам и помог другому. Писатели свободы В центре внимания оказываются ребята из криминального района, в которым полно представителей самых разных национальностей. У них разная культура и происхождение, но есть и общее: все они выросли среди уличных банд и постоянных разборок, теряя близких и друзей. Вот в какую атмосферу попадает белая учительница с немного аристократическими повадками, но чутким и отзывчивым сердцем. Фильм основан на реальных событиях. Сценарий к нему (как и одноименную книгу) написала Эрин Грювелл — та самая учительница, с которой приключилась эта история. В конце фильма можно увидеть самих учеников (не актеров), и это чертовски трогательно. Эксперимент 2: Волна По волшебному хотению прокатчиков этот фильм стал сиквелом «Эксперимента», хотя не имеет к нему никакого отношения. Он основан на реальных событиях 1967 года, когда американский учитель истории решил доказать своим ученикам, что зверства нацистской Германии — дело рук обыкновенных людей. Для этого он провел социальный эксперимент. С помощью жёсткой дисциплины он за неделю превратил класс в молодёжную группировку, по сути своей не отличающуюся от немецкого общества времён Третьего Рейха. Ребята ходили строем, беспрекословно слушались своего учителя и творили то, о чем раньше и не помышляли. Фильм немного отличается от реальных событий «Третьей волны», поэтому почитайте историю, когда посмотрите фильм. Хористы Истории про жестоких и озлобленных детей и педагога, который сделал их открытыми и целеутремленными, наверное — самые популярные, потому что результаты заметны на контрасте. И потому, что достучаться до закрытых сердец — сложный путь, с которого легко сойти. И поди же ты, увлеки их хором, не самым увлекательным и эффектным в мире занятием.

Кто был прототипом легендарного Шерлока Холмса

У каждого есть свой любимый Шерлок: кто-то утверждает, что ни одна экранизация по силе художественного мастерства не может соперничать с литературным оригиналом Артура Конан Дойля, кто-то остается фанатом блестящей игры Василия Ливанова в советской киноверсии, кто-то восхищается современной британской интерпретацией известного сюжета. Но споры о том, какой Шерлок «более настоящий» становятся бессмысленными, если рассмотреть факты, свидетельствующие о том, что у литературного героя действительно был реальный прототип. «Самого настоящего» Шерлока звали Джозеф Белл. Писатель не отрицал, что у его героя был прототип в реальной жизни, о чем свидетельствуют слова из его письма Джозефу Беллу: «Безусловно, именно вам, доктор, я обязан Шерлоком Холмсом! В книге я ставил своего героя в разные преувеличенно драматические ситуации, однако уверен, что аналитический талант, им продемонстрированный, ничуть не превосходит ваши способности, которые я имел возможность наблюдать в амбулаторной палате». Джозеф Белл был профессором Эдинбургского университета, известным хирургом и изобретателем знаменитого дедуктивного метода. Артур Дойл учился на медицинском факультете этого учебного заведения, и профессор Белл стал для него кумиром, как, впрочем, и для большинства студентов. На лекции профессор приглашал пациентов и в первую очередь давал студентам задание – определить род занятий, место проживания и причину заболевания по внешнему виду человека. Однажды перед ними предстал мужчина в шляпе с явными признаками лихорадки. Джозеф Белл обратил внимание студентов на то, что он не снял шляпу, а значит отвык от цивилизованных манер. Наверняка он служил в армии, где не принято снимать головной убор, когда отдают честь. А поскольку симптомы указывали на лихорадку, характерную для Вест-Индии, человек предположительно прибыл из Барбадоса. Профессор часто акцентировал внимание студентов на характерных привычках представителей той или иной профессии, учил их замечать детали. Если перед ними был матрос, его татуировки могли указать на ту местность, из которой он прибыл. Джозеф Белл даже советовал студентам-медикам изучать акценты, употреблявшиеся в английской разговорной речи. По акценту можно определить, уроженцем каких мест является человек, установить его вредные и полезные привычки. Из всех студентов профессор выделил Артура Дойля и даже предложил ему место своего ассистента. В будущем писатель использовал полученные знания и навыки работы с людьми как в медицинской, так и в литературной деятельности. На то, что прототипом Шерлока Холмса стал именно Джозеф Белл, указывает ряд фактов. Во-первых, это приемы дедуктивного метода, которые литературный герой вслед за своим реальным двойником применяет на практике. Во-вторых, описанная автором внешность Шерлока напоминает профессора: высокий рост (более 180 см), худощавое телосложение, тонкий орлиный нос, пронизывающий взгляд, чуть выступающий вперед подбородок, резкий голос. Джозеф Белл увлекался химическими опытами, курил трубку, любил спорить, часто на него нападала хандра. Те же привычки были у Шерлока Холмса. Первый рассказ о приключениях Холмса был опубликован за день до 50-летия любимого учителя Конан Дойля – 1 декабря 1887 г. Можно это расценивать как своеобразный подарок от благодарного ученика. На Джозефа Белла указывали многие детали, но когда ему об этом задали вопрос, он отшутился: «Ну что вы! Где уж мне подняться до таких вершин. А настоящий прообраз Холмса, это, естественно, сам Артур».

