Еще со времен зарождения права в западных обществах признают, что некоторые люди не должны нести ответственность за свои действия, потому что они «non compos mentis», что значит «не в своем уме». Освобождение таких людей от уголовного наказания рассматривалось как акт милосердия, предписанный элементарной моралью: безнравственно мстить человеку, который не понимает, что ведет себя неправильно. Этот принцип закрепился в английском общем праве, а потом и в праве Соединенных Штатов. Важнейший вопрос в этой теме был сформулирован еще в Палате лордов в 1843 г.: «Какого рода безумие и в какой степени освобождает свою жертву от наказания за деяние, которое, если бы оно было совершено здравомыслящим человеком, повлекло бы наказание?» Будучи в прошлом судебным психологом и прокурором в Нью-Йорке, я занимала место в первом ряду на судебных заседаниях, пытаясь определить параметры невменяемости, защищающей подсудимого. Вплоть до XX века было мало что известно о психических заболеваниях. Судить о невменяемости, иррациональности и психических отклонениях человека считалось обычным делом. «Я сразу пойму, когда увижу», — так можно описать всю логику тех времен, примерно так же выражался американский судья Поттер Стюарт, который в 1964 г. пытался сформулировать определение жесткой порнографии, которое помогло бы отличить ее от не жесткой. Суды пытались кодифицировать и стандартизировать понятие невменяемости. В XVIII веке в Англии был следующий общепринятый юридический критерий — человек должен быть признан невиновным по причине невменяемости, если он: «Полностью лишен разума и памяти и осознает свои деяния не больше, чем младенец, скот или дикий зверь; такой человек никак не может являться объектом наказания». Животные, конечно, знают, что они делают, но они не способны осознать моральный аспект своих действий. Суть данного рассуждения сводится к тому, что человек, находящийся в тисках психического заболевания, не может быть наказан по причине того, что он просто не понимает, что совершаемые им действия неправильны, то есть противоречат законам Бога и человека. По требованию общества суды предоставляют форум для выявления и наказания нечестивых. В западной философской традиции предполагается, что люди обладают свободной волей и, следовательно, могут выбирать, совершать добро или зло. Если они выбирают зло, то нужно их наказывать. Люди с тяжелыми психическими заболеваниями освобождаются от наказания, потому что, как рассуждал святой Августин, «все люди свободны, кроме детей, глупцов и безмозглых, которые не имеют разума, позволяющего делать выбор между добром и злом». Таким образом, суды продолжали оправдывать любого, кто понимал, что он делает, но не осознавал аморальность своих действий. Однако в такой логике есть одна проблема: мы склонны оценивать порочность преступника по степени возмущения, которое испытываем, оценивая его преступление. Несмотря на благое побуждение уберечь от наказания тех, кто совершал преступления из-за психических заболеваний, применение этой формулы в судебной системе происходило непоследовательно. В американских колониях суды колебались между терпимым и жестким подходами в отношении психических расстройств подсудимых, привлекаемых к уголовной ответственности. В 1639 г. Дороти Тэлбай была повешена в Колонии Массачусетского залива за то, что сломала шею своей трехлетней дочери, которая считалась трудным ребенком. Губернатор Уинтроп рассказал, что Тэлбай была настолько одержима сатаной, что тот убедил ее сломать шею собственному ребенку. Скорее всего, пуритане стали свидетелями тяжелого случая послеродовой депрессии, который и был причиной тяжкого преступления. Для сравнения рассмотрим дело Мерси Брауна в 1691 г. в Коннектикуте. Все горожане прекрасно знали, что Браун была сумасшедшей, и когда она убила своего ребенка, присяжные сочли, что она не контролировала свои действия. Ее, конечно, заключили под стражу с целью предотвращения рецидивов, однако она избежала смертной казни, которой подвергались все осужденные за убийство. Вернемся в Англию. Эдвард Оксфорд, безработный официант с психическим расстройством, попытался убить королеву Викторию в 1840 г. На суде он не признал себя виновным по причине невменяемости. Суд постановил: «Если какая-либо болезнь контролировала подсудимого, и он не мог сопротивляться ей во время совершения преступления, он не понесет никакой ответственности». Точно так же, когда обедневший, страдавший помешательством шотландский лесоруб по имени Дэниел М’Нагтен попытался убить премьер-министра в 1843 г., а убил вместо него секретаря министра, судья дал следующее указание присяжным: «Вопрос, подлежащий определению, заключается в том, пользовался ли заключенный