8 необычных хобби, которые могут вам понравиться

Не умеете рисовать, разлюбили занятия спортом, а вышивание крестиком кажется вам откровенной скукой? Хочется заняться в свободное время чем-то полезным и интересным, но все стандартные варианты жутко надоели? А может, планируете приобщиться к культуре и увлечениям других народов? Специально для вас мы подобрали топ-8 необычных хобби, о которых вы ранее и не слышали. Присмотритесь: возможно, один из пунктов в этом списке станет делом всей вашей жизни. Резьба по яичной скорлупе Вы удивитесь, когда увидите, какие красивые вещи можно создавать из яичной оболочки! Разумеется, это хобби требует невероятной выдержки, спокойствия и ювелирной точности движений, но результат стоит того. Для резьбы часто используются тату-машинки, микроиглы которых способны изменить структуру материала, но не повредить его. Набив руку, можно в домашних условиях изготавливать настоящие шедевры. Если одной резьбы вам мало, можно украшать готовые изделия ручной вышивкой или раскрашивать в яркие оттенки обычной гуашью. Джайлоо-туризм Любители экстремального отдыха могут отправиться в тур, никак не связанный с поеданием деликатесов и отдыхом на морском побережье. Джайлоо-туризм — это посещение мест, оторванных от цивилизации. Группу энтузиастов отправляют пожить в глухие закутки планеты без электричества, водоснабжения и других коммуникаций. Обычно джайлоо-туризм подразумевает совместное времяпрепровождение с коренным народом тех самых «нецивилизованных» регионов. Это отличная возможность прикоснуться к природе и чужой культуре, испытать свою силу воли и прибавить пару значений к коэффициенту выживаемости. Латте-арт Если вы умеете составлять штрихи в картины, но простое рисование по бумаге вам ужасно наскучило, попробуйте себя в латте-арте. Это новомодное увлечение, которое объединяет людей, любящих рисовать… на кофейной пене! Вы наверняка получали от барменов в кофейнях ароматные чашечки с милыми, простыми узорами в виде сердечка, звездочки, паутины. Латте-арт заходит гораздо дальше, предлагая создавать настоящие пейзажи на молочной поверхности напитка. Несмотря на кажущуюся несерьезность, увлечение объединяет сотни тысяч единомышленников по всей планете. Почерпнуть интересные идеи для начала вы можете на просторах Всемирной сети. Необычная стрижка собак Это не просто хобби, а возможность поучаствовать в конкурсах и даже выиграть крупный денежный приз. Мода стричь и красить домашних питомцев совсем не нова, но только в последние годы парикмахерское искусство для зверей стало развиваться в полную силу. Не нужно говорить про издевательство над животными: глядя на фотографии оригинально подстриженных собакенов, понимаешь, что им эта затея более чем нравится. Как начать? Посмотрите тематические уроки в интернете, купите острый инструмент, и можно приступать к творчеству. Только будьте аккуратны и следите, чтобы ваш подопечный не сопротивлялся, рискуя пораниться. Фризлайт Уникальная техника рисования светом в открытом пространстве действительно завораживает. Для этого используется обычный фонарик, который выполняет роль художественной кисти. Необходимо также иметь под рукой цифровой фотоаппарат с режимом ночной съемки. Ставите технику на режим длительной выдержки, после чего рисуете лучом света задуманное изображение. Фотоаппарат фиксирует каждое движение (наподобие знакомых с детства слайдов) и выдает результат в виде цельной картинки. Светографика требует определенной сноровки, поэтому будьте готовы к тому, что первые пара десятков попыток окажутся безрезультатными. Но если вы как следует потренируетесь, то получите просто сногсшибательные снимки. Карточные домики Стандартное времяпрепровождения за игрой в «Дурака» или покер отошло в прошлое. Сегодня карточные колоды используют для того, чтобы создавать из них целые небоскребы! Строительство подобных домиков улучшает концентрацию внимания, успокаивает, настраивает на позитивный лад, помогает расслабиться, и не только. Если простого домашнего увлечения вам мало, можно принять участие в одном из соревнований мастеров «карточной архитектуры», которые проходят по всему миру. Кто знает, возможно, вы побьете достижения самого Брайана Берга, который с 1992 года выстраивает самые высокие домики из карт в мире и является неоднократным рекордсменом книги рекордов Гиннеса. Поделки из отходов Всемирное стремление к экологичности и очищению планеты от мусора породило новую тенденцию — изготовление полезных и красивых вещей из бросовых материалов. Оригинальное хобби выполняет две цели — эстетическую и практическую. Во-первых, вы можете сделать сногсшибательную поделку из пластика, использованных лампочек, капроновых колгот и испачканных джинсов. Во-вторых, поможете избавить планету от мусора, которым она переполнена. В ход идут даже совсем, казалось бы, неподходящие материалы вроде старых покрышек и втулок от туалетной бумаги. Идеи произведений искусства ищите во Всемирной паутине. Благотворительность Как ни странно, благотворительность тоже можно считать хобби. Из ярких примеров — прогремевший на весь мир самаритянин Рид Сандридж. Клерк средней руки взял за правило ежедневно дарить десятидолларовую купюру нуждающимся — от привокзального попрошайки до онкобольного человека. Свои пожертвования он отмечает в отдельном блокноте: не славы ради, а чтобы в дальнейшем узнать о судьбе осчастливленных людей. Почему бы не взять его действия на заметку? Не обязательно давать крупные суммы: с миру по нитке, как говорится. Если незнакомцам с улицы вы не доверяете, обратитесь в фонды, занимающиеся лечением детей, животных, людей с карциномой. В огромном списке вы точно отметите тех, кто западет вам в душу. Автор: Инесса Борцова

Семь органов, без которых можно жить

Человеческий организм невероятно жизнеспособен. При сдаче полулитра крови вы теряете около 3,5 миллиардов эритроцитов, однако организм очень быстро восстанавливает потери. Более того, вы можете продолжать жить, лишившись крупных частей жизненно важных органов. Есть примеры людей, которые вели нормальную жизнь, потеряв половину мозга. А некоторые органы могут быть удалены из организма полностью без серьезных последствий. Представляем вашему вниманию 7 «не жизненно важных органов». Селезенка Этот орган находится в левой части брюшной полости. Чаще всего селезенка удаляется в результате травм живота, высокая уязвимость при подобных травмах объясняется близким расположением относительно ребер. Этот хрупкий орган окружен капсулой, с виду напоминающей папиросную бумагу, которая легко рвется. Как следствие начинается внутреннее кровотечение, и если его вовремя не диагностировать и не прекратить, то все может обернуться летальным исходом. Внутреннее содержимое селезенки называется пульпы. Различают две основные зоны: красную и белую пульпу. Красная участвует в хранении и утилизации эритроцитов, а белая отвечает за хранение лейкоцитов и тромбоцитов. Без селезенки можно спокойно жить, потому что печень тоже выполняет функцию утилизации эритроцитов, а другие лимфоидные ткани возьмут на себя дополнительную нагрузку, восполняя иммунную функцию селезенки. Желудок Желудок выполняет четыре основные функции: механическое пищеварение (сокращаясь, измельчает пищу), химическое пищеварение (измельчает пищу с помощью желудочного сока), последующее поглощение и секреция. Желудок иногда удаляют хирургическим путем из-за возникновения раковой опухоли или травмы. В 2012 году британке пришлось удалить желудок после того, как она выпила коктейль с жидким азотом. При удалении желудка пищевод прикрепляется непосредственно к тонкой кишке, и при удачном восстановлении можно нормально питаться, принимая витаминные добавки. Половые органы Основными репродуктивными органами у мужчин и женщин являются яички и яичники соответственно, они имеют спаренную структуру, поэтому, потеряв один из них, люди все еще могут иметь детей. У женщин основной причиной потери яичников является рак, мужчины же чаще лишаются яичек из-за различных травм, полученных при дорожно-транспортных происшествиях, в драках или в ходе спортивных поединков. Также у женщин возможно удаление матки, но это не позволяет иметь детей и останавливает менструальный цикл. Исследования показывают, что средняя продолжительность женщины с удаленными яичниками не изменяется. Однако интересен тот факт, что в популяциях некоторых млекопитающих удаление обоих яичек приводило к увеличению продолжительности жизни. Толстая кишка Толстая кишка — это трубка длиной около двух метров, состоящая из четырех частей: восходящей, поперечной, нисходящей и сигмовидной. Основные функции толстой кишки — это всасывание воды и подготовка фекалий к удалению из организма. Иногда, в случае рака или других заболеваний, приходится удалять либо всю кишку полностью, либо ее часть. Большинство людей успешно восстанавливаются после такой операции, и единственное неудобство — это изменение некоторых пищевых привычек, что необходимо для ускорения процесса заживления. Желчный пузырь Желчный пузырь находится под печенью в верхней правой части живота возле ребер. В нем хранится так называемая желчь, которая постоянно вырабатывается печенью. Основная функция желчи — это помощь в расщеплении жиров, но когда эта помощь не требуется, желчь хранится в желчном пузыре. Когда в кишечнике появляется переизбыток жиров, выделяется специальный гормон, который вызывает сокращение желчного пузыря, при котором желчь выталкивается в кишечник и помогает переварить жир. Однако избыток холестерина в желчи может превращаться в желчные камни, которые блокируют крошечные трубы, проводящие желчь. Когда это происходит, может потребоваться удаление желчного пузыря, в Великобритании каждый год около 70000 человек проходят эту процедуру. Иногда камни в желчном пузыре вообще не доставляют дискомфорта, а иногда случаются экстренные ситуации, например, в 2015 году индийской женщине удалили 12000 желчных камней, что стало новым мировым рекордом. Аппендикс Аппендикс представляет собой небольшой червеобразный придаток толстой кишки. Первоначально считалось, что это не более чем рудиментарный орган, однако сейчас известно, что он выполняет функцию некоего убежища для полезных бактерий, которые при необходимости начинают распространяться по кишечнику. Так как аппендикс представляет собой в прямом смысле тупик, некоторым бактериям не удается его покинуть. Скапливаясь в аппендиксе, они вызывают воспаление, это заболевание называется аппендицит. Такая проблема чаще всего решается хирургическим вмешательством, при котором аппендикс полностью удаляется. Однако, даже если аппендикс был удален, это не гарантирует полной безопасности, так как бывают случаи, когда воспаляется его культя. Удаление аппендикса никак не влияет на привычный образ жизни. Почки У большинства людей есть две почки, но жить с одной тоже можно, хотя можно жить и вовсе без них, если время от времени проходить процедуру диализа. Основная функция почек заключается в фильтрации крови для поддержания водного, электролитного, а также кислотно-щелочного баланса. Почка действует как фильтр, и в ходе различных процессов удерживает белки и питательные вещества, необходимые организму. Но еще более важно, что вредные для организма вещества выводятся почками из организма вместе с мочой. Удаление почек может произойти по множеству причин, например, наследственные заболевания, чрезмерное употребление наркотиков, алкоголя или по причине возникновения инфекции. Если у человека отказывают обе почки, проводится процедура диализа. Существует два вида диализа: гемодиализ и перитонеальный диализ. В первом случае используется прибор, содержащий диализирующую жидкость для очистки крови, во втором случае используется специальный катетер, вставленный в живот, через который раствор попадает непосредственно в брюшную полость. Продолжительность жизни людей, подвергающихся процедуре диализа, зависит от множества факторов, таких как диагноз, возраст, пол, сопутствующие заболевания. Недавние исследования показали, что человек, помещенный на диализ в возрасте 20 лет, может в среднем прожить еще 16-18 лет, в то время как человек, помещенный в 60 лет, может прожить в среднем 5 лет. По материалам статьи «Seven body organs you can live without» The Conversation