«Плохие стали зеркала…»

26 июня 2018 года не стало Андрея Дементьева. Известный поэт, радио- и телеведущий, главный редактор журнала «Юность» (1981—1992) не дожил совсем немного до своего 90-летнего юбилея. Плохие стали зеркала, Неверно как-то отражают, Меня так грубо искажают — Пародия их просто зла. Я помню — много лет назад Получше делать их умели, И на меня из них смотрели Мои весёлые глаза, Фигуры стройный силуэт, Лицо живое, молодое И симпатичное такое - Теперь таких зеркал уж нет. Хотя с тех пор прошли года, В себе не чувствую изъянов, Всё так же полон мыслей, планов, Душа как прежде молода. Зеркал же новых злая гладь, Куда порой смотрю я сдуру, Какую-то карикатуру Теперь вдруг стала рисовать. В жестокой глубине стекла Почти седой и лысоватый, В морщинах весь, слегка пузатый... Плохие стали зеркала! Андрей Дементьев

Что случится со мной через тысячу лет?

... что случится со мной через тысячу лет? или вот, например, через год или десять? он когда-то сказал: - ничего у нас нет и не будет уже ничего, не надейся. и сложилось в груди все, что сжаться могло, и сгорело дотла - ничего не осталось! что душою кривить: мне жилось тяжело - я пыталась дышать, но увы, задыхалась. но и это ушло, и софитовый свет, освещает меня и прекрасные лица. я ищу в них тепло - и я вижу ответ. и я верю, что больше беды не случится. и мне нравится это: чуть что - на вокзал, и бежать от себя, но бежать еле слышно: а потом он расскажет, что он меня знал, и любил больше жизни... да как-то не вышло. Ах Астахова

Человек волк или овца?

Человек волк или овца? Добр он по природе или зол? Если человек — овца, то почему вся история человечества — это летопись бесконечных кровопролитных войн, в которых участвуют не отдельные, склонные к насилию индивиды, а практически все (и «моральное банкротство Запада», проявившееся в XX веке, — лишнее тому подтверждение)? Кроме того, возникает вопрос: если это не в их природе, то почему овцы с такой легкостью соблазняются поведением волков, когда насилие представляют им в качестве священной обязанности? Так человек — волк в овечьей шкуре? Или, возможно, просто-напросто меньшинство волков живет бок о бок с большинством овец? Просто волки хотят убивать, а овцы — делать то, что им приказывают? А может, речь вообще не должна идти об альтернативе и дело совсем в другом? Эрих Фромм уверен, что вопрос о том, является ли человек волком или овцой, — это лишь заостренная формулировка вопроса, который принадлежит к основополагающим проблемам теоретического и философского мышления западного мира, а именно: является ли человек по существу злым или порочным, или он добр по своей сути и способен к самосовершенствованию? Анализируя эту проблему и пытаясь добраться до самой основы человеческой природы, которая связана с животным миром, он подходит к решению вопроса с нестандартной стороны — Фромм рассматривает эволюционный переход из состояния животного в состояние человека как небывалый поворот, «который сравним только с появлением материи, зарождением жизни или появлением животных». С возникновением человека жизнь стала осознавать саму себя, чего не было в животном мире, живущем в соответствии с биологическими циклами и в гармонии с природой. Именно в этот момент возникла «неповторимая человеческая ситуация»: «Сознание делает человека каким-то аномальным явлением природы, гротеском, иронией Вселенной. Он – часть природы, подчиненная ее физическим законам и неспособная их изменить. Одновременно он как бы противостоит природе, отделен от нее, хотя и является ее частью. Он связан кровными узами и в то же время чувствует себя безродным. Заброшенный в этот мир случайно, человек вынужден жить по воле случая и против собственной воли должен покинуть этот мир. И поскольку он имеет самосознание, он видит свое бессилие и конечность своего бытия. Он никогда не бывает свободен от рефлексов. Он живет в вечном раздвоении. Он не может освободиться ни от своего тела, ни от своей способности мыслить». Как отмечает Фромм, эта «неповторимая человеческая ситуация» породила в нас необходимость искать новые решения противоречий своего существования, более высокие формы единения с природой и с окружающими людьми. Сначала это решалось через ощущение тождества клана, в средневековье человека успокаивала