Как мозг реагирует на разрыв дружбы

Разрыв дружеских отношений — очень распространенное явление. Нидерландское исследование 2008 года выявило, что до 70% близких дружеских связей распадаются в течение семи лет, а социальный опрос 2023 года показал, что более двух третей американцев разрывали дружбу в течение жизни. И хотя расставание с другом — не редкость, это не значит, что потеря близкого человека не оказывает существенного влияния на эмоциональное здоровье и даже здоровье мозга. Дисбаланс гормонов и усиление тревожности В первую очередь активируется тревожный сигнал. Как объяснила невролог Лиза Шульман, потеря дружеских отношений может вызвать активацию миндалевидного тела (области мозга, связанной с эмоциональными реакциями). «Миндалевидное тело исследует окружающую среду на предмет угроз. Когда эмоциональная травма достигает определенного порога, миндалевидное тело «подает сигнал тревоги», запуская каскад нейромедиаторов и гормонов, чтобы подготовить организм к защите», — рассказала эксперт. Кроме того, может пошатнуться гормональный баланс. Психиатр Шэрон Батиста отметила, что в число активированных нейромедиаторов входят серотонин, дофамин и норадреналин, отвечающие за регуляцию настроения и обработку эмоций. Дисбаланс серотонина, связанного с чувством благополучия и счастья, способен привести к нарушениям настроения. В то же время снижение уровня дофамина, отвечающего за систему вознаграждения и удовольствие, может вызвать ангедонию — неспособность испытывать радость. Также нередко повышается уровень норадреналина, участвующего в реакции организма на стресс, что способствует всплеску тревожности в процессе переживания горя. Еще одно последствие — синхронизация памяти и эмоций, которые будут работать против вас. Со временем «эмоциональный» мозг может стать более чувствительным под воздействием внешних триггеров, таких как напоминания о потере. Это происходит в ущерб «думающему» мозгу, или коре больших полушарий. Эмоциональные компоненты памяти способны подавлять когнитивные, что усилит тревожность, депрессию и нарушит сон. Психологические последствия Как пояснила клинический психолог Сабрина Романофф, потеря близкого друга, подобно расставанию с романтическим партнером, вызывает чувство горя. Кроме того, по ощущениям это может быть очень похоже на горе от смерти. Это создает так называемое неопределенное, двусмысленное горе — боль от утраты человека, который все еще жив, но больше не будет рядом с вами в привычном понимании. Психика тяжело переживает это состояние, поскольку зачастую не происходит никакого завершения истории, и отсюда возникает путаница и непонимание причин, по которым отношения закончились. Поскольку дружеские связи часто удовлетворяют ключевые потребности в принадлежности и привязанности, их разрыв приводит к чувству отверженности, неуверенности в себе и одиночеству. К этому могут добавляться печаль, гнев и даже симптомы депрессии и тревоги. Со временем это может вылиться в проблемы с социальной идентичностью. Также разрыв дружбы в некоторых случаях запускает реакцию страха, при которой человек начинает бояться разрушить другие отношения или открыться людям из-за риска возможной будущей боли или разочарования». Поэтому те, кто переживает потерю друга, могут изолировать себя в качестве защитного механизма, чтобы снизить уязвимость и избежать эмоциональной перегрузки. План действий В первую очередь эксперты рекомендуют прожить горе. «Отнеситесь к потере как к любому значительному эмоциональному событию, — посоветовала Романофф. — Позвольте себе оплакивать общие воспоминания, связь и ту роль, которую этот человек играл в вашей жизни». Изменения в дружбе — это естественная часть жизни, поэтому лучше сосредоточиться на принятии ситуации, даже если поначалу это может быть трудно. После разрыва легко попасть в негативный цикл обвинений в адрес другого человека и даже себя. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на поиске виноватого, признайте, что отношения были ценными, но исчерпали себя. Можно сохранять связь с положительными воспоминаниями, одновременно осознавая причины, по которым все закончилось. Однако это следует делать после первоначального этапа горевания. Вы можете проанализировать дружбу с человеком, составить список хороших, плохих сторон и того, что можно было бы улучшить. Понимание динамики поможет вам расти и устанавливать более здоровые границы в будущих дружеских отношениях. После размышлений о том, что могло привести к окончанию вашей дружбы, уделите время тому, чтобы прояснить, что вы цените в отношениях. Определите свои непреложные принципы и ожидания от дружбы, позвольте этим целям направлять вас к формированию более полноценных связей в будущем. Кроме того, важно не забывать о других людях, с которыми вы общаетесь или дружите. Не позволяйте потере помешать вам ценить другие отношения, которые у вас есть и которые развиваются вместе с вами. Чтобы уменьшить чувство одиночества и получить поддержку, сосредоточьтесь на построении новых социальных связей, а также на укреплении существующих. Согласно теории привязанности, помимо усиления чувства принадлежности, формирование новых связей способствует восстановлению эмоциональной безопасности. По материалам статьи «What Happens in the Brain After a Friendship Breakup» Very Well Mind

