Выберите предмет и узнайте о своём эмоциональном состоянии

Наше подсознание хранит в себе много тайн. Оно может дать подсказку о том, что же нас тревожит в данный момент и чего бы нам хотелось. Предлагаем вашему вниманию очень интересный тест, который используют многие психологи, чтобы определить эмоциональное состояние человека. Представьте, что вы оказались в подвальной комнате. Здесь скоплено очень много разных вещей. Осмотритесь вокруг. Что первое вам бросилось в глаза? Быть может, вы хотите избавиться от этого предмета? Итак, нажмите на картинку и выберите предмет! Результат ниже. Качели Они символизируют эротическую игру. Это эротические фантазии, но они также показывают определенную одержимость. Кукла Она символизирует собой связь с детством. Вам трудно взрослеть, вы стараетесь выглядеть моложе своих лет. Открытая банка краски Символизирует вашу потребность дать волю эмоциям и отстаивать своё мнение. Закрытая банка краски Символизирует вашу накопившуюся агрессию, тревогу и незащищенность, которую вы скрываете от окружающих. Ваша замкнутость мешает вам налаживать отношения с другими людьми. Велосипед Он символизирует ваш внутренний баланс и ваше желание исследовать что-то новое: окружение, новые ценности и стремление к переменам. Корзина яблок Он символизирует знание, мудрость, достижение личной цели и ваше счастье. Гвозди Они символизируют насилие по отношению к себе и другим. Этот объект показывает эмоциональную ситуацию и изменённую психологию восприятия. Шлем Он символизирует мужество и дух воина, а также импульсивность и неспособность принимать решения. Книги Символизируют стремление к знаниям, но если они опущены в подвал, это может демонстрировать потерянный смысл существования. Молоток Он символизирует насилие и стремление достичь чего-то силой. Это насилие может быть направлено на внешний объект или предмет, который вызывает или может выявить определенный конфликт с самим собой. Маски Они символизируют эмоции, с которыми мы относимся к другим, как положительные, так и отрицательные. Картина Она символизирует стабильность и ясность в наших делах, показывает, что вы ищете видение себя и других. Колесо Оно символизирует связь между нашим окружением и нашей близостью. Единственный негативный момент — те, кто выбирает этот объект, движутся по замкнутому кругу и ничего не хотят менять в своей жизни. Колбасы Символизируют тесную связь с вашим физическим состоянием. Обычно выбирают те, у кого есть скрытые проблемы со здоровьем. Решётка Символ замкнутости и одиночества. Этот объект показывает, что вы проходите через период депрессии и тревоги, и вам очень тяжело собраться. Лестница Она символизирует стремление подняться вверх, чтобы достичь своей цели. Поскольку перекладины на лестнице сломанные, это показывает, что путь прерывается и, следовательно, вы живёте, балансируя между прошлым и будущим. Ящики Коробки символизируют нашу личность, так как они являются контейнерами, которые предназначены, чтобы скрыть или закрыть что-то внутри. Подумайте, чем они наполнены. Метла Демонстрирует ваше скрытое желание близких отношений и интимной близости с любимым человеком. Сломанный стул Он символизирует период нестабильности, напряженности, стресса и отсутствие отдыха. Разбитое зеркало Зеркало символизирует то, как мы видим себя, но так как оно сломалось, это показывает внутреннюю борьбу, которая делит пополам и заставляет нас чувствовать себя плохо. Щипцы Этот объект отображает состояние угнетения, в котором вы находитесь. Вы чувствуете себя обязанными сделать определенный выбор и принимать определенные решения.

Квадрат Декарта

Это простая техника принятия решений. Ее суть заключается в том, что нужно рассмотреть проблему/ситуацию, ответив на такие 4 вопроса: Что будет, если это произойдет? (Что я получу, плюсы от этого). Что будет, если это не произойдет? (Все останется так, как было, плюсы от неполучения желаемого). Чего НЕ будет, если это произойдет? (Минусы от получения желаемого). Чего НЕ будет, если это НЕ произойдет? (Минусы от неполучения желаемого). С этим вопросом будьте внимательны, потому что мозг захочет проигнорировать двойное отрицание. И ответы могут быть похожи на ответы первого вопроса. Не допускайте этого. Почему эта техника работает? Дело в том, что в ситуации, требующей решения, мы часто зацикливаемся на одной позиции: что будет, если это произойдет? С помощью «квадрата Декарта» можно рассмотреть одну и ту же ситуацию сразу с 4 разных сторон.

Как понять, что ты изменился за год? Чек-лист для проверки себя

Ты стал чаще отказываться от своей правоты, если она не эффективна Есть гениальная фраза: «Пешеход был прав, но мертв». Конечно, всегда очень приятно быть Правым. Это так тешит Эго. Но наша правота в большинстве случаев совсем не эффективна. У есть знакомая, которая уверена: «Талант заложен в каждом человеке с рождения. И нужно его найти». И вот уже 10 лет она в поисках своего таланта, скачет с книжки на книжку, с тренинга на тренинг. И она верит, что она права. А я считаю, что таланта не существует и что нужно просто фигачить в любую сторону. И всё обязательно придет! И парадокс мира в том, что никто не знает, как все устроено на самом деле. Ни у кого нет монополии на истину. Но если твоя оценка «Надо искать свой талант до конца жизни» — неэффективна, то надо легко с ней расставаться. А то можно быть «правой» и нереализованной до конца жизни. Вопрос: А в какие моменты в этом году ты отказывался от того, чтобы «быть правым», потому что это было не эффективно? Ты стал делать выбор, исходя «Мне важно», а не «Я хочу» Недавно мой друг сказал: «Если бы люди делали только то, что хотят, то мы бы все переубивали друг друга и перетрах…в смысле, переспали бы друг с другом». Не знаю, как насчет первого, но, думаю, от второго было бы тяжело отказаться. Есть «Я хочу», а есть «Мне важно». Один мой знакомый стал заниматься регулярно спортом в 35 лет. Он сказал: «У меня только родился сын. И мне важно, чтобы через через 15 лет, когда мне будет 50, а сыну 15,я был в состоянии поиграть с ним в футбол на равных. Я не могу сказать, что я хочу и испытываю кайф каждое утро бегать, когда на улице минус 15 и в лицо летит снег. Но «Мне важно» побеждает «Я хочу». Вопрос: Какие вещи в этом году ты делал, исходя из «Мне важно», а не из «Я хочу»? Ты принял свою «темную» сторону Каждый человек как Луна — у нас есть и светлая, и темная сторона. «Темную» сторону нас учили с детства подавлять. Помните «Будь хорошей девочкой», «Не огорчай маму» и все такое? Но, подавляя свои эмоции и чувства, мы блокируем огромное количество энергии. И самое умное — позволить себе иногда выпускать своих чудовищ погулять. Правда, делать это максимально экологично для себя и других людей. Вопрос: Какие свои темные стороны ты принял в этом году и перестал бороться с ними? Как ты выпускаешь свои «чудовищ» погулять? Тебя не задевают те вещи, которые раньше задевали Недавно я услышала классную мысль о том, что человека обидеть невозможно. Можно только обидеться. «Ся» — это суффикс, полная версия которого «Себя». То есть обидеться — это «обидеть себя». Если мы не уверены в себе, то нас легко «задеть». А те вещи, в которых мы уверены, нас не задевают. Например, если вы скажете очень худому человеку, что он «толстый», его это никак не заденет (если он сам, конечно, так не думает). А если вы скажете матери, которая не уделяет время детям о том, что она «запустила детей», то, скорее всего, ее это заденет. Когда мы меняемся, то те вещи, которые нас раньше задевали, перестают нас трогать. Если вас больше не тревожат слова, которые раньше были неприятными, то поздравляю — вы решили какую-то внутреннюю проблему. Вопрос: Какие слова, которые раньше были неприятными, перестали тебя задевать в этом году? Ты стал смелее Недавно я проводила новогодний вебинар, на котором спросила у присутствующих: «Почему в уходящем году вы не достигли того, чего хотели?». И большинство ответов сводились к простой вещи: «Мне не хотелось рисковать». Риск — широкое понятие. Рисковать можно своей репутацией, своими деньгами, своими привычками. Но кто не рискует, тот…ниже приведу другую трактовку этой фразы. Не так давно я возвращалась из Рима. В самолете встретила девушку Лену. Она была 7 лет замужем за итальянцем. Говорит, не любила его, а просто вышла замуж, потому что «было надо». Детей у них не было. И вот за 30 дней до нашей встречи она познакомилась в социальных сетях с парнем Ваней из деревушки под Ростовом-на-Дону. И ровно за месяц Лена подала на развод, собрала вещи, бросила всё и полетела к своему Ване, ни разу не видев его вживую. Когда я написала об этом в соцсетях, люди начали реагировать по-разному. Кто-то обвинил Лену в том, что у нее поехала крыша и что «нельзя переезжать к человеку, если ты его не видел». Другие Лену поддержали. Но я знаю только одно: в жизни нет гарантий. Возможно, они с Ваней проживут пару лет, а потом Лена снова уедет к итальянцу. А, возможно, они будут счастливы до конца жизни. Когда мы выходили из самолета, Лена сказала: «Я же все понимаю. Со стороны кажется, что я сумасшедшая. Но кто не рискует, тот не только не пьет шампанское, тот вообще ничего не пьет!». Золотые слова, Лена! Как романтично выразил эту мысль канадский хоккеист Уэйн Гретцки: «Из тех бросков, которые ты не сделал, 100% — мимо ворот». Вопрос: А как и чем ты рисковал в этом году? Автор: Лариса Парфентьева

