Правило «2-2-2», которое прогонит скуку из отношений и сделает их еще крепче

С течением времени в отношения могут закрадываться скука и предсказуемость, когда вы общаетесь лишь за ужином и можете предугадать, что скажет или сделает ваш партнер в следующую минуту, однообразно проводите совместные выходные (чаще всего — каждый в своем телефоне). Если вы чувствуете, что отношения стали пресными, а чувства — не такими сильными, как прежде, попробуйте использовать правило «2-2-2». Оно поможет превратить время, проведенное вместе, в настоящий праздник. Часто случается так, что люди, которые много лет состоят в отношениях, забывают, что они не только супруги, но и еще и возлюбленные. Обычно тревожным звоночком становятся следующие признаки: 1. После звонка будильника вы сразу встаете и начинаете быстро собираться на работу вместо того, чтобы еще несколько минут поваляться в кровати со второй половинкой, рассказывая о планах на день. 2. После работы вы предпочитаете не разговаривать, а заниматься каждый своими делами или смотреть телевизор (что в большинстве случаев также предполагает молчание). 3. По выходным вы избегаете друг друга и проводите время отдельно: девушка уделяет время подругам и йоге, а парень — спортзалу и футболу. При этом объятия и поцелуи такие же редкие гости в вашем доме, как и разговоры. Если вы понимаете, что вам становится скучно друг с другом, что совместная жизнь больше похожа на существование двух соседей — тогда правило «2-2-2» создано именно для вас. Не стоит ждать, пока дело дойдет до разрыва — как только заметили, что связь с партнером пропадает, делайте все, чтобы вернуть в отношения былую искру, и осознать, что ближе избранника у вас никого нет. Каждые две недели Итак, первая двойка в правиле означает ужин в ресторане каждые две недели. Вспомните, когда вы последний раз выбирались вдвоем дальше парка, рынка или магазина? И когда делали романтический сюрприз для второй половинки? Если ваш ответ — «на День рождения» или «не помню», значит, самое время ввести традицию дважды в месяц устраивать совместный ужин в ресторане. Очень важно забронировать столик заранее, чтобы в день Х не пришлось тратить время на поиски нового кафе, в котором будут свободные места. Не обязательно вдвоем обсуждать дату свидания (а это будет именно оно). Можно устроить приятный сюрприз для партнера — вечером сказать, что вы отправляетесь на прогулку, но не упомянуть конечный пункт назначения. Некая таинственность всегда играет на руку отношениям. Выбор кафе должен полностью зависеть от ваших предпочтений. Только не останавливайтесь на заведении, которое расположено близко к дому, потому что вам лень ехать в центр города. Лучше выберите что-то красивое, уютное. Возможно, это будет кондитерская, где произошло первое свидание. Или итальянский ресторанчик, который недавно открылся в торговом центре. Отлично, если в вашем городе есть кафе на крыше дома — в таких местах всегда царит романтическая атмосфера, хочется говорить о любви и окутывать теплом свою вторую половинку. В таких свиданиях есть еще одно преимущество: вы получаете возможность сменить футболку и спортивные штаны на красивые наряды и предстать друг перед другом во всей красе. К тому же, заказ пиццы на дом всегда плавно перетекает в бессмысленный просмотр телевизора, а в кафе вы сможете уделить время исключительно друг другу. И не стоит забывать о разнообразии — четыре стены вашей квартиры, которые вы видите ежедневно, рано или поздно надоедают, и единственным желанием становится вырваться в люди. Каждые два месяца Вторая цифра — совместные выходные. Не планируйте на этот уикенд никаких дел: отвезите детей к бабушке, забудьте об уборке и готовке, отключите телефоны и посвятите 48 часов исключительно друг другу. Можете целый день гулять, делая перерыв на кофе и пиццу, или с утра заглянуть в торговый центр и развлекаться там до самого вечера. Идеальный вариант — уехать в другой город, в котором вы никогда до этого не были. Закройте глаза, положите на стол карту и вслепую выберете населенный пункт, где проведете свой мини-отпуск. Используйте это время с пользой. Не для того, чтобы обсудить дела на работе или какие обои выбрать для кухни — об этом вы и так ежедневно разговариваете дома. Выберите более глубокие темы для разговоров, которые помогут увидеть партнера с другой стороны. Вспомните то, что вы давно хотели сказать второй половинке, но не хватало времени поделиться чувствами друг с другом. Если в голову ничего не приходит, можете воспользоваться списком вопросов Артура Арона — психолога, который доказал, что откровенная беседа сближает незнакомцев и освежает чувства пары, которая погрязла в рутине отношений. Вот примеры вопросов из данного списка: 1. Выбирая из всех людей в мире, с кем бы вы хотели провести вечер? 2. О чем вы мечтаете уже долгое время? Почему вы этого еще не добились? 3. За четыре минуты расскажите своему партнеру о вашей жизни настолько подробно, насколько это возможно. 4. Вы хотели бы быть знаменитым? В какой области? 5. Если бы вы знали, что умрете через год, что бы вы изменили в том, как вы живете? Почему? 6. Каким вы себе представляете идеальный день? Если философские разговоры не для вас или вы просто хотите сделать свой отдых активным, возьмите в аренду велосипеды и отправляйтесь на прогулку. Не зовите с собой друзей — этот день только ваш. Зимой можно сходить на каток или провести уикенд в горах, катаясь на лыжах. Вариантов масса, главное — подобрать то занятие, которое будет интересно обоим партнерам. Очень важно, чтобы вы наслаждались не только общением друг с другом, но и всем происходящим в целом. Каждые два года Последняя двойка в перечне — совместный отпуск раз в два года. Хорошо, если вы отдыхаете вдвоем постоянно, но если в последнее время вы ездили за границу только с детьми или друзьями, самое время провести время исключительно со своей второй половинкой. Отложите телефоны, заходите в интернет только для того, чтобы найти по карте нужную достопримечательность, чаще разговаривайте и смотрите в глаза друг другу. Гуляйте, держась за руки, дурачьтесь в море и выводите на спинах друг друга какие-нибудь смешные фигурки кремом для загара. Создавайте воспоминания, которые будут принадлежать исключительно вам. Фотографируйтесь, снимайте самые запоминающиеся моменты на камеру, но не торопитесь выкладывать их в интернет. Лучше просмотрите все, что получилось, по приезду домой. Так вы освежите воспоминания после отпуска и сможете выбрать лучшие снимки для социальных сетей без ущерба для личного времени друг с другом. Самым замечательным в правиле «2-2-2» является то, что вы всегда можете изменить его. Добавляйте собственные пункты, непосредственно связанные с вашими отношениями, и делайте ярким каждый день, проведенный рядом с любимым человеком.