Отроверт: ни экстраверт, ни интроверт

Ощущаете дискомфорт из-за чувства непохожести? Хотите обрести эмоциональную автономию? Регулярно генерируете нестандартные идеи? Вероятно, как и у таких личностей, как Фрида Кало, Франц Кафка и Альберт Эйнштейн, в вас ярко проявляется отроверсия… В эпоху, когда стремление к самовыражению, вовлеченности и ощущению общности достигло небывалых высот, поведение индивида в социуме становится ключевым индикатором. Традиционные модели личности, акцентирующие внимание на интроверсии и экстраверсии, оказываются недостаточными для охвата всего спектра человеческого взаимодействия. В противовес социальной изоляции и избыточной коммуникабельности формируется более умеренная и автономная модель поведения. Интроверт, экстраверт... но, возможно, это не все? На протяжении десятилетий популярная психология делила людей на две большие семьи: интроверты, которые восстанавливают силы в одиночестве, и экстраверты, которые процветают в контакте с другими. Эта двойственность легла в основу многих руководств, тестов и дискуссий. Тем не менее данная модель оставляет в стороне более сдержанный, менее известный, но глубоко отличающийся тип личности. Рами Камински, американский психиатр, предлагает по-новому взглянуть на это внутреннее состояние. После более чем сорока лет практики он заметил повторяющийся профиль у своих пациентов. Он также обнаружил характерные черты у самого себя. Ему вспомнился момент, когда его принимали в скауты. На их первой встрече руководитель группы упомянул важность скаутского движения и провел ритуал принятия клятвы. В то время как остальные мальчики были полны энтузиазма и чувствовали единение, Рами вдруг осознал, что он не такой, как все — слова клятвы не вызвали у него никаких чувств, и он не почувствовал себя частью коллектива. Многим сложно осознать отсутствие нужды в групповой принадлежности. Подобное мироощущение нередко ошибочно принимается за отклонение от нормы. Такие люди не замкнуты в себе и не тянутся к групповой жизни. Но они остаются непроницаемыми для коллективной динамики. Чтобы описать их, он выбрал конкретный термин: отроверты. По его словам, все мы рождаемся с этой тенденцией не хотеть сливаться с группой. Однако эта естественная склонность очень быстро подавляется социальными нормами, навязанными с детства. Этот новый термин, вдохновленный испанским словом «otro», означающим «другой», относится к людям, которые не испытывают потребности или желания соблюдать социальные ритуалы, нормы или коллективную принадлежность. Ни одинокие, ни маргинальные, они просто живут в соответствии с независимым внутренним ритмом. Отроверт характеризуется глубокой эмоциональной независимостью и предпочтением индивидуальности групповому конформизму. В отличие от интровертов, которые в основном восстанавливают силы в одиночестве, или экстравертов, которые черпают энергию в социальных взаимодействиях, отроверты характеризуются неспособностью или нежеланием соответствовать коллективной идентичности, нормам или групповому мышлению. Они преуспевают в общении один на один и часто проявляют чуткость, наблюдательность и оригинальность мышления, но чувствуют себя отчужденными или неуютно в больших группах, где испытывают чувство одиночества, несмотря на то что некоторые из них общительны. Ключевыми характеристиками отровертов являются: Эмоциональная непринадлежность. Отроверты с трудом приспосабливаются к групповой динамике, культурным нормам или коллективным чувствам, считая их чуждыми или произвольными. Они вечные «аутсайдеры», которые сопротивляются социальной обусловленности и групповой идентичности с раннего возраста. Оригинальное мышление. Не обремененные групповым мышлением, отроверты часто генерируют нетрадиционные или новаторские идеи, но другие могут счесть их противоречивыми или подрывными. Примером этой черты являются такие исторические личности, как Игнац Земмельвейс, бросивший вызов медицинским нормам. Эмпатия при общении один на один. Несмотря на то, что они избегают групповой принадлежности, отроверты обладают высокой эмпатией и устанавливают глубокие, значимые связи с отдельными людьми. Они превосходно понимают других на личном уровне, но находят поведение в коллективе непонятным. Комфорт в одиночестве. Отровертам комфортно находиться в одиночестве, и им не требуется ощущение общей судьбы или общинной принадлежности. Однако они чувствуют себя одинокими в группах, где у них нет эмоциональной связи. Сопротивление консенсусу. Они отвергают идею о том, что мнение большинства приравнивается к истине, предпочитая оценивать идеи, основываясь на собственной логике. Из-за этого они могут казаться дерзкими или нонконформистскими, иногда подвергая себя личному риску. Предпочтение независимости. Отроверты преуспевают в одиночной работе или на должностях, где они могут справляться самостоятельно, поскольку командная работа часто кажется им утомительной или неестественной. Они решительны и больше доверяют собственному мнению, чем коллективным советам. Личные ритуалы. Они придерживаются своих собственных привычек и распорядка дня, но отвергают общественные традиции, такие как религиозные или национальные церемонии, считая их неуместными или ограничивающими. Неприятие риска за пределами зоны комфорта. Несмотря на смелость мышления, отроверты склонны избегать физических рисков или переживаний, предпочитая знакомую обстановку, где они чувствуют себя в безопасности. Минимальный материализм. Отроверты не интересуются социальными тенденциями или потребительством, ценят то, что у них есть, и используют ресурсы для повышения своей независимости, а не для погони за социальным статусом. Юмор и абсурдность. Они часто видят абсурд в человеческих взаимоотношениях и могут использовать юмор, чтобы отвлечь внимание от серьезной групповой динамики и разрядить обстановку. Скрытый потенциал отровертов Суть отровертов проявляется не в том, чего они сторонятся, а в том, что они взращивают в себе. Пренебрегая общепринятыми нормами, они формируют свежий, непредвзятый взгляд на мир. Эта интеллектуальная свобода стимулирует новаторство, способность к критическому мышлению, а порой и к кардинальным переменам. История полна примерами личностей, которые игнорировали преобладающие убеждения и обладали даром видеть истину сквозь хаос. В периоды нестабильности, когда привычные устои рушатся, отроверты становятся незаменимыми. Их отстраненная позиция, подкрепленная внутренним равновесием, позволяет им сохранять спокойствие и избегать слепого следования за толпой. В эпоху информационного перегруза, всеобщего негодования и стремления к унифицированному мнению, эта ясность мышления оказывается бесценным ресурсом. Этот малоизученный тип личности не следует рассматривать как отклонение или проблему, требующую коррекции. Наоборот, он заставляет нас переосмыслить границы нормальности. Независимость не равна изоляции, сдержанность — не признак слабости, а сознательное уединение может быть источником продуктивности. Отроверты, вовсе не находящиеся на задворках жизни, указывают направление, к которому подсознательно стремятся многие. Они демонстрируют, что внутренняя жизнь может быть богатой и насыщенной, а самодостаточность — ценным качеством. Их взгляд на мир учит ценить тишину, рефлексию и личное пространство как инструменты для самопознания и роста.