1941 год: реальная история бывает удивительней, чем боевик

Из воспоминаний ветерана войны Сергея Сергеевича, полковника в отставке. Летом 1941 года передовые части немецкой группы армий «Север», преодолев сопротивление частей Красной Армии в Прибалтике, вырвались на оперативный простор. Они двигались в направлении Ленинграда, а останавливать их было нечем. На переброску резервов требовалось время, которое немцы давать командованию Красной Армии не собирались. Встал вопрос. Как хотя бы на несколько дней остановить немецкое наступление для переброски на фронт резервов из тылов Красной Армии? И выход нашли. Неизвестно кто придумал использовать в свою пользу склонность немцев к порядку и Устав Германской армии, но это сработало. В немецкой армии существовал следующий порядок. Командир подразделения действовал согласно полученному приказу. К примеру, командир немецкого батальона имеет приказ занять село Васильевку. Он захватывает Васильевку и здесь останавливает свою часть, не зависимо от того есть перед ним противник или нет. Командир обязан связаться с командованием, получить приказание на дальнейшие действия и только после этого двигаться дальше (или оставаться на месте) согласно приказу. Это не наши. Наши, если наступали, то продвигались вперед пока есть возможность, независимо от приказа. Бывало, к примеру, согласно плану операции наша авиация должна была бомбить Лидиевку. Бомбардировщики уже на взлете, а тут им сообщение: Отбой! Лидиевка уже наша! Досрочно взяли! У немцев при наступлении не так. Все строго по плану и в соответствии с приказами вышестоящего командования. Орднунг ист орднунг (Порядок есть порядок!). Эту черту немецкого характера и решили использовать летом 1941 года. Было принято решение разгромить штаб немецкой армии, чьи части вырвались на оперативный простор. Спецчастей в те дни хаоса, неразберихи, военных поражений под рукой не оказалось. Потому собрали офицеров, кто оказался под рукой. Вооружили их гранатами и автоматическим оружием, что нашлось, посадили на самолет и отправили ночью в тыл к немцам. Где располагался штаб немецкой армии знали точно: разведка установила. Да и немцы в те дни не особенно маскировались. Самоуверенности и презрения к противнику летом 1941 года у них было хоть отбавляй. Охрана штаба также была чисто формальная. Потому, высадившись в нужной точке, наши офицеры утром вышли к штабу и забросали его гранатами. После этого, согласно приказу, уходили парами. В одной из таких пар оказался и Сергей Сергеевич, тогда еще лейтенант. Отмахав километров 20 от разгромленного штаба, присели отдохнуть на лесной полянке: как быть дальше? А проблема была нешуточная. Штабист, который отправлял офицеров на это задание, не сообразил, что нельзя посылать в тыл к немцам людей с документами. А тут. Книжка офицера и партбилет у каждого при себе. И что делать? Идти с ними – либо немцы, либо наши расстреляют. Немцы, как коммунистов и офицеров; наши за то, что шли с полными документами. Что, немцам хотели их передать? Для немецких диверсантов и агентов сохраняли? А закопать и идти без документов? Выйдешь без них – наши обвинять в трусости и расстреляют. И так худо и так. И что делать? Так Сергей Сергеевич сидел с товарищем и обсуждал: как все-таки быть с документами? Неожиданно из ближайших кустов вышел паренек лет 15 и предложил: - Возьмете с собой двух девушек? Их надо вывести к нашим. Достану гражданскую одежду и скажу, как поступить с документами. Офицеры подумали и согласились. Паренек не подвел. Сергей Сергеевич и его товарищ переоделись в гражданское, познакомились с девушками, которых надо было вывести к своим. А с документами поступили следующим образом. Вырвали первые странички с фотографией из книжки офицера и партбилета, аккуратно сложили и спрятали в козырьках фуражек, которые им принес паренек. Прочее уничтожили. Таким образом, наши претензии уже не предъявят. Вышли с документами, непригодными для использования немцами. Все шло хорошо до одной из речушек. Едва успели переправиться, как нарвались на немецкий мотоциклетный патруль: фельдфебеля и двух солдат. Дальше обыск. Это только в кино показывают, что немцы обыскивают и не находят. Нашли. Одежду прощупывали пальцами по сантиметру. Документы офицеров нашли. Спасло то, что недалеко, километра три от них, был мост, через который как раз шли немецкие войска. Потому фельдфебель не стал принимать самостоятельного решения, а пошел к мосту посоветоваться с командованием. Пленных усадили на траву. Немецкие солдаты сели напротив пленных с оружием в руках. Против каждого солдата по офицеру и девушке. Пока фельдфебель был рядом, сидели спокойно. Чем дальше отходил фельдфебель, тем энергичней перемигивались офицеры: терять, мол, нечего; давай нападать! Пока Сергей Сергеевич и его товарищ перемигивались, девушки бросились на немцев. Одна сумела вырвать винтовку из рук солдата и прикладом в голову уложила его на месте. Вторую немец ногой отбросил в сторону. Первая же, вместо того, чтобы снять этого немца выстрелом, принялась добивать своего. В итоге уцелевший немец ее застрелил. Это было последнее, что он успел сделать. На него налетели Сергей Сергеевич и его товарищ и убили. Тут же бросились к мотоциклу. Один заводит, второй за пулемет. Немцы от моста бегут. Выстрел услышали. А девушка в ответ матом, да таким, что Сергей Сергеевич в жизни никогда не слышал. Дали по газам. Только немцы их и видели. На мотоцикле не просто оторвались от немцев, но и весьма быстро добрались до своих. Только за линией фронта, у своих, Сергей Сергеевич и его товарищ узнали, что девушки были сотрудниками советской военной разведки , и что на нижней юбке убитой была записана важная информация. А идея со штабом удалась. Трое суток понадобилось немецкому командованию, чтобы сформировать новый штаб, вместо разгромленного. И эти трое суток все части этой армии стояли на месте, не продвигаясь вперед. Эти три дня затишья позволили нашему командованию подтянуть резервы и сформировать оборонительные рубежи на подступах к Ленинграду.