Жизнерадостный рассказ о бабушке, которая решила умереть

Бабушка решила помереть. Как-то раз у нее закружилась голова и приехавший на «Скорой помощи» врач решил не рисковать и забрал старушку в больницу. Там ей подробно объяснили, что в таком возрасте бодро скакать по театрам с престарелыми приятельницами уже просто неприлично. Смерть не за горами и встретить ее надлежит как полагается — в своей постели, а не на партии в покер у подруги. Помирать бабушка решила вдумчиво и со вкусом. В первую очередь она накупила целую кучу лекарств и обставила ими свою прикроватную тумбочку. В воздухе тут же поселилась устойчивая вонь корвалола. Во-вторых, она напрягла всех нас, чтобы мы, жертвуя своим временем и нервами, помогали ей в торжественном процессе умирания. Она капризничала, требовала новых лекарств, вызова то врача, то нотариуса. Мама сбилась с ног, пытаясь удовлетворить все ее капризы и хоть как-то убедить, что умирать еще все-таки рано. В ответ бабуля закатывала глаза и просила накапать ей еще немного корвалола. Но однажды в бабушкиной комнате появилась ее старинная приятельница Нелли. Слава богу, я была в то время у нее дома и имела счастье видеть это все своими глазами. — Говорят, ты наконец-то решила помереть, — спросила она густым басом, — похвально. Надо же кому-то из нас сделать первый шаг на тот свет, чтобы все там разведать. Только ответь мне прямо — неужели ты собираешься лежать в гробу в таком ужасном виде? Бабушка буркнула в ответ, что ей все равно в каком виде она будет лежать в ящике. — Тебе, может, и все равно, — ответила Нелли, — а мне на этот ужас придется смотреть! Более, мне придется это целовать! Что скажут люди?! Они подумают, что пришли на приличные похороны, а их, таки, подло обманули. Я просто не смогу посмотреть им в глаза! — При чем здесь люди? — воскликнула бабуля. — Потому что, они придут, думая, что хоронят Нелину подругу, а Неля с кем попало не общается. Но когда они увидят тебя, они подумают, что им подсунули какой-то другой труп и обидятся! Кстати, зачем тебе так много лекарств? Ты что, травишь себя этой гадостью? — Я пытаюсь облегчить себе страдания, — пыталась сопротивляться бабушка. — Ты пытаешься окончательно испортить себе печень — а от больной печени ужасно неприятный цвет лица. Ты что, хочешь,чтобы, увидев тебя в гробу, люди в ужасе убежали прочь? Бабушка подумала и согласилась,что в гробу лучше лежать с хорошим цветом лица. Подруга ее поддержала и предложила пойти на улицу нагулять здоровый румянец, который будет очень эффектно смотреться на смертном ложе. Открыв рот, я смотрела, как моя только что помиравшая бабуля сползает с постели и бредет в душ, от которого отказывалась последних недели три. А Неля, брезгливо поджав губы, приказывает мне сгрести всю постель с кровати, чтобы отправить в стирку, а лекарства в пакет, чтобы отправить в мусорку... А им самим с бабулей приготовить две чашки крепкого кофе, в которые накапать чего-нибудь коньячно-бодрящего, грамм, эдак, пятьдесят. Поскольку коньяк хорошо влияет на тонус и на нервы. А в пресловутом гробу, как вы уже поняли, лежать лучше со здоровыми нервами и крепким сердцем... Лучшая подруга настолько озаботилась бабушкиными грядущими похоронами, что пару недель усердно ее готовила к ним. За это время они посетили парикмахерскую, массажиста и салон красоты. Ходили по магазинам и распродажам, накупили кучу всяких милых вещей, которые несомненно пригодятся на том свете, таких как шляпка с вуалькой, перчатки, косметика. Так что за собственные похороны бабушка уже не переживает, поскольку знает, что все пройдет на высшем уровне. А чтобы скоротать время, она вновь возобновила свои походы по подругам, партии в покер и веселые пикники. Говорит, что если смерти так уж сильно надо, то пусть сама ее поищет... Правда, безносая пока не торопиться ее искать — видимо, у бабули еще недостаточно хороший для этого цвет лица. Автор: Ирина Подгурская Иллюстрация: Инге Лёёк

Почему коронавирус опаснее классического гриппа?

Новости о распространении коронавирусной инфекции разлетаются с вирусной скоростью. Новый штамм семейства коронавирусов, пришедший к нам из Китая, серьёзно взволновал мировую общественность. На данный момент количество заболевших «Corona Virus Disease 2019» перевалило за один миллион человек, и это повод начать беспокоиться. В связи с масштабом, который обретает ситуация, Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила пандемию. Тем не менее, многие люди по причине недоверия к средствам массовой информации ошибочно полагают, что речь идёт о привычном гриппе. Некоторые и вовсе склонны считать, что COVID-19 — всемирный заговор, поэтому новая инфекция — не больше, чем выдумка (одна из самых популярных версий: фармацевтические компании хотят обогатиться за счёт искусственно вызванной паники). Следовательно, о проблеме можно не беспокоиться, а просто ждать, пока «само пройдёт» (т.е. утихнет шум вокруг болезни). К сожалению, количество заболевших говорит о том, что происходящее в новостных сводках более чем реально. Мы в свою очередь расскажем, чем же всё-таки коронавирус отличается от гриппа и почему проблему его распространения нельзя игнорировать. 1. Заразность, или большее репродуктивное число Репродуктивное число — это среднее количество людей, которые заражаются от одного инфицированного. Коронавирусная инфекция имеет куда больший показатель заразности, чем грипп. Согласно данным Китайского центра по контролю и профилактике заболеваний, репродуктивное число коронавируса варьируется от 2 до 3. Исследование «Динамика ранней передачи заболевания в Ухани», опубликованное в Медицинском журнале Новой Англии, показало диапазон 3,3-5,47. У гриппа этот показатель равен 1,1. Следовательно, можно сказать, что новое заболевание распространяется в разы быстрее. 2. Больше путей заражения Если грипп и ОРВИ передаются только воздушно-капельным путём, то коронавирусная инфекция имеет куда больше путей проникновения в человеческий организм. Кроме уже упомянутой воздушно-капельной передачи (при кашле или чихании) с 2019-nCoV стоит быть осторожным в контактно-бытовом плане. Даже здоровому человеку для избежания инфицирования не следует касаться носа, рта и глаз немытыми или не продезинфицированными руками. Также коронавирус может проникнуть в организм фекально-оральным путём после посещения туалета. О «многогранности» вируса рассказала Анна Попова, глава Роспотребнадзора. В связи с ситуацией Попова призвала людей тщательно соблюдать правила личной гигиены. 3. Разница болезнетворных частиц Также коронавирусная инфекция может распространяться за счёт того, что для её развития в организме требуется меньше болезнетворных частиц, чем для привычного гриппа или ОРВИ. Исследователь в области иммунологии Копенгагенского университета Ян Правсгаар Кристенсен (Jan Pravsgaard Chrisensen) предполагает, что причина может заключаться в разной эффективности борьбы человеческого иммунитета против гриппа и коронавируса. 4. Иммунитет Почему же коронавирусная инфекция заражает вдвое больше людей, чем грипп? Кристиан Вейсе (Christian Wejse), преподаватель Института общественного здоровья при Орхусском университете, считает, что дело заключается в слабой сопротивляемости иммунитета. Наш организм ещё не научился вырабатывать против нового штамма вируса защитные антитела. Covid-19 отличен от гриппа и, более того, не похож на большинство коронавирусов, известных ранее. Вакцины против новой болезни на данный момент также не существует. 5. Развитие в разных частях тела Коронавирусная инфекция поражает рецепторы лёгких. Вирусы гриппа оседают на рецепторах носа, ротовой полости и горла. Это означает, что заболевания развиваются в разных частях организма. Так как коронавирус проходит дальше верхних дыхательных путей, лёгкие намного чаще страдают от этого заболевания. Инфицирование лёгких организму побороть гораздо сложнее, чем вирусное поражение той же полости носа или горла (которые, грубо говоря, обладают большей сопротивляемостью болезнетворным микроорганизмам). Следовательно, риск возникновения тяжёлых последствий (а вместе с тем и процент смертности) у covid-19 значительно выше по сравнению с сезонным гриппом. 6. Сovid-19 чаще протекает в тяжёлой форме Новый штамм коронавируса гораздо чаще вызывает осложнения. Согласно официальной информации из провинции Хубэй, около 3-5% заражённых попали в реанимацию. По данным Лизы Р. Клэйвилл из Фармацевтического колледжа Университета Флориды, тот же показатель по сезонному гриппу в разы ниже: лишь 0,3%-0,5% заболевших переносят грипп в тяжёлой форме. По мнению российского профессора-инфекциониста Дамира Валишина, заболевание сложнее всего протекает у людей с ослабленным иммунитетом. В основной группе риска пожилые люди (старше 70 лет) и пациенты с хроническими болезнями. Больше всего стоит опасаться тем, у кого уже есть сахарный диабет, злокачественные образования, цирроз печени, артериальная гипертония, поражения миокарда сердца, серьёзные проблемы с печенью или лёгкими. 7. Разная смертность От коронавирусной инфекции 2019-2020 года в процентном соотношении умирает больше людей, чем от гриппа. Точных цифр пока нет, так как болезнь находится в своём пике и данные постоянно обновляются. По средним общемировым оценкам, смертность от 2019-nCoV составляет около 0,6%. В некоторых странах (например, в Италии и США) летальный исход может превышать порог в 3%. Причина кроется в неспособности системы здравоохранения справляться с проверками и регистрацией граждан. К тому же, как заявляет Кристиан Вейсе, Италию населяет более двух миллионов людей старше 85 лет (что значительно превышает средний общемировой показатель). Это в конечном итоге значительно влияет на статистику: старшая прослойка населения хуже всех остальных справляется с новым недугом. При этом смертность от обычного сезонного гриппа при тех же условиях составляет только 0,05%-0,1%. Масштаб коронавирусной инфекции действительно может пугать. Однако не стоит поддаваться панике — достаточно просто быть настороже. Чтобы максимально себя обезопасить, придерживайтесь правил, рекомендованных ВОЗ: соблюдайте домашний режим, избегайте массового скопления людей, регулярно мойте руки с мылом и обрабатывайте их антисептиком, чаще убирайтесь в своём жилище и не забывайте о защитных медицинских масках. А самое главное — следите за собственным состоянием здоровья. При первых симптомах коронавируса (высокая температура и сухой кашель) вызывайте скорую помощь. Как считает доктор философских наук Нассим Николас Талеб, педантичная бдительность к правилам защиты поможет спастись самим и уберечь близких. Сохраняйте спокойствие, будьте бдительны и не болейте! Автор: Лилия Левицкая