8 приятных вещей, чтобы кто-то почувствовал себя важным и любимым

Когда вы вспоминаете, как люди относились к вам на протяжении многих лет, что действительно заставляло вас чувствовать себя особенным и значимым? Возможно, вы не помните все подарки и впечатления, которые получали с самого детства, но воспоминания о том, как люди дарили вам любовь и заботу, остаются кристально чистыми. Если вы хотите произвести такое же впечатление на окружающих, попробуйте делать подобные маленькие вещи. Некоторые из самых трогательных и сильных поступков — это не грандиозные свершения, а искренние жесты, которые говорят о любви и заботе. 1. Обращайте внимание на то, что для них важно Когда наши близкие ощущают себя в безопасности и могут быть искренними и открытыми с нами, они могут поделиться своими сокровенными мыслями и чувствами. Они могут вспомнить игрушки или события из детства, по которым очень скучают, или рассказать о своей любви к «глупым» вещам, таким как голожаберные моллюски или пуговицы. Чтобы лучше понять их, задавайте вопросы об их интересах и увлечениях, старайтесь узнать о них как можно больше и записывайте то, что они вам рассказывают. Это поможет вам создать более полное представление о них и подготовить неожиданные и приятные сюрпризы. Если им нравятся камни, возможно, стоит организовать поход в музей естествознания. Если они большие поклонники Толкиена, можно научиться говорить с ними на эльфийском, чтобы выразить свою любовь и восхищение. И так далее. 2. Предугадывайте их потребности Одна из самых трогательных вещей, которые можно сделать для близкого человека, — это предвидеть его потребности и стараться их удовлетворить. Например, когда вы знаете, что ваш партнер много времени работал в саду, вы можете приготовить ему еду и заварить чай, чтобы он мог подкрепиться, как только переступит порог дома. Или, если вы целый день бегаете по разным делам, вы возвращаетесь домой и видите, что ваш партнер приготовил вам ванну и поставил фильм, чтобы вы могли отдохнуть и расслабиться. Когда мы лучше понимаем, что питает и укрепляет тех, кого любим, мы можем внимательнее относиться к их ритму жизни и предвидеть их потребности. Как только мы определим их предпочтения, мы сможем приложить все усилия, чтобы удовлетворить их, позволяя им отдохнуть и восстановить силы. 3. Готовьте для них Практически у каждого человека на планете есть свои любимые блюда — будь то изысканные деликатесы или легкие закуски. Когда кто-то, кто вам дорог, готовит для вас еду или приносит корзинку, полную ваших любимых угощений, после тяжелого дня или просто потому, что он вас хочет удивить вас, вы можете почувствовать себя невероятно любимым и особенным. Это легко сделать для человека, с которым вы знакомы всю жизнь, ведь вы провели вместе так много времени. Однако немного сложнее, если вы только начинаете встречаться или дружить. Если ваши отношения еще совсем новые, попробуйте записывать, какие продукты они едят, когда вы собираетесь вместе. Это поможет вам лучше понять, что им нравится, а что нет. Также не забудьте узнать об их пищевой аллергии, антипатиях и так далее. Это поможет вам случайно не отравить их и не заставить чувствовать себя обязанными съесть продукт, который им не нравится. 4. Делайте им массаж или что-то подобное Этот метод особенно хорошо подходит для людей, у которых основным языком любви является физическое прикосновение, но при определенных обстоятельствах его могут оценить практически все. Например, если у вашей второй половинки болят мышцы или суставы, то изучение техник лечебного массажа может облегчить их боль и в то же время еще больше сблизить вас двоих. С другой стороны, если этот человек не является вашим романтическим партнером, но вы все равно хотите помочь ему избавиться от дискомфорта, есть другие варианты. Например, вы можете сделать горячую ванночку для ног с добавлением английской соли для друга или родственника, у которого болят ноги, или приготовить грелку для тех, у кого судороги или болит спина. 5. Защищайте их покой Одним из самых эффективных способов выразить свою любовь и признательность кому-то является создание гармоничной, мирной и радостной атмосферы в его жизни. Поэтому одной из самых важных задач, которую вы можете взять на себя, является защита их спокойствия и оказание посильной поддержки в их стремлении к гармонии. Эта поддержка может проявляться по-разному: начиная от вмешательства, если другие члены семьи пытаются отвлечь их, когда они снимают напряжение или принимают ванну, и заканчивая отказом от ваших собственных действий, которые могут вызвать у них стресс. Например, если вы любите хэви-метал, но ваш партнер или друг переживает трудные времена, вы можете послушать его в наушниках, вместо того чтобы врубать полную громкость в гостиной. 6. Будьте конкретны в своих выражениях Говорить кому-то, что вам нравится все, что он делает, — это замечательно, и вы можете заставить его почувствовать себя ценным. Однако лучший способ выразить свою любовь и признательность — это быть конкретным в том, что именно вы цените. Это поможет человеку ощутить себя любимым, замеченным и по-настоящему оцененным. Когда вы говорите что-то вроде «Мне очень понравился ужин, который ты приготовил сегодня вечером», это замечательно. Но если вы добавите что-то вроде «Для меня очень важно, что ты добавил этот ингредиент, хотя я всего раз говорил, как сильно он мне нравится», это покажет, что вы видите, какие усилия были приложены для того, чтобы приготовить его для вас. По сути, вы не воспринимаете их усилия как должное и цените их на более глубоком уровне. 7. Учитывайте их меняющиеся вкусы и интересы, когда дело доходит до выбора подарков Многие из нас испытывали разочарование, когда кто-то дарил нам подарок, который был бы дорог нам много лет назад, но сейчас кажется неактуальным. Например, родитель может подарить своему взрослому ребенку что-то, что нравилось ему в детстве, и расстроиться, если этот подарок не будет оценен по достоинству. Чтобы избежать таких ситуаций, важно быть в курсе интересов и увлечений человека, которому вы собираетесь сделать подарок. Возможно, вам покажется милым отправить старому другу праздничную корзину с вкусными закусками, но если вы отправите посылку любителя вина и мяса человеку, который стал вегетарианцем, это может вызвать недоумение. В подарке важно выразить свое внимание и заботу о человеке как о личности, а не только как о представителе определенного пола или возраста. 8. Читайте им сказку на ночь или что-то в этом роде Не всем, но некоторым людям нравится, когда им читают перед сном. Это может напоминать им о более простых и счастливых временах, и всегда приятно засыпать, слушая, как кто-то, кого ты любишь, рассказывает тебе историю. Вы можете читать своему партнеру (и наоборот), но если у кого-то болит горло или нет сил, можно включить аудиокнигу и слушать ее вместе, пока не заснете. Конечно, у каждого свои предпочтения, поэтому вы можете адаптировать этот ритуал под свои нужды. Кому-то нравится использовать проектор ночного неба, чтобы превратить свою спальню в планетарий. Они могут обсуждать практически все, наблюдая за тем, как звезды и метеоры танцуют над их головами. Другим нравится играть музыку либо друг для друга, либо вместе, создавая прекрасную гармонию. Заключение Как и во многих других вещах, стремление дать кому-то ощущение, что особенный, любимый и значимый, может проявляться по-разному, в зависимости от личности человека. Меры, упомянутые здесь, могут быть адаптированы к индивидуальным предпочтениям каждого. Однако все они демонстрируют тому, кого вы любите, вашу искреннюю заботу. Возможно, не все из них будут уместны для конкретного человека, но будьте уверены, что в этом списке есть как минимум несколько вещей, которые способны значительно улучшить его настроение. Эти мелочи могут показаться незначительными, но их влияние огромно, особенно если они становятся частью вашей повседневной жизни. По материалам статьи «If you want to make someone feel special, loved, and appreciated, start doing 8 little things» A Conscious Rethink

