Антибиблиотека: чем полезны непрочитанные книги

Представьте, что вы пришли в гости к человеку, в доме которого огромная библиотека. Вы удивленно задаете вопрос о том, неужели он прочитал всю литературу, которая расположилась на этих полках. Но хозяин гордо заявляет, что открывал лишь малую часть. Что это — отличный способ замылить глаза и предстать в глазах знакомых начитанным человеком или признак ума и заботы о своем будущем? Давайте разбираться. В японской культуре есть термин «цундоку», который обозначает привычку накапливать книги, но не читать их. Большинство людей, склонных к покупке произведений, которые многие годы пылятся на полке, испытывают непреодолимое чувство вины из-за этого. Они даже стараются не покупать новые книги, пока не прочтут старые. Однако, согласно концепции антибиблиотеки, в действиях таких людей нет ничего предосудительного. Непрочитанные книги могут быть не менее полезными, чем прочитанные, если, конечно, посмотреть на эту ситуацию под правильным углом. Что такое антибиблиотека? Это коллекция непрочитанных, но обязательных к прочтению книг, которые вы самостоятельно выбрали в соответствии со своими предпочтениями. Она обязательно должна присутствовать в вашей квартире, с каждым годом становясь все больше. Подобное «накопление» ярко свидетельствует о том, что ваши знания растут. Антибиблиотеку можно рассматривать как мощное напоминание о ваших ограничениях и тех вещах, которых вы еще не знаете или слышали о них совсем поверхностно. Встречаясь с непрочитанными книгами каждый день, вы подталкиваете себя к интеллектуальному смирению, которое стимулирует процесс обучения. Первое упоминание о концепции антибиблиотеки было замечено в книге «Черный лебедь» американского публициста, экономиста и трейдера Нассима Талеба. В качестве доказательства своей теории он использовал отношение к литературе итальянского писателя и философа Умберто Эко, в коллекции которого насчитывалось более 30000 книг. Конечно, количество непрочитанных произведений значительно превышало количество прочитанных, однако Эко совсем не переживал по этому поводу — все книги, которые ни разу не открывались, писатель называл рабочим инструментом. Вот что пишет по этому поводу Нассим Талеб: «В мире не так много писателей, которых можно назвать проницательными, широко образованными и при этом нескучными. Умберто Эко был одним из них. Люди, которые приходили к нему в гости и видели обширную библиотеку, делились на два типа. Первые восклицали: «Какая обширная у вас коллекция! Сколько же произведений на вашем счету?», а вторые лишь уважительно осматривали книги, прекрасно понимая, что они — не довесок к имиджу, а важная составляющая самообразования. Библиотека должна содержать столько неведомого, сколько позволяет вложить в нее ваше материальное положение. Парадоксально, но чем шире ваш кругозор, тем быстрее растет количество непрочитанных книг». Главная цель антибиблиотеки состоит не в том, чтобы с гордостью расставлять книги на полке. Она является эффективным инструментом создания личной коллекции ресурсов по темам, к которым вы испытываете неподдельный интерес. Многие люди отказываются принимать концепцию антибиблиотеки, так как большое количество непрочитанных книг вызывает у них ужас и панику. Однако, по словам шотландского ученого Джеймса Клерка Максвелла, тщательно осознанное незнание является прелюдией к научному открытию. В некоторых случаях антибиблиотека даже может стать методом борьбы с эффектом Даннинга-Крюгера. Его суть заключается в том, что люди, имеющие низкий уровень квалификации, делают неправильные выводы и впоследствии не осознают совершенные ошибки. Нахождение в окружении большого количества книг, которые вряд ли получится прочитать, учит смирению. «Зачастую мы воспринимаем свои знания не только как личное имущество, которое нужно оберегать, но также в качестве тайного оружия, позволяющего выделиться среди окружающих. В то же время люди всегда упоминают в беседах вещи, в которых хорошо разбираются, а вот про неизученное и неопробованное предпочитают умалчивать. Но, согласитесь, стоило бы перевернуть с ног на голову логику знания, чтобы постичь и принять собственное невежество», — писал в своей книге Нассим Талеб. Писатель был убежден, что мы слишком серьезно относимся к имеющимся знаниям, и в то же время недооцениваем те вещи, которые до сих пор не постигли. В связи с этим Талеб описывал идеального «знатока» следующим образом: «Предлагаю назвать человека, который сосредотачивает внимание на непрочитанных книгах и не пытается относиться к своим знаниям как к собственности или сокровищу, эмпириком-скептиком. Быть таким человеком — значит менять свои взаимоотношения с окружающим миром. Нужно перестать быть марионеткой в руках невидимых сил и перевоплотиться в того, кто будет готов в любую минуту встретиться с неизвестным, без страха взглянув ему в глаза. Это умение гораздо важнее тонны прочитанных книг и десятков ежедневных газет, которые раздают на улицах». Как собрать антибиблиотеку? • В процессе чтения произведения держите под рукой блокнот и ручку. Каждый раз, когда автор будет упоминать другие книги, записывайте их в ежедневник — так вы сможете получить список всех релевантных источников. Не факт, что вся литература, которая оказалась в списке, будет вам интересна, однако одна-две книги, возможно, завоюют ваше внимание. Добавьте их в свою антибиблиотеку. • Если среди ваших знакомых много книгоманов, попросите у них помощи. Может быть, они знают произведения, похожие на то, что вы сейчас читаете. Если таких друзей нет, воспользуйтесь помощью, например, Amazon, чтобы найти похожую литературу. Затем ознакомьтесь с обзорами этих книг, и если они придутся вам по душе, то сделайте их дополнением своей антибиблиотеки. • Не сбрасывайте со счетов случайные открытия. Когда будете бродить по книжному магазину в поисках новой книги, обращайте внимание не только на любимых авторов и жанры, но также на красивую обложку или интригующее название. Вполне возможно, что произведение, купленное случайно, оставит неизгладимое впечатление. • Не откладывайте покупку до того момента, пока уменьшится порция непрочитанных книг. Пополняйте свою антибиблиотеку регулярно. Появление новой литературы, до которой могут и не дойти руки в ближайшие пару лет, становится ярким признаком того, что вы превращаете неизведанное в известное. • Работайте над своим отношением к антибиблиотеке. В начале вашего пути может показаться, что накопление книг выглядит странно, ведь нет никакой гарантии, что когда-нибудь вы сможете прочитать всю коллекцию. Но знание — это процесс, а не владение. Кроме того, создавая антибиблиотеку, вы делаете хорошее вложение в свое саморазвитие и расширение интеллектуального горизонта.