Как вернуть страсть в отношения: верные способы и советы

С годами эмоции в браке притупляются, становятся более спокойными и размеренными. Уже нет желания каждый день удивлять вторую половину интересными фантазиями, романтические свечи появляются за ужином все реже, а любимый взрослый наряд покрывается пылью в дальнем углу шкафа. Что делать, если вы почувствовали, что страсть между вами и вашим партнером охладела? Неужели это значит, что любовь ушла и не вернется? Отставить панику — чувствам быть! Психологи отмечают, что уже через 3 года совместного проживания пары занимаются сексом в 1,5-2 раза реже, чем в первые месяцы знакомства. И это естественно: мы привыкаем к партнеру, знаем все его повадки и движения, а пылкая эйфория перетекает в удобную, комфортную жизнь без искр и безумия. Вы не разлюбили вторую половинку, просто ваша любовь вышла на другой уровень, где дружба и забота о партнере превалируют над «розовыми очками». Но как же себя вести, если хочется «тряхнуть стариной» и вернуть отношениям былую страсть? Выход есть, главное — поверить в себя и быть немного раскованней. В приоритете — вкусная подача 80% мужчин жалуются, что теряют интерес к своим женам из-за того, что те ходят по дому в засаленных халатах, с грязной головой и непередаваемым запахом зажарки, котлет, борща. Впрочем, девушки тоже не в восторге от парней с грязными ногтями и дырявыми носками. Помните золотое правило: даже если партнер вхож в вашу зону комфорта, это не значит, что можно открываться ему с плохой стороны. Смените старые растянутые футболки и поношенные пижамы на приличные, новые, симпатичные домашние костюмы по фигуре. Если же намечается романтический вечер, подберите соблазнительный пеньюар и кружевную ночную рубашку. Можно дополнить образ эффектным нижнем бельем, чтобы точно сразить наповал. Только не надевайте «все лучшее сразу», и не повторяйте свой сногсшибательный выход каждый вечер: к хорошему быстро привыкаешь. Не стесняйтесь заглянуть в секс-шоп Все эти «смешные штучки» из магазина для взрослых придуманы неспроста. Они реально работают, и помогают узнать прелести сексуальной жизни с новой стороны. Не стоит сразу хвататься за дорогие наборы с замысловатыми названиями, предназначение которых для вас — тайна за семью печатями. Начните с чего-то безобидного: игровых костюмов, наручников, возбуждающих гелей. Продавец с радостью поможет вам определиться с выбором, поэтому не бойтесь делиться с ним своими идеями и пожеланиями. Помните: стыдного в этом ничего нет. Вспоминаем, где находится салон красоты Встречают по одежде — провожают… тоже по одежде. Даже если вы искренне любите человека за его внутренние качества, отрицать важность ухоженной внешности нельзя. Чувствуете, что партнер охладел? Задумайтесь, так ли прекрасно вы выглядите, как в начале отношений. Если быт поглотил вас с головой, вы три раза переносили запись к мастеру маникюра, а корни волос жалобно требуют окрашивания уже полгода, то выводы о причинах потери влечения со стороны второй половины напрашиваются сами собой. Знайте — мужчина способен простить вам ужин из магазинных пельменей, но вот отсутствие ухоженности ему точно придется не по душе. Не приносите себя в жертву кухонного алтаря — это никому не нужно. Есть и обратная сторона медали: даже ухоженная, красивая жена может наскучить. Попробуйте сменить образ — например, перекрасить волосы, поменять стрижку или нарастить ресницы. Это 100% эффективный вариант для получения той самой искры, ведь обновленная вы понравитесь и себе, и своему партнеру. Фильмы для взрослых вместо сериалов и новостей Свыше 90% мужчин и женщин хотя бы раз в жизни смотрели адалт-видео, а большая часть делает это регулярно. Так почему бы не насладиться просмотром вместе с партнером? Так вы убьете двух зайцев — почувствуете неподдельное возбуждение и узнаете больше о вкусах, предпочтениях, тайных желаниях второй половинки. Если смотреть фильмы для взрослых вдвоем вы пока не готовы, посмотрите какой-нибудь ролик самостоятельно. В нем можно почерпнуть много новых идей, которые наверняка пригодятся вам в постели. Вернемся к первому свиданию Всколыхнуть яркие чувства поможет ностальгия. Женатые люди так редко выбираются вместе в свет вдвоем, отдавая предпочтение семейному отдыху с детьми или встрече с друзьями. Устройте сюрприз любимому человеку, и пригласите его… в место вашего первого свидания! Постарайтесь воплотить атмосферу прошлого с точностью до мелочей, вплоть до одинакового заказа по меню и того самого, сокровенного плейлиста. Нотка приятной, теплой ностальгии наверняка возродит романтику в ваших сердцах, после чего влечение моментально усилится. Не бойтесь, что партнер воспримет это как ребячество: искренняя любовь не подвластна возрасту и социальным устоям. Разлука укрепляет брак Даже самый любимый человек может наскучить своим постоянным присутствием. В таких случаях нужна временная разлука, которая поможет соскучиться друг по другу и желать скорейшей встречи. Если есть возможность, попроситесь на работе отправиться в командировку в другой город, либо переедьте под благовидным предлогом к родителям на недельку. В период расставания не забывайте сообщать второй половинке, как вы скучаете, и рассказывать, чем будете заниматься после долгожданной встречи. Подобная перезагрузка пойдет на пользу вам обоим, а яркие эмоции в день воссоединения гарантированы. Посетите секс-тренинг Хотя бы онлайн. Только сразу определитесь, что именно вы планируете изучить. Например, мужчину можно порадовать новыми техниками оральных ласк, а женщина придет в восторг от умения партнера доводить ее до пика удовольствия. Выбирайте проверенные курсы от преподавателей с опытом и образованием сексолога. Учитесь относиться к сексу без предрассудков, ведь успех семейной жизни во многом зависит именно от физической удовлетворенности друг другом. Смените обстановку Предложите любимому человеку отправиться в отпуск, провести уикенд в соседнем городе или хотя бы снять номер в гостинице на сутки. Новые эмоции, положительные впечатления и смена обстановки — лучшие друзья искренней страсти. Совместите приятное с полезным, прогулявшись по красивым улицам неизведанной страны и подарив друг другу возможность расслабиться вдалеке от домашней суеты. Автор: Инесса Борцова