общественная роль в феодальной иерархии, но после распада феодализма перед человеком совершенно явственно встал вопрос «Кто я?» и возникла потребность в понимании себя в качестве индивида, существующего вне группы. Фромм называет это «потребностью в самотождественности» и отмечает, что это качество является для нас жизненно важным. По Фромму, именно это противоречие, которое появилось у нас с появлением самосознания, и делает человека человеком. Гармония, царившая в мире животных, нарушена, мы постигаем свою конечность и одиночество. Но именно в этом постижении и в этом напряжении, возникающем от сознания двойственности нашего существования, и заключается залог развития. Всё дело в том, какие выводы и выборы мы делаем, исходя из этой нашей трагической «человеческой ситуации». Ведь Фромм говорит о том, что задача человека — через полное её осознание найти силы реализовать себя в ней: в глубоких связях с людьми, в творчестве и, как он отметил в своём интервью, в «отзывчивости ко всему в жизни — к людям, к природе». Так сумели ли мы, потомки людей, живущих племенами, и людей, удовлетворенных своей понятной ролью в феодальной системе, найти настоящее индивидуальное самоотождествление? Или мы предпочли найти новые его суррогаты в причастности к нации, религии, классу, профессиии и формулах «Ярусский», «Яхристианин», «Япредприниматель», которые помогают нам решить острый вопрос отождествления, побега от самих себя? Таким образом, может быть, проблема волков и овец — это проблема, актуальная лишь для тех, кто вместо истинного самоотождествления выбирает для себя какой-то из перечисленных суррогатов, а человек, которому удалось выйти из этого порочного круга, перестает принадлежать к какой-либо из этих условных человеческих рас, потому что ему не интересно ни подчиняться, ни властвовать? Читаем Эриха Фромма и разбираемся в этих нелегких вопросах. Человек волк или овца? Многие полагают, что люди это овцы, другие считают их хищными волками. Каждая из сторон может аргументировать свою точку зрения. Тот, кто считает людей овцами, может указать хотя бы на то, что они с легкостью выполняют приказы других, даже когда им самим это приносит вред. Он может также сказать, что люди снова и снова следуют за своими вождями на войну, которая не дает им ничего, кроме разрушения, что они верят несуразице, если она излагается с надлежащей настойчивостью и подкрепляется властителями от прямых угроз священников и королей до вкрадчивых голосов более или менее тайных обольстителей. Кажется, что большинство людей, как дремлющие дети, легко поддаются влиянию и что они готовы безвольно следовать за любым, кто, угрожая или заискивая, достаточно упорно их уговаривает. Человек с сильными убеждениями, пренебрегающий противодействием толпы, является скорее исключением, чем правилом. Он часто вызывает восхищение последующих столетий, но, как правило, является посмешищем в глазах своих современников. Великие инквизиторы и диктаторы основывали свои системы власти как раз на предпосылке, что люди являются овцами, Именно мнение, согласно которому люди овцы и потому нуждаются в вождях, принимающих за них решение, нередко придавало самим вождям твердую убежденность, что они выполняли вполне моральную, хотя под час и весьма трагичную, обязанность: принимая на себя руководство и снимая с других груз ответственности и свободы, они давали людям то, что те хотели. Однако, если большинство людей овцы, почему они ведут жизнь, которая полностью этому противоречит? История человечества написана кровью. Это история никогда не прекращающегося насилия, поскольку люди почти всегда подчиняли себе подобных с помощью силы. Разве Талаатпаша сам убил миллионы армян? Разве Гитлер один убил миллионы евреев? Разве Сталин один убил миллионы своих политических противников? Нет. Эти люди были не одиноки, они располагали тысячами, которые умерщвляли и пытали для них и которые делили это не просто с желанием, но даже с удовольствием. Разве мы не сталкиваемся повсюду с бесчеловечностью человека в случае безжалостного ведения войны, в случае насилия и убийства, в случае беззастенчивой эксплуатации слабых более сильными? А как часто стоны истязаемого и страдающего создания встречают глухие уши и ожесточенные сердца! Такой мыслитель, как Гоббс, из