Почему некоторые люди никогда не взрослеют

Максу было чуть за двадцать, а он все еще не чувствовал себя взрослым. Жил с матерью и отчимом, подрабатывал время от времени и просиживал дни в видеоиграх. Друзей вне интернета не было, планы на будущее расплывались. Он словно удерживал жизнь на паузе — без риска, без решений, без движения. Это был не просто растянутый подростковый период. Макс замкнулся: выходил из дома редко, питался энергетиками и едой навынос. В его мире оставались только мать, брат-близнец и онлайн-подруга Дженна. Любое приглашение «выйти в люди» раздражало и пугало; он уходил почти сразу, будто улица обнажала его хрупкость. В играх, напротив, все поддавалось контролю: можно приглушить эмоции, переписать сюжет, выключить реальность. Так сложился образ жизни, построенный на избегании: он уходил от людей, ответственности, усилий — и прежде всего от риска встретиться лицом к лицу с возможной неудачей и собственным стыдом. Когда избегание становится идентичностью За кажущейся пассивностью жил тяжелый, невыносимый стыд. Макс понимал, что отстает, ненавидел свое тело и слабость, но не мог это выразить. Никаких психологических инструментов — только старые, знакомые способы увести себя в сторону: диссоциация, еда, гаджеты, игры. Заглушая стыд, он заглушал и все остальное. Это была не застенчивость и не просто социальная тревога. Речь шла об избегающем расстройстве личности — устойчивом паттерне подавленности, чувства неадекватности и болезненной чувствительности к критике. Такие люди хотят близости и роста, но страх быть разоблаченным и «недостаточным» оказывается сильнее. Тогда избегание перестает быть тактикой и становится частью личности: не идти туда, где больно; не пробовать то, что может не получиться; не открываться тому, кто способен увидеть слабость. День за днем Формально Макс учился в университете, но в практическом смысле не присутствовал там: пары пропускал, в клубы не ходил, друзей не заводил. Он не поддерживал разговор, не предлагал тем, будто внутри не было опоры, собственного взгляда. Даже в играх — его главном занятии — не искал глубины: перескакивал с сюжета на сюжет, хватал новизну, избегал усилий. Это были не увлечение и не мастерство, а ритуал отвлечения — способ переждать жизнь. После выпуска из университета Макс работал, только когда мать находила ему подходящее место. Через несколько недель его начинала душить рутина, раздражали коллеги и совместные задачи. Он не имел опыта доводить проекты до конца, и всякий раз неадресованная злость выталкивала его к двери. Важно понимать: это не «лень» как моральный изъян. Для людей с избегающим расстройством личности даже небольшие социальные и профессиональные требования переживаются как реальная угроза: «Сейчас они увидят, что я не справляюсь». И лучше уйти заранее, чем подтвердить собственный страх. Регрессия как стиль жизни Макс не справлялся с простыми вещами: заполнить анкету, разобраться с оплатой, выбрать недорогую микроволновку. Любая зона неопределенности — и он отступал. Мир казался чрезмерным: слишком громкий, сложный, требовательный. Поэтому он звонил единственному человеку, который как будто мог удержать его от распада, — матери. Он звонил по много раз в день: что написать в сообщении, куда обратиться с насекомыми в квартире, как решить спор с провайдером. Мать ворчала: «Не приходи ко мне по каждой мелочи», — и все же спешила спасать. Ее помощь приносила облегчение обоим: ему — освобождение от ответственности, ей — ощущение нужности. Но такая «поддержка» не учила, а подменяла самостоятельность: она давала ответы, а не инструменты. Эта зависимость — не про страх потерять привязанность (как при зависимом расстройстве), а про бегство от возможного разоблачения и стыда. Регрессия здесь становится ролью: лучше оставаться ребенком, чем признать свою неуклюжесть на взрослой территории, где нужно пробовать, ошибаться и расти. Идеализация, основанная на фантазиях В офлайне у Макса друзей не было. Единственной связью оставалась Дженна — знакомая из игр, с которой он переписывался с подростковых лет. Они никогда не встречались, их «дружба» целиком жила в онлайне, но Макс идеализировал ее: «самая умная, самая красивая, лучшая». То же происходило и с публичными фигурами: случайный повар в ролике вдруг становился «лучшим в мире», актриса — «лучше чем Мэрил Стрип». Логики в оценках не было — была детская восторженность недосягаемым. Чем дальше человек, тем совершеннее он казался, потому что не предъявлял встречных ожиданий. Идеализация на расстоянии — удобная защита. Реальная близость всегда связана с риском: тебя могут не понять, раскритиковать, увидеть уязвимым. А далекий объект любви безопасен: он не требует усилий и не отражает твоей слабости. Без опыта живых отношений с их нюансами и разочарованиями у Макса не формировались взвешенные суждения — только фантазии, которые не проверяются на прочность. Проецируемый стыд Стыд Макса был не просто сильным — он был невыносимым. Признать его означало встретиться с пустотами собственного опыта. Поэтому он делал иначе: создавал проекции. Когда в его жизни появилась молодая женщина — амбициозная, поддерживающая, — он отреагировал нападением. Он критиковал ее планы, высмеивал учебу и работу, распространял нелепые слухи среди тех немногих, кто был у него «своими»: матери, брата-близнеца, Дженны. Иногда злость прорывалась внезапно: едва заметный повод — и поток презрения. Он сравнивал ее с Дженной, уверяя, что «та во всем лучше». На деле именно эта женщина подсвечивала самое болезненное: другие двигаются, а он — нет. Ее энергия и компетентность напоминали ему о том, чего у него не было, и он пытался сделать ее такой же ничтожной, как чувствовал себя сам. Это уже не просто защитная реакция, а стратегия: не вынести стыд — значит спроецировать его на другого. Парадокс в том, что желание близости у людей с избегающим расстройством личности никуда не исчезает. Макс заставлял себя выходить из комнаты и встречаться с девушкой — в пределах «безопасного»: тихое кафе, короткая прогулка. Но чем ближе становилась реальность, тем громче звучал страх унижения. Поддержку он принимал за скрытую критику, зависть маскировал презрением, а искренность — угрозой. Видимость перемен К тридцати у Макса появились «улучшения»: еженедельные вечера настольных игр, осторожное слово «друзья» в адрес небольшой компании. Это был самый стабильный социальный ритуал за последние годы. Но фундамент оставался прежним. Он все еще жил с матерью и отчимом; комната была захламленной пещерой с мигающими экранами; прогресс — аккуратно выстроенной декорацией. Параллельно усиливался внутренний разлад. Он остро чувствовал собственную инертность и незначительность в мире, где ценятся действие и участие, — и в то же время стал резче отстаивать категоричные суждения. В чатах появлялись тезисы уровня приговора: «Все богатые — мошенники», «Система — сплошной обман». Стоило попросить пояснить, он замыкался. Не потому, что не имел мнения, — потому что любое углубление грозило разоблачить: за громкими формулами пусто. Этот «тихий крах» проявился особенно ясно во время короткой поездки за границу — первой в его жизни. Небольшая компания все спланировала, но в день отъезда у одного участника сорвался перелет, и группе пришлось быстро перестроиться. Все собрались обсуждать варианты, а Макс сел в угол и уткнулся в телефон. На мягкое «Макс, нам нужно решить это вместе, присоединишься?» — отвернулся и замолчал. Не оправдывался, не спорил, просто исчез из ситуации. Это была не растерянность. Это было чистое избегание — отказ вступать в реальность, даже когда ставки невысоки. Любое решение несло риск ошибиться, а значит — риск ответственности. А ответственности Макс не переносил: ни за поездку, ни за дружбу, ни — что важнее — за собственную жизнь. Избегание не меняется с возрастом Еженедельные выходы «в свет» не отменили главного: внутренний механизм остался прежним. Макс качался между детской беспомощностью и хрупким превосходством, между потребностью в людях и страхом быть увиденным настоящим. Он по-прежнему объяснял свои трудности «внешней системой», а когда система — то есть живые люди — просила участия, он растворялся в тишине. Он не нашел себя ни в офлайне, ни в вымышленном мире. Он перестал участвовать в жизни раньше, чем научился в ней жить. И в этом нет ничего экзотического: такие истории случаются чаще, чем мы готовы признать. Люди с избегающим расстройством личности нередко выглядят пассивными и даже кажутся примирившимися с изоляцией. Но за спокойной поверхностью идет непрерывная внутренняя борьба — за право не стыдиться себя, за возможность выдержать реальность и остаться в контакте. По материалам статьи «Why Some People Never Seem to Grow Up» Psychology Today

