«Греческая странная волна» — кинематографическое течение, которое появилось в Греции в начале XXI века. Его название отсылает к «новой волне» — понятию, описывающему любой фильм или даже жанр, который в 1950-е годы отличался от привычного зрителю кинематографа. «Новая волна» всегда была бунтом, чем-то новым и до этого неизведанным, она бросала вызов всему кинематографу. «Греческая странная волна» сначала тоже называлась «новой». Она составляла конкуренцию Голливуду и отличалась низким бюджетом, но несмотря на это пользовалась успехом, зрительским откликом и привлекала известных актеров, готовых работать за интерес, а не за высокие гонорары. Но почти сразу за ней закрепилось еще одно название — неспроста. «Греческая странная волна» появилась в 2008 году, когда в Греции был застой и финансовый кризис. Сам греческий кинематограф это понятие не вводил, оно впервые прозвучало в статье кинокритика Стива Роуза спустя три года после выхода первого фильма, который начал относиться к данному ответвлению кино. С чего же все началось? С фильма «Клык» режиссера Йоргоса Лантимоса, который открыл всему миру греческое кино с новой стороны. Сегодня имя Йоргоса Лантимоса неразрывно связано с его фильмом «Бедные-несчастные», который в 2024 году получил четыре статуэтки премии Оскар. Но до «Бедных-несчастных» Лантимосу предстоял долгий путь, хотя «себя» он нашел сразу. Первые три картины режиссера — яркие представители «греческой странной волны». Его дебют «Клык» был номинирован на премию Оскар за «Лучший фильм на иностранном языке». После этого весь мир обратил внимание на греческий кинематограф. Его картины «Лобстер» и «Убийство священного оленя» лишь подтвердили значимость греческого кинематографа. Но Йоргос Лантимос был не единственным основателем этого течения. Немного позже, в 2010 году, Афина Рахель Цангари сняла свой фильм «Аттенберг», который тут же встал на одну полку рядом с «Клыком». Уже после выхода ее фильма кинокритики увидели схожесть в работах других греческих режиссеров. Но, например, Лантимос был не согласен с критиками, он писал: «Это не совсем совпадение, боюсь, для этого (волны) нет никаких оснований. Нет общей философии, и это хорошо, я думаю. Общим является то, что у нас нет средств, поэтому нам приходится снимать свои собственные очень дешевые и маленькие фильмы». Конечно, режиссер немного лукавил, потому что критики и теоретики кино четко распознали главные черты «странной волны», отличающие ее от остального кинематографа. Чем же так самобытен кинематограф Греции начала XXI века? На экране «греческой странной волны» всегда показаны девиантные, неприятные и даже пугающие отношения между родными, будь то в семье, в романтических отношениях или во взаимодействии между незнакомыми людьми. Персонажи «странной волны» отстранены от мира: физически, как в фильме «Клык», и морально, как в фильме «Аттенберг». Герои живут в своем мире, не осознавая, что где-то за границей их сознания есть другой большой, не обособленный мир. В фильме «Клык» родители ни разу в жизни не отпускали детей из дома, все, что видели трое детей за свою уже достаточно долгую жизнь (ведь они уже давно не дети, им больше восемнадцати лет) — это дом и лужайка возле него. Родители поставили перед детьми условие, что они смогут выйти за пределы участка, когда у них выпадет один из клыков. Зритель понимает, что это значит «никогда», но персонажи верят, что, выпади у них клык, они смогут попасть в большой мир. Но главный вопрос, который задает Лантимос — а нужно ли этим детям покидать свою зону комфорта и идти в этот другой, неизвестный мир? «Странная волна» в своих фильмах делает ставку на темы родительской тирании, выходящей за рамки нормальной родительской опеки, познания своей сексуальности и выживания в стране, поглощенной кризисом. Новая греческая волна стала называться странной из-за ее абсурдистского духа, потому что большинство фильмов смотрятся как артхаус, несмотря на их спокойное, медленное и плавное повествование. В мире картин Лантимоса царит хаос. Как и в жанре антиутопий, он показывает неприглядную действительность, которая могла бы существовать в реальности и, возможно, даже в Греции 2010-х годов. Страх, пессимизм, депрессия, отвращение, непонимание происходящего, ощущение затяжного тревожного сна — те чувства, которые режиссеры «странной волны» отразили в своих фильмах. Греки в то время не понимали, в каком направлении движется их страна, что будет дальше, как они будут жить. Поэтому и фильмы получились тревожные, «пасмурные», тоскливые. Фильмы этого течения остросоциальные, местами зло сатирические. Они показывают неприглядную правду о людях. В «Лобстере» Йоргос Лантимос создает жгучую сатиру на тенденцию в обществе найти себе пару и страх остаться одному. Герои его фильма обязаны найти себе спутника жизни — для этого даже существует специальный санаторий, в котором, если человек не найдет пару за 45 дней, его обязательно превратят в животное. Еще один важный режиссер для «греческой волны» — это Экторас Лигизос. Его фильм «Мальчик, который ел птичий корм» прямым текстом говорит о кризисе, произошедшем в Греции. Главный герой картины, молодой человек по имени Йоргас, вынужден голодать, т.к. он не может найти работу в современных Афинах. Но, голодая сам, он старается добыть пропитание для канарейки, которая живет у него дома в клетке. Лигизос на примере своего персонажа показывает весь крах Греции — социальное неравенство, невозможность найти работу, голод и лишения. Молодой Йоргас вынужден есть корм своей канарейки, да он и сам как канарейка в клетке — только клетка его гораздо больше и называется Грецией. Фильмы «греческой странной волны» и сегодня удивляют зрителей. Греция вырвалась из кризиса, а режиссеры, снимавшие с минимальным бюджетом, сегодня создают фильмы для Голливуда. Но «греческая волна» имеет продолжение, режиссеры не потеряли свой абсурдистский дух, просто бюджет их фильмов стал в десятки раз больше, а в кадре снимаются известные актеры.