Подборка блиц-фактов №86

В Глазго есть конная статуя герцога Веллингтона, на голову которого горожане постоянно надевают дорожные конусы. В 2013 году муниципальные власти заявили о том, что работы по снятию конусов обходятся бюджету в 10 тысяч фунтов ежегодно, и обнародовали планы по реставрации памятника, включающие увеличение вдвое высоты постамента. Однако развернувшаяся полемика и петиции с лозунгами «Сохраните конус» вынудили власти отозвать свои намерения. В Великобритании и Ирландии существует множество независимых объединений, которые обобщённо называются «Blood bikes». В них участвуют владеющие мотоциклами волонтёры, помогающие больницам в экстренной транспортировке донорской крови, органов для пересадки и других вещей, необходимых для спасения жизней. Во многих источниках утверждается, что Эрнё Рубик изготовил свой кубик, чтобы помочь своим студентам в Академии искусств и ремёсел лучше понять трёхмерные объекты. Сам Рубик опровергал эту информацию, говоря, что просто увлекался различными пространственными задачами и хотел придумать способ, как заставить части одного объекта двигаться без разваливания всей конструкции. Только собрав прототип из деревянных кубиков, добившись их взаимного скрепления и перемешав цвета, Рубик понял, что восстановление исходного вида куба — само по себе очень интересное занятие. Интересно, что конструктор в первый раз решал эту задачу более месяца, а сегодня победители мировых чемпионатов собирают кубик за считанные секунды. Российская пресса и официальные лица часто приписывают бывшему госсекретарю США Мадлен Олбрайт слова о том, что единоличное обладание Россией Сибирью и её огромными природными ресурсами — несправедливо. Однако ни в одном документальном источнике подобные высказывания Олбрайт не были обнаружены. Самое раннее упоминание об этой «цитате» встречается в интервью Никиты Михалкова в 2005 году. Годом позже один генерал-майор запаса Федеральной службы охраны РФ заявил, что они занимались прослушиванием мыслей западных политиков, и в ходе сеанса «подключения» к Олбрайт засекли такие рассуждения. В начале 1980-х годов сеть ресторанов быстрого питания A&W запустила масштабную рекламную кампанию своего гамбургера. В отличие от похожего сэндвича в 1/4 фунта из McDonald's, гамбургер A&W весил 1/3 фунта и стоил чуть дешевле, а покупатели говорили, что он вкуснее. Несмотря на всё это, кампания провалилась. Позже A&W провела исследование и выявила причину: многие клиенты не понимали истинного значения дробных чисел. Предложение казалось им невыгодным, так как 3 меньше 4. Одной из весовых единиц античности был скрупул, примерно равный 1,14 грамма. Им в основном пользовались для измерения веса серебряных монет. Позже скрупул применялся в аптекарской системе мер. Сегодня он не используется, но сохранился в слове «скрупулёзность», что значит чрезвычайную точность и аккуратность в мелочах. После Дня благодарения в США следует «Чёрная пятница», когда магазины предлагают большие скидки и бьют рекорды продаж. В ситуации, когда довольны и продавцы, и покупатели, кажется странным эпитет «чёрная» — обычно он достаётся дням чрезвычайных событий. Дело в том, что термин запустили в оборот ещё в 1960-х годах полицейские Филадельфии. В этот день сложность их работы возрастала в разы из-за огромных пробок и людских толп. Начиная с 16 века некоторые художники использовали коричневую краску, основой которой были останки забальзамированных древнеегипетских мумий. Особой популярностью этот пигмент пользовался у прерафаэлитов — многие их произведения выполнены в насыщенных коричневых тонах. Спрос на краску породил и предложение от мошенников, которые вымачивали в смоле тела казнённых преступников, обжигали их на солнце и выдавали за подлинные мумии. На тропических островах Индийского и Тихого океанов обитают пальмовые воры — раки, рацион которых состоит в основном из фруктов. Особенно они любят кокосы. Раки предпочитают искать уже упавшие и треснувшие плоды, но могут и сами расколоть твёрдую скорлупу сильными клешнями. А иногда для этой цели пальмовый вор может залезть вместе с кокосом на дерево и ещё раз бросить его на землю. При охоте летучая мышь сканирует пространство вокруг себя сериями ультразвуковых криков, а при обнаружении жертвы издаёт ещё более быструю серию криков для точного определения её местоположения. В этот самый момент другая мышь-конкурент может произвести специальный звук, названный учёными sinFM. Он накладывается на крик первой мыши, от чего та в большинстве случаев промахивается мимо жертвы. Складка кожи между носом и верхней губой называется губной желобок или, по-латински, фильтрум. Именно в этом месте соединяются части лица человека в ходе развития эмбриона на втором-третьем месяце беременности. Для озвучки динозавров в фильме «Парк Юрского периода» Гэри Райдстром записал и смикшировал множество естественных звуков реальных животных. По его признанию, звук общения велоцирапторов друг с другом базируется на криках спаривающихся черепах. Однажды Финеас Тейлор Барнум, крупнейший американский шоумен 19 века, решил, что посетители его «Американского музея» в Нью-Йорке слишком долго разглядывают экспозиции. Он приказал развесить указатели с надписями «This Way to the Egress», что переводится как «Это путь к выходу». Соль была в том, что слово «egress» — довольно редкое, гораздо чаще выход обозначается как «exit». Большинство посетителей думали, что эти таблички ведут к самой интересной выставке, но, следуя по ним, оказывались на улице. С 1943 по 1946 годы болгарским царём был Симеон II, хотя ввиду его малого возраста страной правил регентский совет. После коммунистического переворота его семья эмигрировала в Египет, а затем в Испанию. Спустя десятилетия Симеон вернулся в Болгарию, сформировал партию и выиграл с ней парламентские выборы, став премьер-министром республики в 2001—2005 годах. Причём во время нахождения у власти Симеон добился реституции собственности царской семьи, экспроприированной коммунистами, и стал крупным землевладельцем. Время в каждом часовом поясе обозначается относительно всемирного координированного времени UTC — например, UTC+4:00. Однако у самой этой аббревиатуры нет никакой официальной расшифровки. Международный союз электросвязи принимал данный стандарт в 1970 году и рассматривал варианты CUT (английское Coordinated Universal Time) и TUC (французское Temps Universel Coordonné). Не признав ни один из них подходящим, решили остановиться на нейтральном варианте UTC.

Дети видят — дети повторяют

Короткий ролик о важности примера взрослых в воспитании детей.

Почему мы несчастливы в мире изобилия?