Искусство скучать: как философия поможет справиться с цифровой перегрузкой

Порой кажется, что так много всего постоянно борется за наше внимание: резкий звонок телефона, гул социальных сетей, непрекращающийся поток электронных писем и бесконечная лента контента. Это знакомая и повсеместная проблема цифровой эпохи. Жизнь пронизана постоянными стимулами, а моменты настоящего покоя — когда разум свободно блуждает без цели — стали редкостью. Цифровые технологии проникли в работу, образование и личные отношения. Для многих неучастие в них равносильно небытию. Люди утешают себя тем, что это нормально, ведь платформы обещают безграничный выбор и возможности для самовыражения. Однако это обманчиво. То, что выглядит как свобода, скрывает в себе тонкое принуждение: отвлечение, видимость и вовлеченность преподносятся как обязательства. Забвение бытия Исследователь из Ньюкаслского университета Мехмет Орудж, как человек, годами изучающий философию, часто задается вопросом: как вырваться из этого замкнутого круга и попытаться думать так, как великие умы прошлого? Возможный ответ пришел от немецкого философа Мартина Хайдеггера. Он утверждал, что современные технологии — это не просто набор инструментов, а способ раскрытия информации; система, в которой мир, включая тело и разум человека, предстает прежде всего как ресурс, используемый для создания контента. Таким же образом платформы являются частью этого ресурса, формируя то, что появляется, как оно появляется и как люди ориентируются в жизни. Цифровая культура вращается вокруг скорости, видимости, алгоритмического отбора и навязчивого генерирования контента. Жизнь все больше отражает логику ленты в соцсетях: постоянное обновление, вечное «здесь и сейчас», нетерпимость к медлительности, тишине и покою. По словам Оруджа, цифровые платформы не только отнимают внимание, но и ограничивают возможность глубокого осмысления, позволяющего полноценно проживать жизнь и понимать самих себя. Они лишают способности пребывать в тишине и встречаться с незаполненными паузами. Когда возникают моменты пустоты, люди инстинктивно ищут других — не для настоящей связи, а чтобы заполнить внутреннюю пустоту внешними отвлечениями. Хайдеггер назвал это явление das Man — некто безликий, чье влияние бессознательно принимают другие. Das Man становится своего рода призрачным убежищем: оно предлагает комфорт, но при этом незаметно стирает чувство индивидуальности. Это бесконечно множится через лайки, тренды и алгоритмическую виральность. Убегая от скуки, люди теряют возможность обрести подлинное «Я», которое растворяется в бесконечном коллективном подражании. Хайдеггер опасался, что под властью технологий человечество может утратить способность соотноситься с «самим бытием». Это «забвение бытия» — не просто интеллектуальная ошибка, но экзистенциальная нищета. Сегодня это проявляется как утрата глубины — исчезновение скуки, размывание внутреннего мира, исчезновение тишины. Там, где нет места скуке, не может быть и рефлексии. Там, где нет паузы, не может быть и осознанного выбора. «Забвение бытия» Хайдеггера теперь проявляется как утрата самой способности скучать. Способность к глубокому и продолжительному размышлению утрачивается. Скука как привилегированное настроение Для Хайдеггера глубокая скука — это не просто психологическое состояние, а особое настроение, в котором повседневный мир отступает. В своем курсе лекций 1929–1930 годов «Основные понятия метафизики» философ описывает скуку как фундаментальную настройку, благодаря которой сущее перестает «говорить» с людьми, обнажая небытие, лежащее в основе самого бытия. «Глубокая скука, бродящая в безднах нашего бытия, словно глухой туман, смещает все вещи, людей и тебя самого вместе с ними в одну массу какого-то странного безразличия. Этой скукой приоткрывается сущее в целом», — писал Хайдеггер. Скука — это не пустота, а порог, условие для мышления, удивления и возникновения смысла. Утрата глубокой скуки отражает более широкий процесс падения экзистенциальной глубины на поверхностность. Некогда служившая вратами в бытие, скука теперь воспринимается как досадный изъян, который нужно исправлять с помощью развлечений и отвлечений. Никогда не позволять себе скучать — это то же самое, что никогда не позволять себе быть такими, какие мы есть. По словам Хайдеггера, только в тотальной скуке люди оказываются лицом к лицу с сущим. Избегая этого, они избегают себя. Проблема не в том, что скука наступает слишком часто, а в том, что ей никогда не позволяют проявиться полностью. Она, как ни парадоксально, становится все более распространенной в таких утопающих в технологиях странах, как США, считается чем-то постыдным. К ней относятся почти как к болезни. Ее избегают, ненавидят, боятся. Цифровая жизнь и ее многочисленные платформы предлагают потоки микроотвлечений, которые не позволяют погрузиться в это более примитивное состояние. Беспокойство перенаправляется в скроллинг, который порождает лишь еще больший скроллинг. То, что исчезает вместе со скукой, — это не досуг, а метафизический доступ — тишина, в которой мир может говорить, а люди могут слышать. Заново открыть для себя скуку — не просто предаться безделью. Это значит вернуть себе условия для мышления, глубины и подлинности. Это тихое сопротивление всепроникающей логике цифровой жизни, открытие полного присутствия бытия и напоминание о том, что пауза, неструктурированный момент и период тишины — нечто существенное и необходимое. По материалам статьи «Put down your phone and engage in boredom – how philosophy can help with digital overload» The Conversation

Путь к себе: мотив странствия в литературе

Путешествие — один из самых древних и универсальных мотивов в литературе. От Гильгамеша, Одиссея, Данте и Евгения Онегина до Фродо Бэггинса, Геральта из Ривии и Джона Сноу на протяжении многих веков герои снова и снова отправляются в путь по книжным страницам: за славой, истиной, богатством, вечной любовью или самим собой. Путешествие — не просто перемещение в пространстве, но и символ глубоких внутренних перемен. Почему же литературные герои так часто собираются в дорогу, что делает их путь таким значимым и почему это касается каждого из нас? Почему героям не сидится дома? Причины странствий могут быть разными. Это желание перемен и свободы, как у Евгения Онегина, героя одноименного произведения Александра Пушкина. Поиск истины и смысла жизни, как у Пьера Безухова, героя «Войны и мира» Льва Толстого. Спасение возлюбленной, как у Данте в «Божественной комедии». Необходимость взять на себя тяжелую ношу и пройти испытание, как у Фродо из «Властелина колец». Или азарт и жажда приключений, которым был подвержен Филеас Фогг из «Вокруг света за 80 дней». Какими бы ни были причины ухода, ни один из этих героев не вернулся прежним. В конечном счете, какой финал ни сложился бы у истории, путь всегда оказывается важнее цели, ведь именно путь к ней формирует историю. «Одиссея» Гомера — один из первых и величайших литературных примеров, где ярко демонстрируется этот принцип. Одиссей возвращается домой десять лет, преодолевает множество преград, и каждое его приключение делает его сильнее, мудрее, человечнее. Путь формирует личность, испытывает характер, проверяет веру. В процессе странствия человек теряет старые убеждения, но приобретает новое видение мира и самого себя. Например, как в романе «Сиддхартха» Германа Гессе, где главный герой проходит долгий путь духовного поиска. Он испытывает на себе богатство и бедность, любовь и одиночество, прежде чем приходит к внутреннему просветлению. Часто герои осознают: финальная точка не столь значительна, как те изменения, которые с ними произошли во время дороги. Путь — это жизнь, полная смыслов, случайностей, встреч и уроков. Где сходятся дороги героев? Еще Карл Густав Юнг, известный психолог и философ ХХ века, описал концепцию «Коллективного бессознательного», согласно которой у всех людей, живших на этой земле, в подсознании содержатся психологические структуры, общие для всего человечества и передающиеся от предыдущих поколений. Эти структуры содержат в себе образы и мотивы, которые не только пронизывают всю человеческую культуру (мифологию, сказки, фольклор, искусство), но и находят отражение в нашей каждодневной жизни: в поступках и решениях. Отчасти эта концепция вдохновила именитого исследователя и автора знаменитой книги «Тысячеликий герой», Джозефа Кэмпбелла, на создание теории «Мономифа» или «Пути героя». Согласно Кэмпбеллу, все герои в мировой культуре проходят один и тот же универсальный путь, состоящий из множества этапов: • призыв к приключению (герой осознает, что ему уготовано особое предназначение); • отказ от приключения (герой сомневается в себе и намеревается отказаться от намеченного пути); • встреча с наставником (мудрый друг и учитель поддерживает героя и убеждает принять вызов); • переход через первый порог (точка невозврата: герой покидает свой привычный мир и оказывается в новом месте, где ему предстоит побороть соблазны и справиться с темными сторонами своей личности); • испытания и союзники (герой проходит череду различных испытаний, где встречает друзей и врагов, находит любовь или верного товарища); • приближение к внутренней пещере (подготовка к решающему испытанию, затишье перед бурей); • великое испытание (кульминация всего пути героя, битва с могущественным врагом, противостояние); • награда (осознание или получение особой силы или знания, которые изменили героя за время его странствия); • обратный путь (дорога в привычный мир, прощание с путешествием); • возвращение с наградой (герой возвращается домой обновленным и мудрым, он использует полученную силу для того, чтобы изменить окружающий его мир). Как показало время, эта концепция применима к огромному числу произведений и сохраняет свою актуальность. Искусство не стоит на месте и все время создает новые формы и способы передачи идей и смыслов, новые вариации пути. Даже в современных книгах и фильмах, где нет кораблей и мечей, фэнтезийных королевств и ужасных драконов, странствие сохраняется — теперь как внутренний путь. Это может быть эмиграция, депрессия или путь к себе через внутренние травмы. И в большинстве таких странствий рубежи, обозначенные Кэмпбеллом, сохраняются и подсвечиваются новыми интерпретациями. Формы меняются, но суть остается: дорога — это всегда способ понять, кто ты есть на самом деле. Это возможность преодолеть свои страхи, осознать истинные цели и обрести смысл. Странствие — метафора жизни Путь героя — это отражение жизненного пути человека. Мы рождаемся, взрослеем, ищем себя, сталкиваемся с трудностями, теряем ориентиры, ошибаемся, учимся — и все это напоминает странствие через сложный, запутанный и непредсказуемый мир. Огромный мир с зыбкими топями и белоснежными вершинами, с коварными врагами, поджидающими за углом, и с верными друзьями, готовыми протянуть руку помощи. Именно поэтому читателю легко отождествить себя с героем в дороге: с его сомнениями, открытиями, потерями и обретениями. Мотив странствия не теряет силы, потому что сам человек — всегда путник. Литературные герои идут дорогами, чтобы обрести смысл, свободу, любовь, прощение, понимание мира. Но самое важное то, что происходит не в финале, а во время пути: в преодолении себя, в неожиданной встрече, в выборе, сделанном у развилки. Странствие — это путь к человеку, которым ты должен стать. И именно это делает его вечным мотивом в литературе. Автор: Алиса Смирнова