Джапанди — идеальный интерьер для 2021 года

2020 год стал непростым испытанием для многих из нас. Стрессы, неизвестность, проблемы со здоровьем — все это подрывало и без того хрупкую надежду на то, что все будет хорошо. Как ответ на хаотичный, переменчивый мир, появился интерьерный стиль джапанди — островок спокойствия, уюта и благополучия. Джапанди представляет собой гармоничную комбинацию двух направлений в дизайне интерьеров: знаменитого скандинавского стиля, который успел прижиться в России, и японского. Название появилось благодаря соединению двух слов: japan + scandi = japandi, вот так все просто. От скандинавских интерьеров гибридный стиль взял простоту, функциональность, упорядоченные системы хранения и любовь к натуральности, а от японских — сдержанность, утонченную красоту и умение правильно сочетать природное и человеческое. Как возник джапанди С 1641 по 1853 годы Япония вела политику самоизоляции относительно внешнего мира. Она называлась сакоку и была введена после восстания христиан в Симабаре. Но как только Страна восходящего солнца начала сотрудничество с другими государствами, датчане обратили внимание на любовь японцев к простору и функциональности, на их попытки объединить человека с природой всеми возможными способами. Скандинавы прониклись японской философией и постарались хотя бы частично отразить ее в своих интерьерах. А позже и японцы заинтересовались хюгге и лагомом, которые обозначали особую атмосферу уюта, а также ощущения, связанные со счастьем, благополучием и удовлетворенностью. Как видите, объединение двух стилей в один было неизбежно. Что характерно для джапанди Функциональность — несмотря на то, что в таких интерьерах красивый и уютный дизайн играет очень важную роль, он никогда не ставится во главе. Первое, о чем стоит думать при оформлении квартиры в стиле джапанди — это функциональность. Японцы и скандинавы никогда не будут жертвовать практичностью ради красоты. Простота форм — если внимательно ознакомиться с фотографиями интерьеров в стиле джапанди, можно заметить, что в комнатах практически нет замысловатых фигур, необычных изгибов, сложных рисунков. Они отходят на второй план, уступив место только прямым линиям, округлым формам и другим элементам, которые отличаются правильной геометрией. Лейтмотивом дизайна являются простота и лаконичность. Низкая мебель — следуя японской эстетике, джапанди тяготеет к земле. Отсюда любовь к диванам и креслам без ножек, низким журнальным столикам. Такая мебель создает иллюзию простора, что особенно актуально для небольших квартир. Она должна быть воплощением легкости и лаконичности, объединившей в себе натуральные материалы, например, дерево и керамику. Для отделки мебели часто используют замшу, лен, в некоторых случаях хлопок. Что касается декора, обычно он отсутствует. Организованное хранение — педантичность японцев и привычка скандинавов раскладывать все по полочкам объединились и сделали квартиры в стиле джапанди невероятно аккуратными. Здесь всегда царит порядок, так как системы хранения упорядочены и выверены до мелочей. У каждой вещи, даже небольшой по размеру, есть свое место, одежда в шкафу лежит аккуратными стопками, на стеллажах стоят плетеные корзины для мелочей. Не менее популярными являются различные коробки, органайзеры, контейнеры, сделанные из природных материалов. При этом совсем не важно, какой вид хранения вы предпочитаете — открытый или закрытый. В интерьере джапанди уместны оба варианты, а также их симбиоз. Минимум декора — в плане украшений джапанди тяготеет к минимализму. Поэтому стоит сразу отказаться от леттеринга, пестрых картин и постеров, текстиля с активным принтом, золотых деталей и прочих элементов из категории «слишком». Скандинавско-японскую обстановку лучше дополнить нейтральными шторами и постельным бельем из натуральных материалов, живыми комнатными растениями, ненавязчивыми предметами искусства. Как и хюгге с лагомом, джапанди сложно представить без керамических изделий, мягких пледов, а также coffee-table books — книг в красивой обложке с яркими иллюстрациями, которые отлично смотрятся на журнальном столике. Природная цветовая гамма — зеленый, коричневый, бежевый, молочно-серый, пастельно-розовый, небесно-голубой и прочие природные тона составляют базу джапанди, делая его схожим с эко-стилем. Идеальным решением станет нейтральная цветовая гамма и оттенки натурального дерева. Однотонный фактурный текстиль — вряд ли вы встретите в скандинавско-японском стиле пестрый текстиль, мебельную обивку в цветочек, разноцветные диванные подушки и постельное белье. Для таких интерьеров характерно наличие однотонного текстиля, созданного из натуральных материалов с интересной фактурой, которая и является акцентом. Легкая небрежность — несмотря на то, что скандинавский стиль внешне кажется «прилизанным», в нем обязательно встречаются хулиганские нотки. Их можно заметить, если взглянуть на диван или кровать — вязаный плед всегда лежит небрежно, будто его просто бросили. Джапанди перенял эту особенность, но она больше проявилась не в декоре, а в мебели и отделке. Фактурная штукатурка с эффектом неаккуратного нанесения, цементные стены и так далее. Кстати, любовь джапанди к небрежности позволяет использовать в процессе оформления интерьера самостоятельно сделанные элементы обстановки, даже если они далеки от идеала. Чего стоит избегать Мы познакомились с азами скандинавско-японского стиля и разобрались с тем, какие черты для него характерны. Теперь следует понять, каких дизайнерских приемов стоит избегать в процессе оформления квартиры: • ярких цветов; • пестрого текстиля; • активных принтов и орнаментов; • очевидных акцентов; • массивных и громоздких предметов интерьера; • сложных декоративных композиций на открытых стеллажах и полках; • мебели, отделки и декора из ненатуральных материалов, например, пластика; • ламбрекенов и сложных драпировок на окнах; • нефункционального декора, например, статуэток; • визуального шума; • мебели с вычурным дизайном и замысловатыми декоративными элементами. Кому подойдет интерьер в стиле джапанди Если вы цените простоту, лаконичность, минимализм, но при этом хотите, чтобы ваша квартира выглядела уютной и наполненной, стиль джапанди станет хорошим решением. Гармоничное сочетание сурового нордического характера и элегантной японской красоты создают в доме спокойную атмосферу, наполненную теплом. Современные квартиры часто перегружены декором и мебелью, из-за чего возникает визуальный шум, провоцирующий появление дискомфорта. Джапанди решает эту проблему, ведь в таком интерьере соблюдается мера, а также отсутствуют вещи, которые не несут никакой функциональной нагрузки.

«Весной»