Разбираемся, почему избыток порой хуже недостатка и как кураторство поможет вернуть вкус к жизни. «Хочется есть, но уже почистил зубы» или «Случайно закрыл вкладку в браузере» — вот они, проблемы первого мира. Конечно, на всех них стоит печать иронии. Но в каждой шутке лишь доля шутки: о чём ещё беспокоиться, если больше не нужно раздумывать о безопасном жилище и пропитании? В этом году в Ad Marginem вышла книга британского издателя и писателя Майкла Баскара «Принцип кураторства. Роль выбора в эпоху переизбытка». «Принцип кураторства» предлагает задуматься о любопытном феномене: проблемы людей в благополучных странах действительно стали иными. Если представить себе пирамиду Маслоу, то очевидно, что в XXI веке многие давно перешагнули через низшие ярусы, воспринимая наличие еды и безопасности как должное. Нас интересует самореализация, нам хочется иметь интересную работу, нам важно заниматься только тем, что нам нравится: творчество стало священной коровой эпохи. В мире, где практически каждый получил возможность выражать себя, появилось слишком много всего: ворох фотографий, нагромождение слов, разнообразие товаров… Человечество смогло выстроить механизмы экономики таким образом, чтобы из дефицита мы шагнули в переизбыток. Разделение труда, детище Адама Смита, позволило рабочему изготавливать не 20 булавок в день, а в 200 раз больше. Конвейер сначала устроил дерзкий переворот на заводе Генри Форда, а позже захватил власть и на других производствах. Тейлоризм, как считается, в качестве идеи безнадёжно устарел ещё в середине прошлого века, однако его принципы до сих пор живы в виде KPI и других лайфхаков для оптимизации работы сотрудников. Каждый из этих шагов приближал людей к великой цели — делать быстрее и делать больше. В итоге утопия изобилия стала реальностью, но помогло ли это стать счастливее? Эпидемия вещизма В книге Баскар обращается к разнообразным исследованиям, среди них — «Домашний быт в XXI веке», опубликованное 5 лет назад: исследователи, наблюдая за жизнью тридцати двух американских семей среднего класса, пришли к настораживающим выводам. «В США проживает 4% всех детей мира — и в то же время страна потребляет 40% от всех производимых в мире игрушек». Комнаты буквально усеяны игрушками, они везде: на полу, в комнате родителей, в подвале, который давно превратился в хранилище машинок, мягких зверушек и кукол. Очевидно, что количество вещей уже перевалило за лимит — но что делать, если на Рождество ребёнок ожидает очередной подарок? Места в доме не хватает, но дети хотят больше, и родители от них не отстают в этом желании. Хотя и пребывают в постоянном стрессе: этому способствует нехватка свободного пространства и потребность всё время наводить порядок. «Только 25% гаражей использовалось для автомобилей, в основном же в них хранились вещи». Как бы абсурдно ни звучало, но в просторном гараже среднестатистической американской семьи можно найти что угодно: снегоход, каноэ, газонокосилку... Что угодно, кроме машин, которые припаркованы у дороги. И неважно, что все эти вещи могли быть использованы всего раз в жизни. Продать их, несмотря на всевозможные сервисы, облегчающие хлопоты, психологически не так уж просто. Как только мы хотим избавиться от новой, хотя и не очень нужной вещицы, нас начинают мучить вопросы: а может, она мне ещё пригодится? Не зря же я её когда-то купил! «Несмотря на то, что практически у каждой семьи был просторный обустроенный двор, 50% из них проводили досуг у телевизора». При этом, хотя большую часть свободного времени члены семьи смотрели телепередачи, они всё равно старались освободить себя от приготовления пищи, довольствуясь выпечкой и полуфабрикатами. Такая статистика заставила авторов исследования вынести неутешительный вердикт: американская семья пребывает в состоянии «материального перенасыщения». Причём речь идёт о людях со средним достатком, которые зачастую работают не на одной должности, чтобы покупать вещи, которые уже некуда девать. Конечно, можно сказать, что жителям нашей страны до таких излишеств далеко. Немногие из нас живут в частных домах или имеют отдельный гараж, набитый вещами, — но зато у нас эту функцию выполняет балкон. Да и финансовый уровень не так значим, если в любой момент мы можем снять деньги с кредитки. Сегодня, как отмечает Баскар, нас интересуют не просто вещи: нам важно, чтобы одежда выделяла нас из толпы, подчёркивала статус или стиль. Мы тратим десятки тысяч за дизайнерское пальто не потому, что оно сделано из суперкачественного материала, а потому, что эта покупка помогает нам творчески выразить себя. Покупая Ferrari, вы покупаете не автомобиль, а мечту, а мечта стоит дорого. Но, как бы мы ни стремились потреблять больше, это не приводит нас к счастью. Такой вывод с научной точки зрения впервые сделал американский экономист Р. Истерлин в начале 70-х. Люди в более благополучных странах счастливее людей, живущих в бедных странах, однако рост национального благосостояния не влечёт за собой повышение уровня счастья. Так, за последние 25 лет Россия стала гораздо богаче, но уровень счастья граждан не вырос. Такое утверждение справедливо не только в масштабах страны: однажды наступает период, когда увеличение потребления перестаёт приносить радость — этот феномен получил название «парадокс Истерлина». Переизбыток рано или поздно становится нормой, и пусть пока учёные не смогли определить, когда это «рано или поздно» наступает, факт очевиден. Когда у тебя есть практически всё, изобилие не вызывает восхищения, и мы покупаем уже просто для того, чтобы сохранять однажды достигнутый уровень частоты потребления. Словами Баскара, «чем больше ты потребляешь, тем больше должен потреблять, чтобы оставаться счастливым» — таков принцип гедонистической адаптации. Жизнь в режиме «завал» У нас появляется всё больше вещей — и остаётся всё меньше времени. Практически столетие назад английский экономист Д. Кейнс предсказывал, что в недалёком будущем мы сможем работать не более 15 часов в неделю. Однако недалёкое будущее наступило — и теперь мы, действительно, работаем 15 часов, но только в день. Затраты на медицину, образование и те самые статусные вещи постоянно растут и, чтобы удержаться на «гедонистической беговой дорожке», многие не брезгуют подработками. Журналистка Б. Шульте называет такой образ жизни «завалом» (overwhelmed). В большей степени «завал» знаком матерям-одиночкам, которые должны одновременно быть хорошими мамами, эффективными работниками, личными водителями для детей, домработницами и много кем ещё, доводя себя до «ролевой перегрузки». Это похоже на бег в колесе, который не имеет конца: взвалив на себя множество обязательств однажды, мы уже не можем от них отказаться, а отказываясь, ощущаем вину за то, что не оправдали ожиданий в своих же глазах. Даже не будучи родителем, каждый из нас может попасть в ситуацию overwhelmed: в современном капиталистическом мире идеальный работник — это машина, избавленная от поломок и ошибок, с радостью готовая отправиться во внеплановую командировку и взяться за сверхурочную работу. Хотя, согласно исследованиям, максимальное количество рабочего времени, в течение которого сотрудник может быть по-настоящему продуктивен, по-прежнему не превышает 8 часов. Однако нет смысла обвинять бессердечных работодателей. Занятость стала модным стилем нашего века, свидетельством того, что жизнь насыщенна и интересна. Неудивительно, что многие, пытаясь успеть всё, урезают время сна. Как спастись от переизбытка? Итак, мы работаем на нескольких работах, чтобы обеспечить себе достойный уровень жизни и покупать; купив, мы убираем вещь подальше в шкаф, потому что у нас нет на неё времени. Но далеко не всех устраивает жизнь в режиме overwhelmed. Одних переизбыток подвигает искать спасение в постматериализме: удовлетворённость базовых потребностей позволяет думать о «высоком» — экологии, этике, гражданских свободах. Другие выбирают радикальные пути в духе дауншифтинга или яростных акций протеста против общества потребления. Баскар же предлагает более мягкое, но, впрочем, и более действенное средство — кураторство, «интерфейс современной потребительской экономики». «Кураторство возникает в ответ на перенасыщение. Когда были папирусы и свитки с письменами, нам нечего было курировать» — Л. Флориди, профессор философии и этики информации. «Быть куратором — наблюдать за кем-либо или за чем-либо, отвечать за кого-либо или за что-либо», утверждает словарь. Первая ассоциация к слову «куратор» — художественная выставка. Однако сегодня кураторство выходит за рамки искусства и проникает во все области, нуждающиеся в фильтрации. Книгу Баскара можно назвать справочником по кураторству. В одиннадцати главах, сотнях страницах и тысячах именах писатель рассказывает о происхождении феномена, его видах и последствиях, сопровождая факты историями тех, кто использует курирование в повседневной работе. Курировать можно что угодно. Открывая кофейню, вы курируете сорта кофе: пусть в вашем меню будет не десяток позиций, а всего пять, но зато только у вас можно будет попробовать редчайший копи-лувак. Культовый берлинский клуб Berghain курирует свою аудиторию: жёсткий фейс-контроль позволяет собрать в одном помещении тех людей, которые действительно подходят друг другу по духу и органично вписываются в атмосферу мрачного техно. Нам необходимо курировать информацию. Сегодня нас окружает переизбыток контента: среди новостей много фейков, среди творчества — произведений сомнительного уровня. Баскар замечает, что ежеминутно на YouTube заливается 300 часов видео. Но нам не нужно так много нового — нам нужно лучшее. Наконец, каждый может стать куратором самого себя — например, создавать себе онлайн-репутацию, раздумывая над тем, нужно ли делать перепост записи или настраивать приватность на заметку о начальнике. Кураторство давно стало частью нашей жизни, даже если мы об этом не задумываемся. Мы любим шоу, в которых достойные участники проходят отбор, чтобы победителем стал единственный — лучший из всех. Паблик становится любимым потому, что он курирует контент: в группе с циничными шутками мы хотим видеть только циничные шутки, а не печальные истории о тех, кто попал в сложную ситуацию. Наша эпоха отвергает анархию многообразия, предпочитая упорядоченность: кураторство — это закон авторитетного мнения, которому мы доверяем. Конечно, читая Баскара, невозможно отделаться от сомнений: не уничтожит ли субъективный отбор действительно ценное? Не утратим ли мы важное, навешивая ярлыки? «Определить — значит ограничить», — сказал лорд Генри и, пожалуй, был прав. Однако в мире переизбытка ограничения необходимы, в противном случае количество уничтожит смысл. Источник: Newtonew