Иосиф Бродский: «Глупцы обычно очень подлые и низкие люди»

Интервью поэта Иосифа Бродского (1940-1996) журналу «The Iowa Review», № 4, 1978 год. Интервьюер: Джаил Хэнлон. Перевод Павла Каминского. Здесь текст приводится по изданию: Иосиф Бродский. Большая книга интервью. — М.: Захаров, 2000. — 702 с. В Солженицыне Россия обрела своего Гомера — Вам нравится читать свои стихи на английском? — Нет, не думаю, нет. Ну, я делаю это время от времени. Больше для развлечения. В данном случае — с иной целью, но в основном для развлечения. — Можно вас попросить вспомнить что-нибудь об Ахматовой? Как она выглядела? — Жестоко такое просить. Об этом можно много говорить. Она была широко известна... Что я могу сказать? Ну хорошо, если коротко, в двух словах... не знаю... Ладно, она была невероятно высока... [Смех.] Мой рост — метр семьдесят восемь или что-то около этого, по российским меркам, вполне достаточно. Ну так вот, я никогда не испытывал никаких комплексов относительно собственного роста, кроме случаев, когда я находился рядом с ней, потому что она была невероятно высока. Когда я смотрел на нее, то понимал, почему время от времени Россией управляли императрицы. Она выглядела, если хотите, как императрица. Учтите — она была в летах, в то время ей было семьдесят. Она была чрезвычайно остроумна. Еще один момент. Каждый, кому посчастливилось общаться с ней, поражался ее невероятной способности вынести все то, что на нее обрушилось. Речь идет не о христианских нравоучениях. Знакомство с нею и с историей ее жизни само по себе могло уже дать определенные представления о христианстве. Что еще можно рассказать о ней? Мы с ней не разговаривали много о поэзии. Нет, мы, конечно, говорили, но больше всего мы говорили о чем-нибудь полностью отвлеченном. Она часто говаривала, что метафизика и сплетни — единственно интересные для нее темы. [Смех.] В этом она была достаточно схожа с французским философом Чораном. Что еще? Нет, это невозможно рассказать за две минуты. — Она когда-нибудь говорила — сплетничая или метафизически — о Мандельштаме? — Конечно. — А как именно? — Она любила говорить, что Надежда, его жена, несомненно самая счастливая из всех литературных вдов. [Смех.] Потому что неисчислимое множество очень хороших людей, писателей и поэтов, было уничтожено, ко многим из них пришло потом признание. В случае же с Мандельштамом — это было не просто признание, это была всемирная слава... Мы говорили о многих вещах. Говорили о его творческих корнях... откуда выросли его стихи. Ахматова придерживалась мнения, что главным образом из Пушкина. Что еще? Я никогда не слышал от нее сравнения Мандельштама с нею самой. Она всегда тонко чувствовала место этого человека в поэзии. Она была очень смиренна. Она говорила: «По сравнению с ним и с Цветаевой я всего лишь мелкая корова. Я корова» — вот так она говорила. — Кого вы читаете по-русски? Я не очень силен в русском и хотел бы знать, с кого начинать. — Хорошо, если вы имеете в виду двадцатый век, я дам список поэтов. Ахматова. Мандельштам. Цветаева. Она, по-моему, величайшая. Величайшим поэтом двадцатого века была женщина! Я назвал Пастернака? Нет? Пастернак, это очевидно. Клюев. Ходасевич. Заболоцкий. Так, достаточно, знакомство с этими поэтами и так займет много времени. Что касается прозы, это немного сложнее. Существует мнение, что русская литература и сейчас так же велика, как в девятнадцатом веке. Это своего рода инерция... Мы очень часто желаемое выдаем за действительное... Андрей Платонов — величайший из них. Он был очень интересным человеком. Переводить его на английский достаточно трудно, хотя переводы и существуют. Когда вы читаете его текст на английском, надо постоянно соотносить его с собственным воображением. То, что вы видите в тексте, — это, может, только одна десятая из того, что там есть на самом деле. Синтаксис он использовал очень характерный, специфический. Он вел предложение к своеобразному логическому тупику. Всегда. Следовательно, для того, чтобы понять, о чем он говорит, надо начинать с конца, с этого самого логического тупика, анализируя затем, что же к нему привело. И вы поймете, что это грамматика настоящего русского языка. И если взглянете на прочитанное отстраненным взглядом, то это напомнит вам вид супермаркета, где все вывернуто наизнанку. Не всегда, он никогда не делал этого для игры. Это результат некоего философического безумства. Не эстетического, а именно философического, а это огромная разница. Так, еще кто-нибудь? Я бы не сказал, что были писатели, равные Платонову. После него был значительный интервал... Есть очень хорошие писатели, но я полагаю, что лучшая русская проза двадцатого века была создана исключительно поэтами. Мандельштамом и Цветаевой. Маленький дневник, изданный на английском, «Охранная грамота», Пастернака, «Доктор Живаго» — это несколько другое... Это такая книга, да? [Смех.] Да, он был одним из величайших поэтов, но об этом трудно говорить, потому что вокруг подобных людей создана такая атмосфера восхищения... В подобных высотах уже нет иерархии. — Это правда, что русские люди и слушают и уважают своих поэтов более, чем люди в других странах? — Я бы так не сказал. — А насчет правительства? Почему они так боятся? И боятся ли? — В централизованном государстве власть пытается охватить все стороны жизни, и больше всего то, что имеет отношение к печатной продукции. Государство имеет свой язык, жаргон, или слэнг, на котором оно изъясняется. Для того чтобы продать себя, не в буквальном смысле продать, а быть известным читателям, писатель должен пытаться писать своим языком, и это сразу переводит его в категорию неблагонадежных, да? Есть кое-что еще более интересное. Двойственное значение цензуры. Она, цензура, чудовищна, ужасна, все это правда. Она всеобъемлюща, если хотите, но, по крайней мере для писателя, часто приносит и пользу. Цензура превращает весь народ в читателей, создает некое стилистическое плато, да? [Смеется.] На котором если вы пытаетесь создавать что-нибудь свое, то сразу становитесь очень известным. Кроме того, цензура способствует совершенствованию метафорической речи. Метафорических оборотов. Потому что, когда не разрешается сказать «тиран», можно сказать «этот человек» [смеется], и это придает определению некое ускорение, метафорическое ускорение, если хотите. Почему они боятся? Да они не боятся, они просто глупы. [Смеется.] Нет, нет. Я понимаю, что это может быть смешным, но на самом деле это совсем не смешно, потому что глупцы обычно очень подлые и низкие люди. — Какие именно доказательства они предъявляли, когда на суде обвиняли вас в том, что вы не являетесь поэтом? — Там все было наоборот, потому что в наших судах это вы должны доказать, что вы такой или не такой. В советских судах не существует принципа презумпции невиновности. В чем бы вас ни обвиняли, это вы должны доказывать, что не виновны. Они-то как раз и не должны доказывать вашу вину, в чем бы она ни была, поэт вы или не поэт. Вот я и не смог доказать, что я поэт. А они — что не поэт. И потом, это было очень давно. Это было... пятнадцать лет назад. — Не хотели бы вы вернуться и снова жить в России? — Хотел бы. Правда, очень хотел бы. Теперь это немножечко сложновато, я уже пять лет живу здесь, и, боюсь, я несколько изменился... хорошо, не боюсь... несколько, если хотите, избаловался или что-то вроде этого. [Смеется.] Я бы вернулся туда при одном условии. Думаю, что я имею право требовать выполнения этого условия. Условием я ставлю опубликование всех моих работ. Тогда я бы вернулся и жил там прежней жизнью. Если б что-либо подобное произошло,, если б я вернулся... я бы привнес некоторые изменения в это поэтическое дело. — Как вы думаете, это возможно? — Не думаю. Я не вижу такой возможности. — Как изменило вас участие во внутренней жизни Мичиганского университета? Ведь в России вы не были связаны с высшими учебными заведениями? — Нет. Но когда я говорил, что изменился, я не имел в виду Мичиганский университет, да и вообще Америку. Я имел в виду то, что я постарел, стал более требовательным, менее склонным к компромиссам, хотя, может, в компромиссах уже нет необходимости. Нет, университет не изменил меня. Мне нравится преподавать. И всегда, кажется, есть пара людей в аудитории, которые подтвердят, что я не лгу. — Я с интересом обнаружил, что вы пишете не только о России. Вы пишете о том, что вас окружает сейчас. Когда-нибудь вы ловили себя на том, что вам не хватает русских слов для описания, скажем, растений или деревьев, для описания каких-нибудь красивых мест? — Хороший вопрос. Нет, никогда. Я боялся, что это может произойти, и этот страх всегда рядом. Но пока подобного со мной не случалось. Это что-то типа внутреннего страха, когда ищешь нужную рифму, не находишь и тогда задумываешься: «Что это, или я забываю язык, или для этого слова просто нет рифмы?» Затем начинаешь думать, что для беспокойства нет никакого повода, что надо оставаться нормальным и здравомыслящим. Но потом спрашиваешь себя: «А зачем?» Если ты действительно начинаешь забывать язык, то зачем... просто быть здравомыслящим? Да, об этом стоит подумать. Занимаешься ты этим только для того, чтобы доказать самому себе, что все еще можешь писать, — или пишешь потому, что не можешь не писать? Иными словами, подобные вопросы, с которыми писатель сталкивается в работе, носят какой-то преувеличенный характер, какой-то угрожающий смысл. Это какой-то конфликт между безумием и психическим здоровьем. Хотя кто-то может и без этого... — Каково ваше мнение о Солженицыне и о легенде, которая его окружает? — [Долгое молчание.] Ну хорошо, давайте поговорим об этом. Я очень горжусь тем, что пишу с ним на одном языке. Я считаю его одним из величайших людей... одним из величайших и отважных людей этого столетия. Я считаю его совершенно выдающимся писателем, а что касается легенды, то пусть она вас не беспокоит, лучше читайте его книги. И потом, что еще за легенда? У него есть биография... и все сказанное им... Достаточно, или вы хотите услышать что-нибудь еще? — Продолжайте, пожалуйста. — Некоторые литературные критики называли его посредственным или даже плохим писателем. Не думаю, что подобные характеристики... они даются только потому, что эти люди основывают свое мнение на основе эстетических представлений, унаследованных из литературы девятнадцатого века. Творчество Солженицына нельзя оценивать исходя из этих представлений, так же как их нельзя оценивать исходя из наших эстетических стандартов. Потому что когда человек говорит об уничтожении, о ликвидации шестидесяти миллионов человек, нельзя говорить о литературе и о том, хорошая ли это литература или нет. В его случае литература поглощена тем, что он рассказывает. Я этим вот что хочу сказать. Он писатель. Но он пишет не с целью создать некие новые эстетические ценности. Он использует литературу, стремясь к древней, первоначальной, ее цели — рассказать историю. И, делая это, он, по-моему, невольно раздвигает пространство и рамки литературы. С самого начала его писательского пути — настолько, насколько мы могли следить за последовательностью его публикаций, — наблюдается явный процесс размывания жанра. Все началось с обычной новеллы, с «Одного дня...», да? Затем он перешел к более крупным вещам, к «Раковому корпусу», да? А потом к чему-то, что ни роман, ни хроника, а что-то среднее между ними, — «В круге первом». И наконец мы имеем этот «ГУЛАГ» — новый тип эпоса. Очень мрачного, если хотите, но это эпос. Я думаю, что советская система получила своего Гомера в случае с Солженицыным. Я не знаю, что еще можно сказать, и забудьте о всяких там легендах, все это чушь собачья... О любом писателе. — Вы довольны переводами своих работ на английский? — Иногда да, иногда нет. Один мой знакомый, шведский поэт Томас Транстремер, стихи которому, по-моему, испортил Роберт Блай [смеется], однажды сказал о своем отношении к переводчикам, как это отношение как бы проходит через три стадии. Первая: ты доверяешь им, и они тебя убивают. Вторая: ты не доверяешь им, но они все равно тебя убивают. На третьей стадии ты начинаешь отмечать в себе мазохистские черты и твердишь переводчику: «Убей меня, убей меня, убей меня...» И он убивает тебя. [Смеется.] Это не моя шутка... Это такой шведский юмор. — Как я понимаю, у современных русских поэтов есть обычай читать собственные стихи в определенном декламационном стиле, пришедшем от стиля Маяковского. Правда ли это? Это что, такая школа декламации? — Нет, не так, не так. Правда, я никогда не слышал записи, как читает Маяковский, но если и так. если это декламация, то пришло это из гораздо более глубокой истории. Ведь первоначально литература в России была литературой литургической — из песнопений, рециталов... как это называется... — Псалмы? — Да-да, именно псалмы. И русские их исполняли ритмично и размеренно. В российском аналоге средней школы, хотя в прямом смысле это не одно и то же, детей заставляют заучивать стихи строчку за строчкой, страницу за страницей и затем все это их просят читать вслух с выражением. То есть своим чтением, выделением интонации, ударением и всем остальным они должны показать свое понимание текста. О’кей? Так что это пришло из школьной, обычной школьной жизни. Я помню, что в детстве я тоже знал наизусть массу вещей: Пушкина, «Евгения Онегина», Грибоедова и многих других. Именно отсюда идет механизм запоминания. И такая манера чтения — это прямое продолжение литургических традиций. К этому я хочу добавить, что Теодор Ретке сказал однажды, что рождение стиха начинается, если только я припомню это правильно, «с психологического механизма молитвы». Вот так-то. — Один из моих русских друзей утверждает, что ни один американец, точнее, ни один не русский никогда не сможет понять русской поэзии. Что вы на это скажете? — Чушь, чушь. Хотя одну вещь все-таки следует сказать, и это будет прекрасным завершением нашей беседы. В четвертой книге своей «Истории» Геродот рассказывает о Скифии, о скифах, обитавших на севере от Танаиса, — эти места, как я полагаю, находятся на территории современного Донца. Уже само название этого племени подозрительно для русского уха. Будины. Это от глагола «быть», чья форма в будущем времени звучит «будет», похоже на «будины»... Ладно, забудьте все это. Геродот описал их в очень общих чертах. Жили они в лесных краях, строили лодки, дома, молельни из дерева, и он пишет, я потом проверял это по-гречески, потому что был потрясен тем, что прочитал: «И были они изумлены своим собственным языком». «Изумлены, потрясены своим собственным языком». Вот так-то. Хорошо?