С земли еще не сошел снег, а в душу уже просится весна. Если вы когда-нибудь выздоравливали от тяжелой болезни, то вам известно блаженное состояние, когда замираешь от смутных предчувствий и улыбаешься без всякой причины. По-видимому, такое же состояние переживает теперь и природа. Земля холодна, грязь со снегом хлюпает под ногами, но как кругом всё весело, ласково, приветливо! Воздух так ясен и прозрачен, что если взобраться на голубятню или на колокольню, то, кажется, увидишь всю вселенную от края до края. Солнце светит ярко, и лучи его, играя и улыбаясь, купаются в лужах вместе с воробьями. Речка надувается и темнеет; она уже проснулась и не сегодня-завтра заревет. Деревья голы, но уже живут, дышат. В такое время хорошо гнать метлой или лопатой грязную воду в канавах, пускать по воде кораблики или долбить каблуками упрямый лед. Хорошо также гонять голубей под самую высь поднебесную или лазить на деревья и привязывать там скворечни. Да, всё хорошо в это счастливое время года, в особенности если вы молоды, любите природу, и если вы не капризны, не истеричны, и если по службе не обязаны сидеть в четырех стенах с утра до вечера. Нехорошо, если вы больны, если чахнете в канцелярии, если знаетесь с музами. Да, весною не следует знаться с музами. Вы поглядите, как хорошо, как славно чувствуют себя обыкновенные люди. Вот садовник Пантелей Петрович, спозаранку нарядился в широкополую соломенную шляпу и никак не может расстаться с маленьким сигарным окурком, который он поднял еще утром на аллее; посмотрите: он стоит, подбоченясь, перед кухонным окном и рассказывает повару, какие он вчера купил себе сапоги. Вся его длинная и узкая фигура, за которую его вся дворня зовет «стрюцким», выражает самодовольство и достоинство. На природу глядит он с сознанием своего превосходства над ней, и во взгляде у него что-то хозяйское, повелительное и даже презрительное, точно, сидя у себя там в оранжерее или копаясь в саду, он узнал про растительное царство что-то такое, чего не знает никто. Было бы напрасно толковать ему, что природа величественна, грозна и полна чудесных чар, перед которыми должен склонить свою шею гордый человек. Ему кажется, что он знает всё, все тайны, чары и чудеса, а прекрасная весна для него такая же рабыня, как та узкогрудая, исхудалая женщина, которая сидит в пристройке около оранжереи и кормит постными щами его детей. А охотник Иван Захаров? Этот, в истрепанной драповой куртке и в калошах на босу ногу, сидит около конюшни на опрокинутом бочонке и делает из старых пробок пыжи. Он собирается на тягу. В его воображении рисуется путь, по которому он пойдет, со всеми тропинками, зажорами, ручьями; закрыв глаза, он видит длинный, прямой ряд высоких стройных деревьев, под которыми он будет стоять с ружьем, дрожа от вечерней прохлады, от сладкого волнения и напрягая свой тонкий слух; ему чудятся звуки, которые издает хоркающий вальдшнеп; он уже слышит, как в монастыре, по соседству, после всенощной, пока он стоит на тяге, трезвонят во все колокола... Ему хорошо, он безмерно, бестолково счастлив. Но теперь поглядите на Макара Денисыча, молодого человека, который служит у генерала Стремоухова не то писарем, не то младшим управляющим. Он получает вдвое больше, чем садовник, носит белые манишки, курит двухрублевый табак, всегда сыт и одет и всегда при встрече с генералом имеет удовольствие пожимать белую пухлую руку с крупным брильянтовым перстнем, но, тем не менее, все-таки как он несчастлив! Вечно он с книжками, выписывает он на двадцать пять рублей журналов, и пишет, пишет... Пишет он каждый вечер, каждое после обеда, когда все спят, и всё написанное прячет в свой большой сундук. В этом сундуке на самом дне лежат аккуратно сложенные брюки и жилеты; на них еще не распечатанная пачка табаку, десяток коробочек из-под пилюль, пунцовый шарфик, кусок глицеринового мыла в желтой обертке и много всякого другого добра, а по краям сундука робко жмутся стопки исписанной бумаги, и тут же два-три нумера «Нашей губернии», где напечатаны рассказы и корреспонденции Макара Денисыча. Весь уезд считает его литератором, поэтом, все видят в нем что-то особенное, не любят его, говорят, что он не так говорит, не так ходит, не так курит, и сам он однажды на мировом съезде, куда был вызван в качестве свидетеля, проговорился некстати, что занимается литературой, причем покраснел так, как будто украл курицу. Вот он, в синем пальто, в плюшевой шапочке и с тросточкой в руке, тихо идет по аллее... Сделает шагов пять, остановится и уставит глаза в небо или на старого грача, который сидит на ели. Садовник стоит подбоченясь, на лице у охотника написана строгость, а Макар Денисыч согнулся, робко кашляет и кисло смотрит, точно весна давит и душит его своими испарениями, своей красотой!.. Душа его полна робости. Вместо восторгов, радости и надежд, весна порождает в нем только какие-то смутные желания, которые тревожат его, и вот он ходит и сам не разберет, что ему нужно. В самом деле, что ему нужно? — А, здравствуйте, Макар Денисыч! — слышит он вдруг голос генерала Стремоухова. — Что, еще не приезжали с почты? — Нет еще, ваше превосходительство, — отвечает Макар Денисыч, оглядывая коляску, в которой сидит здоровый, веселый генерал со своей маленькой дочкой. — Чудесная погода! Совсем весна! — говорит генерал. — А вы гуляете? Чай, вдохновляетесь? А в глазах у него написано: «Бездарность! Посредственность!» — Ах, батенька! — говорит генерал, берясь за вожжи. — Какую прекрасную штучку я прочел сегодня за кофе! Пустячок, в две странички, но какая прелесть! Жаль, что вы не владеете французским языком, я дал бы вам почитать... Генерал наскоро, пятое через десятое, рассказывает содержание прочитанного им рассказа, а Макар Денисыч слушает и чувствует неловкость, словно его вина в том, что он не французский писатель, который пишет маленькие штучки. «Не понимаю, что он там нашел хорошего? — думает он, глядя вслед исчезающей коляске. — Содержание пошлое, избитое... Мои рассказы гораздо содержательнее». И Макара начинает сосать червь. Авторское самолюбие — это боль, это катар души; кто болеет им, тому уже не слышно пения птиц, не видно блеска солнца, не видно весны... Нужно лишь чуть-чуть прикоснуться к этой болячке, чтобы сжался болезненно весь организм. Отравленный Макар идет дальше и через садовую калитку выходит на грязную дорогу. Тут, подпрыгивая всем телом на высокой бричке, спешит куда-то господин Бубенцов. — А, господину писателю! — кричит он. — Наше вам! Будь Макар Денисыч только писарем или младшим управляющим, то никто бы не посмел говорить с ним таким снисходительным, небрежным тоном, но он «писатель», он бездарность, посредственность! Такие, как господин Бубенцов, ничего не понимают в искусстве и мало интересуются им, но зато, когда им приходится встречаться с бездарностями и посредственностями, то они неумолимы, безжалостны. Они готовы простить кого угодно, но только не Макара, этого неудачника-чудака, у которого в сундуке лежат рукописи. Садовник сломал старый фикус и сгноил много дорогих растений, генерал ничего не делает и проедает чужое, господин Бубенцов, когда был мировым судьей, разбирал дела только раз в месяц и, разбирая, заикался, путал законы и нес чепуху, но всё это прощается, не замечается; но не заметить и пройти молчанием мимо бездарного Макара, пищущего неважные стихи и рассказы, — никак нельзя, не сказав чего-нибудь обидного. Что свояченица генерала бьет горничных по щекам и бранится за картами, как прачка, что попадья никогда не платит проигрыша, что помещик Флюгин украл у помещика Сивобразова собаку, никому до этого дела нет, но то, что недавно из «Нашей губернии» возвратили Макару плохой рассказ, известно всему уезду и вызывает насмешки, длинные разговоры, негодование, и Макара Денисыча уже называют Макаркой. Если кто не так пишет, то не стараются объяснить, почему это «не так», а просто говорят: — Опять этот сукин сын чепуху написал! Наслаждаться весной мешает Макару мысль, что его не понимают, не хотят и не могут понять. Ему почему-то кажется, что если бы его поняли, то всё было бы прекрасно. Но как могут понять, талантлив он или нет, если во всем уезде никто ничего не читает или читает так, что лучше бы совсем не читать. Как втолковать генералу Стремоухову, что та французская штучка ничтожна, плоска, банальна, избита, как втолковать ему, если он, кроме таких плоских штучек, никогда не читал ничего другого? А как раздражают Макара женщины! — Ах, Макар Денисыч! — говорят они ему обыкновенно. — Как жаль, что вас сегодня не было на базаре! Если б вы видели, как смешно дрались два мужика, вы наверно бы описали! Всё это, конечно, пустяки, и философ не обратил бы внимания, пренебрег бы, но Макар чувствует себя, как на угольях. Душа его полна чувства одиночества, сиротства, тоски, той самой тоски, какую испытывают только очень одинокие люди и большие грешники. Никогда, ни разу в жизни, он не стоял так подбоченясь, как стоит садовник. Изредка разве, этак раз в пять лет, встретившись где-нибудь в лесу, или на дороге, или в вагоне с таким же неудачником-чудаком, как он сам, и заглянув ему в глаза, он вдруг оживет на минутку, оживет и тот. Они долго говорят, спорят, восхищаются, восторгаются, хохочут, так что, со стороны глядя, их обоих можно принять за безумных. Но обыкновенно и эти редкие минуты не обходятся без отравы. Словно на смех, Макар и неудачник, с которым он встретился, отрицают друг в друге таланты, не признают друг друга, завидуют, ненавидят, раздражаются, расходятся врагами. Так и изнашивается, тает их молодость без радостей, без любви и дружбы, без душевного покоя и без всего того, что так любит описывать по вечерам в минуты вдохновения угрюмый Макар. А с молодостью проходит и весна. Антон Павлович Чехов 1886 год