своим разумом в момент совершения рассматриваемого деяния, осознавал ли он, что совершает злой или неправильный поступок. Если присяжные сочтут, что подсудимый в момент совершения преступления не понимал, что он нарушает законы Божьи и человеческие, тогда они вправе принять решение в его пользу…» М’Нагтена оправдали, но это дело стало в каком-то смысле поворотным. Королева Виктория была вне себя от решения суда. В 1882 г. она написала письмо премьер-министру Уильяму Эварту Гладсону, в котором говорила следующее: «Наказание сдерживает не только здравомыслящих людей, но и безумцев, которые совершают предположительно непроизвольные действия из-за своего больного мозга, подверженному влиянию извне. Знание того, что они будут защищены оправдательным приговором на основании невменяемости, будет побуждать этих людей совершать отчаянные поступки, в то время как уверенность в том, что они не избежат наказания, будет внушать им ужас и заставлять мирно относиться к другим». С точки зрения психического здоровья, позиция королевы неразумна. Я еще не встречала психически больного человека, которого можно было бы отговорить, используя рациональные аргументы или угрозы наказания. Человек в помешательстве не думает о моральном аспекте своих поступков. Однако тезис королевы Виктории иллюстрирует то, что канадский юрист Сиара Тул (ныне Маккей) в 2012 г. назвала «Столкновением фундаментального понятия морали с юридическим понятием вины совместно с новыми научными представлениями о работе психики и ее расстройствах». По приказу королевы Виктории в 1843 г. Палата лордов созвала коллегию судей, чтобы сузить юридическое определение безумия. По правилу, названному в честь М’Нагтена, человек признавался невменяемым, только если он «действовал под влиянием такого психического недостатка или болезни, что не понимал природы и качества совершаемого поступка, а если и понимал, то не осознавал, что совершает что-то неправильное». Применительно к США это правило существовало только в формате когнитивного теста без какой-либо оценки моральной составляющей. Тест был призван выяснить, знал ли обвиняемый, что он делает, когда совершал преступление, и способен ли он вообще отличить правильное от неправильного (без привязки к конкретному деянию). Например, в соответствии с правилом М’Нагтена, если женщина стреляет в мужчину, осознавая, что стрелять в людей запрещено законом, она будет признана вменяемой и виновной, даже если она страдает психическим расстройством, из-за которого ей кажется, что этот мужчина является носителем смертельно опасного вируса с Марса, который уничтожит все человечество, если только она не убьет носителя первым. Женщина знает, что убивать людей незаконно, поэтому она считается виновной, даже если она думала, что поступает правильно. Как писал американский невролог Мортон Принс в 1912 г., несостоятельность этой формулы или теста легко понять, если принять во внимание то, что она основана на концепции, в рамках которой безумие является мифом, несуществующим в природе явлением. Тест М’Нагтена был принят почти всеми юрисдикциями в США. В 1881 г., когда Шарль Гито застрелил президента Джеймса Гарфилда, во время слушаний государственный обвинитель приравнял безумие к недостатку интеллекта. В своем заключительном слове он сказал: «Трудно, очень трудно представить себе, насколько у человека может быть низкий интеллект, если он не способен понять, что глава великой конституционной республики не можеть быть застрелен как собака». Гито, находившийся явно не в здравом уме, но обладавший достаточным интеллектом, был осужден и повешен. Суды нечасто обращали внимание на результаты медицинской экспертизы несмотря на то, что психиатрия и психология заметно продвинулись в изучении психических заболеваний. В XVI веке голландский врач Иоганн Вейер пытался оспорить Саксонский кодекс, принятый в 1572 г., регулирующий лечение безумия. Вейер жаловался, что этот документ не соответствует современным реалиям, а судья на это возразил: «Вейер не юрист, а врач — следовательно, его взгляд на связь между психическим заболеванием и нарушением писаного закона не имеет никакого значения». Почти 400 лет спустя в 1950 г. несоответствие между юридическим определением безумия и современными научными открытиями никуда не денутся; судья Верховного суда США Феликс Франкфуртер отметил патологические процессы, которые стимулируют конфликт между так называемым юридическим и медицинским безумием. Сара Тул пишет: «Юридическое определение оправдательного психического заболевания в контексте уголовной ответственности оставалось в значительной степени статичным, защищенным от непосредственного влияния медицинской науки с ее достижениями». Нынешнее