10 лучших переводных романов. Номинанты премии «Ясная Поляна» 2018

1. Чимаманда Адичи «Американха» Третий роман нигерийского прозаика Чимаманды Нгози Адичи, уже завоевавшей не одну литературную награду за предыдущие свои книги, - самый масштабный и по времени, и по географии действия, и по диапазону идей и проблем, которые Адичи смогла мастерски и увлекательно охватить. Роман о том, что чувствует образованный человек "второго мира", оказавшись в США или в Лондоне, про то, что ждет его дома, если он решит вернуться. Еще подростками Ифемелу и Обинзе влюбились, и дела им не было до диктатуры в родной стране, до зловещей атмосферы всеобщей подавленности и страха. Но, закончив школу, красавица Ифемелу уехала учиться в Америку, где ее ждал новый мир, полный как радостей, так и незнакомых проблем. Она постепенно осваивается в этой стране, добивается успеха и терпит неудачи, заводит отношения и теряет их, и дом ей кажется все более далеким. Рассудительный Обинзе из профессорской семьи собирался последовать за любимой, но события 11 сентября поставили крест на его планах перебраться в Америку. Он оказывается в Лондоне, где ведет опасную жизнь нелегала. Годы идут, и вот уже Обинзе - богатый человек, живет в родной стране, где его ценят и уважают. А Ифемелу стала успешной журналисткой, ее блог о жизни иммигрантки в Америке чрезвычайно популярен. Казалось бы, у обоих все хорошо, но это только начало… 2. Хан Ган «Вегетарианка» Кроткой и полностью подчиненной своему мужу Ёнхе снятся жестокие, кровавые и тревожные сны, так или иначе связанные с сырым мясом. Она принимает решение стать вегетарианкой, и это приводит в бешенство и мужа, и отца девушки, запуская цепь необратимых событий, имеющих далеко идущие последствия, которые никто из героев не мог даже предположить. В то же время мужа сестры Ёнхе преследует видение - любовная сцена между мужчиной и женщиной, чьи тела сплошь разрисованы цветами. Вскоре он понимает, что в образе мужчины видит себя, а в образе этой женщины может представить только Ёнхе. В романе три части и три рассказчика: муж Ёнхе, муж ее сестры и сама ее сестра. Каждый из них по-своему оценивает происходящее с героиней, но никто уже не может остановить стремительную метаморфозу ее души. 3. Амос Оз «Фима» Фима живет в Иерусалиме, но всю жизнь его не покидает ощущение, что он должен находиться где-то в другом месте. В жизни Фимы хватало и тайных любовных отношений, и нетривиальных идей, в молодости с ним связывали большие надежды - его дебютный сборник стихов стал громким событием. Но Фима предпочитал размышлять об устройстве мира и о том, как и он сам, и его страна затерялись в лабиринтах мироздания. Его всегда снедала тоска - разнообразная, непреходящая. И вот ему уже перевалило за пятый десяток, Фима обитает в ветхой квартирке, борется с бытовыми неурядицами, барахтается в паутине любовных томлений и работает администратором в гинекологическом кабинете. Его любят все, но и выносят с трудом его тоже все. Он тот, кто позволил мечтам и фантазиям победить реальность. Яичница у него всегда подгорает, бутерброд падает вниз вареньем, мертвый таракан читает ему экзистенциальные нотации, а приход маляров видится апокалипсисом. Но в хаосе Фиминой жизни неярко, однако уверенно и стойко мерцает светлячок. Надежды? Любви? Мудрости? Кто знает. Амос Оз выписывает портрет человека и поколения, способных на удивительные мечты, но так в мечтах и застрявших. Это один из самых "русских" романов израильского классика, в котором отчетливо угадываются тени Гоголя и Чехова, а за суетливым Фимой явственно проступает Обломов. 4. Джонатан Фоер «Вот я» Новый роман Фоера ждали более десяти лет. "Вот я" - масштабное эпическое повествование, книга, явно претендующая на звание большого американского романа. Российский читатель обязательно вспомнит всем известную цитату из "Анны Карениной" - "каждая семья несчастлива по-своему". Для героев романа "Вот я", Джейкоба и Джулии, полжизни проживших в браке и родивших трех сыновей, разлад воспринимается не просто как несчастье - как конец света. Частная трагедия усугубляется трагедией глобальной - сильное землетрясение на Ближнем Востоке ведет к нарастанию военного конфликта. Рвется связь времен и связь между людьми — одиночество ощущается с доселе невиданной остротой, каждый оказывается наедине со своими страхами. Отныне героям придется посмотреть на свою жизнь по-новому и увидеть зазор - между жизнью желаемой и жизнью проживаемой. 