Герман Гессе. «О чтении»

Большинство людей читать не умеет, большинство даже не знает толком, зачем читает. Одни полагают чтение по большей части трудоемким, но неизбежным путем к «образованности», и при всей своей начитанности эти люди в лучшем случае станут «образованной» публикой. Другие считают чтение легким удовольствием, способом убить время, в сущности, им безразлично, что читать, лишь бы скучно не было. Господин Мюллер читает «Эгмонта» Гёте или мемуары графини Байрейтской, надеясь пополнить свое образование и ликвидировать один из многих пробелов, которые, как он чувствует, имеются в его знаниях. Уже то, что он с испугом замечает пробелы в своих знаниях и уделяет им внимание, симптоматично: господин Мюллер понимает, что к образованности можно приблизиться «извне», и рассматривает ее как нечто, приобретаемое трудом, иначе говоря, он знает, что всякое образование, сколько ни учись, для него самого останется мертвым и бесплодным. А господин Майер читает «для удовольствия», что означает — от скуки. У него много времени, он рантье, досуга у него предостаточно, он не знает, чем его заполнить. Посему писатели должны помочь ему коротать долгие часы. Читать Бальзака для него все равно что курить сигару, читать Ленау — все равно что пролистывать газеты. Однако в других вопросах господа Мюллер и Майер, а также их жены, сыновья и дочери далеко не столь же мало разборчивы и несамостоятельны. Без основательных причин они не покупают и не продают ценные бумаги, они знают из опыта, что тяжелый ужин дурно сказывается на самочувствии, физическим трудом они занимаются не больше, чем, по их мнению, необходимо для обретения и поддержания бодрости. Иные даже занимаются спортом, догадываясь о тайных сторонах этого странного времяпрепровождения, позволяющего умному человеку не только развлечься, но даже помолодеть и окрепнуть. Так вот, господину Мюллеру следовало бы читать в точности так же, как он занимается гимнастикой или академической греблей. От времени, посвящаемого чтению, ждать приобретений не меньше, чем от того времени, которое он отдает профессиональной деятельности, и не удостаивать своим уважением ту книгу, которая не обогащает его каким-то переживанием, не улучшает хотя бы на йоту здоровье, не придает бодрости. Образование само по себе должно было бы заботить господина Мюллера столь же мало, как получение профессорской должности, а знакомство с разбойниками и подонками со страниц романа — ощущаться как не менее зазорное, чем общение с подобными мерзавцами в действительной жизни. Однако обычно читатель не мыслит столь просто, он либо считает мир печатного слова безусловно более высоким миром, в котором нет ни добра, ни зла, либо внутренне презирает его как нереальный, выдуманный сочинителями мир, куда он приходит лишь от скуки и откуда не выносит ничего, кроме ощущения, что довольно приятно провел несколько часов. Несмотря на эту неверную и низкую оценку литературы, господин Мюллер и господин Майер читают, как правило, даже слишком много. Делу, которое совершенно не затрагивает их душу, они отдают больше времени и уделяют больше внимания, чем многим профессиональным занятиям. Следовательно, они смутно догадываются, что в книгах все же скрыто нечто, не лишенное ценности. Вот только отношение их к книгам отличается пассивной несамостоятельностью, которая в деловой жизни быстро привела бы их к разорению. Читатель, желающий приятно провести время и отдохнуть, как и читатель, заботящийся о своей образованности, предполагает наличие в книгах неких скрытых сил, способных оживить и возвысить дух, однако определить эти силы более точно, оценить их по достоинству такой читатель не умеет. Поэтому он поступает подобно неразумному больному, который знает, что в аптеке наверняка найдется множество полезных лекарств, и хочет перепробовать их все, обыскивает склянку за склянкой и ящик за ящиком. Однако как в настоящей аптеке, так и в книжной лавке или библиотеке каждому следует найти единственное необходимое ему снадобье, и тогда, не отравляя себя, не переполняя организм никчемными веществами, каждый обретет здесь то, что подкрепит его дух и телесные силы. Нам, авторам, приятно знать, что люди читают так много, и, наверное, не разумен тот автор, который заявляет, что читают слишком много. Но профессия со временем перестает радовать, если видишь, что всеми она понимается превратно; десяток хороших, благодарных читателей, пусть даже денежное вознаграждение автору уменьшится, все же лучше и отраднее, чем тысяча равнодушных. Поэтому осмелюсь все же сказать, что читают слишком много и избыточное чтение служит литературе не к чести, наносит ей ущерб. Книги существуют не для того, чтобы способствовать все меньшей самостоятельности людей. И тем более не для того, чтобы человеку нежизнеспособному предлагать дешевый обман и подделку вместо подлинной жизни. Напротив, книги ценны лишь тогда, когда ведут к жизни и служат жизни, полезны ей, и каждый час чтения, я полагаю, пущен на ветер, если читатель не воспримет в этот час искру силы, каплю молодости, дыхание свежести. Чтение есть лишь чисто внешний повод, побуждение для того, чтобы сосредоточиться, и нет ничего более ложного, чем чтение с целью «рассеяния». Если человек не болен душевно, ему незачем рассеиваться, он должен быть сосредоточенным, всегда и везде, где бы он ни был и что бы ни делал, о чем бы ни размышлял, что бы ни чувствовал, он должен всеми силами своего существа сосредоточиться на занимающем его предмете. Потому и при чтении прежде всего необходимо ощущать, что всякая достойная книга есть средоточие, соединение и интенсивное упрощение сложно взаимосвязанных вещей. Всякое крошечное стихотворение уже является таким упрощением и сосредоточением человеческих чувств, и если я, читая, не имею желания соучаствовать и сопереживать им, то я плохой читатель. И пусть ущерб, который я при этом причиняю стихотворению или роману, не касается меня непосредственно. Плохим чтением я наношу урон прежде всего самому себе. Я трачу время на что-то никчемное, отдаю свое зрение и внимание вещам, которые не важны для меня, которые я заведомо собираюсь вскоре забыть, я утомляю свои мозг впечатлениями, которые бесполезны и даже не будут мною усвоены. Многие говорят, что в плохом чтении повинны газеты. Я же считаю, что это совершенно неверно. Прочитывая ежедневно одну или несколько газет, можно быть сосредоточенным и деятельным, более того, выбирая и комбинируя новости, можно выполнять очень полезное и ценное упражнение. В то же время можно прочесть «Избирательное сродство» Гёте глазами образованца, любителя развлекательного чтения, и ничего ценного такое чтение не даст. Жизнь коротка, в том мире не спросится, сколько книг ты осилил в своем земном бытии. Поэтому неумно и вредно тратить время на бесполезное чтение. Я имею в виду не чтение плохих книг, а прежде всего качество самого чтения. От чтения, как от всякого шага и всякого вздоха, нужно чего-то ждать, нужно отдавать силы, чтобы взамен обрести большую силу, нужно потерять себя, чтобы обрести себя вновь более глубоко сознающим. Не имеет ценности знание истории литературы, если каждая прочитанная книга не стала нам радостью или утешением, источником силы или душевного покоя. Бездумное, рассеянное чтение — то же, что прогулка по прекрасной местности с завязанными глазами. Но читать надо не для того, чтобы забывать о самом себе и своей повседневной жизни, а напротив, чтобы более сознательно и зрело, крепко брать в руки собственную жизнь. Мы должны идти к книге не как робкие школяры к жестокому наставнику и не тянуться к ней, как пьяница к бутылке, а идти как покорители вершин — в Альпы, воины — в арсенал, не как беглецы и мизантропы, а как люди с добрыми помыслами — к друзьям или помощникам. Если бы все происходило так, сегодня едва ли читали бы одну десятую того, что читают, но зато все мы стали бы в десятки раз радостнее и богаче. И если бы это привело к тому, что наши книги перестали пользоваться спросом и мы, авторы, в итоге писали бы в десятки раз меньше, то миру это не причинило бы ни малейшего вреда. Ведь желающих писать — почти столько же, сколько любителей чтения.