Ипохондрия: как жить в мире с телом, которое предательски «врет»

Ипохондрию часто называют мнительностью, капризом или симуляцией. Со стороны человек, который приходит к врачу с очередным «несуществующим» заболеванием, выглядит странно. Но для того, кто живет с этим состоянием, ипохондрия — не прихоть, а сложный, изнурительный мир, в котором сконцентрированы ключевые проблемы современного человека: фоновая тревожность, утрата базового чувства безопасности, недоверие к миру и к официальной медицине в частности. Это мощнейшая психосоматика, которая мастерски симулирует самые страшные сценарии, заставляя тело по-настоящему болеть от страха. Как действующий ипохондрик, я вижу в этом расстройстве не слабость, а крик души, пытающейся справиться с неподъемной внутренней тревогой. Это полномасштабная война, где врагом становится собственное тело, а полем боя — сознание. Попробуем не жаловаться, а исследовать: почему ипохондрию можно считать настоящим, но непризнанным в быту заболеванием психики, на какие «болевые точки» личности она бьет, и как выстраивать стратегии защиты и самопомощи, чтобы бороться именно с ипохондрией, а не с самим собой. Что же скрывается за маской? Ипохондрическое расстройство — это не просто беспокойство о здоровье. Это устойчивая, всепоглощающая озабоченность мыслью о наличии серьезного, прогрессирующего заболевания. Ключевое слово — «мыслью». Мозг ипохондрика не выдумывает симптомы, он катастрофически их интерпретирует. Легкое покалывание становится признаком начинающегося инфаркта, головная боль — опухолью мозга, а обычное вздутие — раком кишечника. Корни ипохондрии уходят глубоко в историю. Первым «определителем» этого состояния считается Гиппократ, который использовал термин «ипохондрия» (от греч. «hypochondrion» — подреберье) для описания недугов, источник которых, как он полагал, находился в этой области тела — месте расположения селезенки и печени. Позже, во II веке нашей эры, Клавдий Гален развивал идею о том, что это состояние связано с расстройством нервной системы. Однако настоящий прорыв в понимании ипохондрии как психического феномена совершил Зигмунд Фрейд, связав ее с неотработанной тревогой и вытесненными конфликтами, которые находят свой выход через телесные симптомы. Современная диагностика опирается не на анализ самих симптомов (они могут быть любыми), а на поведенческие и когнитивные паттерны: • Навязчивый поиск информации: постоянное изучение симптомов в интернете либо в медицинской литературе. • Избыточный самоконтроль: многократная проверка пульса, давления, осмотр тела на наличие новых родинок или изменений. • Избегающее поведение: боязнь посещать врачей (дабы не услышать «страшный» диагноз) или, наоборот, частая потребность в консультациях и обследованиях. • Катастрофизация: любое ощущение в теле автоматически интерпретируется как признак смертельной болезни. Ипохондрия — это не случайный сбой. Она всегда бьет по самым уязвимым местам человеческой психики, таким как: • Утрата базового доверия к миру. Это фундаментальное чувство, формирующееся в детстве, дает нам уверенность, что мир в целом безопасен, а наше тело — надежный союзник. Когда это доверие подорвано (травмой, потерей, нестабильным окружением), тело перестает быть крепостью и становится источником постоянной угрозы. • Экзистенциальная тревога и страх смерти. Ипохондрия — это, по сути, персонифицированный ужас перед небытием. Борясь с мнимой болезнью, человек бессознательно борется со смертью, пытаясь взять под контроль то, что контролю в принципе не подлежит. • Потребность в заботе и внимании. В обществе, где болеть «неприлично», а жаловаться — признак слабости, болезнь становится единственным социально одобряемым способом получить поддержку и сочувствие. Тело «говорит» то, что не может сказать его хозяин: «Мне нужна помощь, я не справляюсь». • Невыраженные эмоции и психосоматика. Гнев, обида, тоска, которые не нашли выхода, часто «оседают» в теле. Ипохондрический ум, не способный распознать их истинную природу, приписывает их соматическому недугу. Так психическая боль превращается в физическую, с которой бороться кажется проще. Борьба с ипохондрией — это не война на уничтожение, а партизанские действия по установлению перемирия. Она требует принятия и понимания, а не самобичевания. Краеугольный камень первой помощи себе — психотерапия. Помочь могут несколько современных подходов: • Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ): помогает выявить иррациональные мысли-катастрофы («покалывание = рак») и заменить их более реалистичными. • Терапия принятия и ответственности (ACT): учит принимать тревожные мысли как «просто мысли», не подчиняясь им, и направлять энергию на ценные для себя действия. • Метакогнитивная терапия: помогает понять, что проблема не в самих мыслях, а в нашей реакции на них (постоянная проверка, поиск подтверждений). • Работа с тревогой. Поскольку ипохондрия — дочь тревоги, будут полезны техники для ее снижения. Это могут быть дыхательные практики и медитация: помогают укорениться в «здесь и сейчас», вырывая из плена пугающих фантазий о будущем. И, конечно, телесные практики: йога, плавание, бег. Они в данном случае не столько «укрепляют здоровье», сколько возвращают связь с телом как с источником силы и удовольствия, а не только боли. • Информационная гигиена. Жесткий, но необходимый шаг — запретить себе «гуглить» симптомы. Попробуйте договориться с собой: «У меня есть один доверенный врач. Только его мнение я считаю авторитетным». Безусловно, ипохондрия рождается у людей, подверженных высокой тревожности. Это лечится, но поскольку корень этой тревожности за годы формирования стал частью личности, искоренить ее на 100% может не получиться никогда. И здесь кроется важнейший инсайт: если это часть личности — значит, это вы. И эту часть тоже нужно принять. Все чувства страха понятны. Но ключевой вопрос — осознанность: предпринимаете ли вы действия, чтобы помогать своему организму, или только переживаете? Если вы прошли необходимые обследования и врачи исключили патологию, значит, вы сделали все, что могли. Дальнейшее просиживание в очереди к новому специалисту или неделя парализующего страха перед МРТ — это не забота о здоровье, это украденная у себя жизнь. Да, страшно ждать результатов. Но спросите себя: что вы делаете с этой неделей ожидания? Проживаете ее в страхе или наполняете ее жизнью? Осознание, что не все вам подконтрольно — горькое, но освобождающее. И вот еще одно наблюдение, которое помогло мне впервые взять ипохондрию под контроль. Все люди хотят чувствовать, ведь пока ты чувствуешь — ты живой. Но наш мозг ленив и автоматизирует рутину, которая составляет 80% нашей жизни. Мы проживаем ее на автопилоте, без ощущения включенности. Когда же мы по-настоящему чувствуем? В яркие моменты: счастья, путешествий, праздников. Или в негативе — в страхе, боли, борьбе с болезнью. Что мы проживаем дольше и «качественнее»? К сожалению, негатив. Счастье от отпуска быстротечно, а страх перед болезнью может длиться месяцами. И тогда подсознание делает «выгодный» выбор: чтобы ощутить себя живым, проще привлечь проблему, чем организовать себе праздник. Значит ли это, что за ипохондрией подсознательно кроется желание привлекать проблемы, чтобы чувствовать? Вопрос без однозначного ответа, но сам факт его рассмотрения меняет взгляд на проблему. Как только я увидела эту связь, мне стало понятно: гораздо приятнее концентрироваться на позитиве. Но для этого нужно изменить подход к «скучной» рутине, из которой мы так отчаянно пытаемся вырваться любыми способами, даже через болезнь. Мне помогла простая практика «Приятности дня» — нечто среднее между дневником благодарности и вечерним ритуалом с близкими. Каждый вечер мы с семьей делимся 3-5 приятными моментами, которые случились с нами за день. Сначала это было трудно: «Что в этом дне могло быть хорошего?». Но мозг — гибкая система. Он быстро перепрограммируется на поиск хорошего. Первая чашка кофе, лучик солнца в окне, улыбка прохожего, интересная задача на работе, вкусный ужин. Мозг начинает сканировать день не на предмет опасностей, а на предмет мини-радостей, чтобы вечером было чем поделиться. Программирование на поиск хорошего — замечательный подход, который может принести множество выгод, перевешивающих мнимые «выгоды» ипохондрии. Это не значит отрицать проблемы и риски. Забота о здоровье должна оставаться важным приоритетом, и важно слышать предупреждения своей интуиции. Но когда вы сделали все, что могли, вместо тяжелого ожидания спросите себя и своих близких: «А какие приятности окружали вас сегодня?». Пусть этот простой вопрос станет вашим первым шагом к прекрасному здоровью — не только тела, но и души, которая так устала бояться и так хочет, наконец, жить.