5. Филипп Майер «Американская ржавчина» Роман о потерянной американской мечте и современном отчаянии, о дружбе и верности, о любви, что вырастает из обломков разрушенной жизни. Филипп Майер разворачивает свою историю на фоне щемяще-прекрасных пейзажей Пенсильвании, в которые вписаны ржавеющие остатки былой индустриальной мощи. Айзек, слывший в школе вундеркиндом, застрял в родном городке из-за отца-инвалида. Его друг Поу, атлет с большим спортивным будущим, также не спешит уезжать. Их словно разъедает ржа, которая поглотила и бывшие сталелитейные заводы, и сам город, и окрестные фермы. Дикая и прекрасная природа шаг за шагом отвоевывает у человека созданный им мир. Друзья все еще уверены, что вырвутся из мира ржавеющих заводов и заброшенных домов - туда, где происходит реальная жизнь. Но роковое происшествие взрывает депрессивную, сонную элегию, в которой пребывают герои, и Айзеку с Поу предстоит пройти невероятное испытание на стойкость, преданность и благородство. "Американская ржавчина" - написанная в "эпохальном" стиле сага о современной Америке, книга Филиппа Майера вызывает в памяти романы Фолкнера и Стейнбека. Это история о неуверенности в себе и в стране, о мрачной реальности, превозмочь которую можно лишь на очень личном уровне. 6. Бото Штраус «Она/Он» Сборник рассказов Бото Штрауса "Она/Он" - это книга о современных мужчинах, женщинах и их отношениях. Книгу подготовил швейцарский писатель и драматург Томас Хюрлиман. Она состоит из 35-ти историй объемом от пары абзацев до нескольких десятков страниц. Книга начинается и завершается отрывками из рассказа "Книжная фея", в котором идет речь об отношениях рассказчика с Гермецией - "книжной феей": она старается вернуть его из чтения в реальность. Томас Хюрлиман о героях Штрауса: "В них есть нечто аллегорическое, словно они происходят из барочного театра, и вневременное; но наряду с этим они несут в себе фенотип современных людей, вечно вовлеченных в какие-то отношения, возносящихся над краем пропасти, устрашенных тенью надежд, обреченных, одиноких, - и вот все они выходят на пустую сцену со своими монологами: идущая навстречу, бедняга-хвастун, обманутая, простодушный, детоненавистник, страдающая бессонницей". 7. Маргарет Этвуд «Каменная подстилка» Новая книга от лауреата Букеровской премии Маргарет Этвуд. Девять связанных между собой колдовских исто-рий-«сказов», и каждая из них фантасмагоричнее другой. Этвуд из тех писателей, от которых не только в каждой книге — в каждом рассказе — ждешь подвоха. Притча о «ссохшемся» женихе оборачивается реалистичным расска­зом о сильной любви. Укорененный в реальности рассказ о забастовке в больнице, того и гляди, закончится концом света. Автор «ужастиков» уже сам не уверен, пишет ли он хоррор — или живет в нем. Этвуд поражает смелыми выдумками и черным юмором со щепоткой иронии. 8. Селеста Инг «Все, чего я не сказала» Лидия мертва. Но они пока не знают. 3 мая 1977 года, половина седьмого утра, никто не знает ничего, кроме безобиднейшего факта: Лидия опаздывает к завтраку… Так начинается (и заканчивается) история очередной Лоры Палмер - семейная история ложных надежд и умолчания. 9. Амос Оз «Иуда» Зима 1959/1960, Иерусалим. Вечный студент Шмуэль Аш, добродушный и романтичный увалень, не знает, чего хочет от жизни. Однажды на доске объявлений он видит загадочное объявление о непыльной работе для студента-гуманитария. Заинтригованный Шмуэль отправляется в старый иерусалимский район. В ветхом и древнем, как сам город, доме живет интеллектуал Гершом Валд, ему требуется человек, с которым он бы мог вести беседы и споры. Взамен Шмуэлю предлагается кров, стол и скромное пособие. В доме также обитает Аталия, загадочная красавица, поражающая своей ледяной отрешенностью. Старика Валда и Аталию явно связывает какая-то тайна, прошлое, в котором достаточно секретов. Шмуэль, часами беседует со стариком, робеет перед таинственной Аталией и все больше увлекается темой предательства, на которую то и дело сворачивают философские споры. Ему не дают покоя загадки, связанные с этой женщиной, и, все глубже погружаясь в почти детективное расследование, он узнает невероятную и страшную историю Аталии и Валда. Новый роман израильского классика Амоса Оза - о предательстве и его сути, о темной стороне еврейско-христианских отношений, наложивших печать и на современную арабо-еврейскую историю. Нежная, мягко-ироничная проза Амоса Оза полна внутреннего напряжения, она погружает в таинственную атмосферу давно исчезнувшего старого Иерусалима. Это очень личный роман писателя, в котором особенно емко отразились его философские, политические, религиозные взгляды - сложная, красивая и загадочная историю о том, как в любом человеке, независимо от вероисповедания и политических взглядов, темное всегда сочетается со светлым. 10. Кадзуо Исигуро «Погребенный великан» Каждое произведение Кадзуо Исигуро — событие в мировой литературе. Его романы переведены более чем на сорок языков. Тиражи книг «Остаток дня» и «Не отпускай меня» составили свыше миллиона экземпляров. «Погребенный великан» — роман необычный, завораживающий. Автор переносит нас в Средневековую Англию, когда бритты воевали с саксами, а землю окутывала хмарь, заставляющая забывать только что прожитый час так же быстро, как утро, прожитое много лет назад. Пожилая пара, Аксель и Беатриса, покидают свою деревушку и отправляются в полное опасностей путешествие — они хотят найти сына, которого не видели уже много лет. Исигуро рассказывает историю о памяти и забвении, о мести и войне, о любви и прощении. Но главное — о людях, о том, как все мы по большому счету одиноки.

«Симулякры и симуляция»: Жан Бодрийяр о разрушении смысла в современном потоке информации