Как излечиться от зависти

В этой статье мы не будем говорить о положительных эффектах зависти, когда это чувство мотивирует людей быть более активными, создавать что-то новое, лучшее. Сконцентрируемся именно на негативных последствиях зависти, среди которых физическая боль, психологические расстройства, жестокость в словах и поступках. С одной стороны, зависть основана на сравнении человеком его собственных ресурсов с чужими, с другой — именно отсутствие вовлечённости человека в какой-то проект и порождает возможность возникновения зависти. Ведь не станешь завидовать самому себе? Разве что в переносном смысле. Глобальным сдвигом в отношениях с другими людьми может быть осознание того, что все мы живём в одном мире, что закон достижения успеха, собственно, тоже универсален — нужно трудиться над тем, чтобы достичь цели. Испытывая чувство зависти, стоит задать себе два вопроса: так ли нужно тебе то, что есть у другого, и на что ты готов ради того, чтобы достичь того же самого? Например, меньше спать, больше учиться, меньше смотреть телевизор — те элементарные вещи, которые могут оказаться компромиссами во имя цели. Тот человек, который хотя бы постарается пройти тот же самый путь, что прошёл и другой, скорее всего, сильно снизит коэффициент своей зависти, осознав, что до совершения определённых действий он видел лишь красивую вершину горы, а не узкую тропинку, ведущую наверх. Предлагаю рассмотреть зависть как вредную привычку, приобретённую в определённый период жизни (сравнивание себя с братом, сестрой, одноклассниками, друзьями…) и пройти все этапы для избавления от неё. Основные шаги для преодоления чувства зависти. Осознанность Спросите себя, зависть мешает вам жить или вы не готовы что-то с ней делать. Ведь если вы не ощущаете дискомфорта от этого чувства и у вас нет желания что-то менять, никакая работа не принесёт результатов. Вы будете убеждать себя в том, что у вас всё нормально. Наконец, признайтесь себе в том, что зависть вам не чужда. Обратите внимание, на что она вас мотивирует в позитивном ключе и на что толкает в негативном. Запишите это. Аналитика Далее проанализируйте в каких именно ситуациях вы испытываете зависть — когда вы плохо себя чувствуете, устали, когда вас преследуют неудачи или это ваше естественное состояние — воспринимать чьё-то благополучие как личную обиду. «Да как они посмели жить лучше меня». Запишите все ситуации, постарайтесь в течение нескольких дней замечать эти случаи и добавлять в список те, которые вы не зафиксировали. Задавайте себе вопросы Продолжайте отслеживать своё состояние во время раздражения, спровоцированного завистью, и спрашивайте себя почему это происходит. Предполагаемая замена (отступление) Представьте, что при прочих равных вы перестаёте чувствовать зависть. В каком случае это могло бы произойти? При прочих равных — значит у другого человека не стало меньше денег или у вас они вдруг появились. Просто внезапно внутри вас исчезает это щемящее, гложущее чувство. Вы спокойно принимаете новости о чьих-то успехах и готовы аплодировать. Вдохновляет ли вас такой исход? Если да, пусть это ощущение будет вашим якорем во время «борьбы» с завистью. Решительные шаги списком Сконцентрируйтесь на себе. Минимизируйте возможность сравнивать себя с другими. Не читайте новости в соцсетях, отвечайте только на сообщения. Дайте себе возможность отдохнуть от критического мышления, осознайте собственную ценность. Займитесь своим развитием. Найдите в своём графике место для физических нагрузок, чтобы выбрасывать негативные эмоции во время спорта. Пройдите курс по повышению самооценки. Займитесь своим здоровьем. Прекрасное самочувствие уменьшит ваше недовольство собой и другими. Завершите начатые дела и найдите вдохновляющий проект. «Висяки» сильно бьют по самооценке и не дают трезво оценивать ваше время. Как только вы освободите место для нового, интересного, вы сразу поднимете свой статус в собственных глазах. Командная работа. Займитесь совместным проектом, он позволит вам почувствовать себя частью целого, а не противопоставлением всем остальным. Поздравляйте других с хорошими идеями, успехом, будьте открытым и доброжелательным. Вскоре вы почувствуете, что ваша положительная оценка других приносит свои плоды в отношениях с людьми и становится для вас естественной формой поведения. Другими словами — улыбайтесь, чтобы у вас было хорошее настроение. Побудьте продюсером. Напишите несколько положительных отзывов, рекомендаций, прорекламируйте бизнес вашего друга в соцсети — это также сделает вас небольшой частью чужого успеха и продвинет вас к освобождению от зависти. Повторяйте алгоритм Всё, что глубоко сидит внутри нас, требует времени, сил и терпения для его искоренения. Даже если поначалу на десять ситуаций у вас будет всего одна, в которой вы смогли поменять своё отношение к человеку и смягчить свою зависть, постепенно это число будет увеличиваться. Вспоминайте то ощущение свободы и тепла, о котором говорилось выше. Однажды вы с удивлением оглянетесь назад, понимая, что на месте зависти доброта и сострадание.