«Сад чудес» и несостоявшаяся пищевая революция Даниэля Бертло

В начале 1920-х годов на левом берегу Сены, неподалеку от Парижа, на участке земли, зажатом между возвышающейся Парижской обсерваторией и зелеными массивами парка Шале, цвел небольшой лабораторный сад. В отличие от обычного сада с ухоженными растениями и запахом свежевскопанной земли, этот имел индустриальный вид. «Сад чудес», как окрестил его один из журналистов, был заставлен возвышающимися белыми ящиками, снабжаемыми водой из больших стеклянных сосудов. В соседних теплицах находилось не менее необычное оборудование. Но настоящее чудо происходило внутри приземистых лабораторных зданий. В августе 1925 года автор журнала Popular Science Норман К. Макклауд описал, как Даниэль Бертло — отмеченный наградами французский химик и физик — проводил в своем «Саду чудес» революционные эксперименты по созданию «фабричных овощей». Бертло (сын знаменитого французского химика и дипломата XIX века Марселена Бертло) использовал сад для развития новаторских работ своего отца. С 1851 года старший Бертло начал создавать синтетические органические соединения, такие как жиры и сахара (именно он ввел название «триглицерид»), из неорганических соединений — водорода, углерода, кислорода и азота. Это был первый революционный шаг на пути к созданию искусственной пищи. Как писал Макклауд, мужчина получал пищевые продукты искусственным путем, подвергая различные газы воздействию ультрафиолета. Эти эксперименты показали, что с помощью света растительную пищу можно производить из газов воздуха. Но эксперимент Бертло не получил широкого распространения. Спустя столетие большая часть продуктов по-прежнему производится традиционным способом — выращиванием растений. Однако идея производства еды в контролируемых промышленных условиях набирает популярность. Возможно, идея изобретателя все-таки принесла свои плоды — просто не так, как он себе это представлял. Революция в пищевой химии Бертло не смог полностью достичь своей цели и искусственно воспроизвести то, что растения делают естественным путем. Тем не менее его эксперименты, какими бы сенсационными они ни казались сегодня, в 1925 году считались нормальными. А все потому, что открытия его отца произвели революцию в химии и вызвали волну невероятного оптимизма в отношении будущего пищевой промышленности. К 1930-м годам ученые начали синтезировать все: от витаминов до лекарств вроде аспирина и пищевых добавок (искусственных загустителей, эмульгаторов, красителей и ароматизаторов). В 1894 году в интервью журналу McClure’s отец Бертло отметил, что к 2000 году вся пища станет искусственной и люди будут питаться искусственными мясом, мукой и овощами. По мнению ученого, пшеничные и кукурузные поля исчезнут с лица земли, а коров, овец и свиней перестанут разводить, потому что мясо будут производить напрямую из их химических компонентов. Добро пожаловать в «Сад чудес» Целью младшего Бертло было производство «сахара и крахмала без участия живых организмов». Для достижения этого он задумал фабрику с огромными стеклянными резервуарами. Газы закачивались бы в эти емкости, а «с потолка свисали бы лампы, излучающие ультрафиолетовый свет». Мужчина представлял, что, когда химические элементы соединятся, «сквозь стеклянные стенки резервуара мы увидим нечто вроде легкого снегопада, который будет скапливаться на дне резервуаров». Конечными продуктами должны были стать растительные крахмалы и сахара, созданные в результате точного воспроизведения работы природы. К 1925 году ему уже удалось с помощью света и газов (углерода, водорода, кислорода и азота) создать соединение формамид, которое используется в производстве сульфаниламидных препаратов (разновидность синтетических антибиотиков), других лекарств, а также промышленных товаров. Но на этом прогресс в воссоздании фотосинтеза остановился. Бертло скончался в 1927 году — через два года после выхода статьи Макклауда в Popular Science — так и не осуществив свою мечту. Несмотря на смелые прогнозы того времени, производство продуктов питания только из воздуха и света в 1925 году было крайне амбициозной задачей, хотя бы по той причине, что фотосинтез был плохо изучен. Этот термин был введен всего за несколько десятилетий до этого, когда влиятельный американский ботаник Чарльз Барнс выступил за более точное описание внутренних механизмов растения. Хлорофилл открыли в предыдущем веке, но то, что происходит на клеточном уровне в растениях, в основном оставалось на уровне теорий вплоть до 1950-х годов. Бертло, возможно, был прав в своих экспериментах, придав импульс развитию будущей индустрии искусственного питания, но он был далек до копирования природного процесса. Однако недавние открытия, возможно, все же позволили найти обходной путь — в зависимости от того, что вы понимаете под словом «еда». Современный ответ саду Бертло От вертикальных ферм и гидропоники до генетически модифицированных культур — с 1960-х годов коммерческое сельское хозяйство было сосредоточено на получении большей урожайности с использованием меньшего количества ресурсов, включая землю, воду и питательные вещества. Начало этому положил лауреат Нобелевской премии мира американский биолог Норман Борлоуг. Он способствовал «зеленой революции», выведя методом селекции низкорослый и высокозернистый сорт пшеницы. Теоретически пределом этой «революции» стало бы полное освобождение производства продовольствия от традиционного сельского хозяйства, исключая все ресурсы, кроме воздуха и света, как и задумывал Бертло. В прошлом столетии люди постепенно приблизились к созданию еды буквально из ничего, добившись прогресса в расшифровке сложных биохимических процессов, связанных с физиологией растений. Но со времен экспериментов Бертло стало понятно, что фотосинтез нелегко воспроизвести в промышленных масштабах. Однако компании все же пытаются. В апреле 2024 года Solar Foods открыла завод в финском городе Вантаа. Это современное предприятие, где работники контролируют большие резервуары, заполненные атмосферными газами. Внутри этих емкостей вода превращается в богатую белком жидкую субстанцию. После обезвоживания она становится золотистым порошком, насыщенным белком и другими питательными веществами, готовым к превращению в пасту, мороженое и протеиновые батончики. Солеин (solein) напоминает то, к чему стремился Бертло, как и сам завод, который, согласно корпоративному пресс-релизу 2025 года, использует атмосферные газы, чтобы сделать возможным «производство продуктов питания в любой точке мира, поскольку оно не зависит от погоды, климатических условий или использования земли». Но на этом сходство с видением французского ученого заканчивается. Solar Foods действительно не требует для производства пищи земли или растений, но их технология основана на живом организме. Используя одну из форм ферментации, она полагается на микроб, который «переваривает» воздух и воду, чтобы произвести белок. Американская компания Kiverdi использует схожий процесс микробной ферментации, изначально разработанный NASA еще в 1960-х годах для дальних космических полетов. Австрийская компания Arkeon Technologies разработала собственную технологию ферментации для производства пищи из углекислого газа без необходимости использования земли или других питательных веществ. Кажется, микробная ферментация открывает многообещающую новую главу в создании синтетических продуктов, но не ждите, что помидоры или кукуруза в ближайшее время начнут появляться из воздуха — это не искусственный фотосинтез. Понимание фотосинтеза столетие назад было примитивным, но Бертло во многом опередил свое время — его видение оказалось удивительно пророческим. Хотя люди до сих пор не поняли, как химически воспроизвести фотосинтез, стоит признать некоторые успехи, сделанные только за последнее десятилетие. Упомянутые компании могут помочь удалить избыток углекислого газа из атмосферы, одновременно предлагая решения для будущих продовольственных кризисов. А могут и не помочь. Это покажет только следующее столетие. По материалам статьи «100 years ago, scientists thought we’d be eating food made from air» Popular Science