Жан Бодрийяр анализирует, как современный поток информации, создающий огромное количество копий и симулякров, в конце концов, уничтожает реальность. Жан Бодрийяр — интеллектуальный «гуру» постмодернизма, который некогда открыл нам глаза на «нереальность происходящего». «Мы живём в мире симулякров» — сказал он, подтвердив это грудой примеров: труд больше не является производительным, он, скорее, несёт социальную функцию («все должны быть при деле»), представительные органы власти никого уже не представляют, теперь не базис определяет надстройку, а наоборот. Так, по Бодрийяру, мы утратили связь с реальностью и вошли в эру гиперреальности — эпохи, в которой картинка важнее содержания, а связь между предметами, явлениями и их знаками нарушена (за концепцию фильма «Матрица» мы как раз Бодрийяру должны сказать спасибо, хотя он был убеждён, что его идеи исказили). Имплозия смысла в средствах информации Мы находимся в мире, в котором становится все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла. В связи с этим возможны три гипотезы: — Либо информация продуцирует смысл (негэнтропийный фактор), но оказывается неспособной компенсировать жестокую потерю смысла во всех областях. Попытки повторно его инъецировать, через все большее число СМИ, сообщений и контентов оказываются тщетными: потеря, поглощение смысла происходит быстрее, чем его повторная инъекция. В этом случае следует обратиться к производительному базису, чтобы заменить терпящие неудачу СМИ. То есть к целой идеологии свободы слова, средств информации, разделенных на бесчисленные отдельные единицы вещания, или к идеологии «антимедиа» (радиопираты и т.д.). — Либо информация вообще ничего общего не имеет с сигнификацией. Это нечто совершенно иное, операционная модель другого порядка, внешнего по отношению к смыслу и его циркуляции. Такова, в частности, гипотеза К. Шеннона, согласно которой сфера информации, сугубо инструментальная, техническая среда, не предполагает никакого конечного смысла и поэтому также не должна участвовать в оценочном суждении. Это разновидность кода, такого как генетический: он является тем, что он есть, он функционирует так, как функционирует, а смысл — это что-то иное, что появляется, так сказать, после факта, как у Моно в работе «Случайность и необходимость». В этом случае, просто не было бы никакой существенной связи между инфляцией информации и дефляцией смысла. — Либо, напротив, между этими двумя явлениями существует жесткая и необходимая корреляция в той мере, в какой информация непосредственно разрушает или нейтрализует смысл и сигнификацию. Тем самым оказывается, что утрата смысла напрямую связана с разлагающим, разубеждающим действием информации, средств информации и средств массовой информации. Это наиболее интересная гипотеза, однако она идет вразрез с общепринятым мнением. Социализацию повсеместно измеряют через восприимчивость к сообщениям СМИ. Десоциализированным, а фактически асоциальным является тот, кто недостаточно восприимчив к средствам информации. Информация везде, как полагают, способствует ускоренному обращению смысла и создает прибавочную стоимость смысла, аналогичную той, которая имеет место в экономике и получается в результате ускоренного обращения капитала. Информацию рассматривают как создательницу коммуникации, и, несмотря даже на огромные непроизводственные затраты, существует общий консенсус относительно того, что мы имеем дело все же с ростом смысла, который перераспределяется во всех промежутках социального — точно так же, как существует консенсус относительно того, что материальное производство, несмотря на сбои и иррациональность, все же ведет к росту благосостояния и социальной гармонии. Мы все причастны к этому устойчивому мифу. Это — альфа и омега нашей современности, без которых было бы подорвано доверие к нашей социальной организации. И, однако, факт состоит в том, что оно-таки подорвано, причем именно по этой самой причине: там, где, как мы полагаем, информация производит смысл, происходит обратное. Информация пожирает свой собственный контент. Она пожирает коммуникацию и социальное. И это происходит по двум причинам: 1. Вместо того, чтобы создавать коммуникацию, информация исчерпывает свои силы в инсценировке коммуникации. Вместо того, чтобы производить смысл, она исчерпывает свои силы в инсценировке смысла. Перед нами очень знакомый гигантский процесс симуляции. Неподготовленные интервью, телефонные звонки зрителей и слушателей, всевозможная интерактивность, словесный шантаж: «Это касается вас, событие — это вы и т.д.». Во все большее количество информации вторгается этот вид призрачного контента, этого гомеопатического прививания, эта мечта пробудить коммуникацию. Круговая схема, в которой на сцене разыгрывают то, чего желает аудитория, антитеатр коммуникации, который, как известно, всегда является лишь повторным использованием через отрицание традиционного института, интегрированной отрицательной схемой. Огромная энергия, направленная на удержание симулякра на расстоянии, чтобы избежать внезапной диссимуляции, которая поставила бы нас перед очевидной реальностью радикальной потери смысла. Бесполезно выяснять, потеря ли коммуникации ведет к этой эскалации в пределах симулякра, или это симулякр, который первым появляется здесь с целью апотропии, с целью заранее воспрепятствовать любой возможности коммуникации (прецессия модели, которая кладет конец реальному). Бесполезно выяснять что первоначально, ни то и ни другое, потому что это циклический процесс — процесс симуляции, процесс гиперреального. Гиперреальность коммуникации и смысла. Более реальное, чем само реальное, — вот так оно и упраздняется. Таким образом, не только коммуникация, но и социальное функционируют в замкнутом цикле, как соблазн, к которому приложена сила мифа. Доверие, вера в информацию присоединяется к этому тавтологическому доказательству, которое система предоставляет о самой себе, дублируя в знаках неуловимую реальность. Однако можно предположить, что эта вера столь же неоднозначна, как и вера, сопровождающая мифы в архаичных обществах. В них верили и не верили. Никто не терзается сомнениями: «Я знаю точно, и все же...». Этот вид обратной симуляции возникает в массах, в каждом из нас, в ответ на симуляцию смысла и коммуникации, в которой нас замыкает эта система. В ответ на тавтологичность системы возникает амбивалентность масс, в ответ на апотропию — недовольство или до сих пор загадочное верование. Миф продолжает существовать, однако не стоит думать, что люди верят в него: именно в этом кроется ловушка для критической мысли, которая может работать лишь исходя из предположения о наивности и глупости масс. 2. В дополнение к этому, чрезмерной инсценировкой коммуникации СМИ усиленно добиваются информацией непреодолимой деструктуризации безотзывного социального. Так информация разлагает смысл, разлагает социальное, превращает их в некую туманность, обреченную вовсе не на рост нового, а наоборот, на тотальную энтропию. Таким образом, средства массовой информации — это движители не социализации, а как раз наоборот, имплозии социального в массах. И это лишь макроскопическое расширение имплозии смысла на микроскопическом уровне знака. Эту имплозию следует проанализировать, исходя из формулы Маклюэна «medium is the message» (средства коммуникации — это и есть сообщение), возможные выводы из которой еще далеко не исчерпаны. Она означает, что все контенты смысла поглощаются единственной доминирующей формой медиа. Одни лишь медиа-средства являются событием – безотносительно содержания, конформистского или субверсивного. Серьезная проблема для любой контринформации, радиопиратов, антимедиа и т.д. Однако существует еще более серьезная проблема, которую сам Маклюэн не обнаружил. Ведь за пределами этой нейтрализации всех контентов можно было бы надеяться на то, что медиа еще будут функционировать в своей форме, и что реальное можно будет трансформировать под влиянием медиа как формы. Если весь контент будет упразднен, останется, возможно, еще революционная и субверсивная ценность использования медиа как таковых. Следовательно, — и это то, к чему в своем предельном значении ведет формула Маклюэна, — происходит не только лишь имплозия сообщения в медиа, но, в том же самом движении, происходит и имплозия медиа в реальном, имплозия медиа и реального в некий род гиперреальной туманности, в которой больше неразличимы определение и собственное действие медиа. Даже «традиционный» статус самих СМИ, характерный для современности, поставлен под сомнение. Формула Маклюэна: медиа — это сообщение, являющееся ключевой формулой эры симуляции (медиа является сообщением — отправитель является адресатом, замкнутость всех полюсов — конец перспективного и паноптического пространства — таковы альфа и омега нашей современности), сама эта формула должна рассматриваться в своем предельном выражении, то есть: после того как все контенты и сообщения испарятся в медиа, сами медиа исчезнут как таковые. В сущности, это еще благодаря сообщению медиа приобретают