10 лучших романов нобелевских лауреатов XXI века

Нобелевская премия по литературе сохранила свой высокий статус и престиж в XXI веке, несмотря на неоднозначные награждения (вспомним, например, Мо Яня или Боба Дилана). Время все расставит по своим местам, кого-то из недавних нобелиатов будут читать спустя век, а кого-то забудут через пару десятилетий. Давно ли вы перечитывали книги Джозуэ Кардуччи или Эрика Карлфельдта? Вот-вот. А того же Томаса Манна до сих пор читают во всем мире. Сайт издательства «Эксмо» отобрал 10 романов нобелевских лауреатов нынешнего столетия. Без судьбы. Имре Кертес Имре Кертес — единственный на сегодняшний день венгерский нобелиат. Это человек удивительной судьбы: узник Освенцима и Бухенвальда, диссидент, замечательный переводчик, но прежде всего мастер психологической и одновременно с этим философской прозы. Формулировка комитета в 2002 году была следующей: «За то, что в своем творчестве Кертес дает ответ на вопрос о том, как индивидуум может продолжать жить и мыслить в эпоху, когда общество все активнее подчиняет себе личность». «Без судьбы» — самый известный роман Кертеса, повествующий о молодом человеке, попавшем в нацистский концлагерь. Бесчестье. Дж. М. Кутзее Роман Кутзее стал прямо-таки пугающе актуальным в свете недавних сексуальных скандалов. Судьба главного героя, университетского профессора, уличенного в связи со студенткой и лишившегося всего, до боли напоминает то, что произошло с Вайнштейном и Спейси. Но писатель в своем творчестве затрагивает куда более серьезные проблемы: постколониализм, расизм, природу человеческой жестокости. Кстати, именно за «Бесчестье» Кутзее в 1999 году получил еще и Букеровскую премию. Пианистка. Эльфрида Елинек Эльфриду Елинек называют одним из самых «неудобных» немецкоязычных авторов наших дней. Сторонница марксизма и феминизма, в своих произведениях она критикует неспособность Австрии преодолеть нацистское прошлое и анализирует наиболее острые проблемы современного общества. Из-за смелых высказываний у писательницы неоднократно возникали проблемы с властями. Спектакли по ее пьесам даже запрещали в австрийских театрах. Однако литературная общественность отдала должное таланту Елинек: в 2004 году ей была присуждена Нобелевская премия по литературе. «Пианистка» — самый известный ее роман. Именно он лег в основу культового фильма Михаэля Ханеке, завоевавшего Гран-при на Каннском кинофестивале в 2001 году. Музей Невинности. Орхан Памук Несколько турецких авторов вполне могли получить нобелевку еще в прошлом столетии. Например, Орхан Кемаль или Лейла Эрбиль. Но первый турецкий лауреат появился лишь в XXI веке. Им вполне заслуженно стал Орхан Памук, один из наиболее ярких современных романистов. В данную подборку мог бы войти любой из шедевров писателя. Но мы остановили свой выбор на, пожалуй, самом сентиментальном из них. Стамбул, неразделенная любовь и вещи, вещи... много вещей. Кстати, в турецкой столице с недавних пор работает вполне реальный Музей Невинности, который могут посетить поклонники творчества прозаика. Марта Квест. Дорис Лессинг Европейские и американские читатели знали Дорис Лессинг преимущественно как автора научно-фантастических романов цикла «Канопус в Аргосе». Именно поэтому присуждение ей в 2007 году Нобелевской премии по литературе стало настоящей неожиданностью. Формулировка Комитета была следующей: «Повествующей об опыте женщин, со скептицизмом, страстью и провидческой силой подвергшей рассмотрению разделенную цивилизацию». И «опытом женщин» в данном случае стал ее автобиографический роман «Марта Квест», впервые опубликованный в далеком 1952-м и все эти годы остававшийся в тени «Канопуса в Аргосе». В книге рассказывается история молодой романтичной идеалистки, для которой жизнь потеряла свое очарование — все стало однообразным, обыденным и скучным. Марта находится в бесконечном поиске себя, постоянно меняет обстановку и окружение, ставит перед собой все новые и новые цели и задачи, но каждый раз приходит к осознанию того, что внутри ничего не меняется, а жизнь все так же неинтересна ей, как и раньше. Девушке хочется вырваться из этого — дать волю инстинктам, найти мужчину своей мечты и отправиться навстречу приключениям. Но получится ли у нее измениться, если ее желания сбудутся? Сердце-зверь. Герта Мюллер На сегодняшний день Герта Мюллер является одной из крупнейших писательниц Германии. Ее творчество неоднократно отмечалось различными литературными наградами, в том числе и Нобелевской премией в 2009 году. «Сердце-зверь» — ее самый известный роман, в котором она подняла тему существования человека в тоталитарном государстве. В основе этой автобиографической книги лежит трагичная история четырех друзей — этнических немцев, проживавших в Румынии во времена правления Чаушеску. Город и псы. Марио Варгас Льоса Дебютный роман перуанского писателя, который принес ему всемирную известность. Это история группы подростков, оказавшихся в застенках военного училища и пытающихся не сломиться в аду беспощадной муштры, ежедневных унижений и тотального «осолдачивания». Варгас Льоса сам был одним из таких курсантов, и он не понаслышке знает о том, как государство воспитывало детей во времена диктатуры. После выхода «Города и псов», книгу торжественно сожгли на плацу описанного в ней училища. Впрочем, это лишь добавило популярности роману, о котором узнали десятки тысяч людей по всему миру. Страна вина. Мо Янь К Мо Яню крайне неоднозначное отношение на Западе. Его называют «китайским Шолоховым», а присуждение ему Нобелевской премии незаслуженным. Да и формулировка, наверное, самая странная за долгую историю высокой награды: «за его галлюциногенный реализм, который объединяет народные сказки с современностью». Но все-таки нужно признать, что он на сегодняшний день — один из наиболее талантливых китайских авторов своего поколения. «Страна вина» — самый известный роман Мо Яня, в котором самым немыслимым образом переплетется сатира на бюрократию и авторитарный режим с довольно жестким юмором и самоиронией. Улица Темных Лавок. Патрик Модиано Присуждение нобелевки Патрику Модиано в 2014 году вызвало очередной вал критики в адрес Комитета. Ведь у писателя была репутация хорошего беллетриста, не более. Формулировка была следующей: «За искусство памяти, благодаря которому он выявил самые непостижимые человеческие судьбы и раскрыл жизненный мир человека времен оккупации». Напомним, что родился Модиано... 30 июля 1945 года. «Пожалуй, „Улица Темных Лавок“ — лучший способ отделаться сравнительно малой кровью. Роман этот, во-первых, небольшой, во-вторых, самый знаменитый, а в-третьих, абсолютно типовой для автора», — пишет о творчестве французского автора Галина Юзефович. Сюжет книги незамысловат: главный герой Ги Ролан теряет память, частный сыщик трудоустраивает его в свое детективное агентство, организовав ему новые документы и личность. Но однажды его покровитель уходит на покой и Ги решается отправиться на поиски своего прошлого... Остаток дня. Кадзуо Исигуро Исигуро стал третьим нобелиатом японского происхождения за всю историю премии. Но при этом он уже давно подданный Соединенного Королевства и пишет исключительно по-английски. «Остаток дня» — это, пожалуй, самый британский роман прошлого века. В 1989 году жюри Букеровской премии единогласно присудило высокую награду Исигуро. Образ главного героя, типичного английского дворецкого, напоминает нам о десятках других похожих персонажей в произведениях Конан Дойла, Вудхауса, Голсуорси и других британских классиков. Но что будет, когда хороший человек, вернее хороший дворецкий, служит плохому делу, вернее, плохому господину?

10 правил воспитания детей по Толстому

Лев Толстой вошел в историю не только как классик мировой литературы, но и как педагог. В 31 год он открыл свою школу в Ясной Поляне, в которой бесплатно обучал крестьянских детей по своей методике. Принципы его воспитания и образования были новаторскими для XIX века, а что мы скажем о них сегодня? Не портить воспитанием Толстой говорил: детский возраст — это первообраз гармонии, которую портят и уничтожают. По мнению классика, любое воспитание — попытка загнать ребенка в рамки, подчинить правилам и законам взрослого мира. Лучше всего отказаться от целенаправленного воспитания. Это не значит, что с детьми не нужно заниматься, но следует развивать то, что в них уже есть, и ценить «первобытную красоту». «Человек всякий живет только затем, чтобы проявить свою индивидуальность. Воспитание стирает ее», — писал Толстой. Не наказывать Толстой был ярым противником насилия: он категорично заявлял, что в школе не может быть розг, а ученика нельзя наказывать за невыученные уроки. Отмена любых наказаний в Яснополянской школе стала новаторством для XIX века. Современники сомневались, может ли такая методика быть эффективной, и спорили: «Все это очень справедливо, но согласитесь, что без розги иногда невозможно и что надо иногда заставлять учить наизусть». Не скрывать свои недостатки Классик был уверен: дети значительно проницательнее взрослых — и советовал родителям сперва обнаружить свои слабые стороны. В противном случае дети уличат в лицемерии и не будут прислушиваться к мнению старших. Учить полезному Толстой критически относился к тому, как был устроен учебный процесс в России XIX века. Он возмущался, что для получения аттестата ученикам приходится зубрить теорию, которую потом невозможно применить в профессии. Латынь, философия, церковные науки казались писателю архаикой. По его мнению, намного важнее знания, которые пригодятся в жизни, а ученики имеют право самостоятельно выбирать, что изучать. Воспитывать самостоятельность Толстой говорил, что люди из народа — те, кто не обучались в гимназиях и университетах — «свежее, сильнее, могучее, самостоятельнее, справедливее, человечнее и, главное — нужнее людей, как бы то ни было воспитанных». Именно поэтому один из основных заветов обучения в его Яснополянской школе был такой: не заставлять детей подчиняться жестким правилам, а воспитать в свободе и учить самостоятельности. Разрешить недовольства В Яснополянской школе, помимо уроков, часто проводили беседы. На этих встречах учителя и ученики обсуждали все, что считали важным: вопросы науки, новости, учебный процесс. Ученики могли высказывать свою точку зрения и даже критиковать учителей. Свободное воспитание, которое воспевал Толстой, подразумевало честный и открытый разговор. Развивать воображение Воспитание и образование — это не только изучение учебников. Писатель отмечал, что на формирование личности ребенка воздействует все, что его окружает: «детские игры, страдания, наказания родителей, книги, работы, учение насильственное и свободное, искусства, науки, жизнь — все образовывает». Познавая мир, ребенок развивает воображение и творческие способности. Огромной ошибкой Толстой считал обучение по четкой методике, вместо того чтобы лишь направить ребенка в изучении мира во всем его многообразии. Учить понятно Свободное образование было неприемлемо для гимназий или университетов XIX века, где учеников насильно, иногда под страхом телесных наказаний, заставляли заучивать уроки. Толстой построил учебный процесс без принуждения к образованию и стремился учить так, чтобы ребенок получал от этого удовольствие. Основные советы учителям писатель собрал в брошюре «Общие замечания для учителя», где рекомендовал пристально наблюдать за душевным и физическим состоянием учеников, а вместо сухих терминов преподносить ребятам впечатления. Быть человечнее «И дети смотрят на воспитателя не как на разум, а как на человека», — писал Толстой. Знания, правила, науки — меньшее, чему может научить ребенка взрослый человек. Наблюдая за родителями и учителями, дети делают выводы о том, что значит быть хорошим человеком, как следует себя вести в обществе и по каким законам жить. Детскую проницательность нельзя обмануть ни знаниями, ни правами. Самому жить хорошо По Толстому, дети — чисты, невинны и безгрешны от природы. Взрослея, они познают мир, ориентируясь прежде всего на поведение родителей и близких людей. Поэтому главный завет всей толстовской педагогики — в первую очередь заботиться не о воспитании молодого поколения, а совершенствовать самого себя. Автор: Мария Соловьева