Почему американская миллионерша заперлась в номере отеля на 25 лет

Эта история — лишнее напоминание о том, что человек должен уметь справляться со своими страхами, ведь именно из-за страхов миллионерша Ида Вуд провела несколько десятилетий в заточении. Как и многие до и после нее, Ида стремилась вырваться из маленького городка, чтобы стать богатой и успешной. Ида Мэйфилд выросла в бедной семье, о ее детстве мало что известно. И неспроста, ведь она сама старалась скрыть многие факты из своей биографии. В 19 лет Ида прибыла в Нью-Йорк, ее душа была полна честолюбивых намерений. Красивая и умная девушка из глубинки, каких тысячи. Однако она не сомневалась, что сможет добиться своего. Так и случилось. Мисс Мэйфилд сделала ставку на владельца газеты New York Daily News Бенджамина Вуда. В 1857 году она отправила ему письмо, в котором уточнялось, что Ида не против поближе познакомиться с мистером Вудом. Тот не отказался от встречи. К знакомству с миллионером Ида готовилась заранее, ведь нужно было иметь что-то еще помимо внешности. Она распустила слух, будто является дочерью миллионера Генри Мэйфилда. Миловидная наследница с хорошим приданым — на такую добычу мужчины слетались словно осы на мед. А Ида отвергала всех, поскольку они не соответствовали ее желаниям. Бенджамин Вуд также не устоял перед чарами девушки. Они стали встречаться несмотря на то, что Вуд был женат, а у Иды была маленькая дочь Эмма. Мисс Мэйфилд была из тех, кто умеет просчитывать шаги на несколько ходов вперед. Поэтому она не просто так провела десять лет в статусе любовницы богатого джентльмена. Когда жена Бенджамина умерла, он женился на Иде. Так сбылась ее мечта стать богатой. Однако вскоре девушка поняла, что не все так просто. Новоиспеченный супруг оказался заядлым игроманом. Он мог проигрывать баснословные суммы, а однажды даже играл на собственную газету. Недолго думая, Ида решила ввести ограничительные меры, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Теперь, если Бенджамин проигрывал, он платил сумму проигрыша и жене, а если выигрывал, то отдавал ей половину выигрыша. Постепенно большая часть состояния Вуда перекочевала в карман Иды. Со временем ему пришлось даже занимать у нее деньги. Но не только они интересовали супругу. Как-то раз Ида согласилась давать мужу деньги только при условии, что в ее руки перейдет управление газетой. Игроману ничего не оставалось, кроме как выполнить просьбу. А в 1900 году Бенджамин скончался. К этому времени в руках вдовы сосредоточились все его деньги и власть. С этого момента начинается самая интересная часть истории. У Иды было все, о чем она давно мечтала. Удачный брак открыл перед ней двери в высшее общество, деньги мужа ей также удавалось контролировать. А после его смерти, когда Иде было уже за 60, она рьяно взялась за управление газетой. Миссис Вуд путешествовала, жертвовала деньги на благотворительность и работала. В таком ритме прошло семь лет, и внезапно Ида начала распродавать все свое имущество. Оказалось, что она тратит очень много денег. По крайней мере, так казалось ей самой. Чтобы сберечь то, что она любила больше всего в жизни, 70 летняя старушка собрала всю наличку и поселилась в номере гостиницы вместе с сестрой и дочерью. Доверять деньги банкам она не стала, поэтому забрала их с собой. Случилось это в 1907 году. Итак, три женщины с горой украшений и чемоданами денег переехали в отель Herald Square, в двухместные апартаменты под номером 552. Скупость Иды, которую и раньше замечали окружающие, достигла своего пика. Она заперлась в номере и не выходила из него. Скорее всего, чтобы не тратить деньги. И даже персонал отеля не видел ни одну из женщин. Белье они отдавали в стирку и забирали через едва приоткрытую дверь, а еду также получали с доставкой до двери. Странная семья не поддавалась на уговоры горничных, когда те предлагали им уборку номера. Они оставляли ничтожно малое количество чаевых, не забывая упомянуть, что денег у них осталось слишком мало. Единственным развлечением, по всей видимости, оставалось курение сигар, которые женщины изредка заказывали в номер. Постепенно персонал привык к таким постояльцам, тем более, что оплата номера была произведена на долгие годы вперед. Прошло 24 года, как вдруг из этого странного номера вышла старушка, в которой сложно было узнать Иду. Это случилось в 1931 году, когда ее сестра заболела и находилась при смерти. Ида позвала врачей и персонал. Те были ошеломлены, когда вошли в номер, ведь их ожидало весьма необычное зрелище: горы коробок, газет, мусора, сундуки с деньгами и коробки из-под обуви, в которых хранились драгоценности. Сестра Иды скончалась, за несколько лет до этого в больницу увезли ее дочь, где та и умерла. Сама Ида умерла в 1932 году в возрасте 93 лет. И только после этого стало известно о многих ее тайнах. В номере нашли документы, согласно которым выяснилось, что Эмма была не дочерью, а младшей сестрой Иды. Почему она это скрывала, так и осталось неизвестным. А еще выяснилось, что никакого богатого отца у Иды не было. Бедный ирландец — вот ее настоящий отец. Легенду о Генри Мэйфилде Ида придумала сама, чтобы набить себе цену. Даже имя было ненастоящим, на самом деле ее звали Эллен Уолш. Ее аристократические манеры и осведомленность о богемной жизни — это труды упорных стараний. Ида изучала информацию, которую находила в газетах, а также обладала врожденным остроумием и грацией, за что и понравилась миллионеру Бенджамину Вуду. Женщина, которая верила, что может стать великой, богатой и знаменитой, добилась своего. Но это желание сыграло с ней злую шутку. Чтобы сэкономить, она перестала жить и начала существовать. И не то чтобы у нее не было денег или их не хватило бы до конца жизни. В сундуках номера Иды нашли не одну сотню тысяч долларов, а ведь еще было множество украшений. Но алчность не позволила рационально мыслить, и в итоге богатствами миллионерши, когда она умерла, воспользовались ее родственники. Еще при жизни ее пытались упечь в психушку. Когда умерла сестра Иды, многие поняли, что женщина не в себе. Однако она смогла отстоять свои права, поэтому нельзя сказать, что она лишилась рассудка. Просто не смогла совладать со своими страхами. Ходит легенда, что в детстве цыган предсказал Иде будущее, но лишь его часть. Он сказал, что она удачно выйдет замуж и станет богатой. Однако, что будет, если мания овладеет Идой, он не уточнял. Сложно было представить себе такой конец этой удивительно деятельной женщины.