всего этого сделал вывод: человек человеку волк. И сегодня многие из нас приходят к заключению, что человек от природы является существом злым и деструктивным, что он напоминает убийцу, которого от любимого занятия может удержать только страх перед более сильным убийцей. И все же аргументы обоих сторон не убеждают. Пусть мы лично и встречали некоторых потенциальных или явных убийц и садистов, которые по своей беззастенчивости могли бы тягаться со Сталиным или Гитлером, но все же это были исключения, а не правила. Неужели мы действительно должны считать, что сами и большинство обычных людей только волки в овечьей шкуре, что наша «истинная любовь» якобы проявится лишь после того, как мы отбросим сдерживающие факторы, мешавшие нам до сих пор уподобиться диким зверям? Хоть это и трудно оспорить, вполне убедительным такой ход мысли тоже не является. В повседневной жизни часто есть возможность для жестокости и садизма, причем их нередко можно проявить, не опасаясь возмездия. Тем не менее многие на это не идут и, напротив, реагируют с отвращением, когда сталкиваются с жестокостью и садизмом. Может быть, есть другое, лучшее объяснение этого удивительного противоречия? Может быть ответ прост и заключается в том, что меньшинство волков живет бок о бок с большинством овец? Волки хотят убивать, овцы хотят делать то, что им приказывают. Волки заставляют овец убивать и душить, а те поступают так не потому, что это доставляет им радость, а потому что они хотят подчиняться. Кроме того, чтобы побудить большинство овец действовать, как волки, убийцы должны придумать истории о правоте своего дела, о защите свободы, которая находится в опасности, о мести за детей, заколотых штыками, об изнасилованных женщинах и поруганной чести. Этот ответ звучит убедительно, но и после него остается много сомнений. Не означает ли он, что существует как бы две человеческие расы волков и овец? Кроме того, возникает вопрос; если это не в их природе, то почему овцы с такой легкостью соблазняются поведением волков, когда насилие представляют им в качестве священной обязанности. Может быть, сказанное о волках и овцах не соответствует действительности? Может быть, все же правда, что важным свойством человека является нечто волчье и что большинство просто не проявляет этого открыто? А может, речь вообще не должна идти об альтернативе? Может быть, человек это одновременно и волк и овца или он ни волк, ни овца? Сегодня, когда нации взвешивают возможность применения опаснейшего оружия разрушения против своих «врагов» и, очевидно, не страшатся даже собственной гибели в ходе массового уничтожения, ответ на эти вопросы имеет решающее значение. Если мы будем убеждены, что человек от природы склонен к разрушению, что потребность применять насилие коренится глубоко в его существе, то может ослабнуть наше сопротивление все возрастающей жестокости. Почему нужно сопротивляться волкам, если все мы в той или иной степени волки? Вопрос о том, является ли человек волком или овцой, это лишь заостренная формулировка вопроса, который в самом широком и общем смысле принадлежит к основополагающим проблемам теоретического и философского мышления западного мира, а именно: является ли человек по существу злым или порочным, или он добр по своей сути и способен к самосовершенствованию? Старый Завет не считает, что человек порочен в своей основе. Неповиновение Богу со стороны Адама и Евы не рассматривается как грех. Мы нигде не находим указаний на то, что это неповиновение погубило человека. Напротив, это неповиновение является предпосылкой того, что человек осознал самого себя, что он стал способен решать свои дела. Таким образом, этот первый акт неповиновения в конечном счете является первым шагом человека по пути к свободе. Кажется, что это неповиновение было даже предусмотрено божьим планом. Согласно пророкам, именно благодаря тому, что человек был изгнан из рая, он оказался в состоянии сам формулировать свою историю, развивать свои человеческие силы и в качестве полностью развитого индивида достигнуть гармонии с другими людьми и природой. Эта гармония заступила на место прежней, в которой человек еще не был индивидом. Мессианская мысль пророков явно исходит из того, что человек в своей основе непорочен и может быть спасен помимо особого