Тайны картин Иеронима Босха

Творчество этого художника связано с огромным количеством загадок, которые исполнены магическим значением. Идиллические видения рая и ада, которые населены причудливыми, часто уродливыми существами, таинственная символика — этими характеристиками можно описать большую часть картин Иеронима Босха (родился около 1450 — умер в 1516 году). Именно это делает его творчество оригинальным и волнует историков искусства уже не одно столетие. Загадочный художник из Средневековья Исследователи жизни и творческого пути художника выдвигают большое количество различных теорий в отношении личности Босха. Кто-то видит в нем предшественника сюрреалистов, который вдохновлялся образами из бессознательного. Кому-то кажется, что у Босха были психические расстройства, зацикленность на сексе, а другим — что он участвовал в еретических сектах, считающих, что сексуальная свобода способна вернуть человека в невинное состояние, которое у него отняло грехопадение. Также есть различные предположения о том, что Иероним Босх практиковал алхимию и магию, интересовался оккультными учениями, астрологией, использовал галлюциногенные вещества. Ученые пытаются найти то, что послужило фундаментом для фантастических образов с картин художника. Для этого они занимаются исследованием его культурного пространства и религиозного мировоззрения. Есть несколько наиболее увлекательных загадок, связанных с картинами Босха. Так или иначе, любые гипотезы являются противоречивыми и не претендуют на однозначное подтверждение учеными. Ад на картинах Множество картин Иеронима Босха создавалось на заказ по религиозным сюжетам. К примеру, наиболее знаменитый триптих «Страшный Суд» художник, как предполагают исследователи его творчества, написал по заказу короля Филиппа I, а картину «Искушение Святого Антония» — по заказу Маргариты Австрийской. На что зритель обращает внимание в работах художника в первую очередь? Это большое количество разных чудищ и демонов, непонятное сочетание разных частей тела, животных и растений. Босха называют живописцем, который изобразил на своих картинах ад. К примеру, на картине «Сад земных наслаждений» изображены огромные чудовища, а на их фоне — обнаженные человеческие фигуры. Другие измерения Апокалиптические изображения можно встретить у множества художников, но то, как их рисовал Босх, далеко от религиозных канонов христианства. На одной из фресок, которые были расписаны Босхом, изображены человеческие толпы с простертыми вверх руками. Эти люди наблюдают за объектом зеленого цвета в форме конуса, внутри которого виден сияющий белый шар, где находится кто-то, похожий лишь отчасти на человека. Историк и знаток иконографии из Нидерландов Эдмунд Ван Хоосе говорит о том, что Иероним Босх предвосхитил земной контакт с инопланетной цивилизацией. Кто-то и вовсе полагает, что Босх был пришельцем из других миров и измерений, а изображения на его работах — это попросту путешествия в космосе. Босх — еретик, алхимик Сегодня интерес к творчеству Иеронима Босха остается неизменно высоким. Какие символы в действительности можно рассмотреть в произведениях художника? К примеру, эзотерические учения рассматривают лестницу, как символ дороги к познанию. Воронка в перевернутом виде — это мошенничество или мудрость, которая является в реальности ложной. Символом познания выступает ключ, ереси — отрезанная конечность, зла — стрела. Что могут символизировать изображенные на картинах Босха животные? К примеру, сова означает мудрость, но у Иеронима Босха это скорее символ греха и коварства. Поэтому здесь это ночная птица и хищник, которого можно связать с темной стороной нашей природы. Это же относится к черным птицам, которые изображены зачастую на полотнах живописца. Лягушки во времена Средневековья считались созданием ада и в алхимии были символом серы, которая, в свою очередь, в соответствии с христианскими поверьями ассоциируется с преисподней. На картинах Босха можно зачастую увидеть сухие деревья или различные скелеты животных. И то, и другое символизирует смерть. Исследовательница из Соединенных Штатов Линда Харрис полагает, что у Иеронима Босха был визионерский дар (мог делать пророчества). Поэтому полотна со Страшным Судом исследовательница связывает с катастрофами и военными столкновениями современного периода. Пустая могила Еще одним секретом, который связан с Босхом, считается его могила. Останки художника захоронили в храме Св. Иоанна, который он когда-то расписывал. Однако в 1977 могила была вскрыта, а при этом обнаружено, что она пустая. Руководитель раскопок Ханс Гаальфе говорил о том, что для надгробия был использован особенный, не похожий на другие, камень. Когда его изучили, то поняли, что он сам по себе нагревается и немного сияет. Продолжение исследований было остановлено церковью. Она воспринимала данные действия как осквернение могилы. На сегодняшний день в храме Св. Иоанна можно посмотреть на надгробную плиту Босха. А сверху расположена фреска, которую он когда-то писал, изображающая распятие. Его, в свою очередь, окружает необычный зеленый свет… Автор: Инесса Борцова