Иосиф Бродский. «Похвала скуке»

Значительная часть того, что вам предстоит, будет востребована скукой. Причина, по которой я хотел бы поговорить с вами об этом в столь торжественный день, состоит в том, что, как я полагаю, ни один гуманитарный колледж не готовит вас к такой будущности; и Дармут не является исключением. Ни точные науки, ни гуманитарные не предлагают вам курсов скуки. В лучшем случае они могут вас познакомить со скукой, нагоняя ее. Но что такое случайное соприкосновение по сравнению с неизлечимой болезнью? Наихудший монотонный бубнеж, исходящий с кафедры, или смежающий веки велеречивый учебник — ничто по сравнению с психологической Сахарой, которая начинается прямо в вашей спальне и теснит горизонт. Известная под несколькими псевдонимами — тоска, томление, безразличие, хандра, сплин, тягомотина, апатия, подавленность, вялость, сонливость, опустошенность, уныние и т. д., скука — сложное явление и, в общем и целом, продукт повторения. В таком случае, казалось бы, лучшим лекарством от нее должны быть постоянная изобретательность и оригинальность. То есть на что вы, юные и дерзкие, и рассчитывали. Увы, жизнь не даст вам такой возможности, ибо главное в жизненной механике — как раз повторение. Можно, конечно, возразить, что постоянное стремление к оригинальности и изобретательности есть двигатель прогресса и тем самым цивилизации. Однако — в чем и состоит преимущество ретроспективного взгляда — двигатель этот не самый ценный. Ибо, если мы поделим историю нашего вида в соответствии с научными открытиями, не говоря уже об этических концепциях, результат будет безрадостный. Мы получим, выражаясь конкретнее, века скуки. Само понятие оригинальности или новшества выдает монотонность стандартной реальности, жизни, чей главный стих — нет, стиль — есть скука. Этим она — жизнь — отличается от искусства, злейший враг которого, как вы, вероятно, знаете, — клише. Поэтому неудивительно, что и искусство не может научить вас справляться со скукой. На эту тему написано несколько романов; еще меньше живописных полотен; что касается музыки, она главным образом несемантична. Единственный способ сделать искусство убежищем от скуки, от этого экзистенциального эквивалента клише, — самим стать художниками. Хотя, учитывая вашу многочисленность, эта перспектива столь же незаманчива, сколь и маловероятна. Но даже если вы шагнете в полном составе к пишущим машинкам, мольбертам и Стейнвеям, полностью от скуки вы себя не оградите. Если мать скуки — повторяемость, то вы, юные и дерзкие, будете быстро удушены отсутствием признания и низким заработком, ибо и то, и другое хронически сопутствует искусству. В этом отношении литературный труд, живопись, сочинение музыки значительно уступают работе в адвокатской конторе, банке или даже лаборатории. В этом, конечно, заключается спасительная сила искусства. Не будучи прибыльным, оно становится жертвой демографии довольно неохотно. Ибо если, как мы уже сказали, повторение — мать скуки, демография (которой предстоит сыграть в вашей жизни гораздо большую роль, чем любому из усвоенных вами здесь предметов) — ее второй родитель. Возможно, это звучит мизантропически, но я вдвое старше вас и на моих глазах население земного шара удвоилось. К тому времени, когда вы достигнете моего возраста, оно увеличится вчетверо, и вовсе не так, как вы ожидаете. Например, к 2000 году произойдет такое культурно-этническое перераспределение, которое станет испытанием для вашего человеколюбия. Одно это уменьшит перспективы оригинальности и изобретательности в качестве противоядий от скуки. Но даже в более монохромном мире другое осложнение с оригинальностью и изобретательностью состоит в том, что они буквально окупаются. При условии, что вы способны к тому или другому, вы разбогатеете довольно быстро. Сколь бы желательно это ни было, большинство из вас знает по собственному опыту, что никто так не томим скукой, как богачи, ибо деньги покупают время, а время имеет свойство повторяться. Допуская, что вы не стремитесь к бедности — иначе вы бы не поступили в колледж, — можно ожидать, что скука вас настигнет, как только первые орудия самоудовлетворения станут вам доступны. Благодаря современной технике эти орудия так же многочисленны, как и синонимы скуки. Ввиду их назначения — помочь вам позабыть об избыточности времени — их изобилие красноречиво. Столь же красноречивым является использование вашей покупательной способности, к вершинам которой вы зашагаете отсюда под щелканье и жужжание некоторых из этих инструментов, которые крепко держат в руках ваши родители и родственники. Это пророческая сцена, леди и джентльмены 1989 года выпуска, ибо вы вступаете в мир, где запись события умаляет само событие — в мир видео, стерео, дистанционного управления, тренировочных костюмов и тренажеров, поддерживающих вас в форме, чтобы снова прожить ваше собственное или чье-то еще прошлое: консервированного восторга, требующего живой плоти. Все, что обнаруживает регулярность, чревато скукой. В значительной степени это относится и к деньгам — как к самим банкнотам, так и к обладанию ими. Разумеется, я не собираюсь объявлять бедность спасением от скуки — хотя Св. Франциску, по-видимому, удалось именно это. Но несмотря на всю окружающую вас нужду, идея создания новых монашеских орденов не кажется особенно увлекательной в нашу эпоху видеохристианства. К тому же, юные и дерзкие, вы больше жаждете делать добро в той или иной Южной Африке, чем по соседству, и охотнее откажетесь от любимого лимонада, чем вступите в нищий квартал. Поэтому никто не рекомендует вам бедность. Все, что вам можно предложить, — быть осторожнее с деньгами, ибо нули в ваших счетах могут превратиться в ваш духовный эквивалент. Что касается бедности, скука — самая жестокая часть ее несчастий, и бегство от нее принимает более радикальные формы: бурного восстания или наркомании. Обе временные, ибо несчастье бедности бесконечно; обе вследствие этой бесконечности дорогостоящи. Вообще, человек, всаживающий героин себе в вену, делает это главным образом по той же причине, по которой вы покупаете видео: чтобы увернуться от избыточности времени. Разница, однако, в том, что он тратит больше, чем получает, и его средства спасения становятся такими же избыточными, как то, от чего он спасается, быстрее, чем ваши. В целом, тактильная разница между иглой шприца и кнопкой стерео приблизительно соответствует различию между остротой и тупостью влияния времени на неимущих и имущих. Короче говоря, будь вы богаты или бедны, рано или поздно вы пострадаете от избыточности времени. Потенциально имущие, вам наскучит ваша работа, ваши друзья, ваши супруги, ваши возлюбленные, вид из вашего окна, мебель или обои в вашей комнате, ваши мысли, вы сами. Соответственно, вы попытаетесь найти пути спасения. Кроме приносящих удовлетворение вышеупомянутых игрушек, вы сможете приняться менять места работы, жительства, знакомых, страну, климат; вы можете предаться промискуитету, алкоголю, путешествиям, урокам кулинарии, наркотикам, психоанализу. Впрочем, вы можете заняться всем этим одновременно; и на время это может помочь. До того дня, разумеется, когда вы проснетесь в своей спальне среди новой семьи и других обоев, в другом государстве и климате, с кучей счетов от вашего турагента и психоаналитика, но с тем же несвежим чувством по отношению к свету дня, льющемуся через окно. Вы натягиваете ваши кроссовки и обнаруживаете, что у них нет шнурков, за которые бы вы выдернули себя из того, что вновь приняло столь знакомый облик. В зависимости от вашего темперамента или возраста вы либо запаникуете, либо смиритесь с привычностью этого ощущения; либо вы еще раз пройдете через мороку перемен. Невроз и депрессия войдут в ваш лексикон; таблетки — в вашу аптечку. В сущности, нет ничего плохого в том, чтобы превратить жизнь в постоянный поиск альтернатив, чехарду работ, супругов, окружений и т. д., при условии, что вы можете себе позволить алименты и путаницу в воспоминаниях. Это положение, в сущности, было достаточно воспето на экране и в романтической поэзии. Загвоздка, однако, в том, что вскоре этот поиск превращается в основное занятие, и ваша потребность в