юридическое определение безумия не имеет психиатрического коррелята, это чистое творение закона, ничем не обязанное психиатрии и наукам о мозге и поведении. Психиатр Григорий Зильбург писал в своей книге «Разум, медицина и человек», 1943 г.: «За исключением полностью деградировавших, пускающих слюни, безнадежных психов и идиотов с рождения, которые редко совершают убийства или имеют вообще имеют возможность его совершить, абсолютное большинство, а возможно, и все убийцы осознают, что они делают. Они осознают и характер, и качество, и последствия своего поступка, и поэтому они юридически вменяемы, независимо от мнения любого психиатра». Отсутствие психиатрического коррелята создает впечатление, что психиатры и психологи ненадежны или что психическое заболевание является чисто субъективным. Дело в том, что эксперты по психическому здоровью часто не могут договориться о том, соответствует ли обвиняемый юридическому определению невменяемости, даже если они согласны с диагнозом обвиняемого и степенью его психического расстройства. Как сказал в 1998 г. судебный психиатр Томас Гутхейль из Гарвардской Медицинской школы показания психиатра в суде направлено на признание подсудимого невменяемым и играет на стороне защиты, тут речь не идет об определении точного диагноза. В книге «Об ответственности» федеральный судья Ричард Лоуэлл Найгаард писал: «Имея современные знания в области психиатрии и психологии, врач, выступающий экспертом в суде с целью разъяснения психических состояний, просто не может использовать точные научные определения, которые бы совпадали с жесткими юридическими определениями. Судебные процессы, в которых присяжные должны решать вопрос о виновности обвиняемого на основе противоречивых показаний экспертов, приводят к спорам этих самых экспертов, а это фактически обеспечивает произвольный результат». Когда я давала показания в качестве судебного психолога, я часто чувствовала несоответствие между показаниями, которые являются юридически правильными, и показаниями, которые кажутся морально правильными. А может, это и не имеет никакого значения — наблюдения, описанные Норманом Финкелем в книге 1985 г. «Защита безумия», не теряют актуальности и сегодня: «Присяжные часто игнорируют или перепроверяют как показания экспертов, так и инструкции судьи, предпочитая следовать своему собственному интуитивному пониманию или здравому смыслу, оценивая, является ли то или иное деяние безумным». Когда преступление кажется нам ужасным, мы воспринимаем преступника как злобного и бессердечного, не обращая должного внимания на его психическое состояние. Это дает простор для предвзятости, морального осуждения и побуждает к возмездию, что вредит объективности принятия решения. Заявление о невменяемости Йоселин Ортеги присяжные в Нью-Йорке отклонили, несмотря на доказанное наличие серьезного психического расстройства. Работая няней, в 2012 г. она жестоко зарезала двоих детей, находящихся на ее попечении. Судья назвал ее «чистым злом», а отец заявил: «Она должна жить, чтобы сгнить и сдохнуть за решеткой». Безусловно, она поступила очень жестоко, но могла ли она контролировать свое поведение, и делала ли она это со злым умыслом? Есть несколько факторов, которые увеличивают вероятность вынесения оправдательного приговора: присяжные должны отождествлять себя с подсудимым этнически, расово, гендерно или демографически; присяжные не должны бояться подсудимого (также возможно из-за предубеждений); преступное деяние не должно чрезмерно шокировать и проверять на прочность чувства присяжных. Если эти факторы не соблюдаются, то оправдательный приговор маловероятен, насколько бы психически больным ни был бы подсудимый, и насколько иррационально и неосознанно он бы себя ни вел в момент совершения преступления. Я полагаю, что это отчасти объясняет нерешительность адвокатов в продвижении невменяемости как основной линии защиты. Около 15% всех заключенных в американских тюрьмах страдают серьезными психическими расстройствами. Но только 1% процент всех обвиняемых в уголовном преступлении не признают себя виновными по причине невменяемости, и только четверть из них признаются невменяемыми, несмотря на убедительные психиатрические доказательства. Как сказал Ричард Лоуэлл Найгаард, юридическое определение безумия выражено в таких туманных и часто бессмысленных с точки зрения психологической науки терминах, что это приводит к почти полностью произвольному решению тех, кто субъективно определяет, что хорошо, а что плохо. Все эти цифры говорят о том, что безумие в суде очень сложно доказать. Исследования последовательно обнаруживают расовые и экономические диспропорции в системе уголовного правосудия США, и такая область, как