акта божьей милости. Конечно, этим еще не сказано, что способность к добру обязательно побеждает. Если человек творит зло, то он и сам становится более дурным. Так, например, сердце фараона «ожесточилось», поскольку он постоянно творил зло. Оно ожесточалось настолько, что в определенный момент для него стало совершенно невозможно начать все заново и покаяться в содеянном. Примеров злодеяний содержится в Старом Завете не меньше, чем примеров праведных дел, но в нем ни разу не делается исключения для таких возвышенных образов, как царь Давид. С точки зрения Старого завета человек способен и к хорошему, и к дурному, он должен выбирать между добром и злом, между благословением и проклятием, между жинью и смертью. Бог никогда не вмешивается в это решение. Он помогает, посылая своих посланцев, пророков, чтобы наставлять людей, каким образом они могут распознавать зло и осуществлять добро, чтобы предупреждать их и возражать им. Но после того, как это уже свершилось, человек остается наедине со своими «двумя инстинктами» — стремлением к добру и стремлением к злу, теперь он сам должен решать эту проблему. Христианское развитие шло иначе. По мере развития христианской церкви появилась точка зрения, что неповиновение Адама было грехом, причем настолько тяжким, что он погубил природу самого Адама и всех его потомков. Теперь человек не мог больше собственными силами освободиться от этой порочности. Только акт божей милости, появление Христа, умершего за людей, может уничтожить эту порочность и спасти тех, кто уверует в Христа. Разумеется, догма о первородном грехе не оставалась бесспорной внутри самой церкви. На нее напал Пелагий, однако ему не удалось одержать верх. В период Ренессанса гуманисты внутри церкви пытались смягчить эту догму, хотя они прямо не боролись с ней и не оспаривали ее, как это делали многие еретики. Правда, Лютер был еще более радикален в своем убеждении о врожденной подлости и порочности человека, но в то же время мыслители Ренессанса, а позже и Просвещения отважились на заметный шаг в противоположном направлении. Последние утверждали, что все зло в человеке является лишь следствием внешних обстоятельств и потому у человека в действительности нет возможности выбора. Они полагали, что необходимо лишь изменить обстоятельства, из которых произрастает зло, тогда изначальное добро в человеке проявится почти автоматически. Эта точка зрения повлияла также на мышление Маркса и его последователей. Вера в принципиальную доброту человека возникла благодаря тому новому самосознанию, приобретенному в ходе неслыханного со времен Ренессанса экономического и политического прогресса. Моральное банкротство Запада, начавшееся с первой мировой войной и приведшее через Гитлера и Сталина, через Ковентри и Хиросиму к нынешней подготовке всеобщего уничтожения, наоборот, повлияло на то, что снова стала сильнее подчеркиваться склонность человека к дурному. По существу, это была здоровая реакция на недооценку врожденного потенциала человека к злу. С другой стороны, слишком часто это служило причиной осмеяния тех, кто еще не потерял веру в человека, причем точка зрения последних понималась ложно, а подчас и намеренно искажалась… Главной опасностью для человечества является не изверг или садист, а нормальный человек, наделенный необычной властью. Однако, для того чтобы миллионы поставили на карту свою жизнь и стали убийцами, им необходимо внушить такие чувства, как ненависть, возмущение, деструктивность и страх. Наряду с оружием эти чувства являются непременным условием для ведения войны, однако они не являются причиной, так же как пушки и бомбы сами по себе не являются причиной войн. Многие полагают, что атомная война в этом смысле отличается от войны традиционной. Тот, кто нажатием кнопки запускает атомные бомбы, каждая из которых способна унести сотни тысяч жизней, едва ли испытывает те же чувства, что и солдат, убивающий с помощью штыка или пулемета. Но даже если запуск атомной ракеты в сознании упомянутого лица переживается только как послушное исполнение приказа, все же остается вопрос: не должны ли содержаться в более глубоких слоях его личности деструктивные импульсы или, по меньшей мере, глубокое безразличие по отношению к жизни для того, чтобы подобное действие вообще стало возможным?