альтернативе становиться равна ежедневной дозе наркомана. Однако, из этого существует еще один выход. Не лучший, возможно, с вашей точки зрения, и не обязательно безопасный, но прямой и недорогой. Те из вас, кто читал «Слугу слуг» Роберта Фроста, помнят его строчку: «Лучший выход — всегда насквозь». И то, что я собираюсь предложить — вариация на эту тему. Когда вас одолевает скука, предайтесь ей. Пусть она вас задавит; погрузитесь, достаньте до дна. Вообще, с неприятностями правило таково: чем скорее вы коснетесь дна, тем тем быстрее выплывете на поверхность. Идея здесь, пользуясь словами другого великого англоязычного поэта, заключается в том, чтобы взглянуть в лицо худшему. Причина, по которой скука заслуживает такого пристального внимания, в том, что она представляет чистое, неразведенное время во всем его повторяющемся, избыточном, монотонном великолепии. Скука — это, так сказать, ваше окно на время, на те его свойства, которые мы склонны игнорировать до такой степени, что это уже грозит душевному равновесию. Короче говоря, это ваше окно на бесконечность времени, то есть на вашу незначительность в нем. Возможно, этим объясняется боязнь одиноких, оцепенелых вечеров, очарованность, с которой мы иногда наблюдаем пылинку, кружащуюся в солнечном луче, — и где-то тикают часы, стоит жара, и сила воли на нуле. Раз уж это окно открылось, не пытайтесь его захлопнуть; напротив, широко распахните его. Ибо скука говорит на языке времени, и ей предстоит преподать вам наиболее ценный урок в вашей жизни — урок, которого вы не получили здесь, на этих зеленых лужайках — урок вашей крайней незначительности. Он ценен для вас, а также для тех, с кем вы будете общаться. «Ты конечен», — говорит вам время голосом скуки, — «и что ты ни делаешь, с моей точки зрения, тщетно». Это, конечно, не прозвучит музыкой для вашего слуха; однако, ощущение тщетности, ограниченной значимости ваших даже самых высоких, самых пылких действий лучше, чем иллюзия их плодотворности и сопутствующее этому самомнение. Ибо скука — вторжение времени в нашу систему ценностей. Она помещает ваше существование в его — существования — перспективу, конечный результат которой — точность и смирение. Первая, следует заметить, порождает второе. Чем больше вы узнаете о собственной величине, тем смиреннее вы становитесь и сочувственней к себе подобным, к той пылинке, что кружится в луче солнца или уже неподвижно лежит на вашем столе. Ах, сколько жизней ушло в эти пылинки! Не с вашей точки зрения, но с их. Вы для них то же, что время для нас; поэтому они выглядят столь малыми. «Помни меня», — шепчет пыль. Ничто не могло бы быть дальше от душевного распорядка любого из вас, юные и дерзкие, чем настроение, выраженное в этом двустишии немецкого поэта Питера Хухеля, ныне покойного. Я процитировал его не потому, что хотел заронить в вас влечение к вещам малым — семенам и растениям, песчинкам или москитам — малым, но многочисленным. Я привел эти строчки, потому что они мне нравятся, потому что я узнаю в них себя и, коли на то пошло, любой живой организм, который будет стерт с наличествующей поверхности. «Помни меня», — говорит пыль. И слышится здесь намек на то, что, если мы узнаем о самих себе от времени, вероятно, время, в свою очередь, может узнать что-то от нас. Что бы это могло быть? Уступая ему по значимости, мы превосходим его в чуткости. Что означает — быть незначительным. Если требуется парализующая волю скука, чтобы внушить это, тогда да здравствует скука. Вы незначительны, потому что вы конечны. Однако, чем вещь конечней, тем больше она заряжена жизнью, эмоциями, радостью, страхами, состраданием. Ибо бесконечность не особенно оживлена, не особенно эмоциональна. Ваша скука, по крайне мере, говорит об этом. Поскольку ваша скука есть скука бесконечности. Уважайте, в таком случае, ее происхождение — и, по возможности, не меньше, чем свое собственное. Поскольку именно предчувствие этой бездушной бесконечности объясняет интенсивность человеческих чувств, часто приводящих к зачатию новой жизни. Это не значит, что вас зачали от скуки или что конечное порождает конечное (хотя и то и другое может звучать правдоподобно). Это скорее наводит на мысль, что страсть есть привилегия незначительного. Поэтому старайтесь оставаться страстными, оставьте хладнокровие созвездиям. Страсть, прежде всего, — лекарство от скуки. И еще, конечно, боль — физическая больше, чем душевная, обычная спутница страсти; хотя я не желаю вам ни той, ни другой. Однако, когда вам больно, вы знаете, что, по крайней мере, не были обмануты (своим телом или своей душой). Кроме того, что хорошо в скуке, тоске и чувстве бессмысленности вашего собственного или всех остальных существований — что это не обман. Вы могли бы также испробовать детективы или боевики — нечто, отправляющее туда, где вы не бывали вербально / визуально / ментально прежде — нечто, длящееся хотя бы несколько часов. Избегайте телевидения, особенно переключения программ: это избыточность во плоти. Однако, если эти средства не подействуют, впустите ее, «швырните свою душу в сгущающийся мрак». Раскройте объятия, или дайте себя обнять скуке и тоске, которые в любом случае больше вас. Несомненно, вам будет душно в этих объятиях, но попытайтесь вытерпеть их сколько можете и затем еще немного. Самое главное, не думайте, что вы где-то сплоховали, не пытайтесь вернуться, чтобы исправить ошибку. Нет, как сказал поэт: «Верь своей боли». Эти ужасные медвежьи объятия не ошибка. И все, что вас беспокоит, — тоже. Всегда помните, что в этом мире нет объятий, которые в конце концов не разомкнутся. Если вы находите все это мрачным, вы не знаете, что такое мрак. Если вы находите это несущественным, я надеюсь, что время докажет вашу правоту. Если же вы сочтете это неуместным для такого торжественного события, я с вами не соглашусь. Я бы согласился, знаменуй это событие ваше пребывание здесь, но оно знаменует ваш уход. К завтрашнему дню вас здесь уже не будет, поскольку ваши родители заплатили только за четыре года, ни днем больше. Так что вы должны отправиться куда-то еще, делать карьеру, деньги, обзаводиться семьями, встретиться со своей уникальной судьбой. Что касается этого куда-то, ни среди звезд, ни в тропиках, ни рядом в Вермонте скорее всего не осведомлены об этой церемонии на лужайке в Дармуте. Нельзя даже поручиться, что звук вашего оркестра достигает Уайт-Ривер-Джанкшн. Вы покидаете это место, выпускники 1989 года. Вы входите в мир, который будет населен гораздо плотнее этой глуши, и где вам будут уделять гораздо меньше внимания, чем вы привыкли за последние четыре года. Вы полностью предоставлены себе. Если говорить о вашей значимости, вы можете быстро оценить ее, сопоставив ваши 1100 с 4,9 миллиарда мира. Благоразумие, следовательно, столь же уместно при этом событии, как и фанфары. Я не желаю вам ничего, кроме счастья. Однако будет масса темных и, что еще хуже, унылых часов, рожденных настолько же внешним миром, насколько и вашими собственными умами. Вы должны будете каким-то образом против этого укрепиться; в чем я и попытался вам помочь здесь моими малыми силами, хотя этого очевидно недостаточно. Ибо то, что предстоит вам, — замечательное, но утомительное странствие; вы сегодня садитесь, так сказать, на поезд, идущий без расписания. Никто не может сказать, что вас ожидает, менее всего те, кто остается позади. Однако, единственное, в чем они могут вас заверить, что это путешествие в один конец. Поэтому попытайтесь извлечь некоторое утешение из мысли, что как бы ни была неприятна та или иная станция, стоянка там не вечна. Поэтому вы никогда не застревайте — даже когда вам кажется, что вы застряли; это место сегодня становится вашим прошлым. Отныне оно будет для вас уменьшаться, ибо этот поезд в постоянном движении. Оно будет для вас уменьшаться, даже когда вам покажется, что вы застряли... Поэтому посмотрите на него в последний раз, пока оно еще имеет свои нормальные размеры, пока это еще не фотография. Посмотрите на него со всей нежностью, на которую вы способны, ибо вы смотрите на свое прошлое. Взгляните, так сказать, в лицо лучшему. Ибо я сомневаюсь, что вам когда-либо будет лучше, чем здесь. июнь 1989