Автор и герой — кто кем владеет?

Между создателем и его творением существует исключительная по силе и последствиям связь, которую первый иногда отрицает, а иногда превозносит в эмфатических выражениях. Не составит большого труда дискредитировать эту позицию: у нас есть право на имманентный подход к анализу текста, — он подразумевает, что нам нужно научиться воспринимать произведение как замкнутую систему, внутри которой уже есть всё необходимое. Можно сравнить это с «высоким фэнтези». Описываемый в «высоком фэнтези» мир не имеет точек касания с нашим. Нет никакой волшебной платформы, платяного шкафа и т. д. Имманентный подход строится на таком же исключении реальности и историко-биографических данных из «уравнения». Некоторые писатели гордятся своими героями, других утомляют рождённые ими же характеры. Миссис Агата Кристи откровенно недолюбливала Пуаро, в своей неприязни будто бы наследуя опыт Конан Дойла — «человека, которого едва не убил Шерлок Холмс». Действительно, случается так, что смыслы, заложенные в тот или иной образ, доходят до реципиента и трансформируются в его воображении за счёт личного опыта, индивидуальности, предпочтений. Это совершенно нормальный процесс. Вопрос в другом: должен ли автор возмущаться из-за того, что это происходит? Принадлежит ли персонаж автору после того, как история подошла к концу (не учитываем коммерцию, говорим о высоком), или же он отделяется от создателя, как плод от материнской ветки? Вечная и оправданная дискуссия. Литературовед Михаил Бахтин в работе «Автор и герой» пишет замечательные строки: «Недодуманное, непрочувствованное отношение между героем и автором, их взаимное недоразумение, боязнь взглянуть прямо в глаза друг другу и выяснить откровенно свои отношения сплошь да рядом имеет место…» Автор и его персонаж состоят в неком подобии «кровных» отношений, однако не везде уместна схема «родитель — ребёнок». Они могут быть оппонентами в споре, союзниками, друзьями, родственными душами. Они могут быть носителями двух противоположных мировоззрений. Автору, уделяющему большое внимание психологической достоверности, приходится несладко. Он всё время обречён то сливаться воедино со своим героем, то болезненно уходить от этого симбиоза. Бахтин пишет, что есть три наиболее вероятных пути для связки «герой и автор»: • Герой завладевает автором (почти все герои Ф. М. Достоевского, Левин и Пьер Л. Н. Толстого). • Автор завладевает героем (Базаров И. С. Тургенева, Дон Кихот Сервантеса). • Герой является сам своим автором, осмысливает собственную жизнь эстетически, как бы играя роль (Гамлет Шекспира). Идея о том, кто «владеет» кем в повествовании, неразрывно связана с пониманием литературного произведения как диалога. В случае, когда герой преобладает над автором, мы видим его глубокое погружение в собственные размышления, из-за чего автор будто бы подчиняется воле созданного им же характера, и это явление завораживает своей парадоксальностью. В таких произведениях, как «Преступление и наказание» Достоевского, Раскольников ведёт нас по неприглядным «закоулкам души», и мы, как читатели, ощущаем некое отступление повествователя в тень. Голос Достоевского обладает сверхсилой (проза «русского маркиза де Сада» вообще крайне монологична: все разноречия в итоге сливаются в единое, бурлящее, неистовое течение), но при этом именно герой и только герой, как новый Диоген, бродит с фонарём по собственному сознанию, ища человечность. В отличие от «Бесов» или «Братьев Карамазовых», где рассказчик является парадоксально всезнающей фигурой, которая видит даже эпизоды, отмеченный интимностью, — в «Преступлении и наказании» форма более выверенная. Когда автор доминирует, как в «Отцах и детях» Тургенева или в «Дон Кихоте» Сервантеса, мы видим, как персонажи формируются, направляются и оцениваются с позиции, чётко очерченной автором. Поразительно, что характер героя, принадлежащего к враждебному Тургеневу классу и идеологическому кругу, был «вылеплен» объёмно и достоверно, с таким вниманием к деталям и с такой затаённой симпатией; возможно, изначально автор и относился к своему герою с предубеждением, но в итоге именно желание всесторонне раскрыть сложную натуру и, вероятно, осудить её — обернулось её подлинной глубиной. Автор, взяв верх над персонажем, превратил нигилиста в разбитого болезнью романтика. То же можно сказать и о Дон Кихоте, который из полоумного рыцаря постепенно трансформируется в настоящего философа, выражающего мысли самого Сервантеса. Наконец, когда герой формирует свою судьбу, как Гамлет, он становится центром пьесы, его действия и размышления преображают повествование. Это тот случай, когда герой словно бы отдаёт себе отчёт в том, что он — герой. Самосознание персонажа встаёт на первое место, что создаёт почти постмодернистский эффект.