Подлинная история Синей Бороды

Кто не слышал о злодее, увековеченном Шарлем Перро под именем Синей Бороды? С тех пор как история была напечатана в 1697 году в сборнике «Сказки моей матушки Гусыни...», ее читали все дети Европы, а вот откуда она появилась, известно не каждому взрослому. Считается, что прообразом Синей Бороды послужил Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, маршал Франции, герой Столетней войны, современник и соратник знаменитой Жанны д’Арк. Вот только справедливо ли достались ему «лавры» убийцы и колдуна? Утром 26 октября 1440 года площадь перед нантским кафедральным собором была запружена огромной толпой. Всем хотелось поглядеть на казнь знатного сеньора, обвиненного в чудовищных преступлениях. В соборе маршал Жиль де Рэ каялся и просил прощения. У церкви — за вероотступничество, ересь, богохульство и колдовство. У своего сеньора, герцога Жана Бретонского, — за многочисленные убийства малолетних детей. Церемония не была долгой — уже в десятом часу с площади к месту казни тронулась процессия повозок: на первой — сам маршал, за ним — двое его ближайших слуг-телохранителей и, по их собственным показаниям, помощников в нечестивых делах — Анри Гриар и Этьен Корийо. Эти двое, люди незнатные, полчаса спустя будут заживо сожжены на костре. Их господина палач задушит гарротой, «символически» подожжет хворост под мертвым телом, тут же вытащит труп, который и передадут родственникам. Те, впрочем, остерегутся хоронить «изверга» в фамильном склепе — он найдет вечное упокоение под безымянной плитой в кармелитском монастыре на окраине Нанта... Наперсник дофина «Жил-был человек, у которого были красивые дома и в городе, и в деревне, посуда, золотая и серебряная, мебель вся в вышивках и кареты, сверху донизу позолоченные. Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода, и она делала его таким гадким и таким страшным, что не было ни одной женщины или девушки, которая не убежала бы, увидев его». Уже в самом начале сказки, похоже, содержится первый навет на героя нашей истории, носившего, судя по портретам, аккуратно подстриженную темную бородку. Жиль де Рэ, рожденный в 1404 году в замке Машкуль на границе Бретани и Анжу, — отпрыск старинного и знатного рода, давшего Франции двенадцать маршалов и шесть коннетаблей (носитель этой должности соединял обязанности главнокомандующего и военного министра). О его детстве источники ничего не говорят, что обычно для той смутной эпохи. Известны лишь самые общие сведения. В 1415-м одиннадцатилетний Жиль и его младший брат Рене лишились обоих родителей: отец Ги де Лаваль, барон де Рэ, погиб то ли на войне, то ли на дуэли, матушка скончалась чуть раньше, а дети оказались под опекой своего деда Жана де Краона. Тот, видимо, приложил немало сил, чтобы привить Жилю любовь к чтению и наукам — занятиям, вообще-то, не слишком популярным у довольно грубого в те времена рыцарства. Во всяком случае, в зрелом возрасте его воспитанник страстно собирал древности и проявлял крайнюю пытливость ума. Проведя большую часть жизни в седле и на поле брани, он тем не менее умудрился составить богатую библиотеку и никогда не жалел денег на ее пополнение. Еще в юном возрасте этот блестящий рыцарь выгодно (но, заметьте, в первый и единственный раз!) женился на девице Катрин, внучке виконта де Туара, и получил вдобавок к и без того немалому состоянию два миллиона ливров приданого и обширные земли в Пуату (в том числе замок Тиффож, которому суждено будет сыграть немалую роль в его дальнейшей судьбе). Женой он интересовался мало и почти не уделял ей внимания. Достаточно сказать, что родилась у них — в 1429 году — только одна дочь, Мари де Лаваль. А вот богатством своим барон де Рэ пользовался, по крайней мере, любовно, внимательно и рачительно. В краткий срок оно помогло расположить к себе наследника, принца Карла Валуа, и получить место в его свите. Молодой дофин, почти ровесник Жиля, в отличие от своего нового придворного вечно жил у края финансовой пропасти, в силу чего его шансы на французскую корону приближались к нулю. Да и корона-то была призрачной: половину страны уже давно прочно занимали англичане и их союзники бургундцы, а во многих провинциях хозяйничали местные феодалы. Бедному во всех отношениях принцу с трудом удавалось удерживать только города в долине Луары, и при этом он и носа не высовывал из своей резиденции в Шинонском замке. Бушующая кругом Столетняя война и определила поприще нашего героя. Он решился сделать ставку на дофина Карла, в те годы правильность этого выбора была совсем не очевидна. Однако барон не изменил ему и не просчитался. Национальный герой В Жиле де Рэ текла кровь прославленного коннетабля Бертрана Дюгесклена — знаменитейшего из полководцев страны, погибшего в 1380 году. Конечно, внучатому племяннику «грозы англичан» не давали покоя лавры знаменитого предка. И ему удалось достичь столь же громкой славы. Преодолевая вялость и апатию своего сюзерена и друга Карла, барон де Рэ не жалел сил и средств. Он за свой собственный счет формировал крупные отряды и совершал — с 1422 по 1429 год — весьма удачные рейды по землям, занятым врагом, штурмом взял несколько замков и, наконец, покрыл себя общенациональной славой, сражаясь рука об руку с Жанной д’Арк под Орлеаном и при Жаржо. За эти подвиги Монморанси-Лаваль уже в 25 лет стал маршалом Франции — случай беспрецедентный! Злые языки утверждали, что случилось это благодаря тому, что барон де Рэ на свои деньги содержал не только войско, но и Карла со всем его двором, оплачивая всевозможные пиры, охоты и прочие увеселения, которые так обожал дофин. Впрочем, и действительные военные подвиги маршала никто не ставил под сомнение. После памятной Орлеанской победы в мае 1429 года война покатилась к успешному для Карла концу. 17 июля того же года он короновался в Реймсе — месте, где традиционно с 498 года венчались на царство французские короли. Победа Валуа уже вызывала так мало сомнений, что Жиль де Рэ счел уместным осторожно дать понять новоиспеченному государю, что теперь, когда все идет хорошо, пора начать расплачиваться по займам. И, как нередко бывает в подобных случаях, маршал не только не получил обратно потраченные средства, но вдобавок еще впал в немилость и был удален от двора. Ведь хорошо известно: маленький долг рождает должника, большой — врага. Ошибка Жиля де Рэ С 1433 года наш герой — официально в отставке. Он тихонько живет себе в замке Тиффож в глухой Бретани и от скуки зачитывается книгами по алхимии. В конце концов, в ней была и насущная нужда — его финансовые дела шли все так же скверно, а надежда поправить их возвратом королевского долга улетучилась. Видимо, в поисках выхода из денежных затруднений Жиль де Рэ совершает и главную стратегическую ошибку в жизни. В 1436 году он радушно принимает у себя нового дофина — Людовика. Принимает как сына своего старого боевого друга и короля. Барон не мог не знать, что дофин, будущий король Людовик XI, хитрейший из монархов Европы, уже сейчас интригует против отца и в поместьях маршала, собственно, укрывается от монаршего гнева. Хорошо зная Карла, как же мог он сомневаться, что тень вражды отца и сына ляжет на него самым непосредственным образом (пусть даже формально визит Людовика был представлен ему как «инспекторская» проверка). Наказание последовало незамедлительно. Чтобы добыть хоть какую-то наличность, маршалу приходилось закладывать недвижимость — то один замок, то другой... Операции эти были абсолютно законны и выгодны, но от короля последовал указ: барона Жиля де Рэ в коммерческих операциях с его владениями ограничить. Для опального маршала это стало немалым ударом — тем с большим усердием он принялся искать способ превращения свинца в золото. Он приказал своему алхимику Жилю де Силле сконцентрироваться только на этой задаче. Под алхимическую лабораторию переоборудовали чуть ли не весь первый этаж замка Тиффож. Хозяин не скупился на расходы. Его агенты скупали в промышленных масштабах нужные для опытов компоненты, некоторые из которых — например, акульи зубы, ртуть и мышьяк — стоили по тем временам очень дорого. Но, как нетрудно догадаться, это не помогло — получить золото никак не удавалось. В сердцах маршал распрощался с более или менее трезвомыслящим де Силле и в 1439 году пригласил на место главного алхимика Франческо Прелати, который, по всей видимости, убедил барона в своей исключительности. Возможно, его привлек тот факт, что итальянец прямо заявлял, что он — колдун и держит в услужении личного демона, через чье посредство общается с миром мертвых (и это в то время, как прежние «ученые мужи» барона были в основном священниками). К сожалению, очень скоро Франческо Прелати получил огромную власть над своим хозяином, человеком сколь эрудированным, столь и нестандартно мыслящим. Последнее качество заставляло его все время желать общения с людьми необыкновенными, явно ломающими рамки современных ему представлений о науке. Однако на сей раз наш герой не распознал явного шарлатана. Со временем об их колдовских упражнениях прослышала вся Бретань и ужаснулась до такой степени, что вмешаться пришлось самому герцогу Бретонскому, вассалом которого был барон де Рэ. Вскоре герцог во главе двухсот вооруженных солдат стучал в ворота Тиффожа. Тучи над головой маршала сгустились, но он сам еще не знал, насколько они грозны. Еще один злодей... Большинство филологов — исследователей волшебных сказок, а также историков сходятся на мысли, что в истории Синей Бороды реальный сюжет с казнью Жиля де Рэ наложился причудливым образом на мифологический, литературный, а не наоборот, как это бывает обычно. С самого раннего Средневековья в Бретани (а также в кельтских областях Великобритании — Корнуолле и Уэльсе) был популярен сюжет о графе Кономоре, который женился на некоей Трефинии, впоследствии святой. Он просил руки девушки у ее отца, графа Героха, но тот отказал «по причине чрезвычайной жестокости и варварства, с которыми тот обращался с другими своими женами, которых, как только они становились беременными, приказывал убивать самым бесчеловечным образом». Так, во всяком случае, сообщает «Жизнеописание святых Бретани». Затем при посредничестве одного праведного аббата свадьба — при торжественных клятвах Кономора вести себя достойно — все же состоялась. Но едва Трефиния забеременела, граф — язычник в душе — все же убил ее, очевидно, исполняя какой-то дьявольский ритуал. Далее, как гласит легенда, последовали воскрешение святой и кара убийце. Не правда ли, контуры будущей «страшилки» о Синей Бороде вполне просматриваются? Учитывая, что в XV веке, когда жил Жиль де Рэ, рассказы такого рода составляли основной массив местного фольклора, неудивительно, что судьба маршала соединилась с ними. И неудивительно, что дети, «замученные» сеньором де Монморанси-Лавалем, слились в народной памяти с женами из легенд о Кономоре и уже в таком виде попали к Шарлю Перро. Обычное дело в истории литературы... Пробный удар В конце августа 1440 года монсеньор Жан де Малеструэ, епископ Нантский, главный советник и «правая рука» герцога Бретонского, выступил в кафедральном соборе с сенсационной проповедью перед толпой прихожан. Его преосвященству якобы стало известно о гнусных преступлениях одного из знатнейших дворян Бретани, маршала Жиля де Рэ, «против малолетних детей и подростков обоего пола». Епископ потребовал, чтобы «люди всякого звания», располагающие хоть какими-то сведениями об этих «леденящих душу деяниях», доносили ему о них. Речь епископа, исполненная многозначительных недомолвок, произвела в слушателях впечатление, будто следствие располагает серьезными уликами. На самом же деле Малеструэ было тогда известно об одном-единственном исчезновении ребенка, которое хоть как-то удавалось связать с Жилем де Рэ, и произошло оно за месяц до судьбоносной проповеди. О прямых доказательствах не шло и речи — очевидно, что правящие верхи Бретонского герцогства просто решили использовать удобный случай, чтобы расправиться с опальным маршалом. Вскоре у епископа появился повод проинформировать обо всем главу инквизиционного трибунала Бретани — отца Жана Блуэна. В общем, следствие с этих пор развернулось по всем направлениям. Уже через несколько дней на свет появился обвинительный акт. На современников он произвел сильное впечатление. Чего здесь только не было: и человеческие жертвоприношения домашнему демону, и колдовство «с применением специальных технических средств», и убийства детей с расчленением и сжиганием их тел, и сексуальные извращения... Обвинительное заключение из 47 пунктов было отправлено герцогу Бретонскому и генеральному инквизитору Франции Гийому Меричи. Маршала официально поставили о них в известность 13 сентября 1440 года и предложили ему явиться в епископальный суд для объяснений. Обвинение в колдовстве Заседание трибунала было назначено на 19 сентября, и Жиль де Рэ наверняка понимал: у него есть более чем веские основания уклониться от явки. Если обвинения в пропаже детей он еще мог счесть «неопасными», то колдовские манипуляции, подробно описанные в обвинительном акте, могли стать причиной больших неприятностей. Церковь преследовала их весьма свирепо. Кроме того, герцог Бретонский санкционировал еще и светское разбирательство, и оно тоже дало кое-какие результаты... В принципе оставалась возможность бежать в Париж и пасть к ногам Карла VII, но, видимо, надежды на помощь старого друга было очень мало, раз обвиняемый не захотел воспользоваться этим средством. Он остался в Тиффоже и объявил, что непременно явится в суд. Тут его положение еще ухудшили собственные приближенные, чьи нервы оказались не так крепки. Друг Жиля, Роже де Бриквилль, и бывший доверенный алхимик Жиль де Силле на всякий случай пустились в бега. В ответ прокурор Бретани Гийом Шапейон объявил их розыск, что дало ему законную возможность явиться со стражниками в баронский замок и схватить там других подозреваемых: колдуна-итальянца и телохранителей барона — Гриара и Корийо. Все эти люди последние годы провели бок о бок с хозяином и, конечно, могли много порассказать о его занятиях. Что они, собственно, и сделали на суде, заседавшем в октябре 1440 года в городской ратуше Нанта. Власти постарались придать процессу как можно большую гласность: о нем было объявлено на площадях всех городов Бретани, и на него приглашали всех, кто мог иметь хоть какое-то, истинное или мнимое, отношение к делу (при этом требование обвиняемого об адвокате отвергли!). Зрители допускались свободно, и наплыв их оказался столь велик, что многим пришлось торчать за дверьми. В адрес Жиля де Рэ неслись оскорбления, женщины бросались на охранников, чтобы прорваться поближе и суметь плюнуть «проклятому злодею» в лицо. Ну а что касается показаний... Достаточно сказать, что они оправдали ожидания толпы. Алхимик Франческо Прелати под присягой заявил, что барон де Рэ сочинил и кровью написал соглашение с демоном Барроном, в котором обязался приносить последнему кровавые жертвы за три дара: всеведения, богатства и власти. Свидетелю неизвестно, получил ли обвиняемый эти дары, но жертвы он приносил: сначала пробовал откупиться курицей, но по требованию Баррона перешел на детей. Жиль де Силле подробно рассказал о сексуальном поведении своего бывшего патрона — чудовищных надругательствах над несовершеннолетними обоего пола. Кроме того, подтвердил, что барон участвовал в алхимических экспериментах, отдавая себе отчет в их греховности, и, таким образом, впал в ересь. О пропавших детишках свидетельствовали их родители. Кое-кто из них заявлял, что последний раз видел своих детей, когда отправлял их во владения барона де Рэ — просить милостыню. Наконец, Гриар и Корийо дали самые жуткие показания, будто маршал коллекционировал человеческие головы, которые хранились в особой темнице замка, а также о том, что, почувствовав опасность ареста, маршал лично приказал им эти головы уничтожить (показание особенно важное, ввиду того что при многочисленных обысках во владениях маршала ничего подозрительного найдено не было). Печать Зла Как же возникла связь между реально существовавшим бароном Жилем де Рэ и литературным персонажем Синей Бородой? И почему «борода» именно «синяя»? Известно, что, собирая бретонские легенды, Шарль Перро, в частности, записал такую: мимо замка Жиля де Рэ ехали граф Одон де Тремеак и его невеста Бланш де Лерминьер. Барон пригласил их на обед. Но когда гости уже собрались уезжать, он приказал бросить графа в каменный мешок, а испуганной Бланш предложил стать его женой. Та отказалась. Тогда он повел ее в церковь и стал пылко клясться, что в случае согласия «навсегда отдаст ей душу и тело». Бланш согласилась — и в тот же миг превратилась в Дьявола синего цвета. Дьявол засмеялся и сказал барону: «Теперь ты в моей власти». Он сделал знак — и борода Жиля тоже стала синей. «Теперь ты не будешь Жилем де Лавалем, — прогрохотал Сатана. — Тебя будут звать Синяя Борода!» Вот вам и соединение двух сюжетных линий: в фольклорном сознании якобы замученные дети превратились в жен, а «печатью нечистой силы» стал цвет бороды. Конечно же, обросло предание и топографическими признаками: буквально все разрушенные замки близ Нанта и в долине Луары ко времени Перро приписывались Жилю де Рэ, а в Тиффоже за пару монет показывали комнату, где он резал то ли маленьких ребят, то ли женщин. Вынужденное признание Какими бы крепкими нервами ни обладал бывалый полководец, наверняка он испытал потрясение. Тем большее уважение вызывает то невозмутимое спокойствие, с которым он продолжал твердить о своей невиновности и требовать адвоката. Видя, что никто и не думает слушать его, он заявил, что лучше пойдет на виселицу, чем будет присутствовать в суде, где все обвинения лживы, а судьи — злодеи. Такого, в свою очередь, не могли стерпеть «злодеи»: епископ Нантский немедленно отлучил обвиняемого от церкви, а 19 октября суд постановил пытать его, дабы «побудить прекратить гнусное запирательство». Жиля де Монморанси-Лаваля, барона де Рэ, растянули на так называемой лестнице. Этот способ пытки, самый популярный в тогдашней Франции, заключался в том, что жертву, привязав за руки и за ноги, растягивали на горизонтальной решетке, как на дыбе. Под пыткой мужественный маршал быстро раскаялся в былом упорстве и пообещал впредь быть сговорчивее. Для начала он преклонил колени перед епископом, смиренно просил его снять отлучение, а позже начал давать показания и мало-помалу «сознался» во всем. Для полной «капитуляции» перед судом, правда, потребовались новые пытки, 21 октября, но уж после них Жиль де Рэ публично согласился и с тем, что «наслаждался пороком», и подробно описал свои любимые способы убийства и собственные ощущения при этом. Барон сам назвал число замученных им детей — 800 (таким образом, он должен был умерщвлять по одному ребенку в неделю последние 15 лет!). Но суд благоразумно посчитал, что довольно будет и 150. 25 октября епископ Нантский повторно «исторг Жиля де Рэ из лона Церкви Христовой» за «столь тяжкие прегрешения против догматов веры и законов человеческих, что невозможно человеку и вообразить их». В тот же день «грешника», естественно, приговорили к костру — вместе с его «словоохотливыми» сообщниками. В качестве акта особой гуманности (все-таки речь шла о маршале Франции) в случае покаяния и примирения с церковью Жилю де Рэ обещали не сжигать его живьем, а предварительно задушить. Маршал предпочел примириться с церковью на этих относительно гуманных условиях и был казнен со своими сообщниками на следующий день. Среди друзей-родственников казненного маршала не нашлось ни одного, кто бы рискнул защищать его имя и честь. Прошло несколько столетий, прежде чем некоторые историки стали указывать на разного рода изъяны и нестыковки обвинений в процессе над героем Столетней войны. Сомнителен уж сам факт совершения инкриминированных ему деяний. Во всяком случае, оговор его специально подготовленными свидетелями представляется весьма вероятным, а признания под пыткой недорогого стоят. Кроме того, подозрения вызывает и такой факт: самые одиозные персонажи процесса, вроде колдуна Франческо Прелати, подверглись всего лишь заключению (из которого он, кстати, скоро и легко бежал). Возможно, оговорили де Рэ по почину короля, испытывавшего сильную неприязнь к своему бывшему другу: он был уверен, что Жиль поддерживает опального дофина Людовика, а главное, Карлу очень не хотелось возвращать маршалу огромный долг. Только в 1992 году французские ученые добились исторической справедливости — организовали новый «посмертный суд» в сенате Французской Республики. Тщательно изучив документы из архивов инквизиции, трибунал из нескольких парламентариев, политиков и историков-экспертов маршала полностью оправдал. Источник: Вокруг света Автор: Сергей Нечаев