защита подсудимых по причине невменяемости — не исключение. Обвиняемые, не обладающие достаточными денежными ресурсами, имеют право на адвоката, но нет никакой гарантии, что предоставленный адвокат будет обладать достаточным опытом, разумной нагрузкой и ресурсами для качественной работы над делом. Государственные защитники, как правило, перегружены и финансируются в недостаточном объеме. В 2013 году в докладе проекта вынесения приговоров Комитета ООН по правам человека был сделан вывод о том, что «В США функционируют две разные системы уголовного правосудия: одна для богатых, другая для бедных и меньшинств». Этот фактор напрямую влияет на то, что чернокожих в США арестовывают чаще и приговаривают к более суровому наказанию, чем белых. Как писала в 1995 г. ученый-юрист Хава Виллаверде, общее число арестов чернокожих в четыре раза превышает число арестов белых, а число их обвинений в убийстве превышает в десять раз.» Более того, в 1982 г. криминолог Альфред Блюмштейн выяснил, что чернокожие мужчины в возрасте от 20 лет подвергаются тюремному заключению как минимум в 25 раз больше, чем все население. Непропорционально большое количество чернокожих обвиняемых представляют государственные защитники, а не частные адвокаты. Позиция некоммерческой организации Mental Health America такова: «Защита по невменяемости остается непопулярной практикой из-за недостаточного финансирования адвокатов для нуждающихся. Переутомленные и низкооплачиваемые государственные защитники часто не обладают достаточными временем и ресурсами для регулярных консультаций с экспертом по психическому здоровью, мнение которого необходимо для поддержки защиты на суде». Это подтверждают мои собственные наблюдения: гораздо быстрее и проще предъявить психиатрические доказательства для заключения сделки с обвинителем до суда в надежде на смягчение приговора. Многие подсудимые, состояние которых совпадает с юридическим определением невменяемости, отказываются от этой линии защиты как от неэффективной. Вместо того, чтобы рисковать и при неудачном исходе получить полное наказание, они предпочитают быть признанными виновными по смягченному обвинению, однако это нередко оборачивается пожизненным заключением или даже смертной казнью. Но можно ли относиться нормально к тому, что человек, который не здоров психически и не может считаться объективно виновным, признает себя таковым вместо того, чтобы использовать законное и логичное право на защиту? Обвинительный приговор подвергает подсудимых моральному осуждению за деяния, о которых они не имели никакого рационального представления. Кроме того, оправдательный приговор по причине невменяемости, в отличие от тюремного заключения, предполагает индивидуальный курс лечения, который даст реальную возможность вылечиться или улучшить психическое состояние. Когда признанное невменяемым лицо перестанет считаться психически больным и больше не будет представлять опасность для окружающих, оно должно быть освобождено из-под принудительного лечения. Сроки лишения свободы после подтверждения невменяемости, как правило, должны быть короче, чем сроки, присуждаемые на общем основании. Что можно сделать, чтобы реабилитировать защиту по невменяемости? Есть очевидные процессуальные решения: все подсудимые должны иметь равный доступ к законной защите, а это подразумевает обеспечение адекватного финансирования услуг государственных защитников, меньшую нагрузку на них и больше денег на оценку психического здоровья подсудимого. Должны быть введены четкие стандарты компетентности для адвокатов, защищающих психически нездоровых людей, как и тех адвокатов, которые участвуют в делах, связанных со смертной казнью. Необходимо установить более высокие стандарты для тех, кто проводит судебно-психиатрическую экспертизу. Вопрос о невменяемости должен решаться коллегией из трех судей, а не присяжными. Это поможет уменьшить последствия предвзятости, эмоций и умерить жажду возмездия, независимо от психического состояния осужденного. Но наиболее глубокое изменение должно произойти в самом определении безумия, его надо привести в соответствие с психиатрическими реалиями и вернуться к моральным и этическим корням. Те, чье преступное деяние является продуктом иррационального заблуждения или принуждения, вызванного психическим заболеванием, а не дурным характером или стремлением к личной выгоде, не должны быть объектом осуждения и возмездия. Подводя итог, осуждение невменяемых людей, большая часть из которых еще и относится к малоимущим и меньшинствам, оскорбляет и подрывает моральные основы системы уголовного правосудия. Поэтому ситуацию необходимо привести в норму как можно скорее. По материалам статьи «Criminally insane» Aeon