Свобода и мужество являются движущими силами и большими достижениями в процессе индивидуации. Свобода, как ее описывает немецкий социальный психолог и философ-гуманист Эрих Фромм, является конечной целью в процессе индивидуации. Концепция свободы Фромма близка к концепции автономии Дэвида Шапиро — быть независимым субъектом в мире. Она включает в себя способность проявлять то, что делает вас уникальным, не прибегая ни к эгоцентризму, ни к самоотвержению. Концепция «дифференциации Я» Мюррея Боуэна также подразумевает эту идею и идеал индивидуации. Когда человеку не хватает психологической автономности в организации своей жизнедеятельности, он, скорее всего, чувствует себя неуверенным и незначительным и сомневается в смысле жизни. Автономия в этике Канта требует принимать решения и действовать в соответствии с моральным долгом, опираясь не только на желания. Джон Стюарт Милль выступил против философов эпохи Просвещения, утверждая индивидуальность желаний как основополагающий фактор автономии и характера: «Человек, чьи желания и побуждения являются его собственными — выражением его индивидуальной природы, как она была развита и изменена его культурой, — имеет характер. Тот, чьи желания и побуждения не являются его собственными, не имеет характера». Когда человеку не хватает такой свободы, будь то несамостоятельность в принятии решений, выборе действий или отсутствие подлинного ощущения собственных уникальных желаний, возникает тенденция к неконтролируемому или реактивному, а не самостоятельному функционированию. Тревога свободы Философ XIX века Серен Кьеркегор описывал психологическую свободу как головокружительную тревогу; точнее, он называл тревогу «головокружением от свободы». В книге «Понятие страха» (1844) Кьеркегор размышляет: «Тревогу можно сравнить с головокружением. Тот, чей взгляд случайно упадет в зияющую бездну, почувствует головокружение. В чем же причина этого? Она столько же заложена в его собственном взоре, как и в самой пропасти, — ведь он мог бы и не посмотреть вниз». Он провел аналогию с обрывом: ужас от того, что вы можете упасть и разбиться насмерть, сочетается с одновременным трепетом от осознания того, что вы можете броситься — страх и ужас, соответственно. Худшее, что может случиться, ужасает, а свобода выбора, между тем, может быть по-своему парализующей. Свобода выбора порождает тревогу. Любой выбор может быть сопряжен с ужасом. Уступка бесконтрольному желанию или простое согласие с навязанными ожиданиями уводит от напряжения, которого требует подлинность, и, таким образом, является путем к отчаянию. Кьеркегор размышлял: «Свобода рушится в этом головокружении. Далее психология пойти не может, да и не желает. В то же самое мгновение все внезапно меняется, и, когда свобода снова поднимается, она видит, что виновна. Между этими двумя моментами лежит прыжок, который не объяснила и не может объяснить ни одна наука. Тот, кто становится виновным в страхе, становится настолько двойственно виновным, насколько это вообще возможно...». Не все готовы вынести возможности свободы. Некоторые оказываются на пути самосаботажа, возможно, не зная, как справиться с диалектическими тревогами свободного существования. Когда это происходит, как описывал Фромм, человек пытается «убежать от свободы». Фромм предложил три психических механизма, которые, по его мнению, человек может использовать для ухода от негативных аспектов свободы и восстановления утраченной безопасности: авторитаризм, деструктивность и автоматическая конформность. Эти механизмы бегства приносят безопасность дорогой ценой. 1. Садизм — авторитарный характер Садисты доминируют над другими, пытаясь получить в суррогате то, чего им не хватает в себе и в жизни: контроль. И жестокость садистов также возникает из-за зависимости от психофизиологического переживания власти в отношениях. Эрих Фромм описал садистское поведение как переживание власти, которое трансформирует «беспомощность в переживание всемогущества». Фромм связывал такое поведение с тем, что он называл «авторитарным характером» — воплощением «индивида, который... тиранизирует тех, кто ниже его, и подчиняется... влиятельным вышестоящим». 2. Мазохизм — саморазрушительный характер Мазохизм, с другой стороны, выражается, по словам Шапиро, в «готовности принять страдания, чтобы донести свою точку зрения, поддержать принцип или сохранить самоуважение». Мазохистский импульс возникает, когда человек пытается контролировать себя с помощью вредных форм самоуспокоения. Расстройства пищевого поведения, порезы и злоупотребление психоактивными веществами свидетельствуют о мазохистском стиле преодоления стресса и решения возникающих проблем и часто об укоренившемся эмоциональном доминировании или избегании в семейной системе. И садизм, и мазохизм являются разновидностями ригидных характеров. Каждый из них подразумевает принудительное волеизъявление, движимое эготизмом и стыдом. 3. Автоматическая конформность Гипнотические, самоисполняющиеся предубеждения и беспрестанно повторяющиеся межличностные привычки являются одними из самых сложных проблем, с которыми мы сталкиваемся при воплощении автономии. Они зарождаются в темной психологической кладовой или, как ее называл Карл Юнг, в тени, содержащей отторгнутые воспоминания и склонности, которые сохраняют свою силу благодаря нашей сублимации их. Теневые фрагменты «Я» вызывают бдительную охрану, и защита часто становится проекцией. Мы живем с постоянным риском проецирования эмоционально нагруженных, наполненных переживаниями тревог, образов и символов на окружающих нас людей и мир. В той мере, в какой мы действуем по их прихоти, мы оказываемся автоматическими механизмами, выполняющими запрограммированные реакции. Логотерапевт Виктор Франкл сказал: «Между стимулом и реакцией есть пространство. В этом пространстве находится наша власть выбирать реакцию. В нашей реакции заключаются наш рост и наша свобода». Мужество Жизнь — это тревога. Это свобода, но в то же время и ответственность, ряд решений в условиях ограничений, одно отрицает другое. Вопрос не в том, как освободиться от шатающихся ног на танцполе. Это исходит из ложного представления о мужестве, то есть о свободе от страха, а не о действиях вопреки ему. В конце концов, Кьеркегор выступил за прыжок, за сверхрациональное признание того, что движение вперед в жизни — это прежде всего функция воли и доверия. Он описал прыжок вопреки неразрешимому напряжению и растущей тревоге и даже движимый ими — принятие риска, который ведет к неожиданному пути, исцелению, выходящему за пределы нас самих, и большей целостности, а также своего рода свободе. Подытожим Свобода выбора наполняет нашу жизнь смыслом и повышает благосостояние, но она также может порождать тревогу. Иногда люди реагируют на это самосаботирующими способами: пытаются контролировать других, слепо принимают страдания или автоматически подчиняются обстоятельствам. Настоящая свобода требует большого мужества, своего рода прыжка веры. По материалам статьи «What Is Psychological Freedom?» Psychology Today