Как пианист смог заставить людей «листоманить»

На первый взгляд может показаться, что слово «листомания» берет свои корни от английского «listen» (слушать), и это вполне логично, если говорить о его значении. Листомания в современном понимании — это потребность в постоянном прослушивании музыки. Но так термин трактовали далеко не всегда. Все началось еще в XIX веке, когда творчество венгерского пианиста Ференца Листа стало набирать популярность. Ференц (по-немецки Франц) Лист родился в 1811 году. С самого его детства Адам Лист, отец Ференца, начал приобщать сына к музыке: сам давал ему уроки и водил на занятия пения в церковь. Кроме этого Ференц учился игре на органе у местного музыканта. И спустя лишь три года обучения, в возрасте девяти лет он уже выступает для высокопочтенной публики — городских вельмож. Талант мальчика стал заметен окружающим, и отец юного пианиста стал задумываться о более серьезном музыкальном образовании для сына, которое позволило бы ему стать профессионалом. Через несколько лет Адам увозит сына в Вену на обучение к Карлу Черни, одному из лучших преподавателей игры на фортепиано в городе на то время. Спустя несколько лет Ференц попытается поступить в Парижскую консерваторию, но у него не получится — в учебное заведение брали лишь коренных французов. Он решил остаться во Франции. И именно здесь подросток начнет работу над своими произведениями. Свои первые этюды Ференц написал, когда ему было 14 лет. И все они не были похожи на черновые варианты будущих великих произведений или на обычную пробу пера. Они были вполне успешными: например, оперу «Дон Санчо, или Замок любви», которую сочинил юный Ференц, даже поставили в Grand-Opera в Париже в 1825 году. Но судьба юного гения не сложилась так счастливо, как хотелось бы: его отец умер спустя некоторое время жизни в Париже. Подросток очень эмоционально переживал смерть отца, даже на несколько лет перестал заниматься развитием своей карьеры. Он буквально скрылся с глаз людей. Но события 1830 года вдохновили Листа на возобновление творческого пути. Во-первых, именно в этот период во Франции шел самый разгар Июльской революции, и у музыканта появились задумки произведений с особым революционным настроением. Во-вторых, в круг общения пианиста вошли не менее талантливые и известные сейчас люди: гениальный скрипач Никколо Паганини и композитор Гектор Берлиоз. Эти люди своим примером побуждали Листа совершенствовать свои навыки и вдохновляли на создание новых произведений. Лист начал гастролировать по странам Европы, и в 1841 году появилось слово «листомания». Пианист буквально поразил берлинских зрителей. В нем сочетались все профессиональные качества. Он виртуозно владел инструментом, сохранял идеальный темп игры и эмоциональность исполнения. Но помимо этого было и то, что по-настоящему могло захватить сердца женщин: исключительная харизма и очень привлекательная внешность. Казалось бы, ничего необычного — в мире всегда были и будут красивые мужчины. Но в этой ситуации Ференц Лист был не просто воплощением мужского идеала. Он был объектом обожания. Им восхищались даже мужчины. Генрих Гейне, который и придумал термин «листомания», писал, что лишь одно появление Листа воздействовало на людей мистически. Аплодисменты были «неистовы», люди ликовали. Гейне даже назвал это безумием, которого до этого никогда не видел. В книге «Тайная жизнь великих композиторов» Элизабет Ланди пишет, что взволнованные фанаты следили за Листом на улице. Они пытались догнать его и, как бы абсурдно это ни звучало, украсть его носовой платок или отстричь прядь волос. Листомания в чем-то схожа с битломанией — эмоциональным состоянием фанатов группы The Beatles в 60х-70х годах XX века. Но листоманию можно назвать очень необычным явлением с психологической точки зрения, в то время как битломания — понятие более приземленное и объяснимое. Фанаты рок-группы обожали своих любимых музыкантов, восхищались ими. Но битломании помогла развиться массовость творчества группы: поведение «битлов» на концертах распространялось по всему миру. А во времена Листа музыка была элитарной, она не передавалась по странам с молниеносной скоростью. И это не могло бы спровоцировать массовое помешательство. Это делает листоманию еще загадочнее и непонятнее. Кстати, в 1975 году режиссер Кен Расселл снял музыкальный фильм «Листомания». В нем как раз и показывается весь этот феномен безумия толпы при виде игры Листа. Люди, которые рвутся на сцену и кричат так, что вполне могут заглушить музыку, работники концертного зала, выносящие за кулисы женщин в истерике — все это есть в фильме Расселла. Сейчас листомания перетерпела некоторые изменения в значении, и с венгерским пианистом слово связано лишь исторически. Это означает лишь саму потребность слушать музыку, а не проявление эмоций при ее прослушивании. К ней не относятся истерия или мания, а тем более в тяжелых их проявлениях. А еще всем нам знакомое слово «меломания» не совсем схоже с листоманией. Меломаны по-особенному преданы музыке, питают к ней страсть. Они могут слушать любую музыку, и им важно ее наличие. Листомания — это не болезнь, а лишь название особенностей поведения, которые не являются отклонением. Но если человек все время хочет слушать что-либо и не может остановить себя в этом действии, или это начинает мешать ему жить, то это уже может быть проявлением чего-то более серьезного, чем просто любовь к творчеству исполнителей. Автор: Софья Второва