«Почти всякое государство видит в своем подданном либо раба, либо – врага»

Иосиф Бродский. «Писатель — одинокий путешественник» (Письмо в «Нью-Йорк Таймс») Уважаемый господин Издатель, оглянувшись на стены родного Содома, жена Лота, как известно, превратилась в соляной столб. Поэтому среди чувств, которые я испытываю, берясь сейчас за перо, присутствует некоторый страх, усугубляющийся еще и полной неизвестностью, которая открывается при взгляде вперед. Можно даже предположить, что не столько тоска по дому, сколько страх перед неведомым будущим заставили вышеупомянутую жену сделать то, что ей было заповедано. Мне оглядываться не запрещено. Больше того, я имею возможность оглянуться в довольно комфортабельных условиях и зафиксировать открывшуюся картину на бумаге, в данном случае на страницах, любезно предоставленных мне газетой «Нью-Йорк Таймс». Но я не вполне убежден, что изображаемая мной картина удовлетворит всех ее, картины, зрителей. Что ж, в свое оправдание я могу только сказать, что, хотя «большое» — как писал один русский поэт — «видится на расстояньи», на таком расстоянии от объекта, как нынешнее, кое-что становится уже расплывчатым, и речь идет уже не о точке зрения , но о самом зрении. Надеюсь, что мое зрение мне не изменяет, но я хочу подчеркнуть, что это мое, собственное, зрение, и если я вижу или не вижу что-то из того, что видят или не видят другие, то это следует считать не пороком зрения, но его частным качеством. Я не претендую на объективность, мне даже представляется, что объективность есть некий сорт слепоты, когда задний план и передний решительно ничем друг от друга не отличаются. В конце концов, я полагаюсь на добрые нравы свободной печати, хотя свобода слова, как и всякая благоприобретенная, а не завоеванная свобода, имеет свои теневые стороны. Ибо свобода во втором поколении обладает достоинством скорее наследственным, чем личным. Аристократия, но обедневшая. Это та свобода слова, которая порождает инфляцию слова. Тут, конечно, есть и свои плюсы. Такая свобода, во всяком случае, дает возможность взглянуть на вещь со всех возможных точек зрения, включая и абсолютно идиотическую. Решение, которое мы примем, таким образом гарантировано от каких-либо упущений. Но чем больше обстоятельств и точек зрения мы учитываем, тем труднее нам это решение принять. Дополнительные реалии, как и дополнительные фикции, возникающие при инфляции слова, засоряют наш мозг и, начиная жить собственной жизнью, зачастую затмевают подлинное положение вещей. В результате возникает не свобода, но зависимость от слова. Соляному столбу, впрочем, обе эти вещи — рабство или свобода — не угрожают. Я покинул Россию не по собственной воле. Почему все это случилось — ответить трудно. Может быть, благодаря моим сочинениям — хотя в них не было никакой «contra». Впрочем, вероятно, не было и «pro». Было, мягко говоря, нечто совершенно иное. Может быть, потому что почти всякое государство видит в своем подданном либо раба, либо — врага. Причина мне неясна. Я знаю, как это произошло физически, но не берусь гадать, кто и что за этим стоит. Решения такого сорта принимаются, как я понимаю, в сферах довольно высоких, почти серафических. Так что слышен только легкий звон крыльев. Я не хочу об этом думать . Ибо все равно, по правильному пути пойдут мои догадки или нет, это мне ничего не даст. Официальные сферы вообще плохой адрес для человеческих мыслей. Время тратить на это жалко, ибо оно дается только один раз. Мне предложили уехать, и я это предложение принял. В России таких предложений не делают. Если их делают, они означают только одно. Я не думаю, что кто бы то ни было может прийти в восторг, когда его выкидывают из родного дома. Даже те, кто уходят сами. Но независимо от того, каким образом ты его покидаешь, дом не перестает быть родным. Как бы ты в нем — хорошо или плохо — ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дегтем. Россия — это мой дом, я прожил в нем всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и ее народу. И — главное — ее языку. Язык, как я писал уже однажды, вещь более древняя и более неизбежная, чем любая государственность, и он странным образом избавляет писателя от многих социальных фикций. Я испытываю сейчас довольно странное чувство, делая язык объектом своих рассуждений, глядя на него со стороны, ибо именно он обусловил мой несколько отстраненный взгляд на среду, социум, то есть то качество зрения, о котором я говорил выше. Разумеется, язык сам испытывает некоторое давление со стороны среды, социума, но он — чрезвычайно устойчивая вещь; ибо, если бы язык, литература зависели бы от внешних факторов, у нас давным-давно не осталось бы ничего, кроме алфавита. И для писателя существует только один вид патриотизма: по отношению к языку. Мера писательского патриотизма выражается тем, как он пишет на языке народа, среди которого он живет. Плохая литература, например, является формой предательства. Во всяком случае, язык нельзя презирать, нельзя быть на него в обиде, невозможно его обвинять. И я могу сказать, что я никогда не был в обиде на свое отечество. Не в обиде и сейчас. Со мной там происходило много плохого, но ничуть не меньше — хорошего. Россия — великая страна, и все ее пороки и добродетели величию этому более или менее пропорциональны. В любом случае, размер их таков, что индивидуальная реакция адекватной быть не может. Ибо, если, например, вспомнить всех загубленных в сталинских лагерях и тюрьмах — не только художников, но и простолюдинов, — если вспомнить эти миллионы мертвых душ — то где взять адекватные чувства? Разве ваш личный гнев, или горе, или смятение могут быть адекватны этой сводящей с ума цифре? Даже если вы их растянете во времени, даже если станете их сознательно культивировать. Возможности сострадания чрезвычайно ограничены, они сильно уступают возможностям зла. Я не верю в спасителей человечества, не верю в конгрессы, не верю в резолюции, осуждающие зверства. Это всего лишь сотрясение эфира, всего лишь форма уклонения от личной ответственности, от чувства, что ты жив, а они мертвы. Это всего лишь оборотная сторона забвения, наиболее комфортабельная форма той же болезни: амнезии. Почему тогда не устроить конгресса памяти жертв инквизиции, Столетней войны, Крестовых походов? Или они мертвы как-нибудь иначе? Уж если устраивать съезды и принимать резолюции, то первая, которую мы должны принять, это резолюция, что мы все — негодяи, что в каждом из нас сидит убийца, что только случайные обстоятельства избавляют нас, сидящих в этом гипотетическом зале, от разделения на убийц и на их жертв. Что следовало бы сделать в первую очередь, так это переписать все учебники истории в том смысле, что выкинуть оттуда всех героев, полководцев, вождей и прочих. Первое, что надо написать в учебнике, — что человек радикально плох. Вместо этого школьники во всех частях света заучивают даты и места исторических сражений и запоминают имена генералов. Пороховой дым превращается в дымку истории и скрывает от нас безымянные и бесчисленные трупы. Мы усматриваем в истории философию и логику. Что ж, вполне логично, что и наши тела исчезнут, заслоненные тем или иным — скорее всего, радиоактивным — облаком. Я не верю в политические движения, я верю в личное движение, в движение души, когда человек, взглянувши на себя, устыдится настолько, что попытается заняться какими-нибудь переменами: в себе самом, а не снаружи. Вместо этого нам предлагается дешевый и крайне опасный суррогат внутренней человеческой тенденции к переменам: политическое движение, то или иное. Опасный более психологически, нежели физически. Ибо всякое политическое движение есть форма уклонения от личной ответственности за происходящее. Ибо человек, борющийся в экстерьере со Злом, автоматически отождествляет себя с Добром, начинает считать себя носителем Добра. Это всего лишь форма самооправдания, self-comfort, и в России она распространена ничуть не меньше, чем где бы то ни было, может быть, несколько на иной лад, ибо там она имеет больше физических оснований, более детерминирована в прямом смысле. Коммунальность в сфере идей, как правило, ни к чему особенно хорошему еще не приводила. Даже в сфере идей очень высоких: вспомним Лютера. Что же говорить о идеях чисто политических! «Мир плох, надо его изменить. Таким-то и таким-то образом». Мир как раз неплох, можно даже сказать, что мир хорош. Что правда, так это то, что он испорчен обитателями. И если нужно что-то менять, то не детали пейзажа, но самих себя. В политических движениях дурно то, что они уходят слишком далеко от своего источника; что их следствия подчас так уродуют мир , что его и впрямь можно признать плохим, чисто визуально; что они направляют человеческую мысль в тупик. Напряжение политических страстей прямо пропорционально расстоянию от источника проблемы. Все мы ведем себя в жизни таким образом, как будто кто-то когда-то где-то сказал нам, что жизнь будет хорошей, что мы можем рассчитывать на гармонию, на Рай на земле. Я хочу сказать, что для души — для человеческой души — есть нечто оскорбительное в проповеди Рая на земле. И нет ничего хуже для человеческого сознания замены метафизических категорий категориями прагматическими, этическими и социальными. Но даже оставаясь на уровне прагматическом, если мы постараемся вспомнить, кто и когда говорил нам что-либо подобное, то в нашем сознании всплывут либо родители в тот момент, когда мы больны и лежим в постели, нянюшка, учительница в школе, газетный заголовок или просто реклама газировки. На самом деле если кто и говорил что-то человеку, так это Господь Бог — Адаму о том, как он будет зарабатывать свой хлеб и чем будут для него дни и ночи. И это больше похоже на правду, и надо еще благодарить Творца за то, что время от времени Он дает нам передышку. Жизнь — так, как она есть, — не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом. Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтоб остаться добрым в царстве Зла, а не стать самому его, Зла, носителем. Условия жизни на земле чрезвычайно быстро усложнились, и человек, не будучи, видимо, к столь стремительной перемене достаточно — даже биологически — подготовлен, сейчас расположен более к истерике, чем к нормальному мужеству. Но если уж не к вере, то именно к этому и следует его призывать — к личному мужеству, а не к надежде, что кто-то (другой режим, другой президент) облегчит его задачу. В этом я вижу одну из задач литературы, может быть, даже — главную: дать человеку подлинный масштаб происходящего. Что касается средств, то они всегда индивидуальны, у каждого писателя они другие. Я думаю, что русская литература всегда решала эту задачу более успешно, чем русская политическая мысль, и, как русский литератор, я смею думать, что не слишком выпадаю из традиции. Со всеми вытекающими последствиями. Роберт Фрост сказал однажды: «Сказать о себе, что ты поэт, это все равно, что сказать о себе, что ты — хороший человек». Мне не очень удобно называть себя писателем, ибо писатель ассоциируется с прозой, а я прозы не писал. Я — литератор: это более нейтрально. Во всяком случае я скорее частное лицо, чем политическая фигура. Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре. Я не собираюсь объяснять urbi et orbi, что такое Россия, не собираюсь никому «открывать глаза». Я не репрезентативен, и я не журналист, не ньюзмен. У меня нет материала для сенсаций. Я и вообще думаю, что сенсаций на свете не существует. Если что-то происходит противу ожиданий, то это только следствие нашей недальновидности. Кроме того, я просто не хочу создавать дополнительные реальности. Вообще говоря, я не полностью разделяю современную точку зрения насчет того, что страны должны больше знать друг о друге. Как сказал Роберт Фрост: «Сосед хорош, когда забор хороший». Примерно так и в таком духе и должен высказываться поэт. По причинам, которые перечислять было бы слишком долго, церковь, образование, правосудие и некоторые другие социальные институции в России всегда находились в состоянии крайне неудовлетворительном и со своими обязанностями не справлялись. И случилось так, что литературе пришлось взять на себя многие из этих функций. Это ситуация, насколько я понимаю, уникальная. Литература взяла на себя так называемую «учительскую» роль. Она стала средоточием духовной жизни народа, арбитром его нравственного облика. Со временем эта тенденция — учить и судить — превратилась в традицию. Подобная традиция таит в себе для писателя не только преимущества, но и серьезные опасности. Из XIX века в сознание русского читателя по инерции перешло представление о том, что у нас — великая литература. И мы более или менее автоматически стали выдавать желаемое за сущее. На протяжении полувека в ранг великих писателей официально и неофициально было возведено не менее дюжины авторов, чье творчество по тем или иным причинам оказывалось в центре общественного внимания. Но великим писателем является тот писатель, который привносит в мир новую духовную идею. Как, например, Достоевский, сказавший, что в человеке две бездны — Зла и Добра, и что человек не выбирает между ними, но мечется, как маятник. Или — Мелвилл, сказавший, что в поединке Добра со Злом победителя не существует: они взаимно уничтожают друг друга, что воспринимается как трагедия гибели двух высших человеческих категорий, вернее — трагедия человека в качестве зрителя этой гибели. В этом смысле в русской литературе ХХ века ничего особенного не происходило, кроме, пожалуй, одного романа и двух повестей Андрея Платонова, кончившего свои дни, подметая улицы. Все остальное представляет интерес скорее историографический — а для западного читателя — почти этнографический. Это литература, характеризующаяся гурманством стиля или остротой социального наблюдения, иногда и тем и другимвместе, но в вышеуказанном смысле эту литературу великой назвать нельзя. Первой из опасностей, возникающих при отождествлении писателем себя с «учительской традицией», является возникающее почти автоматически ощущение своей априорной правоты и интеллектуальной неподсудности. Если у писателя хватает внутренней трезвости, он выдерживает свои идеи некоторое время под спудом. Если не хватает — он начинает вещать. Ибо — в результате проводившейся десятилетиями политики духовной кастрации — мы все — интеллигенты в первом поколении, и наши идеи (не говоря уже о стиле) обладают для нас почти гипнотическим обаянием первородства. Отсутствие сколько-нибудь серьезного критицизма, проводящегося топографически сверху, но в квалификационном отношении снизу, довершает дело. Хуже всего то, что большинство тезисов и, главное, антитез, содержащихся в современной советской литературе, детерминировано официальной точкой зрения. Это отрицание, находящееся на том же самом уровне, что и утверждение. Если же этот уровень хоть на миллиметр преодолевается, то раздается такой гром аплодисментов — пусть и неофициальных, — который начисто заглушает голос Музы. Ко всему этому следует прибавить психологию подвижничества, резистанса, ибо условия, в которых приходится работать, никак нельзя назвать идеальными; тут и система редакторов, и цензура, и довольно удушливый климат официального позитивизма. Кроме того, существует и просто конкуренция коллег, конкуренция эстаблишмента, стоящего у кормушки и совершенно не желающего тесниться. Не следует думать, будто молчание или кошмарные судьбы лучших писателей нашего времени — результат чистого политического террора. Это также и результат конкуренции; ибо репрессии против того или иного писателя редко происходят без гласной или безгласной санкции его коллег. Так, судьбу М. М. Зощенко во многом определило пожатие плечами В. Катаева. Если учесть эти телодвижения, регулярные тематические партинструктажи, негласный геноцид или просто антисемитизм, закулисную грызню и бешеное желание каждого главного редактора сохранить место, математически беспредельные сроки оттяжек и прочее, то, конечно, мужеству людей, посвятивших себя литературе, нельзя не подивиться, а им самим — нельзя не уважать себя. Сказанное относится, главным образом, к положению в прозе, как в рамках, так и вне рамок Союза писателей. Вполне возможно, что картина, набросанная мной, не полна или неверна в деталях, но общий вид примерно таков. Я не был членом Союза писателей и не испытывал сколько-нибудь сильного желания им стать. Не из обскурантизма и не из-за высоких принципов, но потому что меня вполне устраивали те условия работы, в которых я находился, потому что сама работа отнимала довольно много времени и душевной энергии, и жалко было тратить остававшееся на хитросплетения внутреннеполитической жизни литературного мира. Я был членом профсоюза литераторов при Министерстве культуры, и профсоюзный билет более или менее ограждал меня от неприятностей, возможных для человека, не имеющего штампа с места работы в паспорте. Источником моего существования служили переводы, и в этой области я не испытывал никакого остракизма: работы всегда было слишком много — так много, что порой она мешала заниматься собственными делами, то есть сочинительством. Я зарабатывал около ста рублей в месяц, и этого для меня было достаточно. Меня мало беспокоило, что стихи мои не печатаются. Прежде всего потому, что поэзия — это скорее подход к вещам, к жизни, а не типографская продукция. Разумеется, мне бывало приятно, когда мои стихи печатались, но мне гораздо интереснее было просто писать их и думать то, что я думал. Я не очень люблю параллели между видами искусства, но хочу сказать, что художнику приятней работать над картиной, чем слышать то, что ему о ней, вывешенной, говорят. Пусть даже и знатоки. Работа сама по себе куда интереснее, чем судьба продукта, в этом я расхожусь с Марксом. Как, в конце концов, можно представить себе торжество художника, особенно поэта? В чем оно должно выражаться? Цветы, прожекторы, поцелуй кинозвезды? Я думаю, что торжеством Фроста было не присутствие на инаугурационной церемонии Джона Кеннеди, но день, когда он поставил точку в стихотворении «West-Running Brook». Ибо у искусства нет внешнего измерения. Оно всегда индивидуально: в момент созидания — художником, в момент потребления (восприятия) — зрителем. Оно не нуждается в посредниках и даже когда труд окончен, чуждо автору. Автору можно сказать спасибо, но можно и не говорить: максимум — созидание, а не награда за него. Я любил заниматься своим делом, и если за это даже приходилось расплачиваться кое-какими неприятностями — что ж, я всегда был более или менее готов. Готов и сейчас. Разница между положением писателя на Востоке и на Западе, по сути дела, не слишком велика. И там, и здесь он пытается прошибить лбом довольно толстую стену. В первом случае стена реагирует на малейшее головы к ней прикосновение таким образом, что это угрожает физическому состоянию писателя. Во втором — стена хранит молчание, и это угрожает состоянию психическому. Я, правду сказать, не знаю, что страшнее. Хуже всего, когда имеет место сочетание, а для многих из нас оно существовало. Говоря «нас», я имею в виду большую группу литераторов послевоенного поколения, точнее — так называемое «поколение 56-го года». Это поколение, для которого первым криком жизни было Венгерское восстание. Боль, шок, горе, стыд за собственное бессилие — не знаю, как назвать этот комплекс чувств, которые тогда мы испытали и с которых началась наша сознательная жизнь. Ничего подобного мы уже больше не испытывали, даже в августе 1968-го. Это была трагедия не только политического свойства: как и всякая настоящая трагедия, она носила еще и метафизический характер. Мы довольно быстро поняли, что дело не в политике, но в миропорядке, и — каждый по-своему — миропорядок этот стали исследовать. Так возникла наша литература, судьба которой оформила характер и наших личных судеб. С течением времени местоимение «мы» распалось и превратилось в скромную цифру нескольких сильных «я». И каждое из этих «я» пошло своим длинным, извилистым и, во всяком случае, очень тяжелым путем к собственной реализации. Каждое «я» прошло через поиски собственного стиля, собственной философии, через сомнение в своих силах и через сознание собственной значительности, через личные трагедии и через искус капитуляции. Одни приняли статус-кво, другие сели в сумасшедший дом, третьи занялись литературной поденщиной, четвертые ударились в мистицизм, пятые замкнулись в самих себе, в башне из херовой кости. Осталось несколько человек, благодаря душевной твердости которых, сейчас, сидя за тридевять земель от них, я чувствую, что за литературу на русском языке можно быть более или менее спокойным. Я не называю их имен не только по соображениям их безопасности, но также и потому, что не вижу смысла называть их здесь, если они почти что безымянны дома. Потому что литература не есть сфера журналистики. Потому что не хочу, чтобы скорые на руку ньюзмены зачислили их в диссиденты, в оппозиционеры, в борцы. Они ими не являются, они являются писателями. Необъясним и отвратителен газетный истерический взгляд на литературу. Не парадокс ли, что журналист пишет о писателе? Информация о литературе — что это такое? Зачем тогда собственно литература? Нужны книги, а не статьи «о». Ныне уже существует огромная культура «о», затмевающая самые объекты. Пар на крышке кастрюли, где кипит суп, голода не утоляет. Я приехал в Америку и буду здесь жить. Надеюсь, что смогу заниматься своим делом, то есть сочинительством, как и прежде. Я увидел новую землю, но не новое небо. Разумеется, будущее внушает бульшие опасения, чем когда бы то ни было. Ибо если прежде я не мог писать, это объяснялось обстоятельствами скорее внутренними, чем внешними. Сомнения, которые овладевали мною и приводили время от времени к молчанию, я думаю, знакомы каждому сколько-нибудь серьезному литератору. Это скверное время, когда кажется, что все, что ты мог сделать, сделано, что больше нечего сказать, что ты исчерпал себя, что хорошо знаешь цену своим приемам; что твоя литература лучше, чем ты сам. В результате наступает некоторый паралич. От сомнений такого рода я не буду избавлен и в будущем, я это знаю. И более или менее к этому готов, ибо, мне кажется, знаю, как с этим бороться. Но я предвижу и другие поводы для паралича: наличие иной языковой среды. Я не думаю, что это может разрушить сознание, но мешать его работе — может. Даже не наличие новой, но отсутствие старой. Для того чтобы писать на языке хорошо, надо слышать его — в пивных, в трамваях, в гастрономе. Как с этим бороться, я еще не придумал. Но надеюсь, что язык путешествует вместе с человеком. И надеюсь, что доставлю русский язык в то место, куда прибуду сам. На все, в конце концов, воля Божья. Перефразируя одного немецкого писателя, оказавшегося тридцать пять лет назад в похожей ситуации: «Die Russische Dichtung ist da wo ich bin». В общем, предыдущая жизнь, жизнь дома, кажется мне сейчас более комфортабельной в психическом смысле, нежели предстоящая. Большинство обстоятельств, с которыми приходилось бороться, были физическими, материальными. Физическому давлению, сколь бы высокий характер оно ни носило, сопротивляться все-таки легче. Этому можно научиться, в этом можно даже достичь известного артистизма. Думаю, что я его достиг. Это всего лишь наука игнорировать реальность. Надеюсь, что мои познания в этой сфере мне помогут — в той мере, в какой это необходимо, чтобы писать на родном языке, каковое занятие, казавшееся мне прежде моим личным делом, я считаю теперь моим личным долгом. Что касается давления психического, то тут никто за себя ручаться не может, но надеюсь, что иммунитет все-таки выработается. Писатель — одинокий путешественник, и ему никто не помощник. Общество всегда — более или менее — враг. И когда оно его отвергает, и когда принимает. Во всяком случае, и то и другое оно делает в грубой форме. И не только в силу своего личного, но и в силу видимого мной окружающего опыта, я все больше и больше убеждаюсь в правоте Святого Павла, назвавшего землю «юдолью плача». Человек, как слагаемое, от перестановки ничего не выигрывает. Трагедию можно обменять только на трагедию. Это старая истина. Единственное, что делает ее современной, это ощущение абсурда при виде ее — трагедии — героев. Так же, как и при виде ее зрителей. Иосиф Бродский, 1972 Эссе было написано по-русски по просьбе газеты «The New York Times» в 1972 году и опубликовано в переводе Карла Проффера (Carl Proffer) в воскресном приложении к ней: «Say Poet Brodsky, Ex of the Soviet Union: „A Writer is a Lonely Traveller, and No One is His Helper“» («The New York Times Magazine», 1 October 1972. P 11, 78-79, 82-84, 86-87). Машинопись русского текста сохранилась в нью-йоркском архиве поэта; он был впервые опубликован в журнале «Звезда» (2000. № 5. С. 3-9).