5 мифов об учебе в США

Поступление в американский вуз всегда считалось престижным, к этому стремятся многие дети и их родители. Однако мифы, страхи и стереотипы, которые сформировались вокруг образования в США, могут стать более серьезными ограничениями, чем сложности в подготовке или пандемия. Миф 1: После российской школы ребенку будет сложно в американском вузе Считается, что российская и американская системы образования слишком разные, поэтому иностранные студенты всегда испытывают сложности в адаптации. На самом деле в США сделано все для того, чтобы подростки, которые приезжают из других стран, чувствовали себя максимально комфортно. В частности здесь отлажена система кураторства — за каждым студентом закреплен консультант, к которому можно обратиться с любым вопросом. Кураторы помогают сориентироваться в новой образовательной системе, составить правильное резюме, подсказывают, какие курсы могут пригодиться, дают рекомендации относительно учебного плана и расписания предметов. Также в учебной программе есть так называемый First Year Seminar — небольшой курс, ориентированный на обсуждение, который учит многим вещам, начиная со знакомства с американской культурой и заканчивая стратегией работы над домашним заданием. Миф 2: Учеба в США очень дорогая Это не совсем так. Американские университеты делятся на два типа: государственные и частные, однако платить придется в любом из них. Разница лишь в стоимости обучения. Так, например, в 2019 году студенты Принстона, который входит в Лигу Плюща — десятку лучших университетов Северной Америки — платили $47140 за один курс. А год в Техасском университете A&М, самом недорогом вузе США, стоил $5000. Если говорить о высших учебных заведениях, которые ориентированы на прием иностранных студентов, то в их число входят: • Калифорнийский Университет Беркли — год обучения стоит от $33000; • Висконсинский университет в Мадисоне — от $25000; • Университет Вандербильта — $41000; • Аризонский Университет — $27000; • Калифорнийский университет в Ирвайне — $11000. Однако все не так плохо, как кажется на первый взгляд. Многие университеты предоставляют программы поддержки иностранным студентам. Если ребенок хорошо владеет английским и показывает высокие академические результаты, у него есть шанс стать участником стипендиальной программы, что существенно уменьшит стоимость обучения. Кроме того, существуют общественные колледжи. Это двухгодичные государственные учреждения, которые предоставляют третичное образование — обучение, продолжающее полное среднее образование, с выпускным экзаменом. По окончании учебного заведения студенты становятся обладателями сертификатов, дипломов и ученых степеней, однако для получения степени бакалавра нужно продолжить обучение в университете. Впрочем, так можно сэкономить половину стоимости университетской программы, а это как минимум $40000. Кстати, общественные колледжи закончили многие знаменитости, среди которых актеры Морган Фриман и Эдди Мерфи, режиссер Джордж Лукас, основатель Apple Стив Джобс. Миф 3: В университет США невозможно поступить без многочисленных экзаменов Считается, что процесс поступления в любой американский вуз предполагает обязательную сдачу различных экзаменов и тестов: SAT, GMAТ, TOEFL или IELTS. Однако можно обойтись и без них, если пройти Pathway — программу подготовки к поступлению в университеты и колледжи США, принимающие студентов без дополнительных экзаменов. В результате абитуриенты получают возможность поступить на ту специальность, которую они изучали на подготовительных курсах. К преимуществам Pathway относятся углубленное изучение английского языка и его практика, отсутствие сложных экзаменов при поступлении в университет, автоматическое попадание на второй семестр первого курса. Кроме того, формат обучения на курсах совпадает с вузовским, поэтому не придется тратить много времени на адаптацию. Главными требованиями к кандидатам на прохождение программы являются возраст не менее 16 лет, владение английским на уровне не ниже Intermediate, наличие аттестата о среднем образовании. Миф 4: Есть смысл учиться только в топовых американских вузах После просмотра американских фильмов о студентах складывается впечатление, что хорошее образование дают только университеты, которые входят в Лигу Плюща. На самом деле в Америке более 4500 аккредитованных учебных заведений. Конечно, далеко не все из них престижные и распиаренные, однако это не значит, что преподаватели из выбранного вами вуза не смогут сделать из вас отличного специалиста. Составляя список университетов, в которые вы собираетесь подавать документы, нужно ориентироваться не только на престиж учебных заведений, но также на расположение кампуса, предлагаемые специальности, стипендиальные программы, требования к абитуриентам. Официальной системы рейтинга американских вузов не существует. Поэтому лучшим станет тот колледж или университет, который идеально подойдет требованиям будущего студента — академическим, финансовым и личным. Высшее учебное заведение стоит выбрать как можно раньше, ведь процесс поступления в американский вуз обычно занимает не менее двух лет. Кроме того, сроки подачи документов, а также требования к абитуриентам у разных университетов сильно различаются. Миф 5: В университет нужно поступить сразу после окончания школы На самом деле если выпускник чувствует усталость, выгорание и потерю интереса к учебе, он вполне может отложить поступление в американский вуз на год. Такая практика называется gap year — осознанно запланированный промежуток времени после окончания школы до начала учебы в университете. Даже Гарвард, который входит в список самых престижных вузов не только Америки, но и всего мира, рекомендует абитуриентам провести год вне привычной обстановки, получить жизненный опыт и взвешенно подойти к вопросу выбора университета. В этот период выпускник не посещает учебное заведение, но активно планирует свое будущее. Gap year — отличная возможность отдохнуть и разобраться со своими целями и желаниями. Можно отправиться в путешествие, записаться на курсы, поработать в свободном режиме или подтянуть знание иностранного языка. Если ребенок хочет учиться, но пока не понимает где, полезно будет выполнить упражнение, которое часто используют специалисты по профориентации. Выпускнику нужно представить, кем он себя видит через десять лет. Где живет, есть ли у него семья, как выглядит его рабочее место, с кем он общается и сотрудничает. Далее следует подумать, какими могли бы стать первые шаги к тому будущему, которое он описал, и какая специальность может воплотить его мечты в реальность.

«Девочка в красном» из фильма «Список Шиндлера»