признаки достоверности, это оно предоставляет медиа их определенный, отчетливый статус посредника коммуникации. Без сообщения медиа сами попадают в неопределенность, присущую всем нашим системам анализа и оценки. Лишь модель, действие которой является непосредственным, порождает сразу сообщение, медиа и «реальное». Наконец, «медиа — это сообщение», означает не только конец сообщения, но и конец медиа. Больше нет медиа в буквальном смысле слова (я имею в виду, прежде всего электронные средства массовой информации), то есть инстанции, которая была бы посредником между одной реальностью и другой, между одним состоянием реального и другим. Ни по содержанию, ни по форме. Собственно, это то, что и означает имплозия. Взаимопоглощение полюсов, короткое замыкание между полюсами любой дифференциальной системы смысла, стирание четких границ и оппозиций, включая оппозицию между медиа и реальным, — следовательно, невозможность любого опосредствованного выражения одного другим или диалектической зависимости одного от другого. Циркулярность всех эффектов медиа. Следовательно, невозможность смысла в значении одностороннего вектора, идущего от одного полюса к другому. Необходимо до конца проанализировать эту критическую, но оригинальную ситуацию: это единственное, что остается нам. Бесполезно мечтать о революции через содержание, тщетно мечтать о революции через форму, потому что медиа и реальное составляют отныне единую туманность, истина которой не поддается расшифровке. Факт этой имплозии контентов, поглощения смысла, исчезновения самих медиа, резорбции любой диалектики коммуникации в тотальной циркуляции модели, имплозии социального в массах может показаться катастрофическим и отчаянным. Однако это выглядит так лишь в свете идеализма, который полностью доминирует в нашем представлении об информации. Мы все пребываем в неистовом идеализме смысла и коммуникации, в идеализме коммуникации посредством смысла, и в этой перспективе нас как раз и подстерегает катастрофа смысла. Однако следует понимать, что термин «катастрофа» имеет «катастрофическое» значение конца и уничтожения лишь при линейном видении накопления, влекущего за собой завершенность, которое навязывает нам система. Сам термин этимологически означает всего-навсего «заворот», «сворачивание цикла», которое приводит к тому, что можно было бы назвать «горизонтом событий», к горизонту смысла, за пределы которого невозможно выйти: по ту сторону нет ничего, что имело бы для нас значение, — однако достаточно выйти из этого ультиматума смысла, чтобы сама катастрофа уже больше не являлась последним днем расплаты, в качестве которой она функционирует в нашем современном воображаемом. За горизонтом смысла — завороженность, являющаяся результатом нейтрализации и имплозии смысла. За горизонтом социального — массы, представляющие собой результат нейтрализации и имплозии социального. Главное сегодня — оценить этот двойной вызов — вызов смысла, брошенный массами и их молчанием (которое вовсе не является пассивным сопротивлением) — вызов смысла, который исходит от средств информации и их гипноза. Все попытки, маргинальные и альтернативные, воскресить какую-то частицу смысла, выглядят по сравнению с этим как второстепенные. Совершенно очевидно, что в этом сложном соединении масс и средств информации кроется некий парадокс: или это СМИ нейтрализуют смысл и продуцируют «бесформенную» [informe] или информированную [informee] массу, или это массы удачно сопротивляются средствам информации, отвергая или поглощая без ответа все сообщения, которые те продуцируют? Ранее, в «Реквиеме по массмедиа», я проанализировал и описал СМИ как институт ирреверсивной модели коммуникации без ответа. А сегодня? Это отсутствие ответа можно понять уже не как стратегию власти, а как контрстратегию самих масс, направленную против власти. Что в таком случае? Находятся ли СМИ на стороне власти, манипулируя массами, или они на стороне масс и занимаются ликвидацией смысла, творя не без доли наслаждения насилие над ним? Вводят ли медиа массы в состояние гипноза, или это массы заставляют медиа превращаться в бессмысленное зрелище? Могадишо-Штаммхайм: СМИ сами себя превращают в средство морального осуждения терроризма и эксплуатации страха в политических целях, но, одновременно с этим, в совершеннейшей двусмысленности, они распространяют бесчеловечное очарование терактом, они сами и есть террористы, поскольку сами подвержены этому очарованию (вечная моральная дилемма, ср. Умберто Эко: как избежать темы терроризма, как найти правильный способ использования средств информации — если его не существует). СМИ несут смысл и контрсмысл, они манипулируют во всех направлениях сразу, этот процесс никто не может контролировать, они — средства внутренней по отношению к системе симуляции, и симуляции, которая разрушает систему, что в полной мере соответствует ленте Мебиуса и логике кольца – они в точности с ней совпадают. Этому не существует ни альтернативы, ни логического решения. Лишь логическое обострение и катастрофическое разрешение. С одной поправкой. Мы находимся один на один с этой системой в раздвоенном и неразрешимом положении «двойного послания» — точно так, как дети один на один с требованиями взрослого мира. От них требуют одновременно становиться самостоятельными, ответственными, свободными и сознательными субъектами и быть покорными, инертными, послушными, что соответствует объекту (примеч. Double bind – с англ. яз. двойное послание, двойная связь; концепция, играющая ключевую роль в теории шизофрении Г. Бейтсона. По сути, double bind является парадоксальным предписанием, которое в итоге приводит к безумию:«Приказываю тебе не выполнять моих приказов». Примером такого поведения может служить то, как мать на словах просит своего ребенка о выражении любви, однако одновременно с помощью жестов требует от ребенка держаться на некотором расстоянии от нее. Это приводит к тому, что любое действие ребенка будет расценено как неверное, и в дальнейшем ему может оказаться сложным как-то разрешить эту ситуацию). Ребенок сопротивляется по всем направлениям и на противоречивые требования также отвечает двойной стратегией. Требованию быть объектом он противопоставляет все возможные варианты неповиновения, бунта, эмансипации, словом, самые настоящие претензии субъекта. Требованию быть субъектом он так же упорно и эффективно противопоставляет сопротивление, присущее объекту, то есть совсем противоположное: инфантилизм, гиперконформизм, полную зависимость, пассивность, идиотизм. Ни одна из двух стратегий не имеет большей объективной ценности, чем другая. Сопротивление субъекта сегодня однобоко ценится выше и рассматривается как положительное — так же, как в политической сфере лишь поведение, направленное на освобождение, эмансипацию, самовыражение, становление в качестве политического субъекта, считается достойным и субверсивным. Это означает игнорирование влияния, такого же и, безусловно, гораздо более значительного, поведения объекта, отказ от позиции субъекта и осознания — именно таково поведение масс, — которые мы предаем забвению под пренебрежительным термином отчуждения и пассивности. Поведение, направленное на освобождение, отвечает одному из аспектов системы, постоянному ультиматуму, который выдвигается нам с тем, чтобы представить нас в качестве чистых объектов, но он отнюдь не отвечает другому требованию, которое заключается в том, чтобы мы становились субъектами, чтобы мы освобождались, чтобы мы самовыражались любой ценой, чтобы мы голосовали, вырабатывали, принимали решение, говорили, принимали участие, участвовали в игре, — этот вид шантажа и ультиматума, используемый против нас так же серьезен, как первый, еще более серьезен, без сомнения, в наше время. В отношении системы, чьим аргументом является притеснение и подавление, стратегическое сопротивление представляет собой освободительные притязания субъекта. Но это отражает, скорее, предшествующую фазу системы, и даже если мы все еще находимся с ней в состоянии афронта, то это уже не является стратегической областью: актуальным аргументом системы является максимизация слова, максимизация производства смысла. А значит, и стратегическое сопротивление — это отказ от смысла и от слова – или же гиперконформистская симуляция самих механизмов системы, также представляющая собой форму отказа и неприятия. Это стратегия масс и она равнозначна тому, чтобы вернуть системе ее собственную логику через ее удвоение, и смысл, словно отражение в зеркале — не поглотив его. Эта стратегия (если еще можно говорить о стратегии) преобладает сегодня, ведь она вытекает из преобладающей фазы системы. Ошибиться с выбором стратегии — это серьезно. Все те движения, которые делают ставку лишь на освобождение, эмансипацию, возрождение субъекта истории, группы, слова, на сознательность (точнее бессознательность) субъектов и масс, не видят того, что они находятся в русле системы, чьим императивом сегодня является как раз перепроизводство и регенерация смысла и слова. Жан Бодрийяр «Симулякры и симуляции», 1981 г.