Фридрих II, или Уставший король

Прусский король Фридрих II, беседуя однажды с великим французским просветителем Даламбером, одним из авторов «Энциклопедии», спросил его, видел ли тот короля Франции. Даламбер ответил утвердительно: — Да, государь. Я преподнес ему речь, произнесенную мною при вступлении в Академию. Король поинтересовался: — И что же он вам сказал? — Государь, он не стал со мной разговаривать, — ответил Даламбер. Фридрих удивился: — С кем же он тогда говорит? *** На заседании Берлинской академии наук Фридрих II как-то задал своим ученым такой вопрос: «Почему бокалы с шампанским издают более чистый и приятный звук, чем бокалы с бургундским?» Председатель академии встал и с поклоном ответил королю: «При том содержании, которое им назначено вашим величеством, ваши ученые, к сожалению, не имеют возможности ставить подобные эксперименты». *** Однажды кучер Фридриха II по неловкости опрокинул коляску, и король страшно разгневался на него. Кучер невозмутимо заметил: «Велика беда! С кем такого не бывает! Разве вам не случалось проигрывать сражения?» *** Накануне битвы при Росбахе в 1757 году Фридрих II заявил, что в случае поражения уедет в Венецию и сделается врачом. Один из его приближенных офицеров, Карл-Теофил Гишар, немедленно отозвался на это: «Вот прирожденный человекоубийца!» *** Как-то Фридрих II посетил городскую тюрьму Берлина. Заключённые один за другим припадали к королевским стопам, сетовали на злую судьбу и клялись в своей невиновности. Лишь один скромно стоял в стороне, не прося короля о помиловании. — Ну, а ты, — обратился к нему король, — ты тоже попал сюда по ошибке? — Нет, ваше величество, я несу заслуженное наказание. Я осужден за вооружённое ограбление. — Эй, стража! — вскричал монарх. — Немедленно выгнать отсюда этого бандита, чтобы он не портил своим присутствием общество честных людей! *** Когда принц Генрих, брат Фридриха II, прибыл в Невшатель, городские власти, представляясь принцу, сказали ему, что невшательцы обожают прусского короля. «Еще бы! — ответил принц. — Как подданным не любить монарха, если он живет за триста лье от них!» *** «Повинуйтесь», — неустанно повторял своим подданным Фридрих Великий. А умирая, вздохнул: «Я устал управлять рабами». Источник: Забытые Истории. Блог Сергея Цветкова