Распространение инноваций

Все мы знаем знаменитое изречение древнегреческого мыслителя Аристотеля: «Жизнь — это движение». Смысл движения не столько в изменении положения в пространстве, сколько в переходе от низшего к высшему, от простого к сложному, от малого к большому. Эволюция — это яркий пример движения. Она стремится к усложнению систем, к получению новых знаний и технологий. Одним из важнейших условий эволюции является возможность делиться достижениями с теми, кто хочет сделать шаг вперед. В конечном счете конкурентоспособными оказывались только те виды, которые были готовы к переменам и умели приспосабливаться к новым обстоятельствам. Термин «инновация» произошел от латинского слова «novatio», что означает «обновление» или «изменение». Инновацией нельзя считать всякое новшество, а только такое, которое серьезно повышает эффективность действующей системы. Новшество всегда возникает в какой-то точке, по своей сути оно единично и уникально на первом этапе. Мы можем представить инновацию в виде идеи, которую воплотила группа энтузиастов на предприятии. Их конкуренты увидели, что идея сделала работу более эффективной, и тоже переняли себе новую технологию. Каков тогда дальнейший путь развития новшества? Углубимся немного в теорию. Распространение инноваций — или диффузия нововведений — это пространственно-временной процесс (Т. Хегерстранд), обязательными элементами которого являются: 1. Территория; 2. Время; 3. Инноватор — источник инновации; 4. Инновация; 5. Акцептор — принимающая сторона; 6. Траектория перемещения. У нас есть идея, которая является инновацией, группа энтузиастов — инноваторы, территория — город, в рамках которого предприятия (акцепторы) перенимают инновацию. По какой траектории перемещается идея? Существует три способа распространения инновации: контактный, каскадный и иерархический. Контактный способ — самый простой вариант: инновация из пункта А передается в пункт Б, из пункта Б в пункт В и так далее. Здесь важно понимать, что пункт Б может начать передавать инновацию только тогда, когда полностью примет новую технологию и сможет самостоятельно выступить в роли инноватора для пункта В. При каскадном способе инноватор передает инновацию сверху вниз. Образно это можно представить так: А — верхушка пирамиды, от нее идет передача идеи к Б и В, которые не общаются между собой. Б и В передают информацию Г, Д и Ж, З соответственно. Идея одновременно внедряется разными маршрутами на предприятия, но эти предприятия контактируют друг с другом только по вертикали. И, наконец, при иерархическом способе выстраивается такая же пирамида с вертикальными связями, как при каскадном способе. Главное отличие в том, что инновацией могут обмениваться как сверху вниз, так и снизу вверх. Обмен идеей может происходить между Б и В, между Г и Ж. То есть, существует не только вертикальная, но и горизонтальная связь. А теперь пример из жизни. В столице открывается продуктовый магазин. Он специализируется на продаже экологически чистых продуктов, к тому же в нем внедрена система полной автоматизации всего процесса покупок. Популярность этого магазина растет, поэтому владелец решает открыть еще один магазин, но в другом районе города. Постепенно появляются магазины в области, затем в соседних регионах. В итоге эта сеть магазинов представлена на территории всей страны. Внедрение проводилось постепенно под руководством центрального аппарата. Но если территория страны огромна, сможет ли руководитель лично контролировать процесс открытия каждого магазина и соблюдения технологии работы? К тому же N следует иметь в виду, что сначала такие магазины открывались в крупных городах, и только затем — в средних и маленьких. С чем это было связано? Из теории мы помним, что инновация передается из А в Б. Но Б сможет передать инновацию только тогда, когда сама станет инноватором! Крупному городу проще перенять инновацию, поскольку транспортное сообщение между такими городами налажено лучше, число людей, посещающих эти магазины, больше, и торговля приносит большую прибыль. А теперь другой пример. В основе идеи распространения инновации лежит стремление улучшить систему. Мы можем совершенствовать не только технику, товары и услуги, но и территории. Лучше всего это прослеживается на примере промышленности или туризма. Как территория может принять инновацию и стать инноватором? На ней должны быть созданы особые условия для развития предпринимательства. Так были внедрены Особые экономические зоны, в рамках которых действуют льготные налоговые и таможенные условия. Такие зоны создаются искусственно по директиве государства. Другой вариант — создание кластеров. Они возникают по инициативе самих предпринимателей в рамках тех сфер, которые кажутся им наиболее развитыми и готовыми для осуществления новых задумок. Именно таким образом были созданы туристско-рекреационные кластеры для развития туризма на определенной территории. Однако какие-то кластеры функционируют успешно, какие-то с треском провалились. В чем причины? Каждая территория обладает своими особенностями. То, что подходит для развития Москвы, не обязательно подойдет для Камчатки или черноморских курортов. Поэтому не все инновации, зародившиеся в столице, имеет смысл переносить в другие регионы. Тогда нужно создать что-то особенное, учитывающее интересы конкретного места. Но чем отличается туристский кластер «Ворота Байкала» от, скажем, кластера «Амур»? Во-первых, тем, что озеро Байкал является объектом всемирного наследия, куда съезжаются туристы со всего мира, а река Амур имеет только локальный интерес. И дело даже не в количестве инвестиций, которые требуются на строительство интересных объектов и их рекламу. Исходя из принципов теории, кластер — это источник инновации. Он формируется на территории, имеющей всю необходимую для этого инфраструктуру, а его субъекты — это организации, конечным результатом деятельности которых является создание инновационного продукта. Источником инновации никогда не сможет стать территория, которая не обладает уникальным интересом, достаточно развитой инфраструктурой и налаженной системой. В дальнейшем такая территория должна будет делиться своими достижениями с окружающим миром. Что проще: взять развитый объект, усовершенствовать его и создать качественно новый продукт на проверенной базе, или с нуля попытаться сразу создать нечто уникальное, не проверенное временем и не имеющее возможности в дальнейшем поделиться своим новшеством? Так мы приходим к заключительному выводу: скорость распространения инновации зависит не от геометрического расстояния, а от способности и готовности акцепторов принять ее. Если инновация постоянно встречает на своем пути препятствия, если ее по каким-либо причинам не могут принять и использовать, она в итоге исчезает либо преобразуется в то, что больше подходит для данного этапа развития. По материалам книги Майкла Портера «Международная конкуренция»

Дневник Сергея Прокофьева во время эпидемии «испанки»

3 октября 1918 г. Совершенную панику нагнала на меня испанская инфлюенция. До сих пор она для меня звучала как-то анекдотически с её состоянием «прострации», хотя я о ней слышал ещё в Японии. Но сегодня в газетах — тысяча случаев в день в одном Нью-Йорке с 5-процентным смертным исходом. В Нью-Йорке ещё благодать, а в других городах повальная эпидемия. Разлететься из Большевизии в Нью-Йорк и скончаться от испанской инфлюенции! Какой сарказм! Говорят, если сразу лечь в постель и пролежать неделю, тогда ничего, и главное, не будет воспаления лёгких, от которого большинство смертных исходов. 12 октября 1918 г. ...Инфлюенция достигла четырёх с половиной тысяч в день. Побаиваюсь. Купил пульверизатор для носа и сосновое масло. 14 октября 1918 г. Был по приглашению Фишера для переговоров о цене за «Сказки». Я назначил тысячу долларов. Фишер не моргнул и сказал, что даст ответ. Ответ пришёл вечером — не может Был у Сталя. Он кашляет как сумасшедший, но говорит, что температура нормальная и доктор сказал, что инфлюенции нет. Я нюхал камфору, чтобы дезинфицировать нос. Утром он ходил к своему портному — ночью умер от инфлюенции. Он к другому — и тот. 15 октября 1918 г. Сталь лежит — инфлюенция. Я боюсь, что заразил меня. Владимир Николаевич возмутился, что я живу с пятнадцатью долларами и вручил сто пятьдесят, сказав, чтобы в любую минуту я рассчитывал на него. Нежен необычайно. Вообще Америка его сильно изменила. Вечером в «Метрополитен» на первом симфоническом концерте сезона (французский оркестр и французская программа; играли хуже, чем у нас). Желание как можно скорее выступить самому. Но увы, декабрь! Декабрь! 16 октября 1918 г. Так и есть: температура 98,6°F, т.е. по-нашему 37°— немного повышенная. Кашель и болят ноги. Сидел дома. Если это инфлюенция, то ничего не поделаешь, надо терпеливо переболеть. Поэтому отношусь философски. Кончил «Гавот». К вечеру температура нормальная. 17 октября 1918 г. Утром чувствовал себя хорошо. Не инфлюенция. 18 октября Сегодня опять повышенная температура и ужасный насморк. Сижу дома и промываю нос. Кончил Danz’y. Немного скучно — нет предпочтения. Звонил Обольскому, проектируя с ним эскападу. У Сталя кризис: 104° по Фаренгейту. Вообще Фаренгейт в своих огромных числах очень импозантен. В городе инфлюенция слабее. Навещали Mme Больм и Mme Шиндлер. 19 октября Целый день плачу. Насморк ударился в глаза. Нельзя даже читать. Но к вечеру лучше, температура нормальная, и я поехал в Carnegie Hall участвовать в русском концерте для американского заёма. 21 октября Простился с моей 109-й улицей и переехал в Hotel Wellington, лежащий довольно центрально. Отель спокойный, публика живёт помесячно, позволяют играть на фортепиано и вообще здесь довольно много артистов. У меня две хороших комнаты с ванной и двумя шкапными комнатами, в которых удобно прятать чужих жён, если будут ломиться разъярённые мужья. Но увы, пока романтическая сторона хромает. От насморков и опасения, что инфлюенция, выздоровел. 23 октября 1918 г. Инфлюенция не уменьшается: вертится до четырёх-пяти тысяч в день и на восьмиста покойниках. Есть случаи скоротечного характера: в двенадцать часов готово дело. Крест. Говорят, это разновидность лёгочной чумы. Нечего сказать, приятное развлечение! Хотя у меня впечатление, что, приболев несколько дней назад, я перенёс параинфлюенцию, и теперь, возможно, застрахован от настоящей. 28 января 1919 г. Инфлюенция ещё не стихла и триста случаев отмечаются каждый день. А сегодня ужасная пневмония в одни сутки скрутила бедную Mme Шиндлер, милую, здоровую, красивую женщину. Шиндлер убит, Больмы в слезах. Я очень им сочувствую, но не показываюсь к ним — боюсь заразы. (С.Прокофьев «Дневник. Часть 1. 1907-1918»)