«Список Шиндлера» — чёрно-белый... И лишь однажды в картине появляется цвет... В этот момент происходит перелом в отношении Шиндлера к происходящему. Прогуливаясь верхом со своей подругой, с высоты краковских холмов он видит, как нацисты громят и расстреливают евреев в гетто. Среди многотысячной толпы выделяется маленькая белокурая девочка, одетая в красное пальто. Она потерянно и одиноко идёт сквозь толпу, направляемую эсэсовцами. Вокруг царит хаос и безумие, раздаются выстрелы, падают убитые. Девочка проходит улицу за улицей, через убийство и жестокость, свидетельствуя в силу своей чистоты и невинности каждое их преступление. Но нацисты не обращают на неё внимания — они знают, что в конце свидетелей не должно остаться. Вслед за Шиндлером зритель не может оторвать от нее взгляд. Она входит в пустой разгромленный дом, прячется под кровать и затыкает уши руками. Это единственное, что может сделать ребенок, чтобы защитить себя от мира, ставшего вдруг адом. Боль и страх обречённой девочки передаются Шиндлеру, неожиданно производя в нем кардинальные изменения. Единичная жертва преобразует безликую до этого массу вокруг него в реальных людей. Цифры превращаются в судьбы — это люди, которые жили, имели близких, семью, мечты о будущем. Позже, когда нацисты пытаются уничтожить свидетельства своего преступления и сжигают трупы погибших в гетто, среди обезображенных тел Шиндлер замечает детский трупик в грязном, но всё ещё красном пальто. Образ ребенка в красном среди чёрно-белого ужаса — режиссерская находка Спилберга. Однако этот образ основан на реальной истории. И даже историях. Один из оставшихся в живых узников концлагеря Аушвиц, Мартин Фелди, рассказывал о процессе отбора годных для работы заключённых. Под лозунгом «Работа освобождает» он с сыном пошёл направо, в то время как его жена с дочерью — налево. На его маленькой дочери было надето красное пальто. И когда чиновник СС отправил двенадцатилетнего мальчика, посчитав его непригодным к работе, вслед за матерью и сестрой, отец поначалу испугался, что среди тысяч людей тот не сможет найти их, но вспомнил о пальто. Он успокоил себя мыслью, что красное пальто, которое он как раз так удачно накануне купил для своей дочери, будет маяком для сына. Возможно, так это и было, но он об этом не узнал, поскольку больше никогда не видел своей семьи. Рассказывая эту историю в интервью спустя тридцать пять лет, Фелди добавил, что по сей день его сердце бьется быстрее, когда он в театре или ресторане видит маленькую девочку в красном пальто. (PBS Documentary, The Trial of Adolf Eichmann, 1997) Есть и другой прототип «девочки в красном». В воспоминаниях о резне в краковском гетто Аарона Шварца, польского еврея, который чудом пережил концлагерь и Холокост, описана ещё одна детская судьба (Holocaust Testimonies, 2001, под редакцией: Joseph J. Preil): «Меня привезли в Плашув и определили в группу, которая рыла огромную могилу... Из гетто приехали грузовики с детьми, от младенцев до двенадцати лет. Их всех спустили в вырытый ров и расстреляли, прямо в этой могиле... Другая группа возила тачкой хлор и засыпала порошком могилы, потому что там было такое огромное количество тел... Маленькая девочка, красивая белокурая малышка, сидела в могиле, одетая в белую шубку. Она была вся в крови, и просила воды... Девочка захлёбывалась кровью, потому что была ранена в шею. Её начало ужасно рвать, а затем она легла и стала звать: „Мама, вылечи меня, вылечи меня...“ Девочка не знала, что с ней случилось. Истекая кровью, она сидела в могиле, среди трупов, и просила воды... Она была всё ещё жива, эта маленькая девочка, и просила её вылечить. Но не было никакой матери, из Краковского гетто привезли только детей. Что случилось с этим ребенком? Я не знаю. Она была, вероятно, живьём засыпана хлором... Я уверен в этом, потому что больше выстрелов не было...»

Тайна старого врача

В открытое окно городской поликлиники Батуми ворвался порыв ветра с моря. Запахло рыбой. За столом немолодой человек в белом халате смотрел бумаги с результатами анализов. Перед ним сидела женщина и выжидающе смотрела на доктора. — Что скажете, уважаемый Платон? — М-м-м, — доктор почему-то внимательно посмотрел на пациентку и спросил не относящееся к делу: — Ваш муж на фронте? — Да. Пятый месяц нет вестей. Мимо окна кто-то прошел со свертком, завернутым в газету. В комнате запахло белым хлебом. И доктор, и пациентка на долю секунды взглянули в сторону источника аромата. — Офицерский паек, видимо, кто-то отоварил, — произнесла пациентка, отводя глаза. Доктор ничего не ответил, он что-то писал пером на зеленой бумажке. Потом приложил именную печать, на которой было выгравировано: «Платон Гигинеишвили». — Вот вам рецепт. Лекарство возьмите в аптеке через дорогу. Там это есть, безусловно. Принимать три раза в день после еды. Через месяц снова зайдите ко мне на обследование. Всего хорошего. Позовите следующего. Женщина вышла и передала очереди: — Зайдите, кто следующий. Сидящая в очереди маленькая девочка вдруг спросила театральным шепотом: — Мама, а почему у тех теть белые бумажки, а вот у этой зеленая? Что там написано? — Это рецепт, детка. Не задавай глупые вопросы. Пациентка вышла из поликлиники, зашла в указанную аптеку и подала рецепт. От ее внимания не ускользнула любопытная деталь. Аптекарь, пожилой мужчина с залысинам, протянул микстуру, а ее зеленый рецепт отложил куда-то в сторону, отдельно от других рецептов. — Сколько с меня? — Нисколько. Вы свободны. Следующий. Женщина пожала плечами и пошла к выходу. Голова лопается от проблем, где уж тут нервы решать задачки на развитие логики. Черный четырехугольный громкоговоритель на столбе произнес голосом Левитана: — От советского Информбюро. Наши войска после кровопролитных боев вынуждены оставить ряд населенных пунктов... Люди постояли какое-то время и, понурив головы, разошлись по своим делам. Война только разгоралась, поглощая в свое ненасытное брюхо все новые и новые жертвы. 1941 год приближался к концу. В конце месяца по своему обыкновению в ту самую аптеку вошел врач и сказал аптекарю: — Посчитай мои рецепты... Сколько выходит? Однорукий аптекарь достал счеты с костяшками, просмотрел бумажки с рецептами, пощелкал и назвал сумму. Врач расплатился и вышел. *** Заслуженный терапевт Платон Гигинеишвили дожил до победы и мирно скончался в 1949 году. Во время похорон неожиданно выяснилась удивительная вещь. Для выписывания рецептов и назначений у него было два блокнота: белый и зеленый. Всю войну он выписывал пациентам из семей фронтовиков рецепты на зеленых листках, а другим на белых. В конце каждого месяца он шел в аптеку и оплачивал из своих средств сумму, скопившуюся по зеленым рецептам. Это была его посильная лепта семьям защитников родины, которую он тщательно хранил в тайне. Об этом рассказал тот самый однорукий аптекарь, потому что не было смысла продолжать скрывать тайну старого врача. После его смерти на месте объявления была установлена мемориальная доска — «Платон Георгиевич Гигинеишвили, 1879-1949, известный грузинский врач, жил в этом доме в 1910-1949 г.г.» Автор: Мария Сараджишвили

Черемуха (рассказ)

Я опаздывала. У меня болело ухо. Долго оттягивала визит к врачу, убеждая себя, что все пройдет само. Но вот уже месяц мне было больно слушать музыку в наушниках, а ночью я могла проснуться от того, что правое ухо заложило. В понедельник после работы я отправилась в поликлинику, чтобы записаться на прием к ЛОРу. Ближайшей удобной датой оказался четверг. Заранее отпросившись на этот вечер у начальника, я все равно умудрилась опоздать. Таксист ехал медленно, город встал в пробку: все спешили после работы домой. Погода была мерзкой. Обычная питерская погода в феврале: снегодождь, ледяной ветер в лицо, свинцовое небо и деревья, застывшие в отчаянной безысходности. К счастью, доктор еще не ушел. Я влетела в кабинет, запыхавшаяся и раскрасневшаяся. — Здравствуйте! Я была записана на шесть двадцать пять. Можно? — Фамилия? — строго спросил пожилой мужчина в белом халате, глядя поверх очков в толстой оправе. — Черемушкина. Я осторожно прошла в кабинет и замерла рядом с кушеткой. Стены были окрашены в персиковый цвет, наверное, в надежде, что хотя бы так кабинет наполнится теплом. Напротив двери у окна стоял небольшой стол, заваленный бумагами. — Черемушкина? А вы случайно не из Черемхово родом, которое тут рядом? — Нет, не оттуда. — Как же? — кажется, он был искренне удивлен. Махнул мне рукой, чтобы я села на стул у стола. — Разве не оттуда? Напряжение от удручающе-медленной поездки на такси никак не проходило. Меня начали раздражать эти далекие от моего недомогания вопросы. — Хм, подождите. Есть один маленький городок… — врач прикрыл глаза, размышляя. — Там еще уголь добывают. Р., верно? — Откуда вы знаете? — я вытянулась в струнку, с интересом взглянув на его хитрую улыбку. — Здесь практически никто о нем не слышал. — Может, вы знаете Куйбышевку-Восточную? Я там родился. Я растерянно пожала плечами, виновато улыбнувшись в ответ. — Нет? Хотя это давно было. Теперь это город Б. — Конечно! Я бывала там проездом. Неожиданная встреча с земляком так далеко от дома поразила меня. Оказывается, Земля — очень тесный шарик. — Я там жил с родителями. Знаете улицу Ленина? — его взгляд расфокусировался. — Если идти в сторону Драматического театра, на Загородную, где военное училище… там были двухэтажные дома. А купаться мы бегали на речку. — Да, я знаю этот район. — А ведь здесь никто не ест ягод черемухи, — он внимательно посмотрел на меня. — Но вы же ели? Я кивнула, хотя он и так знал ответ. — А на сопки мы ходили весной за подснежниками. Хотя здесь подснежники — это не то же самое, что там. Совершенно другие цветы. И где мы только не лазили! Строили балаганы, разоряли жидов… — Жидов? — Воробьев, так мы их называли. А балаганы — штабики. Хотя, знаете, балаганами обычно называются охотничьи домики на деревьях, куда убирают припасы, чтобы животные до них не добрались. Штабики. Мы тоже в детстве строили штабики рядом с нашими домами, в самых густых зарослях двора. Стаскивали всякий мусор с ближайших свалок: каркасы железных кроватей, картонные коробки, доски и останки мебели. И если тебя впускали в эти убежища, значит, ты смог заработать авторитет во дворе. — … яблочки, маленькие такие, — мечтательно протянул доктор. — Ранетки? — я попыталась сосредоточиться на разговоре. — Да, ранетки. Настоящие большие яблоки, растущие на деревьях, я первый раз увидел в Смоленске, когда мы семьей ездили в гости к родственникам. А на Дальнем Востоке — ранетки. Еще дикие груши. И виноград. — Моя двоюродная бабушка, кстати, делает из него домашнее вино. Громко тикали настенные часы. Время близилось к семи, за окном стемнело. — В доме над нашей квартирой жила семья, и мой лучший друг — Витька. Мы с ним постоянно летом бегали на реку рыбачить. Однажды без спроса ушли, вернулись поздно. Всю следующую неделю сидели под замком на гороховой каше и чае без сахара. Представляете? Лето, жара, а мы у окошка сидим и вздыхаем. Я улыбалась и кивала в ответ, но мыслями была далеко. Вдруг вспомнилось, как у подруги в гостях мы играли в уборку: она закатывала тонкий палас, отодвигала его в угол комнаты, чтобы освободить старые деревянные полы, покрытые коричневой краской. Я ложилась на спину, поднимала одну ногу, за которую меня тут же хватали тонкие сильные руки. Меня возили по полу, а я представляла себя пылесосом, который вбирает в себя всю пыль. Глупости. Но тогда мы считали это веселой игрой. Такой же веселой, как подбирать с земли зеленые осколки бутылок и воображать, будто это — изумруды. Или рвать с сирени листья, раскладывать на ближайшей скамейке фантики от конфет, и организовывать свой магазин. Чем больше лист, тем крупнее у тебя деньга. Иногда даже не получалось правильно дать сдачу: в нашем дворе у сирени почему-то было много больших листиков, и почти не росло маленьких. В кабинете ЛОРа воцарилась тишина. — Это так неожиданно, — задумчиво протянула я, — встретить человека из своих краев так далеко от дома и при таких обстоятельствах. — Вы знаете, — врач поправил на носу очки, — у меня уже бывали подобные встречи. Однажды в Москве я гостил у друзей, и там знакомый знакомого в разговоре упомянул, что вырос рядом с морем. Когда я поинтересовался, где именно, то оказалось, что рядом с Японским морем. Я тоже там рос, ходил в школу. Возможно, мы даже пересекались, просто не были тогда знакомы. И вот я чувствую запах морских водорослей, что скукоженные лежали на рассвете на каменистом побережье. Моему брату было четыре года, мне — тринадцать. У меня как раз закончилась смена в детском лагере, но мы не уехали сразу домой, а остались в одной из многочисленных бухт еще на неделю. Начинался бархатный сезон. Японское море холодное, но если день выдается солнечный, то купаться в нем приятно. Бывалые туристы знают пляжи, где можно плавать с маской: видимость хорошая, дно разукрашено камешками, растениями и ракушками. Но стоит только солнцу спрятаться за тучу, как ты тут же замерзаешь, выходишь из воды и кутаешься в теплое полотенце. Пьешь чай из термоса, греешься в ожидании солнечных лучей. — Так с чем вы ко мне пришли? — врач опустил налобное зеркало и чуть придвинулся ко мне. — Я летала домой на новогодние праздники. В дороге простыла, и в самолете… — Я понял, — перебил меня доктор, чуть повернул мою голову и заглянул в ухо. — С этой проблемой часто приходят. Перед полетом нужно было использовать капли. — Я пользовалась. Надеялась, что постепенно пройдет. — Хорошо! — он отодвинулся от меня, повернулся к столу и начал что-то быстро писать на квадратной бумажке. Я потянулась за сумкой, положила бумажку с рецептом в кошелек. Врач отошел к окну, заложил руки за спину и уставился в черноту ночи, слишком рано опустившуюся на город. Что он пытался там разглядеть? Ему было около восьмидесяти лет. Держался бодро, но ссутуленные плечи, придавленные к земле грузом воспоминаний, делали высохшую фигуру хрупкой и неустойчивой. На мгновение мне показалось, что все это — мираж. Вот сейчас доктор обернется, и я увижу вместо пожилого человека мальчика, до черноты загорелого, с озорной белоснежной улыбкой. Его детство никто, кроме него, уже не вспомнит. Я смогла почувствовать только отголоски, которые напомнили мне о моих собственных детских радостях. Боюсь, что следующее поколение уже не поймет, зачем нужно лазить по заборам, обрывать черемуху и таскать мусор со свалок. — Что ж, тогда я пойду! — я замялась у выхода. — Но если лекарство не поможет, то я вернусь. — Приходите, — доктор обернулся и с мягкой улыбкой ласково посмотрел на меня. — У меня много историй. Будет, что рассказать. В коридоре было многолюдно: врачи продолжали принимать пациентов даже после окончания рабочего дня. На улице шел дождь. Фонари разгоняли мрак, освещали оранжевым дороги и тротуары. Я поспешила в метро. Взрослеют ли по-настоящему? Кажется, мы навсегда остаемся детьми. Детьми, которым не нужно объяснять, как хороша летом вода в реке, как приятно после знойного дня сесть в тени черемухи, сорвав пару ягодок на закуску. В самом начале мы были одинаковыми. Так что, кто может сказать, как далеко мы ушли друг от друга на самом деле?